Похищенные с Земли 1

"И оставиши душу едину"...
Из молитвы.

В последний день моего пребывания на Земле выпал снег. В окнах деревенской больницы просветлело. Чаща за конюшней огрузла снеговыми цветами. Зелёные ели кружились в вальсе летящих снежинок.
В больнице топились печи. Конюх Егорыч, с утра дёрнувший, посмеиваясь, ходил от стояка к стояку, шурудил кочергой красные угли. Больные старики и старухи, припав к ясным окнам, заворожённо пялились на снегопад.
Сделав обход и приняв амбулаторных больных, я уселся за стол кропать нудные истории. Завхоз Нюша, низкорослая женщина с вечно поджатыми тонкими губами,  выперла всю белохалатную братию перенашивать дрова из саморазвалившегося "костра" под крышу. Больничные работницы неохотно двинулись следом за рыжей кобылой, запряжённой Егорычем в дроги... А я, бросив недописанные истории, накинул поверх халата пальто, нахлобучил кепку и вышел пройтись по первому снегу. Как у поэта: "Я по первому снегу бреду..."
Целью своей прогулки я наметил заброшенную деревню километрах в двух от больницы - там пропадали в садах не собранные никем яблоки. Я решил пополнить свой фруктовый запас к зиме и захватил с  собой сумку.
Пройдя белую чащу, в которой и средь бела дня не рассеялись сумерки, я вышел к подножию обширной горы. Её склон был испещрён кочками, торчащими над снегами. Грязной глинистой дорогой стал я взбираться наверх.
Плоская вершина горы с осени была распахана. На том краю пашни желтели лохмотьями последней листвы берёзы, а под ними виднелись серые крыши мёртвой деревни.
Мне казалось, что я иду под самым небом - так низко просели серые распухшие тучи. При мне не было никакого оружия, даже перочинного ножа. Мысль о том, что оно может мне понадобиться просто не приходила мне в голову... Да и что здесь могло случиться? За четыре года, что я провёл в этих краях, я видел вокруг лишь будничную крестьянскую жизнь, которая заключалась в том, чтобы работать ради продления возможности работать... А если и случались происшествия, то только по праздникам, во хмелю. Жутко перепиваясь, мужики выпадали на время из круга бессмысленного существования. Бабы добивались того же посредством супружеских измен - изменяли скуке убогого бытия. Те и другие потом долго смаковали подробности своих отклонений - тем и жили...
Вообще же народ здешний - смирный, никто первым не накинется, если не дразнить.
Я был ещё далеко от деревни, когда в сумрачном фиолетовом небе бесшумно проплыл яркий световой шар. Описав полуокружность, он медленно упал где-то неподалёку, кажется за домом Вальки-электрика, умершего весной от рака. Некоторое время в серых зарослях кустов дрожал белый-белый, такой необычный свет. Тишина звенела в ушах. Если бы этот шар пролетел у меня за спиной, я бы ничего не заподозрил - его полёт был абсолютно неслышен, как и падение.
Я стоял на дороге с колотящимся сердцем, не в силах двинуться: куда? - вперёд или назад? Что это было? Метеорит? Шаровая молния? Или болид? Ну, конечно, болид!  Вот я "болда"! Мне довелось увидеть такое редчайшее природное явление - болид! А я стою и раздумываю: идти или не идти к месту его падения!... Да завтра обо мне напишут газеты и некоторые журналы, может быть, и иностранные, ведь  я - первый очевидец...
Мой страх, вызванный легкомысленным забвением знания, что Земля это рядовое космическое тело, прошёл сам собой и я решительно заспешил к месту падения небесного гостя...

Я направился по склону горы наверх. В душе ликовал праздник - я шёл к чему-то такому необыкновенному, чего не было и не будет в жизни большинства людей. Неужели я вот-вот прикоснусь к величайшей тайне - неземной, запредельной?! И почему эта удача  выпала именно мне?
Я бы хотел бежать, как в детстве, но я просто шёл, даже и не спеша. Как-то особенно тихо было всё кругом, необыкновенно тихо. О, эти нависшие над заснеженной горой тёмно-серые тучи!... Они стояли так низко, что казалось: я иду где-то в поднебесье, на Памире что-ли...
И вдруг у себя за спиной я услышал душераздирающий крик, детский... Я оглянулся и увидел внизу, на подходе к горе, три существа - два малых ростом и одно побольше. Это были люди - женщина и два ребёнка - это была моя семья. Сынок Андрюша дурачился - орал благим матом, должно быть от скуки.
Я пошёл вниз.
Дети были обрадованы первым снегом. Их радость передалась Анне. Глаза моих любимых родных людей светились наивным  счастием. Жена объяснила, что они пришли в больницу, встретили Егорыча, он и направил их по моему следу. А ещё им по пути попался заяц - белый, как этот снег. Он тихо лежал на снегу, и только одни глаза его выдавали... А потом как дал стрекача!
Значит они ничего не видели, подумал я...
Мы вошли в убелённую снегом деревушку, в которой было как в белых джунглях, и только яблоки краснели и желтели на снегом распустившихся ветках, провисших до земли. Серые избы под пышными, что твои пироги, крышами стояли неживые, зияли чёрными глазницами.
А нам было весело на этом мрачноватом фоне мёртвой деревни - нас связывала Любовь. В первом же саду мы взялись снимать яблоки и складывать их в мою обширную сумку.
Работа по сбору плодов шестилетнему Андрюше и четырёхлетней Танечке скоро надоела, они взялись бросаться снежками, потом побежали лепить снеговика. Хоть один житель завёлся в пустой деревушке, да и сторож... Встал он прямо на дороге.
Уходя, мы оглянулись на снежного "человека".
- Ну, что, брат, не страшно тебе оставаться тут одному? - сказал я.
- А будет страшно, так он к нам домой придёт ночью, - быстро сфантазировал сынок.
- А что тут страшного? Стой и стой себе до весны, пока солнце не растопит, - беспечно посмеялась Анна.
- Грустненько одному, - запричитала сердобольная наша Танечка. - Он рыхленький. Каждый такого обидит, даже совушка или воронка.
- А то инопланетяне, - добавил сынок. - Вот придём завтра, а Томика нашего и след простыл. Украли пришельцы злые...
- Почему Томика? - хотела знать Анна.
- А просто так. Идёт ему имя Томик.
- Томик, Томик! - запрыгала Танечка.
- Том, не грусти! Мы вернёмся!
Мы шли по своим же следам назад, по белой горе вниз - в каком-то гробовом молчании мира, оживляемом только беспечным щебетом и беготнёй наших деток. Они носились по склону, стряхивали на себя снег с заснеженных кустов, во всём находили повод для смеха.
Когда порядком подустали, пошли с нами по дороге.
- А что если он и правда к нам ночью придёт? - спросила Танюша.
- Кто? - не поняла Анна.
- Да Томик. Страшненько нам будет...
- Ну что за "страшненько", Таня? Не коверкай язык. Ты уже не маленькая.
- Да, да, вот придёт к нам Том, тогданько, когда лунушка будет светить, светленькая, кругленькая... Зайдёт Томушка под самое наше оконушко и заглянет в комнату, где я сплю...
- Ну и что дальше? - заинтересовался Андрей.
- А дальшенько ты расскажи. Я своё отсказала.
- Надо же, как у деревенских старух переняла эту их дурацкую речь... - воспитывала или брюзжала жена. - Вот пойдёшь в детский сад, опозоришь нас. Скажут: маленькая девочка, а говорит, как баба старая. Что молчишь, доктор?
- Да ничего особо плохого в этом нет. Потом это само по себе отвалится - за ненадобностью. Съешь лучше яблочко, Аннушка...
Эстафету от младшей сестрёнки принял старшенький. Он взялся заливать, как большой...
- Вот пойдёт папа ночью пи-пи, глянет в оконце, а там - Том! - во все свои каменные глаза смотрит. Мы же ему камушки вставили, камни с дороги. Угольков-то не было.
- А дальше? - спросила Танечка.
- А дальше... Папа как стоял, так и сел. И полез под стол прятаться от Тома. Потому что Том с каменными глазами по ночам страшон до ужаса. Это он днём добрый, грустный, а ночью...
- Хва-атит! - закричала Танечка. - Я боюсь.
- И правда, хорош чепуху молоть, сынок, - рассердилась Анна. - Чего доболтаешь, кошмары приснятся.
- Кому?
- Танечке... Да и мне.
- Том, Том, не приходи к нам! - крикнул Андрейка в сторону деревни, где уже свили гнездо в сизой клубящейся дымке первые сумерки.
- Его этой ночью инопланетяне похитят, - тихо шепнул мне Андрейка. - Это его последний вечерок на Земле.
- Да, сынок... Насмотрелся ты звёздных войн, - сказал я.
- Сынок так и хочет нас напугать. Не Томом, так пришельцами, - сказала жена.
- А что? Не верите?
- Ну всё, Андрюша, смени пластинку. Инопланетяне бывают только в кино.
- И в мультиках.
- Ну да.
Дойдя до больнички, моя семейка направилась к дому, а я - в свой кабинет, досиживать до положенных трёх часов.

Однако на месте мне не сиделось.
- Ну, доктор, как сходилось? - спросил Егорыч, красный лицом от "сугреву". - Висят тама яблоки?
- Полно.
- Я ж говорил. И не смёрзши. Им на ветках и морозец - ни по чём...
- Хочу ещё разок туда наведаться, - сказал я, надевая пальто.
- А чего пешем? Давайте, Рыжоху запрягу. Сразу центнер привезём!
- Нет, в другой раз.
- Хотя верно, луччи завтрея.
Я отправился на гору повторно. Был уже третий час. Я думал: дойду до места, взгляну на космического пришельца и сразу назад. Дома расскажу жене. И позвоню в город... Только куда? Общества по метеоритам у нас нет. В полицию - только посмеются. В военкомат - то же самое. Остаётся - в редакцию газеты. Они, может быть, и приедут, если на месте падения присутствуют недвусмысленные следы...
Энтузиазма во мне как-то поубавилось. Второй раз я на гору шёл уже как будто по принуждению - сам себя заставлял. Передо мной на снегу печалились наши совсем недавние следы...

Тучи висели по всему небу, как эскадра инопланетных крейсеров, снизу нам были видны только их мрачные серые днища. Я шёл и шёл по склону наверх, туда, где, по моим соображениям, упал белый шар. Тишина звенела в ушах. Ни лисы, ни косули, ни зайца не встретил я на своём пути, хотя раньше звери всегда попадались мне здесь. Даже и птицы - сороки, вороны, галки - и те куда-то попрятались. Это обстоятельство насторожило меня. Но не остановило.
Я прошёл тот самый разросшийся ракитовый куст, за которым часа два назад полыхало белое зарево, и... ничего примечательного не увидел. Поле как поле, всё белым бело, ни какой там воронки, ни следов огня... Разве что старая будка стояла одиночным строением на склоне. Вроде бы раньше её здесь не было. Или была?...
Я пошёл к этому шедевру колхозного зодчества, сляпанному кое-как из досок, увенчанному ржавой крышей... Она напоминала мне сельскую кузню. Или это был небольшой склад для хранения удобрений?
Стоп! Я поймал себя на ощущении, что в "кузне" что-то не так. Но что? Чувство было, как при разгадывании ребуса. Ну да! Ржавая крыша... Ведь она должна быть заснеженной. А она стоит голая, красуется своею ржавчиной.
Я подошёл ближе, но ничего примечательно не обнаружил - простое несуразное строение, вот и всё. На оббитой помятой жестью дверине - ручка-скоба. Замка нет. Кстати. окон в строении - ни одного. Понятно: склад... Я дотронулся до ручки, потянул дверь на себя. Она с лёгкостью и, конечно, со скрипом (музыка гимна бесхозяйственности) отворилась. Внутри стоял, клубился невнятно сумрак, но впереди как будто что-то чуть-чуть светлело...
- Есть тут кто живой? - по обычаю русских провинциалов спросил я.
Мне ответила тишина.
Я медленно стал продвигаться вглубь. Пол был как пол - дощатый, неровный. Сумрак передо мной постепенно смягчался и вот я различил в отдалении стоящего при свете лампы у станка одинокого работника в робе. Он был так сосредоточен на своём деле, что и не обернулся в мою сторону. Всё тут было какое-то серо-зеленоватое. Предметов в сумраке затонуло множество - аж глаза разбегались: какие-то станки, рычаги, провода... - словом, производственный цех. И только один рабочий, изготавливающий нечто на своём станке... И нет ему никакого интереса до меня.
Но я такой: уж если вошёл - пойду до конца. И я двинулся к этому слесарю. Тут моё зрение как будто дёрнулось и, словно за кадром, мелькнул другой слой: под реальным изображением таилось какое-то ещё... Мелькнули какие-то чёрные жуки, большие, как люди... У них множество шевелящихся лап, разумные впивающиеся глазки-шарики... И они все не в горизонтальном, а в вертикальном положении. Это на миг мелькнуло, дёрнулось и опять сменилось тем, что я видел: этот полутёмный цех, сосредоточенный работник в робе, стоящий ко мне в профиль... Он освещён так, что черты лица его мне не разобрать, хотя я уже близко - метрах в двух от него. А руки его лежат в светлой области; я вижу его правую кисть, лежащую на какой-то металлической детали... И замечаю... Нет, сперва чувствую, что в этой его руке что-то не так... Но вот что, что? Ах, да! У слесаря на руке шесть пальцев! Так он - шестипалый...  Странно. Я перевожу взгляд на его лицо, и как раз в это время слесарь медленно поворачивает голову в мою сторону (как старинный танк разворачивает башню). И я ужасаюсь увиденному: у него не лицо, а бугристая как у жабы, зеленовато-серая морда с маленькими гляделками, спрятанными в морщины не то кожи, не то панцыря... И я, холодея весь изнутри и обездвиживаясь, вдруг отчётливо вспоминаю слова моего маленького сынка: "Его этой ночью инопланетяне похитят".
У меня оставались ещё какие-то силы, я повернулся и пошёл на выход. Не знаю, смотрел ли мне вслед "слесарь". Может быть он продолжил свою работу...
Меня интересовало теперь только одно: как унести ноги. И поскорее. Я шёл к двери, не оглядываясь. Лишь бы она открылась!
Я толкнул эту чёртову дверь, ожидая, что она заперта, с такой силой, что она едва не вырвалась из ржавых петель. И вышел в поле.
Уже сгустились сумерки. Мир вокруг был тёмный и неясный. Но это был не тот мир, а совсем другой. Я пригляделся, потёр глаза, но ничего к лучшему не изменилось: я стоял на другой планете, похожей на Луну. А "кузни" и в помине нигде не было.

(Продолжение следует)