Адъютант военкома

Адъютант военкома
-----------------------------------------
Ну, как это бывает. ОВИР.  Вызывают и говорят, чтобы в двадцать четыре часа, в пятнадцать суток, через месяц, вашего духу...
А ему и радостно и горько и он  не знает счастлив или, или наоборот - печален, потому что разрешение на выезд, которого добивались много лет, получено. Еврейская лоторея. Рабинович, вы выиграли,  и  не остается ничего другого, как чемодан, вокзал, Брест, Варшава, Вена, Рим, NY...
     Прощаться.
  Здесь и искать никого не было нужно, в пятницу вечером все собирались в Троицком. Он размышлял, как к ним обратиться. Дамы и господа. Леди и джентельмены. Братья и сестры. Чуваки.
- Как вы думаете, спросил он, чисто риторически, существует ли всемирный еврейский заговор? И сам ответил:
- Конечно существует, иначе не стали бы и говорить. И Всеобщим Кагалом сионских мудрецов принято решение спаивать гоев. Во исполнение этого решения, я сегодня оплачиваю выпивку для всех. Жратву добывайте сами.
После чего сделал тот волшебный щелчок двумя пальцами, в результате которого,  из воздуха материализовались два ящика экспортной водки и ящик рижского бальзама.
И когда был выпит уже первый ящик, без всякого бальзама, и почти выпит второй, а буфетчик Шумеев схватил бальзам и унес менять на два ящика водки, и посетители перестали выходить на балкончик покурить, в помещении, большом, как девяностая камера на Володарке в старом корпусе на четвертом этаже, повисло плотное облако сигаретного дыма и почувствовался запах анаши, валютная проститутка по кличке "Нинка-челюсть" спросила:
- Рабинович, а по какому случаю это все, или ты просто понты гоняешь?
Он достал из куртки полученный сегодня лист с разрешеним и сказал:
- Я уезжаю!
В ОВИРе Рабиновичу выдали напечатанный типографским способом обходной лист. Внизу листа мелкими буквами было написано: «Типография Госполитиздат 200000 экз."
«Готовятся суки», - злорадно подумал Рабинович. Секретарша прочитала его мысли и сказала:
- Еще с прошлого раза осталось.
- А почему прокаты. Какое отношение к воссоединению с родственниками имеют прокаты?
- А потому, что в семьдесят восьмом году семья Зигельманов взяла в прокате на улице Солтыса стиральную машину «малютка» и уехала в Израиль. Наши органы напали на их след в Италии. Выяснилось, что в Ладисполе они продали эту машину за сто лир домовладельцу сицилийской национальности, который проживает на улице Д' Ануцио дом 22, а сами, в нарушение обязательства уехали не в Израиль, а в Америку.
Магазинов проката в Минске было шесть. Рабинович начал с проката на улице Захарова. В салоне было пусто, на полу подложив под себя ноги по йоговски, сидел мужик и клеил велосипедную камеру. Он увидел у Рабиновича в руках обходной лист и сказал:
- Падписываць не буду. Нахер оно мне усралася.
- Почему? – спросил Рабинович.
- А як я праверу, браў ты ці не браў?
- По журналу.
- Па журналу за сем гадоў? Хто гэтую херню прыдумаў?
Рабинович дал ему десять рублей. Мужик сказал:
- Чаго ты будзеш ездзіць. Давай я цябе і за іншыя пракаты падпішу.
Подпись в домоуправлении стоила двадцать пять рублей.
- Этому дала этому дала, - сказал Рабинович, вычеркивая домоуправление из списка.
Следующим был военкомат.
- Ну, этим я хрен что дам!
- Я пойду в военкомат с тобой, - сказала жена Рабиновича.
- Зачем ты мне там нужна.
- Я знаю тебя, ты будешь с ними ругаться, - сказала жена Рабиновича и приготовилась плакать.
В военкомате Первомайского района плохо работало отопление. За дверью с табличкой «Военком» в шинели с погонами прапорщика сидела перекисеводородная молодуха со злым красным лицом.
- Вы военком?, - с сомнением спросил Рабинович.
- Нет, - сказала молодуха, - я их адъютант. А вам чего?
- Сняться с учета, - сказал Рабинович и положил на стол военный билет и обходной лист.
- А женщина кто? – спросила адъютант военкома.
- Моя жена.
Адъютант встала из-за стола, и Рабинович увидел, что у нее короткая юбка, а  на ногах, вместо положенной уставной кирзы,  высокие, выше колена, итальянские сапоги на каблуках.
- Ты же наша, русская, - обратилась она к жене Рабиновича. - Ты такая молодая и красивая едешь с ним. Ты не знаешь, что это за люди. Они сдадут тебя в публичный дом.
- Да как вы смеете! – воскликнул Рабинович.
- А с тобой я вообще не хочу разговаривать. Ты предатель родины, - сказала адъютант военкома.
- А вы нарушаете форму одежды, - сказал Рабинович и указал на замшевые ботфорды.
- А что, только вашим бабам такие носить, - сказала адъютант военкома.
- Поехали с нами, - сказал Рабинович.
- Что я там буду селать, домработницей у вас служить?
- А чем вас не устраивает публичный дом? - спросила русская жена Рабиновича.  В Америке в публичных домах девушки зарабатывают очень хорошие деньги.   
- А общежитие там предоставляют? - сомнением спросила адъютант военкома.