Дементьевское золото, глава IV

Текст произведения «Дементьевское золото", восстановленное.


Глава IV.


Как ни странно, с учетом событий дня минувшего, Олаф, спавший спокойно, глубоко, без каких-либо сновидений, проснулся относительно рано. Он лежал на широкой тахте, в комнате, расположившейся под самой крышей большого дома. Красивые настенные часы, висевшие как раз напротив, показывали десять минут восьмого. Солнце давно взошло, в распахнутых окнах виднелось голубое утреннее небо. Олаф встал, увидев лежащий на прикроватной тумбочке шерстяной плед, ровно застелил постель. Вся его одежда, выстиранная и идеально отглаженная, висела на плечиках, зацепленных за крючок, прикрепленный к двери туалетной комнаты. Войдя в комнату, Олаф удивился ее размерам. В отличие от помещений, которые он видел в доме, ее размеры явно не впечатляли. Ванная отсутствовала. Из оборудования наличествовали бежевая раковина, настенное зеркало, унитаз и душевая кабина. Несмотря на то, что все тело после вчерашней бани оставалось чистым, он, памятуя, что дома нет горячей воды, с удовольствием принял горячий душ, завершив его кратким холодным омовением. Почистил зубы заботливо приготовленной новой щеткой, докрасна растерся большим махровым полотенцем, причесался массажной щеткой. Закончив туалет, оделся, залез в свои шлепанцы, и, так как в доме не раздавалось ни одного постороннего звука, стараясь не топать, спустился по винтовой лестнице вниз. Пройдя через гостиную и длинный входной коридор, не встретив никого, он вышел на площадку перед домом. Обогнул дом по уже известной ему тропинке и прошел в беседку.

Ни на участке, ни в беседке также никого не было. Внутри беседки не осталось никаких следов от вчерашнего застолья. Олаф, обратив внимание, что на вишневом столике все приготовлено для варки кофе – пакет с зернами арабики, ручная кофемолка, сахар, три среднего размера медные турки с длинными деревянными ручками, пятилитровая фляга байкальской воды, подошел к печке-камину. Еще вчера он заметил, вдоль фронтальной части камина установлено узкое корытце, заполненное просеянным речным песком. Он убрал в сторону защитную сетку, заложил оставшиеся с вечера дрова вдоль корытца, под них и между ними разместил обнаружившиеся в корзине петушки и зажег их. Сухие петушки и дрова с берестяной корой сразу же занялись веселым огнем.

Вернувшись к столику, Олаф заполнил приемный контейнер кофемолки источающими тонкий аромат кофейными зернами, и, быстро вращая ручкой, перемолол все зерна. После этого положил в турку пять чайных ложек, как оказалось, очень тонко помолотого кофе.  Подумал, объем турки составлял не менее двухсот грамм, и добавил еще две. Сверху бросил семь кусков рафинада, и все залил холодной водой из прозрачной фляги, тщательно перемешал изящной мельхиоровой ложкой. Закурил, взял турку в руки, подошел к печке и стал смотреть, как нагревается бело-желтоватый, видимо почти чисто кварцевый, песок.
Так как количество песка было относительно небольшим, корытце выполнено из тонкой листовой меди, а огонь горел очень интенсивно, процесс продвигался с высокой скоростью. Остывший и набравший в себя за ночь влагу песок первые минуты интенсивно парил. Пар быстро исчез и уже через десять минут над песком стал подниматься отчетливо видимый горячий воздух. Олаф, держа турку за край ручки, возвратно-поступательными движениями «закопал» ее приблизительно на треть высоты. Еще раз перемешал содержимое и начал внимательно наблюдать за процессом. Частички кофе, поднявшиеся со дна, закупорили горловину турки черно-коричневой пробкой. Через пару минут сквозь пробку начали пробиваться водно-воздушные пузыри. Они надувались и беззвучно взрывались с интенсивно возрастающей скоростью. Еще через пару минут к пузырям присоединились гейзероподобные выплески светло-коричневой, слегка желтоватой, очень мелкой и плотной кофейной пены. В момент, когда пена полностью покрыла горлышко турки и вот-вот была готова выплеснуться через край, Олаф быстро вытащил турку и, ложкой пробив пробку, все аккуратно перемешал. Закончив, он снова установил турку в песок. Повторив процесс трижды, вылил содержимое, проигнорировав кофейные чашечки, в большую чайную кружку. Даже визуально было видно, – кофе получился очень крепким, насыщенным. Излучаемый им аромат призывно раздражал притупленные табаком носовые рецепторы. Разместившись в «своем» кресле, которое, как и два других, осталось стоять на том же месте после вчерашнего, Олаф закурил и, с явным блаженством, стал отпивать кофе маленькими глотками.

Докурив сигарету, выпив все кофе, Олаф встал, сполоснул чашку и турку, поставил их на место. Вернулся в кресло, закурил, закрыл глаза, стал раскачиваться и вспоминать события теперь уже двух дней. До сих пор происходящее казалось ему затянувшимся сном. Необычность событий, возникшие практически ниоткуда новые знакомые, сама идея…, все-все, хотя и оставалось непонятным, но, и Олаф четко отдавал себе в этом отчет, в реальности было заманчивым и интересным. Единственное, что по-настоящему его раздражало, так это, очень неожиданная для последних пяти лет его жизни, собственная говорливость.

– А ты что это рано поднялся? – на пороге беседки стояла баба Глаша, одетая в точности так же, как и вчера, – Я вас только в девять собиралась будить. Вон Саша и Сергей-то, еще спят, а Сережа храпит так, что любо дорого слушать!

Олаф открыл глаза, быстро поднялся и встал рядом с печкой:

– Честно говоря, не знаю, но выспался я отлично!

– Ты я гляжу, тут уже похозяйничал? Так, кофе варил? И убрал уже за собой? Надо же! Мне Саша вчера сказал, что ты с матерью живешь, а семья где же, бросил что ли?

– Да вроде так, но и не так… Развелся сам, но долго не уходил. Это меня в конце позорно выгнали, так что теперь живу так, как живу. Уже привык, более того – отчасти я даже доволен, что так все вышло и получилось.

– Это ты зря, Олаф ведь тебя зовут!? Семья это главное! Каково вот жене-то твоей, а детям?

– Дети, слава Богу, уже большие и, как сказали великие китайцы: «Дети родителям не принадлежат», так что пусть живут, как им удобней. Пускай попробуют сделать для своих детей больше чем я для них. Я буду только счастлив. А жена? Со мной сейчас общается младший, он студент, так вот последние три года жена, бывшая жена, его вообще обо мне не спрашивает. Да и до того, как меня окончательно вычеркнули из жизни, лет пять я ее не интересовал уже никак. А живет она вполне, волосы точно не рвет, руки не заламывает.

– Что-то не то ты говоришь…, как это муж и отец мог не интересовать? Такого не бывает, сам, видимо, поступал неправильно?

– М-да…, баба Глаша…, у нас в стране всегда так, чуть что не так – она страдалица, а он скотина. Что ж…, если так удобней…, пожалуйста, да хоть двадцать раз скотина. Мне на это абсолютно наплевать. Хотя и бытует в народе шутка: «Почему из двух влюбленных, один обязательно оказывается стервой!» А то, что я не интересовал, это и мне самому было непонятно, вплоть до шекспировских вариантов.

– И опять не так говоришь, коль наплевать, ты бы иначе выглядел! Согрешил что ли, или она кого приветила?

– С учетом, что меня до сих пор обида душит, когда вспоминать все начинаю, то выгляжу я не просто нормально, а на все сто. Я не смирился, а пережил все, как данность, неподлежащую изменению…, и уже с моей стороны. Согрешил, спрашиваете? Да нет, но именно в этом меня и обвинили, а благоверная моментально этим воспользовалась. В тот раз, хотя это можно было сделать достаточно легко, ни доказывать ничего, ни оправдываться, не стал, пусть сами с этим теперь живут. Я действительно давно сам развелся, все уйти не решался. А приветила или нет, – не знаю, да и неважно это. Если список моих унижений написать, на фоне ее проблем со мной, то лучше бы приветила. Признать список без «него» слишком уж унизительно получится, выйдет, что меня не просто не любили…, минимально не уважали. Неудачника было более чем достаточно…, про имя собственное лучше вообще не вспоминать…

– Ой, как запущено у тебя все… Саша-то у меня, уж как три года развелся, и ничего, живет спокойно, работает, вот недавно с медсестрой познакомился, очень хорошая женщина. А у тебя, вижу, что-то совсем на душе плохо. Получается, любишь ее до сих пор? Может, зря и переживаешь, может и наладится все…!?

– Да, баба Глаша, хорошо у вас и с вами хорошо! Я же вас не знаю и вы меня, поэтому мне не трудно отвечать. Но я, правда, не очень хочу эту тему развивать, уж извините. Вот отвечу, и, давайте, закроем ее…, просто закроем, ладно? Переживаю я не зря. Действительно - любил, люблю, и буду любить. Но, во-первых, когда любишь, то неважно
– срослось или нет. Любить можно и одиноким. Во-вторых, ничего не наладиться, ничего. Гордая она у меня, гордая до дурости. Ведь если ей сейчас меня попытаться вернуть, – значит признать, что я был ужасен в вариантах своих выступлений, но был прав по их сути. Вот на это она точно никогда не пойдет. Да и неважно это сейчас, сейчас дело во мне. Я, наверно, уже не смогу с ней жить, потому что буду смотреть на нее и все время мучиться своими обидами и воспоминаниями. Слишком много их у меня, я ведь не ушел вовремя, вот и накопил на свою голову. Понимаете, баба Глаша, трудно мне будет ей просто верить. Я ведь реально был неправильно прав. Озвучу, понятные только ей и мне, абракадабры – день рожденье «Эвелина», Неудачник, смерть от рака, завтрак на Кипре, милый Сережа, и … это личный бред и кошмар, который будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Михалыч прав, я действительно псих и никуда не могу от этого ни убежать, ни скрыться. Поэтому и живу так, как живу… никак. Уезжал в артели…, потом сидел дома…, писал, писал и писал. Что дальше будет…, об этом не думаю вообще.

– Вот он где! – на пороге возник улыбающийся и совершенно свежий Михалыч, – А я его ищу, пива ему принес, подлечить хотел, а он уже бабу Глашу грузит. Руки прочь! Она нам живая и здоровая, психически не потревоженная нужна.

– Тьфу ты, напугал ирод. И не трогай гостя, тем более он, в отличие от тебя, не такой толстокожий. И слушать его интересно, не то, что тебя, непутевый мой. Олаф, мы с тобой еще обязательно договорим, вижу, надо тебе выговориться. А сейчас я побегу, надо Сашу будить и завтрак приготовить. А ты пока кофе завари, ты же это умеешь!?
– Спасибо вам, баба Глаша. А за кофе не беспокойтесь, через минут двадцать все будет готово…

Баба Глаша, походкой, которая, несмотря на внешне бодрый вид, выдавала ее возраст, неторопливо пошла к дому. Михалыч выставил на круглый стол, все еще стоящий сбоку, четыре бутылки пива «Miller».

– Олаф, давай, бери пиво, очень пользительно для организма! Интересно, чем это ты так бабу Глашу зацепил, а? О чем говорили-то, если не секрет?

– Да какой секрет, Господи! Так, о превратностях любви. За пиво, конечно спасибо, хотя я и подумаю. Ты лучше помоги, намели пару закладок кофе, а я сварю. И вот еще, что я подумал… сегодня тринадцатое и на часах всего только начало девятого. Времени до отлета не так уж и много, так что давай, если вы все это всерьез, возьмем деньги, машину, поедем, и все необходимое купим. Александр нам не нужен, пусть отдыхает и ужин готовит. И еще одно, надо выбрать пару дней и смотаться на Кругобайкальскую железную  дорогу. Я думаю что палатка, дрова, варка для вас не проблема, а вот хоть чуть-чуть попробовать научиться пользоваться альпинистским снаряжением надо обязательно.

– Дельная мысль! – раздался голос Александра, который незаметно нарисовался у входа в беседку. Свежий, идеально выбритый, он всем своим видом излучал благодушие и приподнятое настроение, – Пока вы катаетесь, я с вертолетом все согласую и с железнодорожниками насчет Кругобайкалки договорюсь, есть у меня должник в управлении ВСЖД. Михалыч, ты чего встал и от пива не отрываешься? Тебе же сказали, мели кофе! Я кофе хочу!

– Хочешь, вот и мели сам. А я пива хочу! И что вы все мной командуете!? – Михалыч переместился к своему креслу и сел, – Беспредел какой-то. Могу же я хоть раз – выпить кофе, но не готовить его?

– Можешь, все ты можешь. Тебя послушать, так заездили тебя! – Александр подошел к столику, высыпал оставшийся от Олафа кофе в расписную деревянную коробку, насыпал новых зерен и стал молоть, – На тебя ведь, где сядешь, там и слезешь. Олаф, ты за ночь случайно не придумал, какую деталь мог увидеть Дементьев? Я даже во сне об этом думал, но так ничего и не смог смароковать.

– Надо же, не успели проснуться и опять песни петь надо! – Олаф незлобно улыбнулся, взял бутылку пива, круговым движением открыл крышку руками и сел в свое кресло, – Александр, будь тогда любезен, вари кофе сам, хорошо!? А насчет заветной приметы, ничего я нового не вижу. Хотя одну мысль, которая вчера как-то потерялась, я вспомнил. Нам обязательно нужно взять с собой фотоаппарат. Пленочные нам там не нужны. Нам нужен аппарат, который позволит получать снимки на месте, следовательно, – поляроид, и не обычный, с кадром шесть на шесть, а как минимум девять на двенадцать. Ну а для бытовой истории можно взять маленькую видеокамеру.

– Про камеру я без проблем секу: кино сделаем, фотографий на компе напечатаем, внукам на пенсии показывать будем, это понятно – Михалыч, видя, что Александр уже домалывает кофе, встал и подбросил дров в камин, – А вот зачем нужен именно поляроид, не понял.

– Михалыч, ну что ты меня всегда в тупик ставишь. Объясню я про фотоаппарат… без проблем. Только одно «но» пойми, пожалуйста. Я, хоть и наговорил за эти два дня много чего, но, в моей реальной жизни, я во все это не очень верю, хотя и верю, черт бы меня побрал, абсолютно!

– Нет. Это уже действительно невыносимо! – Михалыч, аж встал из кресла, – Ты сам думаешь, что говоришь? Я честно два дня пережил!? Я старался все понять!? Что не понял, то опустил, а главное – запомнил! Ты же сам сказал, придем в зону – картины увидим, голограммы, сообразим, что к чему – и найдем это таинственное золото Дементьева. А он опять! Верю, не верю…

– Но, это же очевидно, Михалыч, дорогой. Я действительно верю, что такие явления существуют, как и существовал Мессинг. И фотоаппарат нам нужен, дабы если мы увидим нечто необычное, то можно было бы это зафиксировать для последующего анализа. Если увидит глаз, это останется и на пленке. Пусть даже в таком непонятном виде, в каком фиксируются неопознанные летающие объекты на подлинных снимках. Или в виде космонавтов и ракет, вертолетов и прочая, которых рисовали еще пещерные художники. Не верю совсем по другой и не менее реальной причине. Михалыч, ты уверен, что кто-либо из нас троих обладает хотя бы малейшей способностью, соответствующей способностям пещерных художников, Мессинга, Ванги, Димитриуса? То есть видеть то, что не дано другим? Ты уверен, что Дементьев что-то увидел просто так, а не потому, что он был наделен даром это  увидеть? Я в этом абсолютно не уверен. До сих пор я был и остаюсь самым обычным человеком. Может в чем-то умным, может дураком полным, психом, как ты говорил, но человеком из толпы. Более того, неудачником, как говаривала моя жена. В связи с этим вера моя, в неполноценность современных знаний человека, реальна. И сомнения мои, в связи с этим же, с наличествующей неполноценностью собственных знаний и отсутствующей личной уникальностью, не менее реальны, обоснованы. Сам-то вдумайся, сколько раз человечество проходило мимо данных ему способностей и раз за разом наступало на грабли. Ему, человечеству, и это точно был дар свыше, столько раз давался шанс ускорить свое развитие, совершенствоваться, жить лучше и в мире. А человечество? Или в упор не видело эти знания, или использовало это так, что этот дар отнимался, в наказание за то, как он использовался. Один пример Леонардо чего стоит. Как бы жило человечество, если бы все его идеи нашли воплощение в жизнь еще в те годы!?? Остается лишь гадать. А Нобель, разве динамит для войны изобрел? Атомную бомбу пришлось разрешить изобрести, чтобы люди задумались – геополитика геополитикой, но всемирные войны надо заканчивать. Как в мультике – «Ребята, давайте будем жить дружно!» Понимаешь, я до сих пор не уверен, что нам повезет увидеть то, на что мы надеемся. И я, опять-таки, уверен в том, что овчинка стоит выделки. Потому что я реально видел, в здравом уме и трезвой памяти, в тот злопамятный вечер эту картину – зрительные аберрации, «коридор», не упавший и исчезнувший камень. Эти события и весь «бред», о котором я говорил, являются отправной точкой моего согласия ехать с вами. Но не учитывать сомнения я не могу.

Олаф, смутившийся собственной горячностью, замолчал и стал допивать свою бутылку пива. Михалыч молчал, с несколько обиженным выражением лица. Александр, который уже закончил варить кофе, открыл себе пиво:

– Съел, Михалыч? Это тебе не меня осаживать! Ладно, не обижайся, он же не со зла, а действительно заинтересовался нашим делом. И еще, Михалыч, заметил, что я помалкивать стал? Олаф хоть и смирился с ролью неудачника, которым его почти все уже считают, на самом деле далеко не такой. По крайней мере, палец ему в рот точно просто так класть не следует… – Александр одним махом опорожнил трехсотграммовую бутылку пива, выбросил бутылку в корзину, закурил, и обратился к обоим собеседникам:

– Мужики, нам завтрак скоро принесут, давайте поедим и, как предложил Олаф, начнем действовать. Вы поезжайте по магазинам, я свои обязательства выполню. За ужином обсудим сделанное, сегодня есть смысл остаться здесь. И мне и Олафу это без проблем, а у тебя, Михалыч, дома проблем не будет? Два дня ведь тебя дома нет. Сергей, поедете, обязательно в больницу к жене заедь, успокой, с Олафом познакомь, а он пусть про аптечку сам уточнит с ней все детали, хорошо!? Все, давайте стол поставим, не на коленях же есть. Да, Олаф, я абсолютно не против и камеры и фотоаппарата, пригодятся-то точно. А вот почему ты уверен, что если мы и увидим какую-нибудь картину, то ее надо будет анализировать? Мы разве глазами ничего не увидим?

Мужчины начали устанавливать стол, Михалыч занес с улицы выставленные вечером стулья, вынес кресла. Когда все было установлено, все расселились по своим местам.

– Александр, с моей стороны это просто страховочное предположение. Совсем не обязательно, что анализ нам может понадобиться. Если нам действительно крепко повезет, и мы будем видеть нечто новое, вероятно, мы сразу же поймем в чем дело. Но, я же говорил про «эффект» Кашпировского – «шов рассосался» и дядю Васю, а ты упомянул «замыленный взгляд». Это-то реально может случиться: будем смотреть, но не будем видеть. Вот и вся недолга. Я еще один момент вспомнил, который упустил полностью. Аппарат нам будет, безусловно, нужен, но обязательно будет нужно взять и стереоскоп со стереопарами космических или аэрофотоснимков, покрывающих всю очерченную тобой площадь. С максимально возможным качеством изображения и не очень крупным масштабом. С масштабом, на котором четко видно крупные отдельные деревья. С очень высокой степенью вероятности можно утверждать, что они нам пригодятся. Если у вас нет таких снимков, их можно будет взять в Академии, в том же Институте земной коры или в областном геологическом управлении.

– Этого добра, Олаф, у нас навалом, и такого, какого ты просто не видел – Михалыч, приобретший благодушное настроение, открыл последнюю, четвертую бутылку пива, – Помнишь, карту показывали? Видел ли, пользовался ли такими когда-нибудь?

– Да видел, Михалыч, видел. Особенно когда по США ездил на машине. В академии и в геологии у нас таких карт действительно не было. За что, безусловно, вашей конторе отдельное не спасибо. У нас даже случай был в институте, смешной до маразма. Дело было толь в восемьдесят четвертом, толь в шестом. Проходил тогда на Байкале, на базе Института земной коры, двадцатый Международный геологический конгресс. В самом начале американские геологи неотектонисты подарили институту космический снимок Байкальской рифтовой зоны. Шикарный снимок – двести на сто сантиметров, цветной, резкий, даже огороды деревенские видны. Я такого снимка Байкала с тех пор не видел. Стоял он в фойе института все две недели, пока работал конгресс. А вот когда он закончился, наш первый отдел снимок изъял, разрезал на три части, налепил штампов и… засекретил! Не от американцев, а от нас. И вы хотели, чтобы после такого идиотизма вашу контору народ уважал?

– Зря ерничаешь, Олаф – Александр принес турки и разливал кофе, как ранее и Олаф, по большим чайным кружкам, – Дурости действительно хватало, нам, например, всегда было стыдно за наши стукаческие отделы, там у нас и контингент особый работал. Насчет секретности ты и прав и не прав, видимо, у тебя во всем так – хитро подмигнул Александр, – Система должна быть системой во всем. И науку нам зря противопоставляешь. Мы-то знаем истинную цену многим вашим великим ученым, например первооткрывателям атомной бомбы, ракетостроения, самолетостроения, автомобилестроения, даже знаем, как и откуда у нас появился великий автомат Калашникова. Не обижайся, вижу. Тех, кто реально стоил многого, мы уважали, даже когда они под колпаком у нас сидели. Возьмем того же Сахарова…! Очень уж неудобный был для системы человек, но его нельзя было не использовать. Его идеи и выкладки, положенные в основу конструкции наших термоядерных зарядов-слоек, американцам до сих пор технологически не по зубам. А идиотизм, Олаф, в те коды преобладал везде, от самой захудалой деревеньки до политбюро. Лучше толково объясни, зачем нам могут понадобиться аэрофотоснимки?

На последней фразе Александра в беседку вошла баба Глаша в сопровождении водителя Михаила, который нес большой поднос с расставленными на нем тарелками, закрытыми, как и вечером, стеклянными крышками. В отличие от прошедшего дня, Михаил, хотя и был чист, выбрит и безупречно одет, выглядел слегка помятым, как бы потрепанным, в лучшем случае, не выспавшимся. Он поставил поднос на стол и постарался побыстрее исчезнуть из поля зрения полковника.

– Миша, не торопись и не прячься. Я же вчера сам вам разрешил посидеть. Ты, давай-ка, завтракай плотно и через полтора часа готовь машину, поедешь с Михалычем и Олафом по магазинам. Когда их привезешь, то можешь быть до восьми утра свободен. Если все понятно, выполняй. Да, вот еще…! Охране передай, что если они сильно помятые, то пусть пока не отойдут, мне на глаза не показываются. А то я за эти три дня шибко добрым стал, непорядок. Все, иди, выполняй. Ну, баба Глаша, показывай, чем ты нас потчевать будешь?

– Нет, Саша, точно я тебя не узнаю – баба Глаша уже расставила тарелки с салатом из свежих помидоров с луком, заправленных густой, едва желтоватой сметаной, с яичницей из двух яиц, из которой виднелись слоеные куски нежирного бекона. На отдельной тарелке лежали свежие тосты из тонко нарезанного белого хлеба. В маленьких плошках – сливочное масло и красная икра, – И не молчишь, и веселый, и ешь хорошо! И Михалыча с охраной не шпыняешь. И по двору не слоняешься, не зная, куда себя приткнуть. Я даже не нарадуюсь! Позавтракаешь, мужиков отправишь, ко мне приходи, все расскажешь. А то я уже от нетерпения совсем извелась! Затевает чего-то мой Саша, что только затевает, не поймешь…

Баба Глаша повернулась, и гораздо быстрее, чем час назад, пошла назад, к дому. Увидев направляющегося к бане Семеныча, она сердито заворчала, замахав руками:

– И куда это тебя старого нелегкая понесла? А ну-ка иди на кухню, завтраком накормлю. И даже не пытайся пиво искать, нет там ничего. Я еще вчера все убрала, неужели не помнишь, старик ты бесстыжий!?

– Кажется, у Семеныча вчера с пивом облом вышел! – Михалыч за каких-то несколько секунд уже почти полностью очистил свою тарелку, – Есть, за что искренне мужику посочувствовать.

– Угу, пожалел волк кобылу – Александр только-только приступил к завтраку, – Вы пока тут с Олафом пивом с утра баловались, как мне-то бутылочку догадались оставить, дежурный рассказал, что Семеныч вчера тайком умудрился бутылку водки искушать, в бане четыре пива у молодых отбил, а потом за ужином бабу Глашу на соточку расколол. Результат, – уснул на скамейке. Мы тут трепались, а его парням пришлось транспортировать в койку. Он же их еще и обругал! А с утра тяжко ему, вот он пиво и пошел искать. Ничего, сейчас его баба Глаша пожалеет, рюмочку-то точно нальет, а потом весь день будет корить и гонять. Олаф, ну так как там с моим вопросом?

Олаф, покончив с яичницей, только-только приступил к салату. Съев еще часть, он с сожалением отложил вилку в сторону, отпил кофе, закурил:

– Ну, это-то очень просто. Даже если мы никаких новых картин чего-либо из прошлого не зафиксируем, то хоть еще раз по современной геологии и геоморфологии пройдемся. Мы же не на день едем. На таких снимках хорошо видно геологические структуры, особенно в горных районах. Это позволит исключить лишнюю и бестолковую ходьбу. А вот если нечто увидим, тем более.

– У меня снова вопрос… – Александр закончил с завтраком и уже курил неизменный «Житан», перемежая его с кофе, – Почему именно прошлого, и почему тем более!?

– Относительно прошлого, я вчера говорил, видимо, это не совсем четко получилось. Если мы правы в своих предположениях и увидим картину из недалекого прошлого, это только благодаря какому-либо голографическому миражу, обусловленному «памятью» живой природы. Земля живая, но не одухотворенная и в своем развитии двигается только в одном направлении. Она стремится к состоянию покоя, состоянию с минимальной энергией, если хотите даже энтропией. Так как Дементьев точно сдавал самородки, то нас будет интересовать именно гидросеть региона, включая самые мелкие ответвления. А гидросеть развивается только по одному принципу – она стремится снивелировать все – горы, холма, сопки к единому уровню, называемому базисом эрозии. Живая природа в этом месте, опять подчеркну, если и обладает «памятью», то на уровне не более двухсот-трехсот лет. Это максимальный возраст самых крупных деревьев. Все остальное живет там гораздо меньше. Такой возрастной срок для гор – мизер, а вот для речушки, особенно ручейка – минимально, но существенен. Речка могла поменять русло, а ручеек, тот вообще может за этот срок десять раз родиться и исчезнуть. Плюс осыпи, оползни, процессы мерзлотного выветривания и многое другое. За двести-триста лет долины горных рек и речушек третьего, четвертого и более высоких порядков вполне могли претерпеть весьма ощутимые изменения в своей морфологии. Честно скажу, я бы очень хотел хоть в полглаза увидеть что-нибудь подобное. Если такую картину нам повезет увидеть, мы ее сравним с современным состоянием и сделаем вывод, – где и что искать, или, а надо ли что-либо искать вообще в этом месте. Вот и все! И последнее замечание. Именно потому, что гидросеть имеет необратимое развитие, мы, никоим образом, не сможем переместиться во времени сами, на существенное время назад. Потому что, если личное перемещение я, с трудом, но, прилично выпив, еще могу представить, то перемещение назад гидросистемы и гор – категорически нет! Ведь для этого на «место» надо вернуть миллионы, сотни миллионов тонн горных пород. А это уже даже не мистика и не абсурд…

– Олаф, неужели это реальность – какая-то вшивая речка и миллионы тонн? – перебил Михалыч, стоявший у самого огня, хоть и лето, а утром от Ангары тянуло существенной прохладой, – Ты, случайно, не загибаешь?

– Да нет, Михалыч, не загибаю, а скорее преуменьшаю. Реки реально совершают невидимую, но гигантскую работу, которую человеку даже трудно вообразить. Вот, смотри, рядом с Иркутском в Ангару впадает Иркут, текущий с тех самых Саян. Как ты думаешь, сколько он за год породы переносит? Мы ведь можем легко посчитать. Давай это сделаем условно примитивно… – Олаф взял ручку и салфетку, – Рассчитаем кубатуру протекающей воды через линию железнодорожного моста в год. Умножим на двадцать грамм, в двадцать раз меньше чем реально, взвеси и минерализации воды на один кубик, то есть на тонну. Ширину примем за двести пятьдесят метров, глубину, не учитывая глубину фарватера, за два, следовательно, площадь сечения – пятьсот квадратных метров. Скорость течения примем за метр в секунду. И получим: пятнадцать миллиардов семьсот шестьдесят восемь миллионов кубометров воды в год, триста пятнадцать тысяч триста шестьдесят тонн взвеси в год, шестьдесят три миллиона семьдесят две тысячи тонн за двести лет. И это, я позволю себе заметить, только взвеси, без учета перемещенного песка, гальки, гравия, булыганов. Чтобы проще оценить, понять и представить, пересчитаем это все на обычные двадцатитонные Белазы. Для перевозки такого количества взвеси нам понадобится пятнадцать тысяч семьсот шестьдесят восемь Белазов в год или три миллиона сто пятьдесят три тысячи шестьсот Белазов за двести лет. Соответственно, сорок три Белаза в день, или почти два Белаза в час. А помните стартовые преуменьшения? И это только один Иркут. А сколько таких речек стекает с предгорий Саян? Вот тебе и миллионы, сотни миллионов тонн! И каждый ручеек, каждый день «несет» свою лопату. Так что при всем желании личного физического прошлого нам не видать, как своих ушей. На том и успокоимся…

– С ума сойти! Саша, я уже не мальчик, всю страну изъездил, а никогда об этом не думал. Два Белаза в час!? А сколько же несут Лена, Амур? Тихий ужас! Олаф, а почему тогда плотины ГЭС не засыпаются?

– Молодец, Михалыч! Зришь в корень. Все эти «гениальные» социалистические «стройки века», примеру которых последовало достаточно много идиотов во всем мире, еще аукнуться нашим потомкам. И могут аукнуться, ой как тяжело. Возьмем, для примера, наш любимый город. Каким надо было быть недальновидно тупым, чтобы разместить насыпную, поперечную плотину с высотой подпора воды почти в двадцать метров сразу перед городом? А Братская ГЭС, а Усть-Илимская, а Днепрогэс? Строить такие сооружения с расчетным сроком эксплуатации в пятьдесят-семьдесят лет, да пусть хоть сто пятьдесят, это не ошибка, это преступление. Если водохранилищу нашей плотины не грозит быстрое заполнение его водоема приносимыми осадками, слишком мала гидросеть рек впадающих в него, то в отношении Братского я бы таким спокойным не был. Возьмем только левый берег – Китой, Онот, Ока, Ия, около сотни мелких рек. И все являются завершением гидросети всего северо-восточного фаса Восточного Саяна. В привычном для нас режиме «работы» эти реки, конечно, не заполнят осадками ложе водохранилища в ближайшие сто-двести лет. Но климат региона резко меняется, в том числе благодаря тем же самым водохранилищам, интенсивность наводнений резко возрастает в последние десятилетия. Не дай Бог, а если придет лето с затяжными трехмесячными и проливными дождями? Это ведь не только наводнения, но и сели, крупномасштабные сели. И что мы получим, кошмар? Нет, не кошмар, а катастрофу. Резкий подъем воды, сели будут перемещать миллионы тонн грунта, включая и глыбы размером со стандартную хрущевку, как следствие – гидроудары по телам плотин. А Байкал? На береговых скалах Байкала очень много следов, доказывающих, что в течение последних тысяч лет его уровень неоднократно повышался и на метр, и даже на два. Что произойдет, если уровень Байкала сейчас поднимется, да еще и в «скоростном» режиме на два метра? Иркутскую плотину подопрет, чуть ли не втрое увеличившейся массой воды, сливные системы не будут справляться со сбросом излишней воды, а так как плотина насыпная и постоянно фильтрует воду, то уровень фильтрации может превысить допустимый предел и она превратится в гигантскую селевую массу. Про такие города как Иркутск, Ангарск и те, что ниже по течению, можно будет просто забыть. Далее цепная реакция – Братск, Усть-Илим, Богучаны. Ангара, до самого Енисея превратится в мертвую реку. Это катастрофический подход, а присутствует и обыкновенный, чисто технологический. Братская ГЭС, также как и ее нижние аналоги, как плотины на Енисее, Зее, и так далее – фактически бетонный «утюг» между двумя утесами, который строился в спешке, ударными коммунистическими темпами под даты и события, следовательно, – с многочисленными технологическими нарушениями. Уже сейчас отмечается массовое развитие микротрещин. В месте падения сбросовых вод периодически проводятся работы по подводному бетонированию основания. Его просто разбивает энергией падающей воды. А что будет, если климат, действительно изменится радикально? Протяженность водохранилища почти шестьсот километров, площадь суммарного водосбора – сотни тысяч квадратных километров. Если количество осадков увеличится хотя бы на пятьдесят процентов, если существенно сократится период активных зимних холодов, то плотина будет работать в режиме постоянного, аварийного сброса излишков воды. На ее тело многократно увеличатся динамические нагрузки. Кто в этой ситуации сложит голову на плаху и поклянется, что ничего страшного не произойдет? Кто, если он в здравом уме? Я, даже в пределах отпущенной мне жизни этого не сделаю, а уж за двести-триста лет, вообще – гроша ломанного не дам. Если реки, в необратимом порядке, уничтожают целые горные системы, то, что говорить о всего лишь бетонных плотинах. Так что привет коммунистам!

– Вот это, Олаф, тебя и занесло. Ты секундочку подожди, я махом нам по бутылочке пива принесу, у нас же есть еще час до отъезда, и ты мне за коммунистов ответишь… – Михалыч бегом побежал в сторону дома.

– Олаф, просто удивительно, фантастика! – Александр сидел с очень сосредоточенным выражением лица и прямо смотрел на собеседника, – Я никогда не рассматривал жизнь под таким углом зрения. Кто тебя этому научил? Ну не сам же ты этому научился? Я за все свои почти сорок пять лет никогда не видел, хотя и смотрел, того, о чем ты говоришь. Никогда не предполагал, что Земля действительно такая живая, что обычная речка, совсем даже не просто речка. С тобой интересно, но почему же ты так живешь?

– Ты прав, Саша, очень многое, о чем я говорю, я осмыслил сам для себя, но основа, умение просто думать – заслуга моих замечательных учителей. Я действительно сейчас живу очень плохо, действительно потерялся во внешней жизни, но не потерялся в самом себе. Я, хоть и одинокий, хоть и бедный, хотя был богатым и не хочу им быть снова сознательно, действительно счастливый человек. Имея данные, а раз есть данные, то можно построить заново и возможности, я не хочу больше соответствовать правилам и ценностям мира, в котором живу. Я предпочту сам совсем уйти, но остаться в пределах того, что реально значимо, того – чему меня научили. Я по-настоящему везучий человек! Я точно познал  любовь. Ты много вокруг видишь людей, кто может так уверенно и честно об этом сказать? Не в сути ли ответа на этот вопрос все это вселенское ****ство!? К сожалению, я не успел сделать очень многое из того, о чем мечтал, но главное – сделал. У меня порядочные дети и пусть, в силу сложившихся обстоятельств они со мной мало общаются, это уже не важно. Важно, что им многое объяснено, показано, включая страну, мир, заложена порядочная основа, – дальнейший путь, это уже их выбор, не мой, я лишь смогу помочь в беде, если буду жив. И делал я это, пусть не во всем, пусть не до конца, пусть неуклюже, именно потому, что всегда помнил, кто и как меня учил. Ты даже не представляешь, уж извини, какой у меня был дед, а отец!? В те-то, нищие, бедные годы – ты видел, какие в доме отца стоят кинокамеры, фотоаппараты, техника? Они себе ничего не покупали, а меня учили! А какая у меня была бабушка? Как она меня в церковь тайком водила. А моя классная руководительница, Евгеша!!? А институт? Плешанов, Чулков, отец и сын Вахромеевы, Давыденко, великий хормейстер Шарлова! А академия? Мой любимый и незабвенный Андрей Степанович…! А все остальные? Да разве всех упомнишь, вот так сходу…? Нет, Саша, зря опасаешься! Я хорошо живу. Я счастлив и умру счастливым. Я даже недругам своим благодарен, и с ними мне повезло. Они ведь все были очень талантливыми!

– Ага, поет! – Михалыч, вошедший на последней фразе Олафа, раздал каждому по бутылке пива, – Не забыл, за мной вопрос!? Да, Саня, а я от бабы Глаши пендаля получил. Она мне пива выдавать не хотела, хотя Семеныч уже опохмеленный сидит. Пришлось на жалость давить! Так вот вопрос, Олаф - я, между прочим, был коммунистом и билет, как крыса, не сдал. Причем тут плотины и коммунисты? Я точно знаю, что плотины на Ангаре строить придумали не коммунисты, а еще царь. Так что ля-ля не надо, здесь ты в молоко попал по полной программе! И еще, я считаю, что в идеях коммунизма ничего плохого нет, даже не так – это лучшие идеи придуманные человеком.

– Сергей…! – широко улыбнулся Александр, – Я же тебя предупреждал про палец…

– Да причем здесь палец! – Михалыч изобразил невинное выражение лица, – Говорить, пусть говорит, но и пусть не передёргивает.

– А я и не передергиваю. Если я не прав, то легко в этом признаюсь и ребенку. Никогда не стеснялся учиться у кого угодно и когда угодно. Про коммунизм, извини, сейчас не будем, но только сейчас, ведь через двадцать минут нам с тобой выезжать, время не хватит, а вот про плотины…! Да, знаю я, что на Ангару еще в царское время внимание обратили. Знаю! Но, получается, в отличие от тебя, я еще и знаю, почему изыскания царские инженеры проводили трижды, почему никогда не говорили о строительстве в районе Иркутска, а всегда рассматривался район от Падунских порогов и ниже, почему именно Ангара была первой, в списке приоритетных вариантов. В том месте Ангара обладает очень высокой так сказать энергоэлектрической емкостью. И обусловлена она очень большим для равнинной реки градиентом уклона русла. Ведь задумывались не поперечные, а продольные гидростанции, такие, как построены сразу же за Ниагарским водопадом. Поясняю, на одну четверть в реку должны были быть заведены небольшие дамбы, в тело которых помещались заборные трубы большого диаметра, от двух метров и выше. Далее эти трубы, вдоль берега реки, должны были быть протянуты, на три-пять километров. Это обеспечивало за счет естественного уклона реки на устанавливаемых в конце труб генераторах силу подпора от десяти-пятнадцати метров. Река бы оставалась рекой, а цепочка станций вырабатывала бы столь необходимое региону электричество. Люди-то умные были, образованные, а незатасканно обученные, понимали – запрудная станция на речушке это одно, перегородить же Ангару, совсем другой коленкор. Последствия-то – не просчитываются на отдаленное будущее. Вот тебе и гнусный царский подход к проблеме, Михалыч. И главное, Михалыч, что коммунисты не признавали в принципе, хотя во многих вопросах им приходилось с этим считаться по факту, – когда делается дело, его должны делать специалисты, и неважно кто они при этом. Толь коммунисты, толь монархисты. Весь опыт коммунизма доказал – когда развитие технологий, науки и т.д. заменяется или подчиняется идеологическим принципам, оно стократно тормозится, вплоть до состояния стагнации. И можешь мне поверить, я далеко не всегда так думал, а пришел к этому выводу очень даже далеко не сразу. Очень много и долго читать потребовалось…

– Все, мужики… – Александр поставил пустую бутылку на стол, – Время! Пора вам собираться и ехать. Интеллектуальную утреннюю разминку объявляю закрытой. Олаф, я вот что вспомнил, ты же список-то не составил. Это ничего?

– Нет, Александр, не страшно. Я думал об этом, а так как все детали прояснены, то мы с Михалычем не ошибемся сильно в тридцати завтраках, обедах, ужинах и снаряжении. Так же как и тебе, я думаю, не нужен будет список оружия, техники связи и всего остального. Единственное, что нам сейчас реально нужно – это ручка, блокнот и деньги.

– Понял! Ручку выдам, блокнот выдам, а вот, сколько денег-то надо?

– Ну, на снаряжение хватит тысяч пять на каждого, а питание считай, как в артели – сто пятьдесят рублей в день на человека. Вот и исходи из этого.

– Так, значит пятнадцать тысяч снаряжение, пятнадцать питание, итого – тридцать. Нет проблем, сейчас выдам!

– Да вы чего это!?? – вмешался возмущенный Михалыч, – С ума сошли что ли? Вы хотите, чтобы я на сто пятьдесят рублей в день в горах питался? Может, еще и корешки предложите собирать? Я подписался, хоть и на бредовую экспедицию, но я не подписывался жить в Освенциме. Да и снаряжение? Олаф, ты кончай тут свои замашки дешевые распространять…! Добрый костюм охотничий минимум три штуки стоит, а он на пять меня собрался одеть-обуть. Нет уж, господин полковник, заварил с генералом кашу, так и плати теперь по-человечески!

– Вот! Я так и знал, что он заорет! – лицо Александра просто сияло от удовольствия, – Олаф, ты не обидишься, если я ему деньги выдам? У меня давно на накладные расходы, связанные с питанием и снаряжением, сто пятьдесят тысяч лежит, если тебе их выдам, он же умрет от негодования. Посчитает, что ему совсем не доверяют…!

– Не умру, не дождешься. А обидеться – обижусь! И Олаф тут не причем. Ты меня, что – совсем за енота-потаскуна решил держать? Принеси то, подай это?

– Я же говорил! – Александр уже смеялся во весь голос, – Ладно, не бузи, пошли в дом, я все выдам и поезжайте. Да, Олаф, себе из этих денег возьми тысяч двадцать, так сказать в качестве минимального аванса. Со всем остальным позднее порядочно определимся. Так, Михалыч, давай, шевели копытами…!


Все трое направились к дому. Александр и Михалыч продолжали беззлобно пикироваться. Подойдя к крыльцу, они обнаружили стоящую перед ним служебную машину, свежие следы мокрых подтеков свидетельствовали, ее только что помыли. Водитель Миша сидел на лавочке перед входом и спал. Александр прошел в дом, Михалыч и Олаф остались у входа, продолжая курить. Майор, докурив сигарету и выбросив ее в урну, подошел поближе к водителю, наклонился к нему, прислушался к чуть слышному посапыванию молодого и не выспавшегося организма. Хитро улыбнувшись, он выпрямился и рявкнул во всю мощь своих легких:

– Подъем! Застава, в ружье!

Михаил, вздрогнув буквально каждой клеточкой организма, попробовал вскочить, но нога подвернулась, и он упал, сначала на копчик, затем всей правой стороной. Не допуская промедления, он тут же, запущенный вверх пружиной проснувшегося сознания, подскочил и, вытянувшись в струну, без тени смущения доложил:

– По приказу товарища полковника машина готова, товарищ майор! Могу приступить к работе.

– Да… Миша! Молод ты до изумления. Завидую! – совершенно незлобно прокомментировал Михалыч, – А я вот уже разучился просто так на скамеечке спать…

– Свистишь, как Троцкий! – на крыльце появился Александр, державший в руках блокнот, ручку и толстый конверт, – Спать он, видите ли, на скамейке разучился. А кто позавчера в кресле дрых, как сурок? А, Михалыч…?

– Сравнил, называется – иронично откликнулся Михалыч, – Да вы с Олафом, когда трепитесь, почище снотворного, да какое там снотворное, вы хуже операционного наркоза на нормального человека действуете. Ты вот лучше скажи, ты все принес, а? Ничего не забыл, господин полковник? – заметив удивление на лице Александра, добавил, – А сумки, пакеты? Я что, за пазухой все таскать должен?

– А вот это, дорогой, не моя, а твоя обязанность. Что просили, я все подготовил. Что покупать, за то Олаф отвечает, под твоим чутким руководством конечно. А вот во что складывать, будь любезен, позаботься сам. Так-то, господин майор!

– Эх, хорошо быть генералом…! – Михалыч направился к входу в дом, – Где ни облажается, везде ценное указание выдаст, как медом помажет…

– Иди уж и, вот… возьми деньги, положи, как следует, не потеряй. Мои размеры я в блокнотике указал, и не забудь Олафу деньги выдать. И давайте, отчаливайте. Не торопитесь там, все как надо сделайте. Проголодаетесь, в столовой перекусите и Мишу покормите, а я здесь ужин проконтролирую. Ну, все, с Богом!

Александр махнул на прощание рукой и исчез в доме. Михаил, вздохнув, пошел открывать ворота. Олаф, видя, что Михалычу его помощь не требуется, открыл правую заднюю дверь, сел на сиденье, достал сигареты, закурил. Назад Михалыч вернулся только через десять минут. Ворча что-то под нос, он затолкнул принесенную большую, полосатую китайскую челночную сумку в багажник, забрался на место рядом с водителем и скомандовал:

– Давай, Миша, трогай. Куда в городе ехать тебе Олаф скажет, а я перехожу на роль грузчика и кассира. И это, супермаркет справа помнишь…? Ну, перед городом? Во! Не забудь, тормозни, а то баба Глаша все еще ворчит, достал видать ее Семеныч, так пива в дорогу и не дала…

Михаил, как бы чувствуя вину, вел машину собранно и очень быстро, благо дорога в утренние часы буднего дня не была перегружена как попутными, так и встречными машинами. Ему понадобилось всего двадцать пять минут, чтобы доехать до придорожного супермаркета. Михалыч отправился в магазин за пивом. Олаф приоткрыл окно, увидев, что Михаил, предугадав его желание, кивнул головой, закурил:

– Михаил, скажите, если исходить из того, как машина идет по дороге, ваша «Волга» не совсем «Волга»?

– Еще бы! – лицо Михаила озарилось довольной улыбкой, – Вы бы видели, как заводятся на дороге лохи на крутых тачках, когда их «Волга» словно стоячих делает. Двигатель у нее – восьмерка от «Альпины», знаете, есть такая баварская фирма, которая делает тюнинговые «BMW»? На заводе обычно, на такие машины ставят японскую шестерку, а у товарища полковника есть друзья в Нижнем Новгороде, у них своя мастерская, вот они этот уникум и собрали. Коробка ручная, шестискоростная, так же немецкая, как и подвеска, она от шестой «Audi Quattro», не самый идеальный вариант, но зимой очень удобно. Когда выйдете, обратите внимание, заднего моста-то нет. Салон сами видите, все электрическое, база удлинена на пятнадцать сантиметров. Сотню за семь секунд делает, не суперкар, но весьма прилично…!

– Ага, – Михалыч открыл свою дверцу, держа в руках две упаковки по шесть бутылок пива «Miller», – Ты имел неосторожность спросить Мишу о машине? Это ты зря! Он про машины, не хуже чем ты про свои бредни, сутками рассказывать может. Олаф, вот, держи свою упаковку, пей, когда сам захочешь. Миша, я уже сижу, а мы стоим? Давай, автоманьяк, поехали! С чего начнём, как думаешь, Олаф?

– Давай с простого, Михалыч! Пусть Миша сам едет на какую-нибудь оптовку, где есть самый полный ассортимент. Я думаю, что можно даже кольцо сделать: сначала в «Бакалею», затем рынки на «Узловой», потом на «Знаменский», так чтобы в конце оказаться в районе усадьбы Волконских. Там недалеко приличный охотничий магазин есть, где мы наверняка купим большую часть снаряжения. Специальное у «Фанов» поищем, что не найдем, за тем к Горшкову в «Байкалсерфклуб» заедем. Только вот за салом, сыром и маслом точно надо будет заехать на рынок «Новый», я там одну буряточку знаю, она сало солит – блеск! И на ужин корейских деликатесов подкупим, но уже у знакомой кореянки. Да, а когда надо будет к твоей жене заехать, сам по ходу скажешь. Она где работает, чтобы Мише лишнего не крутить?


– Вот еще! Даже не подумаю заезжать. Во-первых, я уже пива, пусть немного, но выпил. А после «командировки», я стараюсь приходить без запаха. Да и в принципе нечего ее баловать, отзвонюсь и достаточно. Я ведь действительно по делам езжу, а не шляюсь, где ни попадя. И не очень уж часто, честное пионерское, мне такое счастье так попить-поесть выпадает! Я же не псих, как некоторые, чтобы от манны небесной отказываться!

– А как же наша аптечка? – не без лукавства напомнил Олаф, – Обсуждали же, что в Читинском регионе, особливо в районе Могочи, где и высоко и места еще те, она нам очень даже может пригодиться!

– Ох, и достали же вы меня с Саней со своей Читой. Прямо, как с малым дитем…! Я же все учел и понял, со всем смирился. И насчет аптечки я вам сказал, – все будет по высшему разряду, включая и твои хирургические бзики и амбиции. Сказал, будет, и я отвечаю. Значит, будет и отвечу.

Пока Михаил подъезжал к первому оптовому рынку, мужики успели обсудить принципиальные моменты и набросать список необходимых продуктов. К удивлению Олафа, который уже много лет практически не ходил по магазинам, тем более по оптовым рынкам, уже через два часа все лежало в багажнике машины. Осталось купить снаряжение и заехать за салом.

Михаил, весьма профессионально лавируя между потоком машин, быстро пересек центр через улицу Карла Маркса, оставил справа музей-усадьбу декабристов. Проехав мимо автовокзала, он свернул направо и, не доезжая до здания охотоведческого отделения сельскохозяйственной Академии, припарковал машину. Перед тем, как покинуть машину, Олаф обратился к водителю:

– Миша, пока мы ходим, приглядись, пожалуйста, вон к той бежевой пятерке. Буквы номера не разглядел, а вот цифры очень даже приметные – три шестерки. Пока мы ехали, я ее не видел, но, хотя может это и совпадение, она третий раз паркуется сразу вслед за нами и всегда в стороне.

– Это ты что придумал, Олаф? – Михалыч резко повернулся к заднему сиденью, – В детстве в шпионов не наигрался? Да кому надо, тем более нашу машину, а ее каждая гаишная собака знает, по городу пасти и наблюдать, как мы жратву покупаем? Вот уж действительно, как говорит Саша – «Пить надо меньше!»

– Да ни во что я не наигрался! Просто привычка внимательно следить за дорогой, а такой номер, волей-неволей, сразу в глаза бросается. И, с учетом порученной миссии, скажу: «Береженого Бог бережет». Я предположил, вам решать, какие меры нужны и нужны ли вообще. Все, Михалыч, выходим. Пойдём снаряжение выбирать!

Последовавшие события, после того, как они вошли в охотничий магазин, уже через пять минут приводили Олафа в состояние щенячьего восторга, а продавцов магазина в негодующий, но молчаливый трепет. Ориентируясь на записи Александра и свои собственные габариты Олаф, менее чем за двадцать минут выбрал нательное белье, включая и термо, летние костюмы, утепленные осенние куртки, шапочки, сапоги, горные ботинки со съемными, пристяжными триконями, войлочные тапочки, всю посуду, термосы, фляги, и стал выбирать рюкзаки и палатку. Михалыч же, соблюдая, настоятельно выбранную Олафом гамму цветов – летне-осенняя маскировочная окраска типа хаки, примерял костюм за костюмом, сапоги за сапогами, ботинки за ботинками. То ему было узко, то ему не по росту, то жмет, то хлябает, то стежки неровные и так до бесконечности. Предоставив Михалычу возможность мучить продавцов дальше, Олаф начал выбирать рюкзаки. Он действительно очень долго не посещал магазины и поэтому наличествующий выбор поначалу поставил его в тупик. Рассмотрев, больше десятка моделей, он, наконец-то, остановил свой выбор на больших, почти девяносто литров объема, современных «баллонах» Санкт-Петербургского ателье туристического снаряжения. Было видно, что в их конструировании принимал участие опытный дизайнер-путешественник: плотная, водоотталкивающая ткань прошита великолепными тройными швами, идеальная линия плотной спины, широкие и прочные лямки снабжены удобными регуляторами, большое количество отделений и карманов. Особенно Олафа порадовали многочисленные приспособления для внешней навески дополнительного снаряжения. Определившись с рюкзаками, он приступил к выбору палатки. Взяв более тридцати инструкций-описаний, присел на раскладной стульчик и углубился в их изучение. Михалыч продолжал возвышаться в центре отдела одежды, вокруг него ворковало четыре продавщицы, а весь магазин уже оглашался радостными возгласами и смехом. Олаф сразу же отбраковал все куполообразные варианты, как пасьянс разложил пять оставшихся и, поборов сомнения, остановил свой выбор на классической четырехместной палатке. Выбранная модель обладала очевидными достоинствами. Комбинированное исполнение: верх и днище из тонкого, но прочного и плотного темно-зеленого брезента, боковины и торцы – из темно-синего парашютного шелка. Легкий, сборный каркас со стальными резьбовыми соединительными муфтами, выполнен из спеченных углеводородных волокон. Двойной набор профилированных крепежных колышков: коротких, длиной пятнадцать сантиметров и длинных, сантиметров по сорок пять, для плотных и сыпучих грунтов.

Еще раз, проверив список и убедившись, что в данном магазине куплено все необходимое из имеющегося в наличие ассортимента, Олаф попросил менеджера выписать общий счет и оказать помощь в погрузке купленного в машину. Направившись к выходу, он бросил на ходу:

– Михалыч, дефиле закончено! Бери, все что выбрал и иди вон к тому молодому человеку. Оплати и следи за тем, чтобы все погрузили, ничего не забудь. Вот список купленного, проверять будешь по нему.
Не дожидаясь ответной реакции Михалыча, Олаф быстро вышел из магазина. Водитель Миша, полуприсевший на переднее крыло машины, заметив Олафа, жестом попросил подойти к нему.

– Вы знаете, Олаф, та пятерка уехала. В ней сидели два молодых парня, где-то моего возраста. Один вышел сразу, как только вы в магазин зашли, купил вон в том ларьке сигареты, сел назад и они сразу же уехали. Ничего подозрительного я не заметил.

– Спасибо, Михаил. Действительно, майор, скорее всего, прав, мне просто показалось. Но, все-таки, пока через еще один магазин на рынок «Новый» едем, посматривай, а вдруг?

Из магазина появился Михалыч, сопровождаемый менеджером и, видимо, всеми продавщицами магазина. Михалыч открыл багажник, левую заднюю дверь машины, встал рядом, скомандовал: «Давай!», и стал в списке отмечать загружаемое приобретенное снаряжение. Покончив со списком, он, не обращая внимания, на заискивания менеджера: «Большое вам спасибо за такую масштабную покупку! Для нас большая честь оказать услугу вашей почтенной организации!» и так далее, протянул ему свою визитку и изрек:

– Не мельтеши. Учти, дорогой, если товар окажется гнильем, я вернусь, и лично тебе не поздоровится. А вот если все отлично, телефон я дал, будут проблемы, ну там бандюги, налоговая, звони, помогу.

Захлопнув забитый до конца багажник, Михалыч сел на свое место. Олаф, поправив съехавшую палатку, левая часть заднего сиденья также была завалена снаряжением, разместился практически вплотную к правой задней дверце. Михаил, завел мотор, и, уточнив: «Я понял, что теперь на Карла Маркса в «Фан-спорт»?» – вырулил со стоянки.

– Ну что, Олаф, Джеймс Бонд ты наш доморощенный, с хвостом определился? Больше глюки не ловишь? Я гляжу, пятерочки-то и след простыл, а?

– Извини, майор, показалось. И на старуху, как говорится, бывает проруха. Хотя, бытует же у вас лозунг – «Лучше перебдеть, чем не добдеть!» – несмотря на интонацию, Олаф выглядел смущенным.

Менее чем через сорок минут список снаряжения был полностью закрыт. У «Фанов» все необходимое оказалось в наличие. Веревки, обвязки, пояса, великолепные титановые крючья и закладки, карабины, жумары, рогатки, шлямбуры, молотки и так далее. Окончательно забив все свободное пространство в багажнике и на заднем диване, так что Олафу почти не осталось места, мужики направились на рынок «Новый». Припарковавшись во внутреннем дворике напротив трамвайной остановки, Михалыч и Олаф вышли из машины, достали сигареты и закурили первый раз за последний час. Через две минуты к ним присоединился и Михаил.

– Так, мужики, – Михалыч достал изящный сотовый телефон, – позвоню-ка я Александру. Предупрежу, что мы запасемся корейскими салатами, пусть учтет для ужина. И предлагаю не обедать, нечего аппетит всякой ерундой сбивать, а потерпеть еще час с небольшим и совместить запоздавший обед с ранним ужином. Возражения имеются?

– У меня никаких, – лицо Олафа приобрело резко мрачное выражение, – а Михаилу вроде, как и не положено возражать. Кроме одного – смотрите, и, не поворачиваясь, кивнул в направлении противоположной стороны улицы Партизанской.

На двадцать метров ниже трамвайной остановки остановилась бежевая пятерка, на заднем номере отчетливо читались три шестерки, в комбинации с буквами А и ВС. На переднем сиденье, опустив боковые окна до конца, курили два молодых, лет двадцати пяти, человека с короткими одинаковыми стрижками. По первому впечатлению они не обращали на конторскую машину и ее пассажиров никакого внимания.

– Могу ответственно доложить, – лицо Михаила также приобрело серьезное выражение, – я, как и просил Олаф, весь последний отрезок наблюдал за теми, кто ехал за нами. Утверждаю, что данной машины на всем пути следования за нами не было.

– И это правда, – Олаф закурил новую сигарету, – как мог, но за кормой старался следить. Какие соображения будут, майор?

– Не будут, а уже есть, – Михалыч раздраженно смял недокуренную сигарету и выбросил ее через кованый забор прямо на газон, – Подождите пять минут, мне надо доложить и посоветоваться.

Он отошел в сторону входа в павильон «Петровский» и минут пять с кем-то разговаривал по телефону. В это время, молодые люди из пятерки, вышли из машины, прошли к ларьку, купили по баночке «Кока-колы», вернулись назад к машине и, присев на задний багажник, начали о чем-то мирно беседовать. Михалыч, закончив разговор, вернулся к машине с сосредоточенным выражением лица. Негромко, но, выделяя каждую фразу, сказал:

– Все нормально. Наша с тобой задача, Олаф, шляться за салом минимум пятнадцать минут. Затем можем ехать, не обращая ни на кого никакого внимания, их отследят. Миша, пока мы ходим, возьми из бардачка сканер полковника и аккуратно, под видом осмотра багажа, проверь машину, особенно с кормы и снизу. Все понял? Действуй, как учили, а мы пойдем более важными делами заниматься, – сало суеты не терпит! Олаф, пойдем, на ходу докуришь.

Высказавшись, Михалыч бодрым шагом направился к входу в продовольственный рынок. Олаф, чуть замешкавшись, поспешил следом за ним. Войдя в помещение рынка, нигде не задерживаясь, они сразу прошли во второй зал, где расположились торговые ряды, изобильно заполненные всеми видами свежайшего мяса. Свинина, говядина, баранина, филе, шейки, антрекоты, ребрышки, суповые мослы, головы, уши – все источало запах свежего парного мяса. Через каждые два-три продавца непрерывная волна мясного запаха перебивалась сильными, сочными ароматами соленого сала. Игнорируя раздававшиеся со всех сторон приглашения о покупке, Олаф уверенно направился к дальней трети второго торгового ряда. Он остановился рядом с пожилой, грузной буряткой.

– Здравствуйте, Марфа Николаевна! Давненько я к вам не обращался. Очень рад, что вы все еще здоровы и работаете.

– Здравствуй, Олаф, здравствуй! И куда же ты запропал, поди, уж года три, как я тебя не видела. Ходил, покупал, выбирал и раз… исчез. Уезжал, поди, однако?

– Было дело, Марфа Николаевна. Так уж получалось, вот и сейчас с Михалычем сало ваше замечательное купим, и опять уеду, а как надолго – не знаю.

– Тебе же надо тоненькое, с прослойками, с чесноком? Подождите-ка минутку, я сейчас схожу, принесу сало, какое надо. На это не смотрите, оно очень хорошее, но не совсем то, какое ты любишь. А вы пока за товаром приглядите – и, быстро перебирая ногами, с детства привыкшими обнимать бока лошади, направилась в сторону подсобных помещений.

– И почему у нее, Олаф? Вон, смотри, сколько сала замечательного вокруг, у меня аж слюни потекли! – Михалыч вертел в руках большой черный полиэтиленовый пакет и тысячерублевую бумажку, – Сейчас сало принесет, обязательно надо попробовать, так и до стола ведь можно не дожить.

– Почему у нее? – Олаф внимательно разглядывал разложенные в ряд шикарные свиные антрекоты, – Не знаю, просто так само по себе сложилось, да и сало, сам увидишь, хозяйка на редкость удачно солит, и боровом оно у нее никогда не отдает. Слушай, Михалыч, позвони Александру, если он ничего еще не затеял на ужин, то давай купим эти антрекоты. Мы их прямо в беседке, в камине замечательно запечем. Я видел, там сбоку решетки-щипцы для барбекью стояли. Как думаешь, идея стоящая, тем более еще ведь к корейцам пойдем?

– А что, это мысль, да и денег еще навалом. Момент, сейчас все узнаю – Михалыч достал телефон и, дождавшись соединения, четко, по-военному, обрисовал полковнику предложение Олафа. Дослушав ответ, удовлетворенно хмыкнул, отключил телефон, прокомментировал:

– Зря боялся, Олаф. Он даже еще и не шевелился, хотя баба Глаша его и спрашивала. Добро получено, берем сразу штуки по три на брата, а это девять получается, и еще штук двадцать на всех остальных. Баба Глаша жирное-то не может, а вот Семеныч и мужики за милую душу их спорят. Обещал, что угли к приезду будут готовы, следовательно, надо еще будет взять зелени и лимонов, пива, водка имеется в наличие.

– С пивом, это ты хорошо придумал, Михалыч. Водку я точно не буду, я лучше по пиву буду специализироваться.

В этот момент вернулась, неся эмалированное, явно тяжелое ведро, Марфа Николаевна. Несмотря на то, что она поставила ведро на табуретку с другой стороны прилавка, как только была открыта крышка, оба мужика сразу почувствовали яркий запах ароматно засоленного сала. Освободив рядом с весами небольшой участок, Марфа Николаевна начала выкладывать на него ленты великолепного сала. Все куски, а их было выложено около десятка, имели практически один размер, шириной в десять и длиной в тридцать сантиметров. Поперек длины, через каждые пять сантиметров они были глубоко надрезаны, до самой, очень чистой, без каких-либо следов щетины, шкурки. И хотя толщина всех кусков не превышала пяти сантиметров, каждый из них, от поверхности до самой шкурки, пронизывался тонкими прожилками бардового мяса. Общий цвет сала легко определялся, как мраморный. Вся поверхность обильно облеплена мелко резаным укропом, смородиновым листом и дольками чеснока, разрезанными вдоль на тонкие пластинки. Помимо этого, каждый отдельный кусочек между глубокими разрезами, был нашпигован, ломтиками свежей морковки и четвертинками того же чеснока. Вид сала, а особенно источаемый им аромат вызывал неукротимое желание немедленно отправить его в рот. Марфа Николаевна большим острым ножом отрезала сначала одну поперечную дольку, затем нарезала ее на тонкие кусочки, положила на чистую салфетку и протянула мужикам для пробы.

Михалыч, не дожидаясь, пока Олаф сделает хотя бы намек на движение в сторону сала, быстро отделил сразу четыре кусочка, и отправил их в рот целиком. Интенсивно работая челюстями, он вынужденно часто сглатывал обильную слюну, блаженно прикрыв оба глаза. Олаф, уже не в силах сдерживать искушение, последовал его примеру. Михалыч, расправившись с первой порцией, сделав успокаивающий жест хозяйке сала, отправил в рот половину оставшейся нарезки. Покончив и с ней, дав Олафу возможность взять два очередных кусочка, он отправил в рот все остатки и, также интенсивно жуя, обратился Марфе Николаевне:

– Вы знаете, Олаф действительно не обманул, у вас великолепное сало! Нам надо было три килограмма, но вешайте все! Какой бы вес рюкзаков у нас не получился, я лишний килограмм такого чуда унесу, даже не пикнув. Такой путь на Голгофу по мне. И еще, помимо сала, нам нужны вот эти ваши антрекоты, тут всего пятнадцать, нам надо тридцать. Найдете, а, хозяйка?

Марфа Николаевна, услышав речь большого, симпатичного, вальяжного мужчины, боясь спугнуть удачу, стала лихорадочно быстро взвешивать сало на трехкилограммовых торсионных весах. Записывая на картонке очередной вес и складывая завешанное сало в пакет Михалыча, предварительно завернув его в прозрачные полиэтиленовые мешочки, она в считанные минуты освободила ведро. Суммарно вышло почти шесть килограммов. Не менее быстро она взвесила лежавшие на прилавке пятнадцать антрекотов, наклонилась под прилавок и извлекла на свет еще столько же. Закончив и упаковав все мясо в два пакета, которые принес Олаф, Марфа Николаевна, удовлетворенно вздохнув, сказала Михалычу:

– Однако все. Хороший день у меня сегодня. С вас за сало тысяча двести, за антрекоты еще две тысячи пятьсот, однако, три семьсот получается.

– Сколько, сколько?? – Михалыч изобразил подлинное негодование, – Вот тебе, Олаф, классические гримасы рыночной экономики, вместо социалистической справедливости. Если бы не генеральские деньги, разве я себе бы такое мог позволить, а?

– Ответ прост, как грабли – Олаф подхватил все пакеты, – При твоей любимой социалистической справедливости, первое, у тебя не было бы генеральских денег, как минимум, и, второе, даже если бы они и были, элементарно просто не было бы не только такого изысканного сала и мяса, просто мяса, как такового! Ты, видимо, так как конторский, в незапамятные времена на рынке часами за перемороженным мясом из костей не стоял. Паек в зубы и доволен? Расплачивайся, и пойдем к корейцам, да еще и про сыр надо не забыть. Спасибо, Марфа Николаевна, до встречи в следующий раз! – Олаф повернулся и пошел к центральному проходу в соседний зал.

Михалыч присоединился к Олафу только через пять минут, когда тот, уже успев поздороваться со знакомой кореянкой, сосредоточенно разглядывал огромный ассортимент острых корейских салатов.

– Сергей, скажи, пожалуйста, ты, что сам предпочитаешь из этого величественного изобилия?

– Олаф, честное слово, по барабану! Я ем все, а все эти корейские штучки употребляю, как закуску, и мне совершенно без разницы что.

– Раз по барабану, так по барабану. А вот мне нет! Я тогда возьму то, что люблю больше всего – морскую капусту с крабом и морковкой, баклажаны, зеленую редьку, и, обязательно, кимчи, с дополнительной добавкой перца в рассол. И раз уж позволено, то по полкилограмма каждого вида!

Кореянка, со сдержанной восточной улыбкой упаковала в отдельные пакетики названные салаты, в пакет с кимчи, зная вкусы Олафа, добавила весьма существенное количество специальной перцовой смеси. Олаф сложил все уже в четвертый пакет, подождал, пока Михалыч рассчитается. Поблагодарив продавщицу, оба направились к молочно-сырным рядам. Без особых колебаний они купили два больших, по полтора килограмма, куска очень твердого «Пармезана». Положив сыр в еще один пакет, мужчины, распределив все пакеты между собой, направились к выходу из рынка. Уже у самого выхода Олаф остановился.

– Михалыч, знаешь, а мы ведь забыли купить сигареты. Предлагаю сделать это прямо сейчас.

– Не, не надо, – наклонившись головой, Михалыч вытер рукавом футболки бисеринки пота со лба, – текущее курево возьмем по ходу в ларьке, а на поездку я куплю позднее на всех, тем более Саня свой «Житан» только у знакомых в «Интуристе» покупает. Ну, что замер на месте, пойдем, посмотрим, что там наш Миша в машине обнаружил.

– А почему ты решил, что он должен что-то обнаружить? – Олаф проследовал за Михалычем через любезно придержанную им ногой входную дверь, – Считаешь, что для такой находки есть основания?

– А как ты думаешь? Я ведь только для виду тебя ругал, а как только ты сказал об этой чертовой пятерке, я сразу уши навострил. Миша прав, она нас не пасла. Вывод прост – или знали маршрут, следовательно, кто-то из нас настучал, что я полностью исключаю. Мы были все вместе, Миша узнал маршрут, уже в машине и никому не звонил, да и вообще, он наш в доску, из того же детдома, что и Саня. Полковник, по наводке бабы Глаши, его в Суворовское еще в детстве определил. Сейчас Миша заочно на юридическом факультете в университете учится. Так что ему мы верим, как себе. Остается одно, – где-то проглядели и нам маячок прицепили. Не дай Бог конечно…

– А почему – не дай Бог? И… – закончить Олаф не успел.

К этому моменту они уже подошли к машине. Миша встречал их стоя рядом с ней. У открытого заднего багажника на земле лежали пакеты и сумки с покупками, переносной компрессор, баллонный ключ. Михаил сразу же стал укладывать все назад, говоря по ходу:

– Машина ушла вниз по Партизанской через пять минут после вашего ухода. Я для маскировки, а заодно и для проверки, давление проверил, колеса подкачал, под днище заглянул. Жучков два, покажу в салоне. Один – координатный маяк, под правым задним крылом сверху прилепили, второй – голосовой, также справа, но под крышкой вытяжной вентиляции на задней стойке. Где нам их подцепили, не могу сказать. Виноват, я прошляпил. Звонил полковник, просил сразу после рынка ехать на базу и не волноваться.

– Миша, не загружай себя! Причем здесь ты, да и мало ли вариантов машину пометить, сам же знаешь. Хотя вина твоя есть в одном – сканировать надо каждый день. И утром, и вечером. Кто сейчас скажет, сколько времени мы из себя радиоведущих изображаем? Важнее теперь будет понять, какая скотина на это решилась, и что из этого следует? А что уехали, так яснее ясного, раз голосовой, значит, они все слышали. Все, поехали, на базе детали обсудим…

Олаф, увидев, что багажник пока не закрыт, раскрыл одну из сумок и достал упаковку алюминиевой фольги. Оторвал кусок почти в метр, он протянул его водителю:

– Миша, заверните этих жучков в четыре-пять слоев, хотя бы с этого момента, не знаю, перекроется ли сигнал фольгой, но что она его точно сильно подпортит – факт.
С прилично подпорченным настроением, уложив все пакеты, захлопнув багажник, мужчины расселись по своим местам, и машина тронулась в направлении Байкальской улицы.

По дороге на базу остановились всего один раз для покупки сигарет. Ехали молча, случая «Русское радио», которое поймал и включил чуть громче, чем надо, Михалыч. Михаил, раздосадованный происшедшим, вел машину уверенно, но хлестко. Периодически, везде, где это было минимально возможно, заваливая стрелку спидометра далеко за отметку ста шестидесяти километров в час. В результате на всю дорогу практически от центра города до Ангарских хуторов ему понадобилось чуть более тридцати минут. Олаф, сам, будучи водителем с большим стажем и испробовавший на ходу не один десяток машин в разных ситуациях и в разных странах, не мог не отметить, что поведение данной «Волги» напоминает езду на обычной так же, как и походка слона напоминает танец балерины. Машина шла четко по задаваемой траектории, без пробоев и раскачки, прописывала многочисленные повороты трассы без какого-либо намека на снос осей. Тяга двигателя была явно излишней, ни разу Михаил, даже на самых крутых подъемах и поворотах, не использовал передачу ниже пятой. Эластичный мотор допускал интенсивные ускорения и в тех случаях, когда скорость снижалась до восьмидесяти километров, без включения низших передач. Свернув с трассы на дорогу, ведущую к базе, Михаил поехал уже спокойно, аккуратно вписываясь в повороты между дачными участками. Как и в прошлый раз, только с чуть большей задержкой, ворота начали открываться. Благодаря возникшей заминке, Олаф понял, что Михаил, в процессе проведенного кросса, воспользовался встроенными под облицовку радиатора синими проблесковыми маяками, четко отразившимися на фоне желтоватых ворот. «Волга» подъехала к крыльцу, на котором их ждал Александр, уперевшись локтями в перила крыльца. Все трое вышли из машины – молчаливые и встревоженные.

– Так, гвардия, чего приуныли!? – Александр был весел и бодр, как и утром, – Миша, командуй разгрузкой, снаряжения перенесите в бильярдную, куда какие продукты положить скажет баба Глаша. Затем принесешь в беседку мясо и все, что к нему надо, опять-таки, по команде бабы Глаши. А вы, господа офицеры, берите пиво и следуйте за мной!

– Мать их…! – Михалыч раздраженно хлопнул себя по лбу, – Пиво-то из-за этих придурков купить забыли. У меня всего одна бутылочка осталась, у Олафа три, кошмар! Теперь полковник мне точно весь вечер покоя не даст, замучит как кошка мышку – и еще раз, также интенсивно хлопнул себя сначала по лбу, а затем по коленям.

– Не боись, майор! Я же знал, с кем имею дело! Как только ты мне позвонил и доложил, я сразу понял, – про пиво ты забудешь. Вот про водку – ты бы не забыл, но водка-то есть. Поэтому сразу же и сгонял охрану в Листвянку, я сегодня только пиво хочу, даже коньяк, а уж тем более водку, не буду. Вот так, майор, два ноль сегодня, и не в твою пользу. Пойдем, Михалыч, не дуйся, пиво уже там… и охлажденное! Так и быть, утешу пострадавших. Да, приблудных «насекомых» не забудьте, посмотрим, что это и с чем это есть можно.

Все трое прошли в беседку. На первый взгляд в ней все осталось неизменным с самого утра. Единственное хорошо видимое отличие заключалось в большом количестве качественных углей, тлевших темно-малиновыми огнями в раскрытом зеве камина. На столике лежали три сетки-щипцы для мяса. Достав из сумки-термоса, и разлив по кружкам светлую «Баварию», все расселись по своим креслам. Александр, помимо кружки с пивом, держал на ладони оба жучка, которые еще у машины передал ему водитель.

– И так, господа офицеры, – лицо Александра, несмотря на инцидент со слежкой, сохраняло возвышенное и радостное выражение, – личную психику прошу не загружать. Ничего смертельного и непоправимого пока не произошло. Номер пробили, он левый, что неудивительно. Парням этим, видимо по сотовой связи сообщили, что вы их обнаружили. Да, Олаф, очко в твою пользу. Ты же первый внимание обратил, неожиданно, но факт, молодец! Потому они и сорвались с хвоста. Их провели до Комплекса, там они машину бросили и растворились в толпе на Урицкого. Дальше их отследить не удалось. Машина пустая, вел и слушал вас кто-то другой, кто – вопрос. Лица скрывшихся срисовали, по нашим базам они не проходят. Это еще один вопрос – кто. Сейчас машину на пальчики проверят, но я думаю, и это нам ничего не даст. А вот еще и их прибамбасы – редкие и дорогие вещи, такие и у нас наперечет. Следовательно, пасли нас ребята не с улицы, не бандюги, люди видать серьезные. Генералу я уже доложил, он хоть и не знал о типе примененных жучков, сразу же сказал, что это так. Просил через час после вашего прибытия доложить свои соображения по данному поводу. Значит, перед очередным докладом, хочу выслушать ваши соображения, господа офицеры. Что посоветуете, хлопцы!?

– А что тут советовать? – Михалыч раздраженно встал и стал наливать новую порцию пива, – Мне уже нравилось – и идея ваша дурацкая, и снаряжение классное купили, я такую шляпу себе подобрал! Про хавку, я вообще молчу, мечта идиота. Но то, что НАС…, как последних лохов по городу водят, уж извините, мне это не нравится, а бесит. И последнее, я был против сначала, а вот теперь, назло этим козлам, хочу это дело до ума довести. Это мое мнение, что дальше делать – ты начальник, ты и решай теперь.
Михалыч, закончив столь эмоциональный монолог, долил кружку доверху, сел в кресло, закурил и стал демонстративно раскачиваться.

– Ну, а ты что скажешь, Олаф? – полковник также встал за добавкой к пиву.

– А что я, разве мое мнение будет играть хоть какую-то роль? Мне представляется, что я некомпетентен в решении данного вопроса.

– Вот это ты точно – зря! – Александр вернулся на место, – Во-первых, реализовалась твоя «неопределенность». Во-вторых, это означает реально возникший уровень опасности. В-третьих, ехать с нами или нет, – это только твое решение, здесь мы приказывать, не имеем право. И, последнее соображение, – до сих рассуждения твои были логичны и полезны, более того, уже сбываются, так что давай, колись, предсказатель.

Олаф внимательно посмотрел на мужиков, допил залпом оставшееся пиво, встал, снова наполнил кружку, и, подойдя к камину, начал отвечать:

– Хорошо, Александр, буду отвечать, как и ты – по пунктам. Значит так, во-первых, ехать или не ехать!? Я ответ дал – я еду, если, конечно же, вы не откажитесь от этой идеи в принципе. Во-вторых, уровень опасности. Мне немного грустно, что я угадал, но это ничего и не меняет, ведь…, то, что это будет опасно, так или иначе опасно, было ясно еще два дня назад. Другое дело, что эта опасность, по крайней мере, лично для моего разумения, приобрела совершенно другую качественную окраску. Это самый важный для нас момент, момент, определяющий все последующие наши действия по реализации поставленной задачи. И вот почему. И это почему я разделю на два уровня – бандитский и государственно-бандитский.

– Олаф, – Михалыч прекратил раскачиваться в кресле, – я же уже тебе говорил, про бандитов можешь забыть, а ты опять туда же.

– Михалыч, коротко у меня не получится, так что не перебивай. У нас уже меньше часа, а Александру докладывать надо. Если буду говорить глупости, а я ведь в тонкостях ваше дело не знаю, то покажи жестом, но дай мысль договорить. Условились? Ну, а теперь первое из двух почему. Извини, Михалыч, я прошлый раз пропустил мимо ушей твое замечание о бандитах по одной простой причине. Дураков всегда хватало, а это значит, что вы, конечно же, их сделаете, но пока это происходит, некоторым конкретным субъектам, нам с тобой, например, успеют отстрелить башку. И, поверь, меня больше интересует последнее, чем первое. И, судя по всему, мы имели с тобой в виду разных бандитов. Я работал по золоту и знаю,  в стране треть, если не половина добытого металла идет по левым, читай бандитским схемам. И занимаются этим как, ну скажем, частники, так и государственные «деятели» очень высоких рангов. Это не факт, в нашей стране это уже аксиома. Так вот, чисто бандитский вариант местного разлива, для нас самый простой и предпочтительный. Не секрет, что в нашей области все предприятия, кто добывает золото, находятся под самыми разными «крышами». Это и ваша контора, и братские, контролирующие чуть не половину Бодайбинского района, и, так называемое, «ингуш-золото», плюс «мелочь» местечкового разлива. Если это они, проблемы наши минимальны. От дурной пули никогда и никто не убежит, а вот в случае прямого столкновения против вас действительно у нас в области никто не попрет. Дополнение «ужасов» по ходу, относительно дурной пули. Эту пулю могут выпустить не только те, кого я назвал, а и дикие, так сказать «сами по себе», старатели, на которых мы вполне можем натолкнуться. Это соображение, не внятно озвученное мной ранее, частичный ответ Александру, мол – «Зачем так вооружаться?» Как-нибудь расскажу, как это было в моей жизни. Ну и, наконец, второе, то, что реально будет опасным, смертельно опасным для нас – государственный бандитизм. Извините, господа, это касается и вашей конторы, и ей подобных. Конкретно вашу контору можно исключить по факту ее присутствия здесь, а вот можно ли исключить ваших московских «хозяев» – об этом вам видней. Другие же конторы…? Исходя из моих, прямо скажем, ограниченных знаний, могу предположить только две основных. Почему? Это то, что против нас использовано редкое, эксклюзивное оборудование, и еще одно… – эти люди должны быть, то, что называется «в теме». Иметь «традиции» работы с золотом или по связанным с ним направлениям, и, обязательно, на очень высоком уровне. Соответственно, явно отпадают: вся бандитская мелочь, все, кто связан с транспортировкой, первичной аффинажной переработкой, с «ювелиркой» во всех ее проявлениях. Никто из них не может так серьезно «работать» в вашей организации. Это могут быть: или ваше верхнее руководство, о чем я уже сказал, или ГРУ, может и ФСО. Всех остальных, кого могу предположить, ну там ФАПСИ, МВД…, отметаю, у них просто не может быть против вас таких реальных возможностей. В связи с этим…

– Извини, я все-таки тебя перебью, Олаф. – Михалыч поставил на пол пустую кружку и не стал вставать за новой порцией, – Про нашу контору можешь не волноваться. Уж что, а этот вопрос Саша с генералом отработают полно, он действительно получается первым вопросом. ГРУ…? Мы хоть иногда и живем друг с другом, как кошка с собакой, но им-то зачем? А вот ФСО, по-моему, вообще не причём, им и так есть чем заниматься, они «тела» катают и хранят.

– Михалыч, отвечу, но устал повторять, – я действительно не знаю реалий, тем более деталей, относящихся к таким организациям. Почему ГРУ? Чисто логическое допущение, базирующееся на следующих предположениях. Первое, – возможности Главного разведывательного управления не только не ниже чем у вас, а, я так думаю, во многом выше и качественней. Второе,  они всегда были связаны и работали с большими объемами «левых», хоть наличных, хоть безналичных, денег, золота, алмазов. По тем же поручениям ЦК КПСС. Отсюда и вывод: а почему бы им не использовать свой опыт ныне, для решения и государственных проблем, и сугубо личных, что очевидно. Достаточно посмотреть, как живут почти все генералы при власти из всех ведомств в Москве. Аналогично и на счет ФСО. Да, Михалыч, вроде бы службе охраны не до золота. А мне, дилетанту, не все представляется таким простым. Есть же у них отделы аналитики и своей разведки. Не уверен, но думаю, что есть. Плюс борьба за власть, ресурсы, финансы и свое личное будущее. Последнее я отношу и к Президенту. Практически по всем ключевым направлениям он расставил своих людей. Казалось бы это нормальное явление, а вот в условиях моей страны – нормальное ли? Да нет. Внешне борьба за крепкую страну, наезд на олигархов, начало экономического роста и прочее…, а, по сути…? Да то же самое, что и раньше – перераспределение, используя полномочия и возможности аппарата, прежде всего собственности и денег, будущего статуса. Просто ныне это делается более грамотно, с точки зрения пиара для народа, без нарушения принципа – «Пипил хавает!» А тут на горизонте всплывает такая многообещающая возможность – ожившая легенда! И не где-нибудь, а в реально золотоносном регионе, на который «москвичи» еще в начале перестройки глаз положили. Ну и плюс, упомянутые технические возможности, они-то у них имеются в избытке. Наличие чего-либо другого, типа там ложи «Сионских мудрецов» я просто опускаю. Такая могущественная подпольная организация будет объединять в себе все и всех, и узнать об этом мы сможем только по факту, и то если мы ей каким-либо боком понадобимся, или если нам перед смертью ради куража представятся. Вот и все мои основные соображения…

– М-да…, Юхансон, – от благодушного выражения лица Александра не осталось и следов, – умеешь ты, черт возьми, настроение испортить. Со многими аспектами можно спорить, хотя смысла никакого нет. Генеральное направление размышлений ты очертил правильно. Про бандитов и нашу контору я уже думал, тут с твоими выводами полностью согласен. ГРУ, ФСО…, я почти уверен, что это маловероятно, а вот не учитывать такую возможность точно уже не смогу. Но чем ты меня просто убил, так это совсем не смешным рассуждением о масонах, я в этом направлении и думать-то не пытался, а зря. Есть у нас эти гаврики, и не одна, и даже не две мощнейших организации, куда действительно входит каждой твари по паре. Ума не приложу, как теперь с генералом-то разговаривать!?? Ему это все скажи, он нашу лавочку тут же прикроет. А я этой идеей зоны уже заболел. Скажи, Олаф, что бы ты посоветовал, именно ты, как человек со стороны? Чтобы ты сделал на моем месте, если бы не хотел отказываться от идеи и пошел бы на риск!??

– Да, Александр, – Олаф неожиданно стал потихоньку раскачиваться в кресле, как ранее Михалыч, – вот именно, если бы пошел на риск. Что-что, а вот от него, проклятого, теперь уже никуда не деться. Но эта тема ясна и ее мы закрыли. А вот относительно классического русского вопроса – «Что делать?», даже не знаю… одно хорошо, не надо искать ответа на второй такой же вопрос – «Кто виноват?»… Знаете что, мужики, ничего лучшего, чем явная, вызывающе явная легализация задачи я придумать не могу. Все вопросы она не снимет, но руки любым нашим «доброжелателям» свяжет весьма прилично.
– Извини, Олаф, теперь уже я не понял, – Александр поднялся, подошел к вишневому столику, присел на его край, – Что ты имеешь в виду под легализацией, тем более, – вызывающей…!?? Объявление в газету, что ли дать!?

– Упаси Боже, в газету. Да после этого туда вообще можно не ходить. В очереди страждущих искателей золота стоять прикажешь потом? Нет, я имел в виду не это. Просто исходим из элементарной логики и простой схемы, не обсуждая ее деталей. Нас – пасут? Факт. Пасут,  потому что все знают и это им интересно? Факт. Нас хотят, уже хотели, использовать втемную? И это факт. Нас будут стараться использовать тайно и дальше, так как основные детали они знают не хуже нас, но не знают моих деталей, и не знают степень риска на местности, поэтому дают нам возможность действовать дальше. Думаю, до отлета за нами более слежки не будет. Когда замаячит результат, или, что очень уж плохо для нас, когда убедятся, – следуем на выбранную площадь уже реально, то, или пригласят к сотрудничеству, и мы не сможем отказаться, или ликвидируют. Вариантов наших действий в таких условиях – два: все бросить, или продолжить, признав увеличившийся риск, как данность. Бросить – мы отмели. Осталось – продолжить. Следовательно, задача максимум – снизить, минимизировать риск для себя. Лично я вижу только один способ решения этой задачи, а именно: ваш генерал издает не полностью секретный, а что-то типа «для служебного пользования» приказ о создании оперативной группы для заверки на месте и проверке реальности фактов, полученных в ходе следственной работы с моей персоной. Начальником группы назначаешься ты, а Михалыч придается в виде усиления, меня официально оформляют в виде научного консультанта, тем более, что ученая степень у меня есть. Ваш же генерал, информирует об этом приказе надежного человека в Москве, который не широко, а так же для «служебного пользования» доносит эту информацию ограниченному, но не до предела, кругу лиц. В приказе обязательно указывается, что в случае завершения расследования успехом, материалы о наличие государственных полезных ископаемых передаются в соответствующие учреждения и ведомства.

– Олаф, я понял полет твоей мысли. Здорово. Это действительно может оказаться очень эффективным, несмотря на кажущуюся простоту и неочевидность – судя по всему, к Александру явно возвращалось отличное настроение.

– Саня, Олаф, – настроение же Михалыча явно оставалось ниже среднего, – можете надо мной смеяться сколько угодно, но я совершенно не догоняю, а каким же это образом такая бумажка прикроет мою задницу, да еще и ваши?

– Серега, дорогой мой Михалыч, – полковник развеселился еще больше и искренне, – прикрыть она, конечно, ничего нам не прикроет, тем более задницу. Но вот утереть ее точно так просто уже не получится. Расшифровываю специально для тебя, как одной из главных составляющих нашего проекта, что придумал Олаф. Раз наши невидимые друзья все так хорошо смогли про нас узнать, то про этот-то приказ, который будет известен всего-то десяти-двадцати лицам, но каким, на каком уровне! – они узнают сто процентов. И сто процентов будет понятно, что мы выполняем государственную, в силу обстоятельств пусть и временно секретную, но не частную задачу. Отсюда вывод, Михалыч, нас надо или опережать, а это уже очень трудно сделать, или идти с нами на переговоры о сотрудничестве. А просто так отстранить, даже убрать, пристрелив – уже нет смысла, никакого. Ведь тема-то озвучена, тайные действия уже бессмысленны. При таком раскладе в любом случае большой огород городить надо. И, предугадывая твой вопрос, Михалыч, так как у нас пока есть право «первой ночи», мы уж как-нибудь сумеем немного сделать лично для своей команды, а потом с чистой совестью, если там будет очень много всего, – все передадим в руки государства. Вот уж воистину – все гениальное просто. Молодец, Олаф, день еще к вечеру не подошел, а уже два ноль в твою пользу. Все, мужики, покурите тут минут пятнадцать, я сейчас отзвонюсь, доложу как порядочный, а потом будем мясо жарить, пиво пить, и, помнится, Олаф, Михалыч обещал с тобой разобраться по поводу коммунистического воспитания. Готовься «петь», а эту тему на сегодня полностью закрываем. Ясно, она решаема, раз решаема – решим. Все, я быстро, ждите!


Рецензии