Письма счастья

Письма счастья.
Из истории Пустыни, её жителей и немного личного.

И где моей тропы начало,
Где двери с притолокой той,
Что ежегодно отмечала
Мой рост короткою чертой?

Её начало в песнях мамы,
В лугах за Андобой-рекой
В той стороне моей, той самой,
Что называют костромской...

Мария Комиссарова

   Если вы замечаете в себе нечто необычное, отличное от других, то поищите себя в своих предках. Уверяю вас, вы откроете для себя нечто интересное.
   Только сейчас, по прошествии стольких лет, я начал осознавать судьбу и характер своей бабушки, насколько повлияло на неё то место, где она родилась. Чем сильнее, сакральнее место нашего рождения, тем сильнее оно влияет на всю нашу жизнь. Верующие говорят о намоленности места. Не знаю, может оно и так. Ауру создают сами люди своими мыслями, словами, делами. Таким местом была и Пустынь, деревня в Костромской области, где родилась моя бабушка, Павлова Екатерина Фёдоровна. Именно она стала скромным, добрым и суровым наставником первых лет моей жизни. Единственное, что я у неё не перенял, - это её религиозность. За что и благодарен ей. Хотя  влияние это на меня было огромным.
Именно об этой стороне её жизни я и хочу рассказать.
   К своей бабушке до самой её смерти я питал самые добрые чувства. Мы столько времени провели вместе. Благодаря ей у меня было самое счастливое детство, незабываемая деревня, куда она возвращалась к своим корням, а я открывал свою  земную человеческую Вселенную. Это был мой воистину восторженный ренессанс, где я познал свои первые шаги к природе и своей первой любви. Здесь я ощутил всю красоту русского раздолья. Где-то в глубине и моей души просыпалась память моих предков.
   Именно там, в Пустыни, среди угрюмых старообрядцев, которым зачем-то когда-то построили школу, интернат, клуб, сельсовет, маслозавод, начал и я обретать  черты задумчивости, любви к размышлению, склонности к некоему расколу, неприятию официальной власти, какой-то нелюбви к прогрессу, к иностранному. И наоборот, - любви к истории, любви ко всему русскому, старинному.
   К моему приезду в деревню, а было это в 1982 году,  из общественных строений целыми были  лишь магазин, да иногда открывающаяся  деревянная старообрядческая церковь «Иконы Казанской божьей матери». Я всегда спокойно отстранённо относился к  культовым сооружениям, считая их частью своей культуры, но не более. Людей входящих туда со своей верой я не считаю чем-то отличными от себя. Сложность жизнеустройства, я считаю, оставляет за каждым право этой свободы.
   Так вот, в мои первые приезды в деревню ещё доживала свои дни ферма, где разводили телят. А их, как мне показалось было голов сто. Последним пастухом стада был дядя Саша Кокарев. Он был уже стар, а смена, как говорится не пришла. И вот, я вспоминаю себя десяти-тринадцати лет, городской житель, уже разъезжаю на лошади, которую звали Романтика, помогаю старику пасти стадо. Страха не было. Но тяга к труду и помощи другим уже тогда была моей жилкой. А, может быть потому, что бабушка моя была из старообрядцев?  Труд мой деревенские жители оценивали по-достоинству. Я участвовал и в сенокосах. И мне платили — кто три рубля, кто пару серьёзных вобл!
   9 октября 1922 года в семье пустынских староверов (?) Фёдора и Пелагеи родилась девочка. Первенец. И вполне могло случиться, что по именинной традиции могли назвать её Фёклой или Акулиной, но что-то иное взяло верх. И назвали по-модному — Катей. Екатериной. Именем, значение которого восходит к греческому «Экатерини» - вечно чистая. А, может быть по любви народной в честь Екатерины II — Императрицы?
   А модным потому, что  к концу 19 века это имя стало одним из самых распространённых в среде простолюдинов. А в Москве в период 1900-1909 годов имя Екатерина было на 4 месте по  популярности.
   Произошло это ещё и потому, что  семья планировалась(?) многодетной, и скорее не в староверской, а в русской традиции. Всего в этой семье появилось на свет  семь сыновей и две дочери. Екатерина, Елена, Алексей, Константин, Николай, Виктор, Александр, Владимир, Анатолий. Вот как велико было русское семейство Павловых.
   Пустынские места очень древние. До сих пор там стоит старинная церковь Иконы Казанской божией матери 1908 года постройки. Первоначально это был деревянный  старообрядческий молитвенный дом 19 века, вероятно, белокриницкого согласия. А ещё ранее на этом месте был небольшой Успенский монастырь, прекративший своё существование ещё в 16 веке! (Материалы для археологии!)
   Приезжая в деревню в 80-х годах, я застал деревню ещё живущей. Но мог ли я, будучи  ребёнком подумать, что деревня доживает свой век? Что мой ренессанс совпадёт с её закатом? Красивое мощное двухэтажное здание интерната посреди деревни уже давно было заброшено. Я заходил в него. На земляном уже полу ещё валялись тетради с прописями, диктантами, давшие кому-то счастливые билеты в новую жизнь. Я прикасался к этому, как к чему-то необъяснимому, а может к обыденному. Тогда вопросы обречённости у меня ещё не возникали. Такими же брошенными были здания школы и сельсовета, где стены, наверное, ещё до сих пор хранят наши любовные послания. Видно было, что жизнь оттуда ушла уже давно. Прежняя жизнь. А новая не зародилась.
   Давно уехали из деревни и все Павловы. Сыновья в Кострому, а дочери в Ленинград. За деревней возле подозёрка стоит такое же заброшенное кирпичное здание бывшего маслозавода. Казалось бы, вот оно — всё есть, живи, строй! Ан нет. Не срослось что-то в деревенской мечте. При первой же возможности  все покидали деревню. Жизнь городская развивалась стремительней и имела больше притяжения, чем деревенская. Время деревень уходило. И начало 21 века подтвердило это.
   Молодая поросль не прижилась здесь, и все эти школы, интернаты, сельсоветы, клубы так и не стали для людей их новой жизнью, их новыми храмами. Для этого нужно нечто иное. И только почерневшая от времени церковь стоит, как памятник непреходящего начала...
   Что-то тёмное в этом свете, сидящее глубоко в глубинах русской души можно разглядеть. Разглядеть — да. Понять — нет.
   Год за годом после Екатерины рождались дети. И уже подросшая, она была главной няней для самых младших. Ей бы в школу идти, ан нет — дела домашние, братья младшие. А хотелось ей туда неимоверно! Ведь там о новой жизни говорилось, а главное — раскрывалась суть написанных в книгах закорючек- букв, за которыми скрывался кладезь неведомых знаний, интересных до жути! Бывало, убежит  в школу, а мать придёт прямо посреди урока и ищет её в классе, а она прячется  под партой. Мать найдёт её, прямо так пальцем поманит, и домой уведёт. Не бесовское ли занятие это, учёба?
   Так и вышло только четыре класса с горем пополам. В жизни прошлой, которой жила страна ещё до революции это ничего бы не значило, а в жизни происходящей это значило уже многое. Новая жизнь открывалась тем, кто целеустремлён в общем потоке общественного строительства, кто проникся идеей коллективного труда, кто внедрён в новую культуру, быт, кто активен, любит познавать, читать, мечтать, стремиться. Для этих людей новая жизнь означала многое. А школа всему этому задаёт старт. Не будет старта, как ты поймёшь — куда бегут все эти люди?
   И пойдёшь по своим мещанским делам. Отрешённость, замкнутость, религия. Приезд в Ленинград. Макаронная фабрика. Муж фронтовик, старше на десяток лет. Кириллов Никандр Иванович 1910 г. – 1968 год.   В 1935 году окончил школу радистов частей ПВО. Призван на войну 22 августа 1941 года в 1 отдел пограничной комендатуры зоны заграждения войск НКВД.  Служил там по  февраль 1942 года. Был связистом на обороне Пулковских высот. После войны он много пил. Мало что рассказывал, и частенько плакал. Раннее вдовство, малые дети на руках. И уже никогда — новое замужество. Человеку замужество даётся только раз. Хотя, любить кого-то ещё он волен. Как я понял, когда в деревне умер Николай Белов — это была её первая любовь. По традиции бабки ходили перед похоронами омывать его тело.
   Не любили староверы  пришедшею власть, и всего того, что она с собой принесла. Ведь многое она потребовала убрать из жизни людей: суеверия, неграмотность, религиозность, а главное — осознание себя отдельными от всего общества — староверие. Вдобавок ко всему в 1940 году закрыли церковь. И как страшное знамение, в самую ту зиму перед войной и дом Павловых сгорел, да так, что босые по снегу бегали. Это ли не знамение для многих было?
   Я помню, одно лето, как мы с бабушкой снимали дачу на Ладоге, станция Ваганово. Это был конец 70-х или начало 80-х. Места там были чудные, и всё таким огромным казалось — и поле футбольное, и само озеро с его песчаными берегами. Запомнились мне навсегда  цветки маленьких гвоздик, которыми было усыпано всё поле. А ещё — бесчисленные голубые мотыльки. Проходя мимо  дачных домов, я как-то залюбовался красной крышей, и сказал, что когда я вырасту, крыша моего дома тоже будет красной (так, кстати и вышло), и что красный — мой любимый цвет. На что она ответила то, что я запомнил на всю свою жизнь, а осознал только сейчас: « Дурак любит красно, а солдат  ясно».
   Слово «красно» здесь можно расценить двояко. О, богатство русского языка помноженное на вкладываемые в него мысли! Красно — может быть и красиво, в противоположность к ясному — как к истинной аскезе, к немудрёному быту староверов. А можно расценить и как нелюбовь к красному вообще, как к цвету противной идеологии большевиков, мол, истина не в красном, а в ясном божественном свете.

   Частушки —  обязательный атрибут деревенского быта. Это уникальное явление русского мироощущения. Я ещё застал те времена 80-х, когда на главный деревенский праздник — Казанскую, 21 июля, играла гармонь, пели песни и плясовые частушки. Да и дома, бывало, нет-нет, бабушка в приподнятом настроении да и притопнет ногой, и пойдёт по комнате впляс напевая деревенские, порой, даже фривольные частушки:
«Мой милёнок как телёнок, только разница одна-
Мой милёнок пьёт из чашки, а телёнок из ведра.
У милёнка моего волосы колечками, он наверно бригадир в поле над овечками.
Эх, юбка моя, полосатая! А под юбкой у меня кукла волосатая.
Я не лягу под машину, под большое колесо, а лучше лягу я под шофера — тепло и хорошо...»

   Самый свой первый приезд в деревню я помню смутно. Сколько мне было, - 4-5 лет?
Но два события тогда произошли точно. И первым было моё крещение. Только сейчас я понял, почему оно произошло так — без церкви и попа. По старообрядчески. Ни с кем не посоветовавшись, вдвоём с другой бабулей — Паней Бодриковой, меня окунули в Андобу, перекрестили, надели на шею медный крестик, и завернув в простынь унесли домой. С тех пор и крещён я по-староверским канонам. Другим событием этого года было спасение моего друга, который бал на год меня младше. Он упал с лодки, а я протянул ему руку и вытащил. Звали его Сашка Ляпин.
 
   Но я был дитя своего времени. Пытливый ум и ненавязчивость бабушкиных мировоззрений давали мне свободу собственного пути. Уже в первую сознательную поездку в деревню в 1982 году я отправился с потрясающим журналом «Наука и жизнь». Это был номер 5 за 1982 год. Как сейчас помню: на одном из разворотов там была изображена эволюционная история человека с орудиями труда, от дриопитека до кроманьонца. Через такое знакомство  входили в моё сознание достижения научного мировоззрения, достижения физики, химии, астрономии. Я читал письма ребят, которые предлагали свои изобретения внедрить в жизнь на помощь людям. Я видел на схемах, как развивается плод человека. И всё это меня более сближало с научным пониманием природы. Я видел, как правдиво описывается наукой этот мир, как физические явления правильно понятые человеком обретают формы открытий, которые потом служат людям.
   Уже тогда я начал увлекаться астрономией. И вот однажды, гладя как-то на ясную полную Луну, бабушка мне рассказала легенду про тёмные пятна на ней. Мол, это именно там библейский Каин убил своего брата Авеля. Вот ясный лик Луны и запачкался этим событием. Что это? Откуда она могла это взять? Возможно, где-нибудь на проповеди какой-нибудь старый грамотей рассказывал таким же грамотеям легенды тысячелетней давности. Но с чем это можно связать сегодня?   Но чуть позже у меня уже появился маленький монокуляр сквозь который Луна представала передо мной во всей красе своих кратеров, морей и океанов, а книг по астрономии у меня уже было много. Ни капли сомнения не родила во мне и эта легенда.

   Тем не менее и сомневаться мне было ещё не в чем. В молодом возрасте  человек живёт внутренним чутьём, собирая по крохам опыт своего окружения. И порой, в нём бывает такая мешанина!
   В 8-м классе (1987 год) по астрономии у меня была конечно же пятёрка. Но нигде в то время, никогда и ни в чём я не слышал  гонений на религию, или антирелигиозной пропаганды! В 80-х её изъяли из обихода людей. В тоже время, когда я начал слагать свои первые стишки, первое моё произведение было посвящено бытию Бога. Я писал:
«На небе сияют, на небе сияют сто тысяч звёзд, сто тысяч звёзд,
А значит, а значит, а значит, а значит их создал Бог, создал Бог!
Творец мирозданья, творец мирозданья конечно же Бог, конечно же Бог!
Слепил он все звёзды, слепил он планеты, и нас с вами тоже слепил
Бездарные люди планеты не верят в то, что Бог их создал,
Не верят и не хотят поверить, что Бог их слепил»
   Это была моя первая песня. Прямо таки — песнь евангелического проповедника 14-ти лет.  Бог входил в мою жизнь неслышно. В деревенском доме висела красивая старинная икона перед которой горела лампада, и бабушка крестилась на неё с поклонами. Когда бывала гроза, а грозы в тех местах были очень впечатляющие, она говорила, что это Илья-Пророк гоняет чертей, и всё молилась о сохранении. А я с тех пор решил не бояться природных стихий, а воспринимать их, как естество природное.
   Мои взаимоотношения с Богом были всегда непростыми. И уже через десять лет я писал:
«К чему мне Бог? Я не дрожу пред Богом!
И без него я в жизни не один!
Безбожник? - Да! Яснее с каждый годом,
Но в жизни я, как лучший христианин»
   Тем не менее, в 99-м году в костромском монастыре я крестил свою дочь, и считал это важным событием: пусть я раскольник, но дочери я не желаю этого. И жизнь текла по своим  законам, и акт познания мира, даже через книги, делал своё дело. Первым, кто серьёзно пошатнул  мой путь к Богу  был Фёдор Михайлович Достоевский. «Братья Карамазовы». Мне кажется, что Достоевский сам не понял какой гениальный богоборческий роман он написал. А когда понял, то даже не закончил его. Эти душераздирающие истории несправедливости, которые преследуют  людей, людей бедных не покрываются никакими искуплениями на кресте. Иван Карамазов с его «Легендой о великом инквизиторе» - апофеоз и диктатор этого романа заслуживает-таки аплодисментов истории.
   Жизнь, ведь она здесь и сейчас, а не где-то там и потом, и , будь Он милосерден, то не допустил бы столько горя и зла. А, если допустил , то к чему он тогда? И, если мы грешны,  и достойны наказания, то детки то наши за что страдают, за что льют свои кристальные слёзки? Роман этот меня ошеломил.
   Но в 2012 году меня снова охватывает ренессанс, но опять это не вера, а желание блага другим, желание  найти дороги для возрождения духовного бытия, взамен утраченного прежнего.  Сожалея об умирающей деревне я написал стих «Часовня». А в 2013-м пишу стих «Три пути», где заклеймляю  путь служения Богу и противопоставляю его пути служению  человеку. Во мне вызревает идея служения человеку как таковому. И опять в творчестве проскальзывают раскольничьи черты...
   Окончательный разрыв с этой частью бытия у меня произошёл в 2017 году после прочтения книги «Бог как иллюзия» Ричарда Докинза. Безмерно благодарен ему за этот труд.

Следующая история произошла в Ленинграде. Однажды, в году так 86-м, к нам в почтовый ящик пришло страшное письмо. Анонимное. Называло оно себя «Письмо счастья». Из почтового ящика достал его я и первым делом показал его бабушке. Она очень испугалась. Уже не помню какие были варианты, но всё указывало на то, что письмо нужно уничтожить. Я бы и не придал письму особого значения, если бы не бабушкина реакция. Кто эти люди? Чего от нас хотят? Помню, что письмо  прочесть я успел, и было оно примерно такого содержания:
«Письмо счастья.
Само письмо находилось в Голландии. Оно обошло 441 раз вокруг света. С получением  письма и вам придёт  счастье неожиданно, даже , если вы не верите в чудеса и паралельные миры. Жизнь письма началась в 1858 году, в Россию оно попало  в 1907 г. его получила крестьянка Крутова, через 4 дня на своём огороде она нашла золотой клад. Впоследствии она выходит замуж за князя Голицына. Её дочь и сейчас живёт в Америке. В 1937 г. такое письмо получил военачальник Тухачевский, он его сжёг, через 4 дня его арестовали и расстреляли. В 1941 г. Конан-Дойль получил такое письмо, велел секретарю его размножить и разослать, через 4 дня он выиграл милион, его дру порвал письмо...» и т. д. (орфография сохранена).
   Сегодня, поднимая информацию об этих «письмах счастья» в СССР осознаёшь насколько тотальным был всплеск этого движения. И, насколько действительно суеверными были люди, раз верили в подобные угрозы и шли на поводу у авторов письма.
   Надо признать, что перестройка, новое мышление, гласность ставшие в то время идеологической нормой подняли со дна человеческих душ самые мрачные иллюзии, суеверия, позволили активизироваться всевозможным паразитам и ловцам душ человеческих, от сектантов, до иностранных спецслужб. Корни этих писем следовало бы искать там.
   Но информационная война была уже проиграна. Не стали популярными в народе скучные антирелигиозные книги. И поэтому в «письмах счастья» виделся суеверный источник сглаза, порчи, чего-то грязного и подлого, от чего можно избавиться только исполнив приказание письма, а, следовательно — став заложником этой системы, став её должником. А ну, как она потребует отречься от чего-то важного?
   Волна писем так же быстро ходила на спад, как и появлялась. О судьбе письма я не интересовался. Да, было страшно и мне. И это в эпоху, когда космические корабли уже вовсю бороздили околоземное пространство. Стыдно. А лет через пять  не стало и Союза. А вот это уже было настоящей трагедией для многих народов. Мистика? Нас же предупреждали? Не нужно путать причину и следствие. Не сырость появляется от плесени, а плесень от сырости. Не «письма счастья» погубили СССР, а сама страна создала почву для их появления.

   В конце 80-х бабушка продала  деревенский дом, и купила у брата дом своих родителей. С начала 90-х мы стали  ездить туда. А в тот, прежний дом, где прошло моё детство, приехала погостить моя будущая жена... Потом мы писали друг другу письма. Но это была уже другая история.