Если бы простил

Весь день не переставая лил дождь. Но, весенний дождь не вызывает тоску. Весенний дождь наполняет надеждой. Поэтому, покончив с делами, я помчалась вечером к своему приятелю Рамазу. Он звонил еще в начале недели и просил заглянуть к нему на огонек в пятницу. Рамаз после смерти сестры и трагический гибели 14-го летнего внучатого племянника остался совсем один. Живет абсолютным бобылем, коротает свои дни теперь уже с другом Гариком.Рамаз мне часто о своем друге рассказывал. Правда не уточнял почему тот живет у него.

-Гарик – представился друг, когда я, переплыв сололакские лужи, причалила с тортиком к Рамазу.
 
Освещение в большой комнате было никудышное. Единственное, что можно было четко разглядеть, так это то, что Гарик был среднего роста и имел седую бороду. И только усевшись за стол в маленькой комнате, я разглядела его как следует. Гарику на вид можно было дать лет 45. Лицо у него мужественное, твердое. Про такие еще говорят - высеченное из камня. И взгляд светло карих глаз острый и честный. Говорит, как выдувает воздух из кузнечных мехов.

 Гарик уже два года живет у Рамаза. До того, как постучать в дверь друга он долго скитался. Спал где застанет ночь, питался тем, что пошлет бог. Пока обессилев вконец не пришел к Рамазу.

Со времени драмы, развернувшейся в его жизни, прошло два года, но не узнай я этой детали, подумала бы, что произошла она дня два назад. Эмоции так и выстреливали из него как раскаленное на сковороде масло.

-Моими любимыми предметами в школе была алгебра. А вот геометрию я не любил, - дергаются губы в улыбке у Гарика. – По окончанию школы меня определили в продвинутое тогда военное училище ТАУ. Проучившись там некоторое время, и осознав, что по военному уставу должен будет подчиняться любому приказу, я поставил на военной карьере крест. Когда ты наблюдаешь, как менее развитые люди отдают тебе распоряжения, которые ты безропотно должен выполнять…-тут Гарик делает какой-то нетерпеливый жест рукой, который наводит на мысль – нее-т, этот сын гор никому вообще не сможет подчиняться.
 – Я пришел домой и объявил отцу, что больше в училище ходить не буду. Отец предложил научиться сапожному ремеслу, для начала, ну а дальше я бы определился, по какой дороге хочу идти. На том и порешили. Я быстро обучился этой профессии. То был конец 80-х, знаете какие тогда у людей зарплаты были?

-Не знаю, - честно призналась я. В это время я исправно несла ученическое бремя, нисколечко не интересуясь размерами дохода родителя.

-Я молодой парень тогда в неделю зарабатывал до 600-а рублей. Но, как зарабатывал, так и спускал. Получал заветную сумму в конце недели и летел на выходные в Украину или Россию. Так и жил не тужил, на широкую ногу. Какая уж тут учеба, когда я такие деньги зашибал. Они мне глаза туманили. А потом настали 90-е, - Гарик замолкает, чему-то внутренне улыбаясь.

-Я многим занимался в жизни. И грузчиком работал и консультантом, и менеджером. А сейчас на Сухом мосту стою, старинные сигареты продаю.

-Есть спрос? – спрашиваю я его.

-Из 200-т штук 19 осталось. Основные покупатели туристы.

-А что с семьей?

-С семьей…, - повторяет задумчиво Гарик и уходит в самосозерцание. Потом выныривает из себя и продолжает: «У нас с женой была любовь. Мы совсем зелеными познакомились. Потом я пошел служить в армию. А она влюбилась в другого. Я вернулся, а она уже с ребенком и без мужа. Не сложилось у нее с ним. Но, я простил ей, - Гарик берет паузу.

Рамаз пользуясь тайм-аутом, разливает по бокалам вино. Говорим тост, выпиваем, закусываем хачапури. И возвращаемся к прерванному разговору.

-Я удочерил девочку, и мы поженились. Белочке был тогда годик. Я всегда говорил, что у нее два отца – один от которого она произошла и другой, который ее растит. И я никогда не был против ее встреч с отцом. Правда ребенок сам отказался от этих встреч. Ей планомерно внушали, что настоящий папа он, а я ей вообще никто. И ребенок сам сделал свой выбор. Потом у нас с женой родился сын. Мальчику исполнилось три года, когда он заболел. Врачи не смогли поставить диагноз. И в итоге, сын у меня скончался. Это я сам потом, перерыл кучу информации, и пришел к выводу, что у ребенка мог быть лейшманиоз. Сломалось тогда во мне что-то. С год я пил, не жестко, но часто. А до того я вообще к спиртному не прикасался.

Повисает тишина. Нарушает ее звук проезжающих по улице машин. Рамаз живет на первом этаже, и даже разговор проходящих по улице можно порой разобрать. Мы продолжаем молчать, наконец я решаюсь спросить:

-А дальше...?

-Прошло время, у нас младший сын родился. Не всегда все было гладко. Но, я ни дня ни сидел дома, работал, зарабатывал. Растили двух детей – дочь и сына. И вдруг в 46 лет она мне заявляет, что влюбилась. И это говорит мать покойного сына!
Я воздержалась от ремарки на этот счет, предпочитая не сбивать человека. А он, меж тем продолжал.

-Мне говорили, у женщин в этом возрасте бывает. Срывает им крышу, и они теряют мозги. Вот, моя видимо тоже оказалась в их числе. Он моложе нее на 10 лет, холост. Что я мог на это ответить? Как вообще себя вести в таких ситуациях? Я встал и ушел. Перед уходом спросил у детей – выбирайте, с кем хотите оставаться. Они остались с матерью. Ну, тогда я для вас умер, говорю, и ушел куда глаза глядят. Я жил к ее квартире. Наша родительская квартира пропала. Брат ее продал, и по итогам оба остались без крыши над головой. Он тоже живет у жены. Ну, я значит ушел и ушел, с концами.

-Это неправильно – ставить перед таким выбором детей, - не выдерживаю я.

-А правильно даже не интересоваться тем, что со мной стало? – горячо выкрикивает Гарик. –Мы прожили с ней так, что у нас ни одного рубля долга ни перед кем не было. А теперь, ее новый открыл какую-то фирму, назначил ее директором. Повесил на нее 37 тысяч и был таков. Ее «хорошие» подруги рассказывают обо всех событиях, которые творятся в ее жизни. Знаю даже, что у него уже новая пассия объявилась. Это из той породы, которые ищут женщин постарше, чтобы кинуть их на деньги. Она сознает сейчас уже, что много дров наломала. Звонила, говорила, что я самый лучший и достойный.

Обычно испытывая личную трагедию, люди закрываются от мира, окружающих. Воздерживаются от обсуждений, боясь в таких ситуациях осуждений. Состояние же этого ладно скроенного и симпатичного мужчины шло в диссонанс с привычной формой поведения кавказского мужчины, обманутого мужчины.

-Так может вы помиритесь, - неуверенно роняю я.

-Нет, я ее один раз простил, еще в начале нашего пути. Но, похоже это не стало ей уроком. Сколько раз можно прощать? – обращается он ко мне с вопросом, на который у меня нет ответов.

-И дети, - продолжает Гарик, - у них тоже все плохо, сын, который домой не заявлялся позднее 12-и часов, может теперь и домой не являться.

-Детям в таких ситуациях тяжелее всего. Независимо от того, взрослые они или маленькие, они страдают от всех перипетий.

-Если бы они только сказали, что хотят остаться со мной… “Мы бы сняли квартиру, жили бы вместе”, - говорит будто сам с собой Гарик.

-А если бы простил ее? - говорю я уже даже не ему, а просто мучающемуся от любви и боли мужчине…

Каждый день начинается у Гарика теперь с этих если бы. Он встает, умывается, одевается и идет на Блошиный рынок. Там он простаивает весь день, продавая старые сигареты. Если находятся оригиналы, покупающие таковые. Если повезет, то возвращается с барышом, если нет, перебивается чем придется. Настоящее никакое, будущее туманное. На минуту воцарилось молчание и только капли дождя устало отстукивали по металлическому подоконнику грустную мелодию…