Кафе

Возле дома номер 17 по улице Пешеходной собралась толпа. Это был не праздник и не очередное унылое мероприятие, периодически устраиваемые депутатами на бюджетные деньги, предназначенные для текущего ремонта подъездов, лавочек и детских площадок подведомственных им дворов. Это был стихийный митинг. Ну как стихийный, не совсем стихийный, конечно, ведь известно, что самый лучший стихийный митинг тот, который был заранее организован и продуман. Но выглядел он стихийным, это точно.

По лицам собравшихся было видно, что настроены они крайне решительно. Среди собравшихся были с десяток рядовых любителей поболтать, с десяток любителей побузить и повозмущаться, несколько членов местной ячейки коммунистов с красным флагом, толпа зевак, оказавшихся тут случайно, просто потому что проходили мимо, штук пятнадцать-двадцать, да кто ж их считает, бабок, ну и, конечно же, депутат местного округа, куда ж без него, г-жа Кошечкина.

Собравшиеся что-то громко кричали и возмущались, собирали какие-то подписи и оживленно обсуждали вопрос, по которому тут все и собрались. Предметом горячего обсуждения было открытие нового кафе. Оказывается, некий крупный бизнесмен местного пошиба Вороватов решил открыть именно в этом доме «заведение общественного питания», как это значилось по бумагам. Он выкупил несколько квартир, снес к черту все перегородки, оставив только несущие столбы, и начал работы по внутренней отделке помещения по эскизам провинциального горе-дизайнера. Вообще эскизы были неплохие, чего не скажешь о дизайнере, но совсем не это возмутило жителей окрестных домов и рядовых горожан, душой радеющих за благополучие местных жителей.
 
Данное событие, само по себе, выглядело крайне возмутительным, так как ни по законам, ни по санитарным нормам такое самоуправство не предусмотрено, да и невозможно. Но, как известно, у нас правила пишутся не для всех, и если чего-то нельзя, то для кого-то это самое иногда все-таки немножко можно, особенно если подкреплено необходимыми средствами и связями.
 
Еще один факт, который отягощал и так негодное деяние данного героя, это крайне вызывающее название заведения, которое предполагалось назвать не иначе как «Ёшкин кот», о чем говорила вывеска, которую уже успели водрузить рабочие над будущим предполагаемым входом. Что поделать, но безвкусица – частая спутница людей с деньгами.

- Товарищи, доколе будем терпеть этот произвол буржуазии и спекулянтов, – это, понятно, вышел на импровизированную сцену гражданин из коммунистов по фамилии Штыркин. Его соратник помахал ему красным флагом в знак поддержки, – это что же получается? Они теперь в любом доме также могут стены ломать? Не обольщайтесь, товарищи, что все это касается только местных жителей. Сегодня они пришли сюда, а завтра придут к вам.
 
Далее товарищ болтал все ту же чепуху, которую полагается говорить в таких случаях обыкновенному политику, а для коммунистов это полагается в любых случаях.

Затем вышел местный общественный деятель Фордыбачин. Он возмущался больше всех. Это выглядело странным, так как он тут даже не жил. Он вообще жил в другом районе и работал мелким инженером на местной фабрике по производству диванов, однако слыл среди горожан большим активистом – участвовал во всех спортивных состязаниях, был активным деятелем профсоюза, некоторые отмечали, что даже слишком активным, а также всегда старался вмешиваться в организацию всех проводимых отделом культуры праздников города. Естественно, его никуда не пускали, за что все праздники подвергались его безжалостной критике на местных форумах и в открытых письмах с жалобами, копии которых он обязательно направлял еще и президенту, по крайней мере, так он официально заявлял в газетах. Местные газетчики его не любили, так как он всем уже до чёртиков надоел, и, в случае его появления на подходе к редакции, редакторы просили сказать, что их «нет и сегодня не будет», и, на всякий случай, прятались под стол или в шкаф, если вдруг товарищ вздумает ворваться в их кабинет, грубо оттолкнув хрупкую секретаршу, что бывало не раз.
 
- Граждане, – Фордыбачин начал спокойно, как он всегда любил начинать любые свои выступления, – наша страна сейчас переживает очередной кризис. И в это время мы должны сплотить свои ряды в борьбе с беззаконием и коррупцией.
 
Тут раздались возгласы одобрения, а кто-то даже захлопал. Товарищ из коммунистов на всякий случай помахал флагом.

- С беззаконием и коррупцией, – как бы повторил он свою мысль, делая упор на раскатистом «р-р-р», так как любил дешевые и безвкусные ораторские приемы, – со всеми этими язвами мы боролись и будем нещадно бороться. Прошу вас поставить свою подпись под обращением к главе города, мэру, местным депутатам и губернатору. Мы уже собрали сто пятьдесят три подписи, и чем больше их будет, тем больше будут к нам прислушиваться. Мы заставим власти считаться с мнением простых горожан.
 
Далее последовали все те же бессмысленные бравады и выкрики. После этих громких, но пустых по содержанию, слов вперед вышел собственно один из тех, кого все это касалось непосредственно – помощник старшего по дому, в котором предполагалось открытие данного заведения, и, по совместительству многодетный отец, инженер Карданов. Это был высокий широкоплечий, однако худощавый, человек с бледным болезненным лицом. Нет, мог бы, конечно, и старший по дому выступить, но Карданов говорил явно лучше, и потому право сказать от имени жильцов было поручено ему.

Он вышел спокойно, слегка вразвалочку, однако во взгляде чувствовалась какая-то сила, стальной стержень, закаленный многолетней борьбой за причитающиеся ему по закону права с администрацией и многочисленными социальными службами, которые, по местечковой традиции, считали своим долгом хамить подопечным, и для которых день, в который они не унизили какую-нибудь мать-одиночку или инвалида, прошел впустую.

- Я буду краток, – как правило, когда человек так начинает, это значит, он будет говорить долго и нудно, – я всю жизнь живу в этом доме, и такого беспредела не потерплю.
 
Послышался гул одобрения, а те, кто его знал, вышли немного вперед и закивали в знак согласия головами.

- Скоро предстоят выборы в Городскую Думу. И я обращаюсь к депутату нашего округа г-же Кошечкиной, какие действия она собирается предпринять, чтобы прекратить это безобразие.

Пострадавшие жители и все собравшиеся замолчали и обратили свои взгляды в сторону депутата. Кошечкина была застенчивой и тихой женщиной, которая попала в депутаты случайно, как это часто имеет место в провинциальных городках. Говорила она плохо, а делала и того хуже, вернее ничего не делала. На заседаниях она присутствовала только в силу необходимости и, по сути, просто отсиживалась. На различных же встречах с избирателями и в разнообразных комиссиях она явно скучала, а за нее всегда говорил кто-то другой, или вообще никто не говорил, и она пассивно выслушивала жалобы избирателей или активистов её округа. Она и тут хотела отсидеться, вернее сказать, отстояться, но в данном случае молчать было невозможно и ей пришлось выступать. Она сглотнула подступивший к горлу комок и тихо так промолвила:

- Я согласна…
- Что согласна? Вы за них или за своих избирателей? – Карданов выглядел сурово. 
- Я за своих… избирателей, – послышался мышиный писк.
- Ну и как проблему будем решать, уважаемый депутат? 
- Я думаю… Я считаю, надо запретить. 
- Что запретить? 
- Ну, всё это.
 
Толпа загудела. Но как раз в этот момент к предполагаемому входу в заведение подъехал грузовик. Из дверей входа к машине подошли рабочие и молча начали выгружать коробки с плиткой и сантехнической фурнитурой.
 
- Это что такое? Ах, вы, бессовестные! Да как вам не стыдно? – полилось со всех сторон, и о депутате как будто забыли. Кошечкина с облегчением выдохнула и отошла в сторону.
- Кто тут главный? – Карданов выдвинул вперед свою матросскую грудь. 
- Ну я, – ответил крайне неприятного вида нагловатый тип с рябым лицом, который нес в этот момент финский унитаз, – а чё надо-то?
- По какому праву вы тут ведете строительные работы? У вас нет разрешения администрации ни на ведение работ, ни на перевод жилых помещений в общепитовские, и даже на перепланировку, – для внушительности Карданов потряс какими-то бумагами. 
- И что!? – выражение лица рябого стало еще более наглым и неприятным. 
- А то! Что все это незаконно и мы, жильцы, требуем немедленно прекратить безобразие. 
- Уж не знаю, чего вы там требуете, только нам, собственно, наплевать и на вас, и на администрацию, – конечно же, выражения были более крепкими и нелитературными, – вам сказали, что здесь будет кафе, значит, оно тут будет. И если надо, мы получим любые разрешения на любые работы, какие нам будет надо. 
- Это беззаконие! – Карданов был крайне возмущен и в ярости сжал кулаки. В ответ парень загоготал и понёс свою драгоценную ношу внутрь. Рабочие ехидно заулыбались.

***

Через три с половиной месяца заведение открылось без всяких препятствий и точно по плану. Открытие было обставлено всей подобающей для данного случая мишурой. Мэр лично перерезал ленточку под звуки фальшиво играющего оркестра скрипачей, составленного наспех из педагогов местной ДМШ. Депутат Кошечкина, которая подавляющим большинством голосов в очередной раз победила на только что прошедших выборах, тоже присутствовала на открытии, и от ее имени тоже что-то красиво говорил безликий помощник. Карданов с женой, которая держала на руках грудничка, смотрели на все это из окна третьего этажа и с удивлением и грустью узнавали в собравшейся толпе те же лица, которые приходили сюда возмущаться вместе с жителями. Единственное, что их утешало, так это серые тучи и начавшийся осенний дождь, которые создавали дискомфорт собравшимся и предельно сократили программу открытия.

А Фордыбачин все также продолжал бороться за права простых людей. Только теперь, когда ему кто-нибудь звонил посоветоваться, куда сводить жену по поводу приближающейся семейной даты, или любовницу по поводу отъезда жены, он всенепременно советовал:

- Обязательно сводите её в «Ёшкин кот» - кафе открылось недавно, но там приятная атмосфера и очень вкусно готовят. Если бы вы знали, какие свиные ребрышки я там ел на прошлой неделе. Записывайте скорее адрес.