Боца

03.02.2019

   История, которую хочу рассказать, вовсе даже не история, а так, случай из жизни. Было это в конце восьмидесятых. Да, парнишечки - из тех, кто помоложе и всё знает лучше всех - тогда тоже была жизнь. И не только на Марсе. В то время я работал на проходческом участке относительно новой (15 лет для горнодобывающего предприятия, рассчитанного на сто лет работы – вообще не срок) и большой шахты на самом краю города.
   Как известно всем, в уважающих себя профессиях на солидных предприятиях работники, уходя в отпуск, а то и родив при помощи жены ребёнка-другого, имеют счастье проставляться. Где как, а на шахте это называется «бутылёк». Потому что норма, за которую тебя не засмеют товарищи по труду – 3 литра самогона и желательно закуска, хотя в экстремальных случаях (жена в роддоме, а больше некому) в ход пойдут и тормозки*.
   В проходке в смену ходят звеньями, по звену на забой. На добычных участках – бригадами, но о них вам расскажет кто-нибудь другой. В обычном звене – пять человек плюс-минус. На скоростных проходках – до нецензурщины. Что муравьёв в муравейнике.     Счастливчик проставляется звену. Ещё на бутылёк обычно зовут дежурного электрослесаря, который один на весь участок, то есть, на все забои, коих количество в моей, например, практике, бывало до шести. Зачастую, в разных концах шахты – в противоположных крыльях и не на одном горизонте. Километраж ещё тот, тем не менее я лично знал таких, которые не подводили. И успевали не только обегать все места аварий, но и отремонтировать машины и механизмы.
   Звали на бутылёк и других электрослесарей, которых за особую, полученную при рождении и закреплённую годами упорных тренировок сообразительность называли подносчиками ключей. Ибо проходчикам было проще сделать самим, чем наблюдать за бесплодными мучениями специалиста. Только ключи нужны были. Да и то некоторые звеньевые были запасливыми ребятами и обходились вообще без слесаря, если не нужен был персонаж, на которого можно списать простой.
   А вот дежурный электрослесарь проставляться всей смене не мог – где же всего напасёшься-то на 25-30 жаждущих и страждущих? Поэтому бывало по-всякому. В тот раз проставлявшийся подносчик ключей вообще хотел проскочить между дождинками, но двое звеньевых с этим беспределом не согласились. Они-то и присутствовали на мероприятии. Но об этом чуть позже.
   Да простят меня почитатели остросюжетности – специфика, чтоб её… Надо же, чтобы неподготовленный читатель хоть что-нибудь понял. Кстати, это ещё не всё.
   Теперь, кратенько, о главных персонажах нижеописанных событий.
   Звеньевой проходчиков Серёга Носков.
   Не совсем стандартных габаритов, хотя и не таких видали. В период нашего сотрудничества уже вполне зрелый дядька моего возраста – порядка 35 лет. Грамотный проходчик. Не без недостатков. А у кого их нет? И у него были. Дышал обычно перегаром как Незнакомка Блока – духами и туманами. Но с порученным партией и правительством в лице участкового начальства делом справлялся. Разве что совсем уж невмоготу было. После вчерашнего.
   Задолго до нашего знакомства, когда после армии Серёга был ещё сопливым учеником проходчика, учителем к нему был приставлен товарищ Ковальчук. Такая же огромадина, но в те далёкие времена пока без трудового мозоля* в подгрудье, выросшего с возрастом и придавшего солидности. Я его знал уже как сложившегося кайбашиста* пенсионного возраста. И вот на одном из бутыльков эти двое, в меру перепив, решили устроить бараньи бодания. Кто кого забодает, значит. Да, лбами. Не надо смеяться. Разошлись на достаточное для приобретения необходимой скорости расстояние, разогнались и… Говорят, бараны потом ещё что-то там дёргаются. Эти лежали смирно. Голова к голове. Как братья-близнецы. Просто не совсем новорожденные. И только поняв, что допьют без них, собрались с силой духа, заключили волю в кулак и вновь присоединились к компании. Обошлось без потерь, если не считать приобретений: впечатляющих шишаков на незамутнённых лишней мыслью лбах и блуждающих огней в глазах под ними.
   Звеньевой проходчиков Игорь Овсик.
   Крепко сбитый, как железяка. Маленькие глазки хитрющие, сам – нет. Более хозяйственный, чем Носков, но иногда выпить тоже был непрочь. Иногда это даже случалось часто. У этого парня в героическом прошлом была разве что десантура в Афгане. Проходчик был отменный, один из лучших на участке, но не об этом речь.
   Подносчик ключей Петруха. Фамилию забыл.
   Виновник торжества. Достаточно редкий экземпляр. Ярко выраженный профан и такой же ноль в перспективе. Ибо туп безмерно и непроходимо. Могила. Это самоназвание. Однажды поинтересовался у меня, почему я не женат. Ему какое дело? А вот было какое-то… Я, будучи в отличном настроении, не долго думая, принялся плести:
  - Видишь ли, Петя, я по молодости летал в космос. А там радиация… Ну, сам понимаешь. Только ж никому!
  - Могила!!! Ты же меня знаешь! – Откуда бы, интересно? Живёт он в примаках в небольшом пгт, не входящем в черту города, я же – на противоположной стороне тогда ещё миллионника. Интересы наши вне производства не пересекались… Но я уже предвкушал:
  - Конечно, Петруха! – Оставалось ждать, когда его вызовут в какой-нибудь из забоев. Оказалось, совсем недолго. Четверть часа ему требовалось, чтобы дойти до того забоя и минут через двадцать началось… Из всех (!) забоев по очереди мне начали звонить любопытные и, ехидно прихихикивая, спрашивать, сколько раз я бывал в космосе и возможны ли такие печальные для организма итоги после одного-двух раз? Это был мой бенефис! А Петя – могила, да.
   Ну и главный персонаж – Боца. О нём мне как раз почти ничего не известно. Не наш он был. Не шахтный. Борис в девичестве. Босяковал на том посёлке, где Петруха под каблуком у жены в примаках мучился. Боца имел право: отсидел на малолетке по хулиганке, а больше на посёлке приличных мафиози-то и не было. В общем, держал посёлок, если верить Пете, а причин не верить тогда не было*. Петю звал Пецей. Так у них на посёлке, видимо, принято. Местный колорит. Когда Петю Носков с Овсиком погнали на его лайбе* домой за бутыльком, Боца намётанным глазом его заприметил и потребовал взять в долю. Петя был неробкого десятка, а потому сразу согласился.
   Конечно, Серёга с Игорем немножко удивились странному залётному персонажу, но коль жадными не были, то разлили всем. И снова всем. И снова… Боцу проняло первым. И он, запамятовав, где находится, пустился в захватывающие россказни из своей приблатнённой жизни.
   Я забыл сказать, что Носков был грубым, неотёсанным мужланом, но не терпел насилия над личностью. Такая вот слабина. И когда Боца принялся хвастаться, как намедни облегчил на пенсию какую-то старушку практически без применения приёмов самообороны и холодного оружия, Серёга молча дал ему в дыню. Кулаком размером с меня в возрасте двух лет. Боца внезапно занемог и прилёг отдохнуть неподалёку, шагах в пяти-десяти. Вряд ли пятидесяти. Ну, куда долетел, туда и долетел. Всё-таки сказались сила духа и тяга к халявному спиртному: лежал не более десяти минут. Очнулся, поднялся, подошёл и прямо в глаза так:
  - За что?!
   Игорь не был лектором. Если бы он был лектором, то читал бы лекции. Или нравоучения недорослям в школе. Но он был проходчиком. А потому без единого слова, вообще без звуков, кроме «тыдыщ», естественно, повторно уложил Боцу примерно на то же место. Для симметрии снабдив его фингалом под вторым глазом.
   Дальше пили в тишине, истово и сосредоточенно. Не отвлекаясь на лежавшего в траве мафиози. Только в петькиных глазах можно было бы прочитать вопрос: «Блин, что же теперь со мной будет?» Но он не читался, потому что ещё как следует не рассвело. Допив и доев, проходчики нежно подняли почти бездыханное тело, водрузили его поперёк багажника петиной лайбы, подпёрли её Пецей, поблагодарили за компанию и скомандовали: «Вперёд!»
   Судя по тому, что после отпуска Пеца вышел на работу, Боца предпочёл списать нечёткость и обрывочность в воспроизведении событий того дня (вернее, ночи) на алкогольную амнезию.
   Вот такой случай. Короткий. Но жизненный.

Тормозок* - аккуратно завёрнутое в газетку мамой, женой или любящей тёщей что-то съедобное и калорийное, которое можно употреблять без ложки, тарелки, а тем более вилки в левой и ножа в правой руке.
Трудового мозоля* - знаю: трудовой мозоли, но так все говорили.
Кайбаш* - участковый склад запчастей и материалов на поверхности, в шахтном дворе.
Лайба* - мы не балтийские угрофинны и не теперешняя продвинутая  молодёжь, поэтому так мы называли велосипеды.
…а причин не верить тогда не было* - вот уже почти пять лет на нашей улочке в профилактории живут эвакуированные из-под обстрелов люди из тех мест. На днях разговорился с одной пожилой женщиной оттуда. Помнит, был такой. Держал, правда, в основном крыльцо магазина, далеко не отползая.