Зверский

18.02.2019

   Он отозвал меня и, немного смущаясь, ну, как умел, попросил:
  - Слушай, напиши мне программу…
   Боже мой, какую программу? Шесть часов утра, я только приехал на смену, через весь, блин, город, глаза ещё не продраны, а жрать уже хочется, но раньше половины пятого пи-эм об этом лучше не вспоминать… А тут с какой-то программой…
   Знакомьтесь: Митя Зверский. Один из четырёх бригадиров нашего участка горно-капитальных работ (проходка), когда я имел счастье на нём работать. Оказывается, он в депутаты намылился. Не в районные, конечно, этого ему так сразу, с кондачка, не потянуть, поэтому в областные. Ну а что? Не боги горшки обжигают…
   Вон, Трапеза с добычного, как поднялся! Сначала стачком, попорвал-попорвал тельнягу за трудящийся народ, после безоговорочной победы побанковал видиками в долях с комсомольцами и свежевыструганным из просроченного дуба директором шахты, честно заработал PR-аса мелом по всему, что из металла в околоствольном дворе, и в народные депутаты рванул. В Верховную Раду первого созыва. От блока коммунистов и беспартийных. Там его приютили, обогрели (по слухам - трёхкомнатная в столице и ГАЗ-2110 от щедрот народных, эту лично под ним видел) и он через пару месяцев уже за социалистов глорил. Какая разница – те тоже рай в перспективе обещали… Того чёрта я толком не знал, как он вынырнул из якобы алкашей в лидеры забастовок, не ведаю, но речи его слыхал. И в начале стачек, и потом, когда на побывку из Киевов своих приезжал. Много «ура» в них было, много «дадим» и «сделаем», но на простой вопрос злого и задолбанного после ночной, ожидающего рабочий автобус меня «А как?» ответить не смог. Заюлил хвостом и ушёл в несознанку.
   Теперь вот эта зараза на других перекинулась. Кто-то – поскромнее, в районные депутаты лыжи навострил, кто-то и в городские. А Митя решил сходу брать быка за рога - и в стойло. А чего с ним церемониться?
  - Митя, здорово, что ли.
  - А, привет, извини.
  - Митя, как же ты депутатствовать вздумал, если у тебя даже в голове программы нет? Ладно, написать её не можешь – руки не под то заточены, но хоть мысли-то какие-никакие в голове должны бродить!
   Достали они меня. Только вчера ещё в шахте, после спуска, в ожидании колымаги* охренел натурально от спича Лейбы – коллеги-горняка с другого участка. Уже весь седой, со знатным мамоном, на пенсии не первый год, но всё норовил жизнь людей улучшить, тупо избравшись в «кнопкодавы» горсовета. Растекался мыслью по древу, как понос по штанам нынешних НАТОвских генералов. Не выдержал я и спросил примерно то же, что и у Трапезы: «Красиво говоришь, товарищ. То сделаем, того добьёмся, тех прижмём, всех облагодетельствуем. А механизмы озвучишь?» Лейба вполне ожидаемо в ступор впал. А я плюнул и пешком пошёл. Чего, конечно, делать нельзя там, где идёт механизированная доставка. Но можно.
   Зверский бригадир-то был хороший. И хоть со своими тараканами, но Зверский – явный перебор. Вполне себе нормальный. Только нудный очень. В пьяном состоянии я его ни разу не встречал, а в трезвом виде он отдельные слова в нужные фразы составлял с большим напряжением мышц. Такая вот особенность организма.
   Записной ретроград. Все бригады давно уже либо комбайном выработки проходили, либо, если крепость пород не позволяла, БВР, с породопогрузочными машинами на гусеничном ходу 2ПНБ-2Б с навесным бурильным оборудованием. А этот душой прикипел к БВР – и точка! Бурение – бурильной установкой, погрузка – ковшевой, бегающей по рельсам ППМ-кой, откатка в вагонетках гировозом. Когда я хихикал по этому поводу, его проходчики говорили: «Ты бы если пораньше к нам пришёл, скрепер* застал бы. Мы его еле-еле от этого прошлого века отвадили». Но раньше прийти я не мог: раньше меня, походу, ещё не было. Хотя скрепер видел и работать с ним приходилось. Он меня даже разок чуть не размазал по стенке выработки – чудесным образом почти разминулись. Так, попугал больше, желудок на слабо проверил. Но это было на другой шахте и девятью годами ранее.
   Ретроград, не ретроград, а выработки его были самые качественные. Не метро, конечно, но и глубина как-нибудь посолиднее. Всё, что сечением больше тринадцати квадратов в свету – доставалось ему. На сопряжении одном доходило до 60 с гаком. И люди к нему относились неплохо - пусть и без особого почтения, любили подкалывать, а то и горло подрать в ответку, но уважение всё же чувствовалось. Вот и продолжал бы заниматься своим делом. В депутаты он захотел…

P.S. Еще при мне он вышел на пенсию, но продолжал работать несколько лет. Потом уехал на яблоки и года два-три там озолотиться пытался. Может, не срослось, а может, душа позвала – вернулся, взял ту же бригаду. Через тринадцать лет после расчёта я приезжал на шахту брать бумажки для оформления своей пенсии. Митя ещё бригадирил…
Я его не встретил – он в шахте как раз был. Оставил ему записку-приглашение на праздничные мероприятия, как участнику битвы на Куликовом поле. Если верить встреченному мною главному насмешнику из его бригады, живущему не очень далеко от меня, Митя её покрутил-повертел в руках, прочитал и спросил у прилегающего пространства: «Что за хренотень? Не было меня там».


Колымага* - так у нас называли состав из людских вагонеток с электровозной тягой для перемещения шахтёров по горизонтальным выработкам. В отличие от «кареты», которая моталась по наклонным выработкам на канате мощной лебёдки.
Скрепер* - тяжёлый металлический ящик с «зубатым» языком, которым он гребёт отбитую взрывом породу. Его туда-сюда тягают лебёдкой.