продолжение 6

Учителя

Совсем-совсем старых учителей, которые преподавали в 60-х, я, конечно, уже не помню. Хотя помню, например, когда директором школы был Выборов. Однажды мы что-то нашалили в коридоре и меня повели к директору. Это была почти казнь. Особенно, когда я увидел кожаный диван с декоративными заклёпками, который, громадный, как бегемот, стоял слева от двери, как только зайдешь в его кабинет. Сидеть на том диване мне казалось невозможным - попа скользила и постоянно съезжала с дивана. А сесть глубже - это значит провалиться в другую сторону, и только твои грязные башмаки будут торчать над головой. Впрочем, и сидеть то мне пришлось всего 15 секунд. Выборов сказал что-то строго, напомнил, что за хулиганство моё будет стыдно родителям, и что вообще "хочешь ведь, наверно, пионером быть? А как же ты будешь пионером с таким поведением?"... Ну, воспитал и выпустили меня. Диван тот помню всю жизнь - страшный диван.

Не хочется и не буду устраивать здесь "поминальник" (знаете - так в районных газетах пишут вежливые и всегда восторженно-почтительные статейки об учителях, где дают обязательный перечень фамилий, такую "доску почета"). Разве в перечне дело? Лучше вспомнить живые две-три истории, которые создадут атмосферу тех уроков и той эпохи. Я бы просто особо отметил четырех учителей в моей школьной жизни: Николая Дмитриевича Губарева (Буденный) - учитель географии, Валерия Семёновича Канева (математика) и Елизавету Васильевну Пунегову (русский язык и литература)... А, ну да, как не вспомнить ещё очень своеобразного учителя истории Евгения Евгеньевича Митюшева, который потом, годы спустя, станет директором школы №33 в Сыктывкаре (Лесозавод) и будет автором текста гимна столицы республики. Между прочим, именно на момент написания этих строк (то есть вчера вечером) мы с ним прогулялись от Института геологии до Центрального стадиона, вспоминая как 70-е, так и недавнее прошлое - Сыктывкар накануне арестов Главы республики Гайзера и ещё девятнадцати высокопоставленных чиновников республики.
Губарев-Будённый запомнился своей игровой методикой в обучении знаниям политической и физической карт мира. Он говорил:"Знающий хорошо карты - это уже знающий географию, как минимум, на "удовлетворительно". Почему? Потому что это основа. И потому что для 99 процентов учеников из географии, кроме карты, вряд ли что сильно в жизни пригодиться. Зато база знаний по карте останется на всю жизнь!".

Елизавета Васильевна Пунегова - это человек, который помог мне поверить в то, что я владею словом, что написанное мною интересно и что это с удовольствием слушают мои одноклассники.  Мотивировать она могла меня просто и мощно - не знаю, как это у неё получалось. Не могу сказать, что как-то особо хвалила меня... Она хвалила отрывки из моих сочинений. Находила какие-то сочные образы и читала, предлагая классу согласиться, что получилось жизненно и красиво. Если б не она, я даже не знаю, нашёл ли бы я внутреннюю опору, эту таинственную уверенность в том, что в литературе я могу больше, чем другие.
Родом Елизавета Васильевна откуда-то из Усть-Вымского района, в школу пришла из районной газеты. Знаю, что не сразу стала педагогом. Мой шахматный учитель Иван Иванович Ценгери всё удивлялся, что я люблю литературу и русский язык, и всё спрашивал про учительницу: "Она коми? Как коми? Коми плохо осваивают русский язык. И уж точно не могут любить его... Это слишком большой океан для малого таежного народа, и даже его сознание не подготовлено к масштабам русского языка... Но да - любить, наверное, научить она может... Языку? Сомневаюсь. А любви к языку - может...". Как-то примирительно к своим размышлениям вслух рассуждал он. И она научила. Хоть и косячил я с самыми невероятными и "назойливыми" ошибками полжизни (например, "ться - тся" в спешке допускаю и сегодня ), но синтаксис, стилистику, морфологию, а уж потом и этимологию принял и принимал всегда больше, чем просто по школьной и университетской программе. Сколько не профессиональных, а житейских вечеров и бесед с разными людьми уходили в беседы о тайнах русского языка - везде мне удавалось искать, находить, предлагать ракурсы, пласты времени, варианты преображений слова, которые были интересны моим собеседникам. Спасибо ей, Елизавете Васильевне - с неё, со смачных образных рассказов отца моего и мамы моей, научившей меня читать, всё начиналось...

Валерий Семёнович Канев - учитель математики. Но не математикой он остался в памяти многих и многих своих учеников, а из-за любови к Вымским деревням, к краеведению, он поражал памятью и историями из жизни сёл, деревень, людей. Помнил стариков, которые были родом из далеких царских времён (ну ещё бы - в середине 70-х жили даже столетние бабки, а это значит, что он знал людей, рождённых ещё при императорах Александре Втором и Николае Первом, тем более что рассказывал он о людях своего детства, а детство Валерия Семёновича было в 1940-х...).
На уроках он часто отвлекался от математической темы и рассказывал. По-моему, это были как раз его главные уроки. Хоть и лентяйничала, ловила кайф от безделья большая часть учеников, но у всех - у всех без исключения - его истории находили отклик в сердцах. Отчасти, именно воспоминания о нём, о тех людях, о которых рассказывал Валерий Семёнович, и память о которых смыта временем, родилось у меня тоскливое и жадное желание написать то, что помню. Имена, фамилии, насколько в последовательности одно с другим связано, я, конечно, уже не помнил. Но помнил главное - если я не расскажу, то забудется, как забылось многое важное и душевное из рассказов самого Валерия Семеновича. А с памятью ушла ведь и память о целой Вымской "цивилизации", с её праздниками, которые были не хуже, а даже ярче, чем ныне знаменитый ижемский "Луд" или усть-цилемская Горка. ХХ век с его ГУЛАГом на Вымской земле сожрал её... Люто и безжалостно, как испанские конкистадоры "сожрали" цивилизацию индейцев. Только здесь били свои по своим - да-да, коми самоуничтожались точно с такой же радостью, как и русские. С такой же бессмысленностью и с таким же азартом соблазна коммунистическим будущим и "неиссякаемыми" богатствами земли. У вологодского писателя Василия Ивановича Белова есть в его рассказах и произведениях этот проклятый вопрос, который всплывает тысячу раз в голове автора и в головах его героев, - как так получилось, что свои становились врагами? Как пропадала заветность и любовь друг к другу?

Ведь и эту книжку будут «потрошить». Переиздавать и снова потрошить. Кто, зачем и почему? Да потому что прошлое наше не примиряет, а  до сих пор (и долго ещё) будет ссорить, разделять. «Ах, не так всё было! Всё это выдумки! Сам же сказал, что не все помнит... Что художественно домыслил...». Как будто это отменяет суть — всё это было. И было даже похлеще.
Вот название «Северный Плутарх». По ассоциации с Плутархом... Тем самым, который был мальчишкой при живых ещё апостолах. И что? Почему-то его жизнеописания — исторический материал, а настоящая живая публицистика «Посланий апостолов» из Нового Завета и «Деяний апостолов» -  как бы «богословская литература» (в лучшем случае). И только редкий исследователь смотрит и читает их не как богослов, священник или филолог, а в академическом историческом смысле.  И продолжают ведь  спорить все эти две тысячи лет. Куда уж тогда мне, грешному... Если осилили прочитать — и на том спасибо.

  Вороны летят на то, что блестит

Про механический завод и свой год работы на КМЗ я мог бы тоже написать. И как вели монтаж освещённой лыжной трассы на Лысой горе, и как впервые с начала 60-х в 1978-м делали полную перетяжку электросетей в детском саду КМЗ, и всякие приколы с нашими электриками, и про поездки «на картошку» в Ляли и в Шошку. Можно всё это рассказать, но так ли оно уж интересно? Не знаю... Меня не трогает что-то. Что-то перегорело и переболело в 90-е. Когда пытался призвать и музей заводской сохранить, и даже в беседах с директором настраивал их на другие подходы в маркетинге и в формировании другой ассортиментной линейки... Но я не спец. На меня смотрели, как на лунатика или на журналюгу-популиста (дилетанта). Конечно, в той экономической неразберихе даже спецы шеи и мозги свернули, чего уж говорить про наших директоров и наши «советы», которых реформы потрошили так, что только перья летели... Расскажу о другом — о том, что не все знают.

Разбирали и растаскивали Княжпогостский механический завод все кому не лень — и металл во вторчермет, и цветной металл, и оборудование... Тут стоит немножко детали копнуть. Буквально — детали. Даже тогда, когда КМЗ был жив, например, во времена моей работы электрослесарем — когда строили Литейный цех, завезли сложное оборудование. Однажды тёмной ночью это оборудование сильно распотрошили... И концы в воду. А между тем, по оценке одного из наших сильнейших электриков  Валерия Николаевича Виноградова, только пара деталей стоила около 8 тысяч, а общий ущерб был за сто сорок тысяч (только на деталях силовых щитов!). Для нас цифра головокружительная (у меня зарплата была 130-160 рублей, автомобиль «Жигули» стоил 5 тысяч). Помню, что подозревали поначалу молодых наших электриков, тех кто ушлый был в стоимости деталей, подозревали и пьющих — мало ли, может, загнали за пару бутылок водки. Но, кажется, наши тут были чисты, даже если и точили зуб на такое богатство. Припоминаю, что вроде как всплыли какие-то два парня, которые приезжали в роли наладчиков... А руководство, как выяснилось, наладчиков ещё не заказывало — до завершения монтажа ещё было далеко.
В связи с историей этой должен сказать малоизвестный широкой общественности факт. В 90-х и, так называемых, «нулевых» годах к нам в Коми республику ездили целые бригады спецов из Москвы, Нижнего Новгорода и других точек «умного Союза». Эти бригады за взятки проникали в законсервированные шахты и на заброшенные заводы, станции — туда, где было оборудование с деталями, содержащими золото, платину, серебро, предполагаю, что и какие-то уникальные сплавы... Однажды в поезде я ехал с молодым мужиком, который занимался этим легально. Он говорил, что легальных таких контор на всю страну две, а остальные - «чёрные копатели». А степень выгодности, сами посудите: выезд трёх-четырёх, иногда вообще одного спеца на неделю — это условных 80 единиц траты, ещё столько же — на взятки, «допуски», ресторанные столы для «дядек на хозяйстве». А вывезет такой спец за один раз порою до 600-800 условных единиц, т. е. рентабельность — 1000 процентов. И это в среднем... «Бывали у нас вояжи, когда, собственно, и всё — можно дальше всю жизнь не работать...». Всерьёз следить за объектами начали не раньше 2007-08 годов. Республика, конечно, с этого ничего не имела. О том, чтоб хоть одна захудалая наша бригада работала по этому профилю (наша — я имею в виду из Коми) не слышал ни разу.

Безымянные могилы

Весной 1987 года, когда я работал учителем в школе№3 города Емвы (пригород в местечке Ачим, его по оставшейся с ГУЛАГовских времен традиции называют ещё и по номеру лагпункта — поселок 53-й), однажды на перемене прибежали девочки из шестого класса с очень растерянными и печальными лицами: «Григорий Иванович, там наши пацаны в футбол человеческими черепами играют...». Как так?! Это был шок. И от того, что наши ученики ведут себя, как варвары, и от того, что где-то рядом (девочки сказали, что у дороги) есть кладбище, про которое никто из нас не знает. С учениками и их поведением разбирались долго - и не только учителя, но и не менее шокированные родители. А вот с неизвестным кладбищем  разобрались довольно быстро...
Оказалось, что кладбище обнаружили строители бензозаправки на участке между тем самым Ачимом и посёлком Лесокомбинат (в ГУЛАГовской классификации — посёлок 20-й, опять же — по номеру лагерного пункта). Бульдозер зачищал от мелколесья бугры и холмики у дороги и выгреб громадные россыпи костей. На совести, конечно, строителей, что они не убрали всё сразу, а оставили на поверхности. Возможно, одному бульдозеристу и его помощнику просто это было не под силу. Потому что пространство было довольно большим, соток, наверное,тридцать-сорок  костей и останков погребений, полуприсыпанных и теперь уже смешанных. Как бы там ни было — всё это теперь белело, вопило в небеса и в человеческие души, которые беспамятно бродили тут же — вдоль дороги, по своим суетным делам...
Мы с девчонками (отлично помню, что в помощники мне собрались одни девчонки) несколько часов собирали косточки, рыли сначала несколько ямок, потом решили сделать одну большую — братскую могилу.
В это время на местном телевидении работали мои однокурсники и знакомые, я им позвонил. Тема ГУЛАГа в конце 80-х была не просто актуальной, а, можно сказать, ключевой. Народ пытался переосмыслить себя через трагедию потерь, через цену строительства городов и посёлков, у нас на Севере особенно. Женя Габова — маленькая и шустрая корреспондентка республиканского телевидения — приехала незамедлительно. В общем, подняли мы тему воспоминаний как среди наших емвинцев, так и по всей республике...

На месте того захоронения, которое мы сделали с ученицами Ачимской школы, солдаты конвойной роты местной воинской части внутренних войск установили памятник. Конечно, его изготовление, сварку и привоз на место организовали не солдаты — тут помог тогдашний председатель райисполкома Иван Антонович Щербович, который, кстати, происхождением тоже из семьи ссыльных.
А вот уже тридцать лет спустя, когда я работал руководителем рабочей группы Книги Памяти Республики Коми, в 2014-2015 годах, накануне 70-летия Победы, попадается мне в руки архивная справка о смерти в лагпункте 20 пос.Железнодорожный заключенного Якова Захаровича Покуса — бывшего командира дивизии — одной из тех, кто в годы Гражданской войны штурмовал Спасск Дальний и Волочаевский городок. (по «странной» такой случайности — именно там я служил свою срочную службу). Помните знаменитую песню «Марш приморских партизан»:
«И останутся, как в сказках,
Как манящие огни.
 Штурмовые ночи Спасска,
Волочаевские дни".
Служил Яков Покус под командованием Блюхера — легендарного репрессированного маршала. В справке указывается, что похоронен Я.Покус за железной дорогой в двухстах-трёхстах метрах от лагеря. На местности так и есть. В республиканском «Мемориале» подтвердили, что «найденное бульдозером» кладбище формировалось в 1940-1946 годах, т. е. получается, что там, среди вывернутых из земли костей, были и кости Якова Захаровича Покуса. Таким образом, и памятник на братской могиле — это памятник и ему....
Однако в целом там могилы строителей Вымского моста —  раскулаченных и немцев с Поволжья, много там и тех, кто умер в больничке Княжпогоста за колючей проволокой. Михаил Рогачёв — директор фонда «Покаяние» по Республике Коми, утверждает, что кладбище появилось точно не ранее 1939 года и не позднее 1946-го.

Как грабили поликлинику...

Весной 1978 года мы с пацанами ограбили нашу районную поликлинику. Натурально. Залезли ночью и сперли... Что сперли - лучше подробнее расскажу, а то не поверите.

Весной начался призыв в армию. Приказ министра обороны долгие годы был строго в определенный день — 26 марта весной, и 26 сентября осенью. По этим дням формировалась даже армейская традиция считать «100 дней до приказа».
Когда ты ещё не в армии, ты, конечно, эти сто дней не считаешь, но зато, чем ближе армия, тем больше фантазий на тему — в какие войска попадешь? Где (географически) служить будешь? Конечно, мы все хотели в десант. Из-за беретов и вообще из-за красивой формы. Ко всему прочему, наше поколение было изрядно подогрето интересом к десанту фильмами, вышедшими на экраны в 1977 году, - «В зоне особого внимания» ( с Борисом Галкиным, Михаем Волонтиром — таким классным прапорщиком, которому даже безоружному  три вооруженных бандита-уголовника нипочем), а в 1978 году продолжение фильма - «Ответный ход».
Весной уходили не все — только те, кому уже исполнится 18 лет до 1 апреля. Бывали, конечно, исключения, когда уходили в армию, например, 10 апреля, а день рождения только 25-го или вообще 3 мая... Но это редко.
Призывные комиссии работали на нескольких уровнях. Сначала проверку проходили на месте, в своём военкомате и с местными врачами. Тут обнаруживается у нашего друга Вовки Белякова - спортсмена , боксера и вообще - «если он в десант не попадёт, то это чушь собачья, тогда кто ж попадет?» - , что он чуть-чуть дальтоник. Не то, чтобы сильно дальтоник, но вот оттенки зеленого цвета не различает. Красный с синим не путает, с зеленым желтый тоже не путает, а вот оттенки....Ну, ёлки-палки. Что делать-то?
Идея была проста, как швабра, — достать книжку с рисунками, по которым проверяют дальтоников, и выучить все страницы. В библиотеке такой книги нет. В поликлинике пробовали попросить на вечер — не дали и вообще подозрительно посмотрели (как нам показалось). Хуже того, выяснилось, что книга в самой поликлинике лежит не просто в кабинете у врача-окулиста, а в сейфе!

«Будем брать. Святое дело — не себя ради, а ради служения Отечеству!» - с юмором сказал Костя Страхов.
Я стоял на шухере. В саму поликлинику ночью полез Костя. Он был длинный и худой. В «операции» участвовали мы все — Костя Страхов, Вовка Беляков, Ваня Манов, Андрюха Головчанов... Кажется, кто-то был ещё. «Операция Антидальтоник» прошла успешно. Костя вынес книжку, пару упаковок бинтов и штук 20 гондонов. Ради прикола. Они всё равно нами не использовались. Но интересно — это всё в одном кабинете врача было? Или Костя прихватил где-то в коридоре из выставочного шкафа?
...Утром мы все на работе — на механическом заводе. Уже в обед стали доходить слухи (обычно слухи доходили через очереди в заводской столовой, а в очередь слухи вбрасывались поварихами или водителями, которые выезжали из завода). «Ночью поликлинику ограбили... Скорее всего — наркоманы. Много наркотиков не хватает. А что — у нас наркотики есть? В поликлинике? Да ну! И наркоманы есть? Конечно... Если наркотики п...дят, то значит, это кому-нибудь нужно!». Потом пошли уточняющие версии — украли «грома-а-а-дную пачку больничных листов!»... Потом, что-то про спирт, что его тоже украли. Короче говоря, на наше ограбление руководство райздравотдела лихо списало кучу своих «левых трат». А нас не нашли. Даже близко никто не подходил и о нас не думал. Вовка выучил страницы. Ему впрочем, это и не пригодилось. От напряжения, наверно, он и так всё правильно на медосмотре сказал. Зелёные оттенки прорезались... И ушёл в армию. В десант, конечно. Между прочим, он был призером по боксу ВДВ СССР 1979 года. Сегодня он и сам доктор. Натуральный. Доктор медицинских наук, зав.лабораторией Медицинского университета им.Пирогова.

... Вот была когда-то компания.  Сорок лет спустя обнаруживаю — Ваня убит, Костя убит (на одной улице — Дзержинского — в разных её концах. А в основе гибели — криминал). Про Андрюху Головчанова услышал историю — уж не знаю, насколько она точна — что это о нём когда-то был сюжет в программе «Время». Сюжет о пожаре на складах лакокрасочных изделий в Москве. Диктор рассказала о том, что погиб только сторож. От сердечного приступа... Но картина была абсурднее. Андрей во время пожара побежал в дальние помещения складов, чтобы предупредить и вывести отдыхающих там рабочих, вроде бы это были таджики. Успел. Но надышался токсичным дымом. Пожарные пару раз дергали его, он забегал с ними, показывая проходы внутри, снова и снова,. Потом ему стало плохо. Он вышел к «Скорой помощи», которая стояла во дворе складов. Но ни медиков, ни вообще хоть кого-нибудь рядом не было — все бегали по территории. Андрей умер, сидя на земле, опираясь спиной о колеса «Скорой»...