25 листков клёна - Шанти - Возвращение к прозе

Мантры оседали на кончиках кудрей Рыжей, и соскальзывали на кончики пальцев. Кисть скользнула в поющую чашу — черпнула сахара тростиникового, — и окунала, по кубику, в грааль: кубик бросила, другой спустила ложечкой до самого дна, третий бросила чтоб оставить капли плеснувшие на рукаве плаща. листала блокнот — заполненный почерками всех полов и настроений, — будто искала последнюю, не исписанную неправдою, страницу, — но нет: всё заполнено — и будь в блокноте тысяча страниц, он заполнен на тысяча-одну. Смертны и мы и наши творения — но от жгучего осязания свершения, уходить не хочется, и некуда.

Глоток — красного сладчайшего — «Ночь Тёмная» — и блеск коварства, в глазах лисьих — «Отчего бы не напиться» — оскале улыбки сломленной — «И не покориться» — особой — «И не обратить жизнь в притчу» — из снов, про которые не рассказываем. Ей ответили. Кафетерий закрывался для обывателей и открывался для зельеваров, шаманов, чернокнижников, нимф, чертей, странников, путниц-распутниц, монахов и знахарей: каждый находил каждого — и печаль тысячелетий позади рассеивалась росой осенней, из капель отпитого Рыжей.

Некто листал тысячную редакцию Абрахамма В., обратился к карману нагрудному, рубахи латексной, достал благовония и нож, провёл трезубец кровавый по запястию и расчертил по столу-алтарю Печать Метатрона, обратился к благовонию и, в обращении к тому — «Обрати Жизнь в притчу» — разжёг смесь трав тайных, а также — уголёк — и приложил уголёк к третьему глазу, смотря в глаза Рыжей. Кожа плавилась, кровь запекалась, а взгляд мерцал хрусталём в космосе.

Рыжая перенеслась за стол к Некто -«Моя жизнь — не то что хочется показать, и не то — чем стоит делиться» — и так-же отпивала зелья Тёмного Мира — «Тёмное притягательно неотложностью: изменить здесь и сейчас — а потом будь что будет» — и рассмеялась сатиром.

Некто — «Идём ко мне» — разжигал благовоние за благовонием и ублажал алтарь собственной кровью, смотря в глаза рыжекудрой, ещё не понимая — что из того выйдет.

Официантка-Нимфомантка (каждый мог подступиться к ней) принесла поднос слёз в кристалах — «Может, меня?» — получила отказ. Нет больше тысячи ударов плетью за поцелуй ножки, нет грудного вина что струится по ключицам, нет крови из жил, нет сигар с ножки, нет абсента из ключиц горящих… «Прощай, Официантка-Нимфомантка» — звучало в Жестах Некто.

«До встречи» — Официантка снюхала три слезы — «на пограничных состояниях», — но приняла от некто Чернокнижника подвеску с душой игуаны, и удалилась.

Чернокнижник смотрел в душу Рыжей, каждый снюхал по слезе, один из двух позволил другому раскуриться и вкуьсить запретного-забытого, — «Живём в тысяче миров — скользя хоть по десяти, хоть по сотне» — звучало в мыслях — «Можно быть камнем в пустыне, можно — припавшим к тому Странником, — можно — Странницей в коныевте снов, — а можно — всей Пустыней, каждой то песчинкой — не размениваясь на мелочи, — и душой истории», — а благовония дымели, и трубка звучала, и нимфомантки стонали сопрано нон тролло, — а они смотрели один в душу другому, и смотрели, смотрели, смотрели.

Кто-то жёг волосы, Кто-то опустошал генофонд, Кто-то аплодировал судьбе, кто-то вырезал Трезубец Шивы на лбу бывшей, — но не важно — ничто не важно — в толще тумана меж постоянством Кафетерия, и оккультизмом полнолуния.

Занавес.

II

Он ведёт пером Ей по обнажённой плоти: пересобирает контуры бедра, эскизы кистей, линии крестца, мораль и честь, честь и мораль. Зеркало вещает: Инь, Янь; Лучше Зла под личиною Добра — Добро под личиной Зла; — и жгучесть понимания: что угодно — быть может и хорошим, и быть злым, — вопрос в выборе.

Как жить в мире непонимаючих — познавшему однажды всё таинство Вселенной?

Она — плачуще — «Не успела — ничего: ни научилась, ни познала, ни встретила» — в конвульсиях — «Жизнь — не ценнее пыли от благовоний» — раскусывает губы, до крови, телом неподвижная, — а Он бьёт Её по плечам — и - «Существо двух имён — да будет благосоклонен Покровитель, — ибо чтим Он во сьём месте», — на том, церемония, продолжается.

«Звёзды — это пути: одни ведут к тебе, к другим — ведёшь ты» — Он снял с Неё энергетические привязки, а потом — занялся с той любовью, безудержной — подобно Альме Рауне, матери Альрауне: Бесстыдно, Грубо, Чувстенно… И знаете — Святой и Чернокнижник, Мечтатели и Страдатели, Льстец и Шлюха, трахались той ночью как последние грешники, еритики и прокажённые, — и пусть: им стало всё-равно — кем они были прежде. Двое согласились отказаться от себя, от судьбы и от везения, — и не узнать: напрасно — или нет — маги слились в вихре энергий, — и будет им любовно и хорошо во здесь и сейчас — в объятьи вечности, бесконечности и позабытого тысячью жизней ранее — Любви.

Шанти.

proza.ru/2019/05/04/44

Любите на здоровье — и не важно: чернокнижник ты, шлюха или поэт, — чем бы оно ни было — оно закончится, и награда — воспоминание.

III

Сладость похмелья от церемонии — когда не важно, что тысячи рук подключились к Источнику и вторили рукам твоим, — иногда чувства мешают действу, а отношение — пониманию.

«Ни к чему стыдиться того чем являешься» — звучал шепот над контурами обнажённой. Она просыпала слёзы на пентаграммы, Его руки, папирусы, татуировки — и всё что можно увлажнить слезами.

Обнажённая — «Тогда расскажи о себе» — провела кистью по щеке Проводника — «Не стыдясь — о прошлом» — и умильнулась — «Что привело — в здесь и сейчас?» — безмятежно...

Он — «Каждый жил и прожигал энергию как мог» — отвёл взгляд — «У меня никого не было — а хотелось» — рассмеялся — «И подумал: а если оно — заурядицы межличностного толка — не для меня?» — снял метапелену с глаз Её и своих — «И вспомнил детство — свою тягу к запретному: разжигал свечи, ставил те у зеркал и смотрел себе в глаза сквозь пламя…» — уронил слезу Рыжей на запястье — «И осознал что не отношусь ни к одной области миропознания — кроме ведущей вовне…» — и передал что-то молчанием.

Она — «Странник — рискуешь расстаться с собой — когда ночь напролёт идёшь за Луной: не стать прежним, тому — кто пришёл к Рассвету, с ничем — но воспоминанием» — смотрела на Него и смотрела, а Луна осталась серебром в волосах. Она обняла его — и тысячи Незнакомок обняли тысячу Незнакомцев, единственные сочлись тысячей а тысяча сочлась в одно: боги, полубоги, нимфы и герои, — обнялись в них — энергии подружились, краски смешались — серебро с фиолетом.

III

Демоны провели жаркую ночку и уснули, а Ангелы сбросили усталость и отправились вещать заученные истины.

Она подошла к окну — «Уже не помню — как здесь оказалась… Помню — подумала про Тебя: Чернокнижник — ещё и массажист, — мечта любой Рыжевласки…» — отворила засовы и, голенькая, подалась в свет серебра предъутреннего — «Так поглупела за эти годы… Опомниться собой прошлой — одно что обрести сверхсознание…» — умильнулась — «…или раскрыть заброшенное — ведь прежде, многим раньше, ночи отдавались иному чем ритуалам с незнакомцами: книгам, Музыке, Мечтанию…» — рассматривает ладони собственные — «Эти руки вели меня в небесном океане, космической пустыне, в самом аду…» — дышит глубоко-глубоко — «Бесконечно люблю эти руки» — закатывает глаза и смыкает веки — «Косновения к Тебе — тысячу жизней назад…» — смеётся — «…остаётся всего-то повесить слёзы на ниточку и (ретроспектива) — смотрим друг на друга, ещё горячими, влюблёнными глазами и…» — обращается к Нему — «Всегда всё понимаем, но иногда — так приятно, так хочется непонимания…» — подходит к алтарю и берёт с того стакан-стакан, краснейшим полненный, рукою левою— «…пьём из хрусталя вино» — отпивает, держит кончиками пальцев большого с безымянным и обращает к Свету— «То переливалось и блестело» — в улыбке лисички — «Мириадой искр радуги из второй половины лета» — смотрит сквозь бокал, на Него, — « Я смотрю на Тебя — и мне божественно хорошо, невообразимо легко…» — забылась в мечтании… — «Ты — то, от чего невозможно оторваться. Ты — воплощение самого вкусного фрукта, запах чей — томительно сладок...» — дотрагивается до своей шеи — «…вкусив Тебя, падаешь…» — роняет каплю из хрусталя, себе в ключицу, по-прежнему голенькая… — «Падаешь в иллюзорно-трепещущий от каждого вдоха мир… …оставайся таким-же… …тебя колыхает от блаженства, как траву — тёплый ветер…» — становится пред Ним на колени — «Сочетаешься с каждым запахом и вкусом, ты уже не Ты, а крупица Вселенной — и в миг становишься ею» — и укладывает голову Ему на колени…

Он — шепчет в ушко Рыжей — «Знаешь, где Прячется мой Бог?»

Она — допила из бокала и зашептала в ответ — «Нет, расскажи!» — голосом прихрипшим.

Он — «Живёт в мгновении между выдохом и вдохом»

Она — «Другая говорит, что Ты ничего не стоишь, и рушит Тебя из нутра. Просыпаешься от травли — время от времени — собираешь себя, но кроме остатков распада-кристаллизации-диссоциации-деперсонализации, от Тебя ничего не остаётся…» — вручает Ему хрусталь с последней каплей.

Он принимает. Он допивает. Он понимает.

Она облизнулась — «Цвет вина остаётся у нас на губах» — облизнулась — «Мы целуем друг друга и обмениваемся цветом», — открывает глаза, скользит к Его лицу, смыкает губы на губах Его, вкушает вино — единое на двоих — и гладит спутника по процессии, по лицу, — отстраняется и шепчет в ухо чуткое — «Говорю что пройдут дни, месяцы, годы, — а я всё буду целовать Тебя с ненасытной жадностью… …опыт тысячелетий — в сладости поцелуя…» — поднимается с коленей, толкает Его в позу трупа, оцеловывает тело и шепчет — «Пройдёт столько месяцев, столько дней в году, а я всё не устану осыпать твоё (моё любимое тело) поцелуями», — завидно сладко — простор фантазии всестороннен, о Читатель…

Ворон влетает в окно и бросает на спину Рыжей, конверт.

Он берёт конверт — «Тебе…» — и садится.

Она — «Надо же!?» — отвлекается с неохотой — «От кого?!»

Они раскрывают конверт и — написано детским почерком: Кто кто счастлив — тот и прав…

Она — приложив руку, костяшками, ко лбу, — «Всё словно в том видении…» — задумчиво-вспоминаючи — «А Теперь — Ты (падаешь) в кресло и всё понимаешь» — толкает Его в кресло.

P.s.

И Он (падает) в кресло и всё понимает.

~Zanaves~

P.s.s

(За Занавесом)

«Знаешь, что после смерти мозг работает ещё тринадцать минут?»

«Мой — после всего — от силы последней, минуты три…»

«Может, мы давно умерли и нам всё это кажется, и мы находимся в этих минутах…»

«Имитация реальности — слышал: мозг боится умирать и стимулирует реальность вне твёрдой настоящей и пластичной сновиденной…»

«Стой, так где же та -настоящая?»

«Та, в которой мы находимся оба»

«То есть в той, в которой оба умерли»

P.s.s.s.

Всё так, всё так, всё так.

~~~

Fin