Последний крестьянин

Мне было восемь лет, когда я впервые увидел младшего брата моего деда,  Константина Андреевича.

Мы с братом возвращались с хутора Шевченко, где в своем доме проживал мой дед Ефим Андреевич. Путь был не близкий, и мы порядком устали.

Был конец августа, и солнце еще сильно пекло. Мы вышли с утра и только к обеду стали подходить к родному селу.

Мой старший брат Яков 12 лет предложил мне пойти «навпростец», то есть через колхозный яблоневый сад.

Мы нырнули в сад. Там было душно, но полегче, чем на солнцепеке.

И вдруг нас «поймали». Сторожа обходили сад и наткнулись на нас. Когда они спросили, кто мы такие, то отпустили нас и дали нам по два яблочка.

Один из сторожей был мой двоюродный дед Константин  Андреевич. Тогда ему уже было 69 лет. Он был грузный крепкого телосложения, крестьянский мужик. Он выглядел моложе своих лет.

Сейчас меня поражает его крестьянская бережливость,  я бы сказал, жадность. Перед ним были внуки его старшего брата Ефима, а он дал нам всего по два яблочка.

Будь я тогда на его месте, я набил бы детям полную «пазуху» яблок. Когда мы в детстве обносили чужие сады, то всегда уходили с  полной «пазухой» яблок.

Таким он был по жизни. А все началось с того, что в 1900 году, когда ему исполнилось десять лет, отец взял его в первый раз в поле молотить рожь, а потом пшеницу.

Отец Константина,  Андрей Никитович был человеком не грамотным, но очень крепким и сильно работящим. Его семья получила от общины подушно 12 десятин (гектар) земли. Он выращивал рожь, пшеницу, овес и корм для скота и лошадей.

Константин с раннего детства ходил за скотиной, чистил хлев. Это было его святой обязанностью.

Мать запаривала с вечера корм, а Константин с утра разносил. Затем он пил две кружки утреннего молока со свежевыпеченным хлебом  с маслом и со своими младшими братьями и сестрами бежал в церковно-приходскую школу в центре села.

Там батюшка учил детей Закону Божьему, молитве и грамоте. В основном дети учились читать по «Молитвослову».

Константин говорил своим друзьям, что батюшка заставляет «вирши» учить. Он даже не подозревал, что эти «вирши» будут сопровождать его всю жизнь. Ежедневно в течение всей жизни он будет молитвами из «Молитвослова»  возносить хвалу и славу Богу и слать анафему на врагов.

Отец Константина гонял своих детей, когда видел, что они читают книжки. Он считал это бесовским занятием. Поэтому Константин со своим старшим братом Ефимом прятались в огородах и по очереди читали книжки о житии святых.

Благодаря  этому Константин научился бегло читать, так как его брат Ефим был с ним очень строгим учителем.

В 1903 году, когда Ефиму исполнилось 18 лет, он  обманным путем заставил отца выписать ему паспорт и сбежал со своим единомышленником, 40-летним мужчиной, в Новый Афон в мужской монастырь.

Отец очень горевал по старшему сыну. Он все время причитал, мол, вот до чего довела ваша бесовская грамота.

К обязанностям Константина добавилась работа, которую делал Ефим – косить траву на корм скоту.

Отец продавал излишки пшеницы, ржи и овса в Васильевском уезде, а вырученные деньги прятал под «стриху», то есть под камыш, которым покрывали крышу дома. В доме деньги боялись хранить, чтобы не создавать соблазна ворам. Об осторожности крестьян очень хорошо говорит поговорка: «Тиха украинская ночь, но сало надо перепрятать».

Ефим и Константин, несмотря на всю осторожность отца, знали, где лежат деньги.

Ефим, уходя из дома, взял пару ассигнаций по 25 рублей. Константин тогда спросил брата:
- Ты не все деньги забрал у отца?
Ефим показал ему расстояние между двумя пальцами около двух сантиметров, такая, мол, там  пачка денег еще осталась.

Мать из молока взбивала масло, сыр (творог) и сметану. Два раза в неделю Константин возил мать на телеге в Васильевку, которая развозила горожанам молочную продукцию, как сейчас говорят, постоянным клиентам.  Поэтому у матери были свои деньги независимо от отца.

Когда перед уходом из дома, Ефим открылся матери, то она стала плакать и причитать, а потом благословила его и дала ему на дорогу 25 рублей из своих денег.

Семья Мягкого Андрея Никитовича считалась бедной, но к зиме семья забивала свиней и солила сало, делала колбасу из крови и мяса, забивали откормленных бычков, и хранила  мясо в «леднике». Намораживали в лютые морозы лед, отводили в погребе специальное место под «ледник» и использовали его круглый год, как современный холодильник. Лед не таял в погребе даже летом.
 
А о курах и гусях и говорить было нечего. Их было так много, что никто их не считал. Константин не успевал яйца собирать. Для гусей Константин с Ефимом вырыли ставок возле дома. Детвора любила наблюдать, как утята учатся плавать.
Для матери куры и яйца была особая статья дохода. Их постоянно заказывали горожане Васильевского уезда.

Мягкий Андрей Никитович кормил своих детей хорошо. Ему нужны были сильные трудолюбивые работники, чтобы не пустовала, выделенная общиной земля. Были случаи в селе, когда у нерадивых крестьян, которые не засевали землю, община забирала ее и передавала крепким хозяевам.

Такие крестьяне шли в батраки за часть урожая. Отец Константина никогда не нанимал батраков. Поэтому в селе его считали бедным.

Молочные продукты, яйца куриные и утиные, сало, а по праздникам украинская колбаса, на столе семьи были всегда круглый год.

Константин привык жить в достатке. К зиме вся семья на двух телегах выезжала Васильевку на ярмарку и в цирк.

Константин к 17 годам стал крепким парубком. Он любил в цирке выходить на арену, когда борцы вызывали смельчаков померяться с ними силой. Он им не уступал ни в силе, ни в ловкости.

Каждый член семьи ежегодно получал какую-нибудь обновку, кто - хромовые сапоги, кто – новый сюртук, кто – разноцветную жилетку, кто – кружевные платки и платья.

Отец часто говорил:
- По труду и обновка.
А садясь за стол 
–  Как потопаешь, так и полопаешь.

В 1914 году Константину исполнилось 24 года, он уже был женат на дочке зажиточного крестьянина, который помог справить новой семье новую избу и выхлопотал у общины три десятины земли для молодых. Отец Константина дал ему еще две десятины ( его долю и долю, сбежавшего в монастырь, Ефима).

Катя, жена Константина, каждые два-три года рожала детей. Такого понятия, как прерванная беременность, в селе не было. Женщины от 18 до 45 лет рожали от 8 до 10 детей, сколько Бог даст.

Мобилизация на войну не коснулась Константина, так как у него уже было  двое малолетних детей.

К 1918 году, когда началась смута и гражданская война, Константин уже был крепким хозяином.

Когда село было под «белыми», Константин добровольно отдал двух бычков и подводу пшеницы, как «спасителям от красной чумы».

Эту «чуму» затеяли бедняки и батраки, которые пьянствовали и не хотели работать, так решил для себя Константин.

Остальную пшеницу он закопал под собачью будку своего злющего кобеля Трезора. Он-то точно не подпустит никого е зерну.

Но скоро «красные» выбили «белых» из села.  Константина долго тягали в сельсовет по поводу зерна и бычков, которых он добровольно отдал «белым».

Константин еле «отбрехался», заявив, что «белые» отобрали добро по мобилизации. Вот, только осталось два мешка на еду и два – на посев.

«Красные» ему не поверили и отобрали последнее зерно. Затем приехал из Васильевки конный отряд с большим количеством пустых телег.

На собрании селян «красный» комиссар из Васильевки объявил продразверстку. Мол, города голодают. Нужен хлеб. Председатель сельсовета, представители комитета бедноты и «красный» комиссар  стали обходить дома. Большими металлическими щупами они прокалывали землю и там,  где земля проваливалась на, свежее закопанных, ямах находили спрятанное зерно.

Вскоре они пришли к Константину на подворье. Спросили, может быть, он добровольно покажет, где спрятано зерно. Но Константин показал справку, что отдал последнее зерно «красным» совсем недавно.

Поиски зерна при помощи щупа не дали никаких результатов. Тогда комиссар приказал забрать корову.

- Да, что вы, люди добрые! Не губите! Видите, детки маленькие мал-мала-меньше. Чем я кормить их буду? -  взмолилась Катя.
- Пусть муж покажет, где спрятано зерно, тогда корову не заберем! - резко оборвал ее плач комиссар.

Катя умоляющим взором посмотрела на Константина. Он не вытерпел, пошел к будке Трезора, выдернул цепь и отвел  кобеля в сторону.

- Здесь! - хмуро промолвил Константин. Все зерно до зернышка было вывезено из дома Константина.

Он сидел хмурый, как туча. Лютая ненависть к советской власти, как «красной чуме», закипала в сердце крепкого крестьянина Константина.

Зиму 1918 - 1919 годов семья Константина, да и все село прожили тяжело. Спасал горох, овес и молоко.

Дальнейшие события, которые стали происходить в селе – раскулачивание, коллективизация, колхоз, искусственный голод 1932 – 1933 годов Константин воспринимал, как в тумане. Ему просто «отбили руки».

В голод выжили только два старших сына, которые вместе с родителями работали в колхозе, где их кормили.

Восьмерых малолетних детей забрали в дедом. Живыми вернулись только двое восьмилетняя Нина и пятилетний Петр. Остальные умерли в детдоме от голода.

В 1941 году старших сыновей забрали на фронт и через несколько месяцев на обоих пришли похоронки.

Во время оккупации осенью 1942 года Константин дал выход своей лютой злобе, он выдал советского летчика, который в конце июня 1941 года сбыл над селом немецкого бомбардировщика.  Константину тогда немного полегчало. Но совесть замучила. Он потом понял, что поступил не по-людски.

После войны Константина судили за предательство. Дали ему пять лет колонии. Он даже удивился, почему так мало. Тогда давали сроки от 10 до 25 лет политическим. Наверное, предателя считали менее опасным, чем политических, осужденных по 58 статье.

Константин пять лет с остервенением валил лес в Магадане. Даже уголовники обходили его стороной. Ручищи у Константина были, как у медведя.

Когда он вышел, то узнал, что сын Петр подорвался на немецком снаряде, и ему оторвало кисть правой руки. Ему потом сделали протез, и он всю жизнь проработал в колхозе учетчиком.

Его дочь Нина, соблазнившись на ручную швейную машинку одинокой пожилой соседки, ночью убила ее и завладела желанным предметом. Но ее разоблачили и дали восемь лет колонии. Она домой так и не вернулась.

Константин только тогда понял, что за его предательство поплатились его дети. Будь он на свободе, он не допустил бы такого.

Во все века человечество боролось за право жить и работать на своей земле, и пользоваться плодами своего труда. Советская власть лишила Константина этого права.

Он, как последний из могикан Фенимора Купера, стал последним крепким крестьянином в России.

В 1965 году он похоронил своего брата Ефима, а в 1970 году умер сам в возрасте 80 лет. С 1918 по 1970  годы Константин жил, как в аду, проклиная «красную чуму» 20 века.