Это случилось осенью 1944 года

     Эту историю мне рассказал фронтовик, каждому слову которого я безоговорочно верю.
     Так бывает на войне. Дивизия, еще недавно казавшаяся огромным, спаянным из людей и машин монолитом, который живет единой жизнью, движется по общим законам и который невозможно охватить взглядом, после кровопролитных боев становится похожей на лоскутное одеяло. И каждый обособленный лоскуток стремится  к одной, как правило, далеко удаленной точке, цель этого движения - переформирование.  Где-то  за очередным поворотом уже скрылись механизированные подразделения, возможно, они даже на месте. Далеко позади отстали обоз, госпиталь, штабы, а между ними растянулись пехотные части. В облаках пыли из последних сил шагают солдаты. 

                I
     День  был солнечный и слишком теплый для середины осени. Вдруг за серой равниной показался живой островок настоящего, едва схватившегося багрянцем леса. Увидев его, полк достигавший численностью не больше батареи,  с поспешностью, на рывок,  будто отозвавшись на свет маяка, бросается  к опушке. Звучит команда «отдыхать», и измученные  солдаты снимают оружие, вещмешки, скатки, и валяться на землю.
     Из военного «козлика», тоже под свод вековых деревьев, вышли размять ноги офицеры. Они о чем-то неторопливо беседовали, когда подъехал  «ГАЗ-А» и замер чуть поодаль.  Из кабины высунулся чубатый старший сержант в заломленной набекрень фуражке, фасонно повертел на запястье явно широкий для его руки браслет часов и, поприветствовав солдат словами «здорово, пехота, сто верст прошел - еще охота», спрыгнул на землю.
     Майору этот старший сержант не понравился сразу. Когда следом за ним из кабины выбрался лейтенант и, увидев старших по званию офицеров, поспешил с докладом, он автоматически распространил свою неприязнь на него. Сказав пару нелицеприятных слов про дисциплину, майор начал искать повод забрать  машину. «Ничего себе, несколько человек на полуторке разъезжает, да туда слона уместить можно», - вслух рассуждал  он,  но лейтенант предъявил бумагу, при наличии которой забрать транспорт не представлялось возможным. Разведгруппа, которою лейтенант командовал, получила машину вместе с водителем для выполнения задания. Майора это огорчило, но Небеса, видимо, были в тот день на его стороне.
     Как нельзя вовремя, часовой подвел женщину. Та заговорила по польски,  из ее длинной фразы были понятны только два слова:  «умри» и «закопали». Один из офицеров подсказал:  «Войне скоро конец, Гитлер капут, Красная Армия закопает Гитлера». Но пани говорила, похоже, о чем-то другом. Когда привели солдата-белоруса, понимающего польский, выяснилось, что на хуторе  женщина живет одна.  Дом вместе с приусадебным участком,  полями и лесом, на котором расположился на привал полк, принадлежат ее семье. Но, семью разбросала война, отец умер несколько месяцев назад, а вчера умерла ее мама. Усопшая лежит в доме и пани требуется помощь в похоронах.
     Услышав это, майор обрадовался, тотчас переложив заботы по погребению на группу лейтенанта. Тому никак не удалось отвертеться, потому что разведчикам предстояло коротать время на хуторе до поздней ночи, в то время, как пехота планировала покинуть его часа через три.

                II
     Итак, события, прямыми или косвенными свидетелями которых стали семь человек,  разворачивались следующим образом. Лейтенант заглянул в кузов машины и по свойски сказал подчиненным:
- Эй, орлы, хорош дрыхнуть, бабку надо похоронить.
- Какую еще бабку?
- Местную, польскую, хозяйку этого хутора.
- А мы здесь при чем?
- Была бы простая трудящаяся, куда бы не шло, а так, с какой стороны не глянь, помещица.
- Эксплуататорша.
- Не умничайте. Наша группа получила приказ похоронить усопшую польскую гражданку, приказы не обсуждаются. Скажите лучше, кто гроб знает, как сделать?
- Яж могу зробить! - отозвался водитель.
- Тогда так: ты, Иваныч, пойдешь сейчас домой к пани, вон она возле начальства дожидается. Материал и инструмент она даст, останешься гроб делать.  И вот еще что. Когда пани пойдет показывать бойцам, где у них тут семейное кладбище, ты осмотрись на месте, что да к чему.
- Есть, осмотреться на месте.
- Николай, Иван и Василий возьмут  лопаты,  пойдут рыть могилу, где пани покажет.
Остальные двое, - продолжил лейтенант, из лесочка пока понаблюдайте за усадьбой, а как увидите, что ваши товарищи  с пани с глаз скрылись, выберите место, где обзор получше и чтобы вход в дом просматривался, и до ночи оттуда не высовывайтесь. Пехота уходит раньше нас,  не надо, чтобы пани точно знала, сколько человек остается на хуторе. Что-то с нею не чисто. Немец проходил - не тронул, живет одна, а поля убраны. Я останусь здесь, возле машины.
     С Иванычем группа познакомилась этим утром. За половину суток он успел несколько раз удивить всех. Сначала своеобразной манерой вождения машины, как будто бы учился  мастерству не на проселочных дорогах, а на арене цирка. Потом не менее своеобразным юмором и обращением «сынки». Из уст его - человека с хорошим лицом, добрыми глазами, лет пятидесяти на вид, оно звучало так искренне и естественно, что молодым разведчикам хотелось буквально примкнуть к его отеческому плечу. А вот теперь выяснилось, что он гроб сделать умеет, и наверняка, обладает еще уймой способностей, которые неожиданно могут пригодиться на войне.
     Иваныч заговорил с хозяйкой на диалекте из русских и украинских слов, она, как ни странно, поняла его: показала, где хранится добротный тес, вытащила из кладовки объемистый деревянный ящик с инструментом, а на стол, вросший металлическими ножками в землю во дворе, поставила кувшин с  золотистой жидкостью. Иваныч попробовал, по достоинству оценил терпкий  вкус и с жаром заверил хозяйку:
- Под такой квасок, да с таким струментом, я ж не гробину зроблю, а сказку. Живой захочет туда залягнуть.
- Добже, пан, добже, - улыбнулась в ответ скорбящая пани и направилась к ожидавшим в стороне солдатам.
     Дверь в сени, вероятно, так согласовывалось с обычаем, была открыта настежь.
Иваныч не торопясь вошел,  отворил вертушку боковой двери, за которой, как он уже заметил, была кладовка. Обнаружил еще одну дверь, она вела в тесный погреб. Проверив и его, Иваныч вошел в дом. Привычная планировка комнат, как на его родной Смоленщине: продолговатая передняя изба с двумя сквозными окнами друг против друга, из нее две двери - в горницу и спальню. За открытой дверью спальни на кровати лежала старуха, прикрытая отрезом темной материи, в сомкнутых ладонях она держала четки, голова, повязанная платком была склонена чуть набок.
     «Як живая», - произнес Иваныч,  перекрестился на покойницу, а когда его взгляд упал на икону на этажерке,  перекрестился еще раз на нее и вышел из дому. Потом он пошел на лай  запертых в добротном рубленом сарае собак. Походил вокруг, присел на корточки, услышал тяжелое дыхание внутри и понял, что в сарае находится еще кто-то, скорее всего, корова. Иваныч достал неторопливо нож, расковырял  небольшое отверстие между бревен, чтобы убедиться в правоте своих предположений, приник к нему глазом. Не обращая внимания на охрипших от возмущения собак, он залюбовался коровой: «Боже ж мой, вроде и войны никакой нет в самом деле, яка гарная. Пеструшкой, небось кличут. Верно Пеструшка, вона яка расцветка». Потом он вытер ладонью слезу и поймал себя на мысли о противоестественности ситуации, когда лежащая в доме мертвая старуха не вызывает в сердце и капли сострадания, а вид живой справной коровы наворачивает на глаза слезы.
     В то время как Иваныч, выполняя поручение командира, «осматривался» на своем посту, двое разведчиков делали тоже самое на чердаке амбара. Они оторвали доску перекрытия, спустились внутрь, проверили, не прячется ли кто-нибудь в сусеках и набили карманы овсом. Ни семечки, конечно, но все же время коротать с овсом повеселее.

                III
     Брезентовый верх «козлика» был стянут. Офицеры отдыхали, подставив под лучи ласкового солнца запрокинутые кверху лица. Не то дремали, не то думали каждый о своем. Майор повернул голову и заметил, как  на пригорок поднимаются четыре человека: впереди  пани, за нею еще двое солдат, а замыкающим - тот самый старший сержант.  У него была лопата. Но он ни нес ее, как его товарищи, а вертел черенком вокруг руки, будто тот был привязан на веревочке.
- Вот клоун, - раздраженно процедил сквозь зубы майор.
- Что ты на него взъелся, гляди какой боец бравый! - ответил другой офицер.
- Да в Гражданскую некоторые бойцы с саблями, знаете, что выделывали, ему и не снилось, его на свете тогда еще не было.
- То ж, с саблей! По милости этой пани разведчикам вместо отдыха большая работа предстоит, процесс не быстрый, силы бы поберегли, - вновь отозвался офицер, даже не подозревая, чем обернутся  похороны.
     Все время, покуда продолжалось рытье могилы, пани без перерыва что-то бормотала. Когда вернулись на хутор, гроб уже был готов, усопшую церемонно переложили в него, на плечах вынесли из дому и на машине доставили к месту захоронения рядом с могилами других родственников. Пани  у гроба всплакнула, потом жестом подозвала сторонившихся солдат, прочла молитву.
     Николай стоял подле гроба, уставившись взглядом на  покойницу. Сухонькая,  на щеках глубокие морщины, голова повязана черным ситцевым платком в мелкий цветочек (похожий носила его бабушка), темное синее платье с неброским узором. Что поразило  Николая больше всего, так это пуговки на платье, таких прежде он не видел даже на нарядах молодых девушек. Белые-белые, они переливались на солнце, а по форме напоминали крупные горошины.
     Наконец пани разрешила закрыть гроб. Иваныч заколотил его, вчетвером опустили в могилу, засыпали. Когда возвращались обратно, пани не пошла прямиком домой, а вместе с солдатами подошла к лейтенанту, сказала несколько слов.
- Чего ей еще надо? - поинтересовались бойцы, когда женщина удалилась.
- Пан офицер, заходи солнца, мама, зробим пирога,  - ответил тот. - Как я понимаю,  пани приглашает меня, как стемнеет, помянуть покойницу.
- Вот же зараза, мы с ейной мамкой волындались полдня, а как помянуть, офицера подавай. Выходит, русская-полька, девка-жинка, все одно, все на погоны падкие. Не глядит, что под возраст я ей ближе всех подхожу.
     В ответ на возмущенную тираду все засмеялись, а лейтенант сказал:
- Да, не гневайся, Иваныч, я без вас тоже не пойду.
- Нет уж, идите, товарищ лейтенант,  обязательно,  пущай  пани пирогов нам с вами передаст.
- Конечно, идите, есть что-то больно хочется. А почему она приглашает так поздно, а не сейчас?
- Наверное, обычай у них такой - затемно поминки устраивать, а может, тесто недавно поставила: пока подойдет, пока испечет, - спокойно ответил лейтенант. - Время-то у нас все равно есть.
     Так и порешили. Иваныч заранее развернул машину к дороге, а как солнце скрылось за лесом и разом стемнело, разведчики направились к усадьбе пани. Там все было также, как днем, только две собаки бегали на цепи вдоль забора, да светилось неярким светом незашторенное окно. Калитка была не заперта, лейтенант сказал вполголоса: «Иван, иди вперед, встанешь у двери, Николай - к окну».
     Николай осторожно подошел к окну. Скрываясь за стоявшим на подоконнике цветочным горшком,  вгляделся в пространство комнаты. Противоположная сторона ее была хорошо освещена, лампочка свисала прямо над столом. За  ним сидела пани с кружкой в руке, а перед нею высилась  горка с пирогами и еще какими-то печеностями, по виду напоминавшими пасхальные куличи.  Взгляд пани был устремлен  перед собою. Поняв, что она никак не может его видеть, Николай выпрямился и, почти не таясь, стал выбирать более удобную позицию для наблюдения.  «Куда это пани вперилась глазами», - спрашивал он себя, а когда перешел к другой стороне окна, от неожиданности обомлел. Напротив нее сидела  старуха в черном платочке с цветочками, синем платье с белыми пуговицами горошинами и четками в руках. Та самая старуха! Он почувствовал, как волосы зашевелились под фуражкой, но взял себя в руки и издал голосом звук падающей ракеты.
     Лейтенант не услышал предупреждающего  сигнала, потому что именно в эту секунду дверь скрипнула и он шагнул в темноту сеней. Напротив, Иван, который должен был страховать лейтенанта у двери,  в ответ на «шипение ракеты» подбежал к окну.
- Что случилось? - спросил он шепотом.
- Смотри сюда скорей,- также шепотом ответил Николай.
- Старуха-покойница! Лейтенант зашел.
     Они не успели  сообразить, что им делать. С грохотом открылась входная дверь, с диким воплем во двор выбежал лейтенант и вихрем пронесся мимо них. Николай с Иваном побежали за ним, с крыши амбара скатились их товарищи, побежали следом. Когда Иваныч услышал разрезавший потемки крик, он тоже поспешил на него. Но, в отличие от остальных он не знал толком, куда бежать. При свете фонарика он осторожно поднялся по тропинке на пригорок, дальше двигался наугад. Когда Иваныч настиг своих, взгляду его представилась такая картина. Лейтенант лежал на спине, изворачиваясь всем телом и издавая  при этом непонятные гортанные звуки, ребята вчетвером прижимали его к земле, не давая вырваться, а пятый безучастно стоял в стороне. 
- Э, сынки, да у него падучая болезнь, -  мгновенно поставил диагноз Иваныч. - Ему бы бабку-знахарку, а еще лучше попа с кадилом. Попы в таких случаях хорошо помогают. Только, где ж его тепереча сыщешь, придется  догонять госпиталь».
- Какой госпиталь, Иваныч, нам сегодня  через линию фронта идти.
- А кто знает, куда идти-то?
- Лейтенант.
- То-то и оно, ребятки, лейтенант знает, - продолжил свою мысль Иваныч. - Да только не скажет он нам, бисы его одолели. Надо догонять госпиталь. 
- Точно, бесы, они самые, - разом отозвалось несколько голосов.
     Лейтенант, полчаса назад  бежавший с нечеловеческой скоростью, теперь едва переставлял ноги. Подхватив его под мышки, с трудом довели до машины и уложили в кузов. Часа через четыре машина настигла полковой госпиталь.

                IV
     Определив командира в руки специалистов-медиков, группа взялась придумывать правдоподобную версию случившегося, ибо каждый понимал, что рассказывать про ожившую покойницу все же не стоит. Сошлись на том, якобы пани пришла вечером и позвала лейтенанта. С какой целью он отправился к ней, лейтенант не объяснил, приказал  ждать у машины. Никаких опасений за его жизнь не возникло, потому что за усадьбой велось наблюдение, двое  из них находились на чердаке амбара. Они рассказали, что лейтенант вошел в дом, где не пробыл и пяти минут, потом выбежал, подал им знак следовать за ним. Когда вся группа собралась у машины, лейтенанту неожиданно стало плохо, его будто контузило, язык стал заплетаться, поэтому решили доставить его в госпиталь.
     Полагая, что до утра ими едва ли кто-то заинтересуется,  разведчики легли спать, но скоро за ними  пришли из штаба. За столом сидел заспанный капитан и еще двое младших офицеров. Капитан сообщил, что связался со штабом дивизии, машина с их номером и группой лейтенанта в это время должна была находиться в двадцати  километрах отсюда.  Далее он задал десяток вопросов, ни на один из которых вразумительного ответа не получил. Как выяснилось, в суть задания лейтенант никого не посвятил, в его планшетке, помимо карты, практически чистой записной книжки, карандаша и кусочка трофейного шоколада, ничего не обнаружили.  Версия произошедшего на хуторе, недавно казавшаяся разведчикам правдоподобной, выглядела убогой, к тому же,  просматривались нестыковки во времени.
     По мнению штабистов, на хутор кто-то проник (не исключено, немецкая разведка), пани заманила лейтенанта в дом, но тому удалось бежать. Почему группа не воспользовалась ситуацией и не взяла «языка», имея такую фору, как двоих бойцов с удобной позицией на чердаке, о которых противнику не было известно? Почему лейтенант-разведчик пошел в дом один, не удосужившись поставить для подстраховки, хотя бы, кого-нибудь под дверь? Почему сами бойцы, будучи опытными разведчиками, двое воюют с 1942 года, четверо имеют награды за личное мужество, не проявили инициативу, когда лейтенант потерял боеспособность?  Наконец, почему группа так долго добиралась до расположения полка? Все эти вопросы требовали тщательной проработки и совсем другой компетенции. Что касаемо  безотлагательных действий, по тревоге был поднят взвод автоматчиков, вместе с разведгруппой и переводчиком полуторка повезла их в обратном направлении.
     Утром машина уже была на хуторе. Пани удивилась незваным гостям. Она показала, что после похорон матери  не видела ни солдат - ни офицера, в ее дом никто не заходил и она на хуторе была совсем одна. Солдаты прошерстили усадьбу вдоль и поперек, но обыск ничего не дал.

                ******
     Увы, ни все военные операции заканчиваются исключительно победами. К сожалению,  на территории войны есть место неудачам, поражениям и откровенной чертовщине. О других приключениях разведчиков 551-го стрелкового полка 49-й дивизии Первого Белорусского фронта можно прочесть в произведении «Казаку место в седле».