По следам библиотеки Ивана Грозного! Глава 20

Глава двадцатая  НЕВОСТРЕБОВАННЫЙ  КЛАД                Грех сказать, но надо повторить вслед за евразийцем Л.Н.Гумилёвым его весьма не патриотическое высказывание о том, что  монгольские завоеватели Руси в ХШ веке не мешали культурному развитию нашего Отечества. Напротив, кочевники в большой степени невольно обогатили своей культурой нашу культуру. И далеко за примерами ходить не надо, а набраться терпения да беспристрастно прочесть в исторических источниках всё написанное о москвичах и московитах. И с удивлением узнаете, что жители Первопрестольной столицы нашего государства обуты и  одеты с ног до головы в вещи монгольского происхождения и именования:  башмак, армяк, зипун, кафтан, очкур, шлык, башлык, колпак, клобук, тафья, чебыш и прочая, прочая из языка Великой Степи. Причём появились они не во времена Ивана Калиты, а во времена его потомка в седьмом колене Иоанна Грозного. Оказывается, сказочное слово наше «дурак» - монгольское;  не менее родное «кулак» - тоже! Московский судья присуждает злодея к «кандалам»,  а  «кат», палач по-нашему, наградит приговорённого ударами «кнута» перед отправкой того в Сибирь. Русский князь, получивший в Орде «ярлык» на своё правление, начинает собирать в своих владениях «ясак» с подневольных ему смердов и ремесленников. Сумму собранных  налогов князь отправит в «казну», охраняемую  вооружённым «караулом». По дорогам Московского государства по примеру монголов были устроены почтовые станции, название которым «яма», между которыми с большой скоростью сновали кибитки летом, сани- зимою,  с «ямщиками» на облучке. Седоков и поклажу досматривали на таможнях, название которых произошло от монгольского слова «тамга» – клеймо. Город Калуга обязан своему имени монгольскому слову «застава». Пассажиры и ямщики во время перепряжки лошадей в почтовых  «ямах»  тешили себя «чаем» в «кабаках». Головы русские мужики по примеру кочевников брили наголо, отращивая волосы на своей «башке» лишь в дни траура по родственникам  либо во время княжеской опалы. А если учесть, что маленькая татарская шапочка «тафья» покрывала наголо выбритую лысину московита, то остаётся только гадать: какая же примесь чужой крови в жилах русского народа способствовала столь покорной ассимиляции московитов среди завоевателей. « Судя по состоянию и успехам развития просвещения в течение двух с половиной веков, предшествовавших татарскому завоеванию,  - написал архиепископ Макарий (С.Булгаков) в своей «Истории Русской церкви». – мы не думаем, чтобы эти успехи были более быстрыми и в следующие два века, если бы   д а ж е   м о н г о л ы   и  н е  п о с е т и л и  на с. Эти азиаты нисколько не мешали духовенству, особенно в монастырях, заниматься наукой. Но русские люди сами в то время, кажется, не имели  н и к а к о г о  в л е ч е н и я   к высшим духовным потребностям. Следуя примеру своих предков, они ограничивались  умением свободно читать и понимать Священное Писание». И в самом деле, не татаро-монголы, а удельные князья огнём и мечом  брали много раз древний Киев. Вот одно из летописных свидетельств того времени. « В лето 6710 ( в год 1202) Преставися князь северский Игорь Святославич декембриа 29 дня». – сообщил В.Н.Татищев в своей «Истории Российской…». По языческому и христианскому обряду упокойника обычно хоронили на третий день. Так вот сразу же после похорон знаменитого свата хана Кончака из «Слова о полку Игореве…», похорон Игоря Святославича будто прорвалась плотина – Ольговичи, среди которых большой вес имели Игоревичи, соединившись с войсками Рюрика Ростиславича, напали на Киев, учинив неслыханное разорение древней столице Руси. «И сотворися велико зло в Рустей земли, яко же зла не было от крещения над Кыевом. Напали и взятья – не якоже ныне зло се стася; не токмо едино Подолье взяша и пожгоша, ино Гору взяша и Митрополью святую Софию разграбиша и сонастыри вси и иконы одраша…». Произошло это 2января 1203 года, то есть на следующий день после похорон Игоря. Значит простившись с телом отца, сыновья тут же сели в сёдла и от Чернигова скакали, меняя коней, долгую ночь  по заснеженной дороге, дабы на следующий день подступиться к Киеву… Посзже Роман, Святослав и Ростислав Игоревичи, призванные галичанами на княжеские столы, были повешены местным боярством за измену… Опустошённая и растерзанная на куски своими же князьями Киевская Русь находилась к тому же в духовном рабстве у Византии. Была привязана к трупу: преподавание философии было запрещено, историография ограничивалась собиранием легенд. Уже с ХП века все византийские монастыри были не в силах использовать научную литературу, находящуюся в их библиотеках. Причиной разрыва Московского государства с Западной Европой были не монголы. Умственным одиночеством Православной Руси было прямым следствием исповедания ею греко-византийской религии. Уже в ХШ веке  Восточная церковь  представляла собою закрытый, непроницаемый для соседей мир. Он  на словах лицемерно хвастался своим  ангельским  милосердием, тогда как запрещал православному люду всякое общение не только с буддистами и мусульманами, но даже  с католиками-христианами. Старая вера требовала от русских государей демонстативно мыть руки после аудиенции  с иноземными послами, что так оскорбило папского легата Поссевино при дворе Ивана Грозного. Присоединение к Флорентийской унии Митрополита Московского и всея Руси Исидора в 1439 году и взятие турками Константинополя в 1453 году ещё сильнее увеличило духовное одиночество Третьего Рима, Москвы. В этом ХУ-м, печальном для Византии, веке возникает и распространяется предание о пребывании на Руси Апостола Андрея, что доказывало, якобы, лревность и независимость от кого бы то ни было местного православия.  В этом же печальном  веке возникла идея  насаждения в Московии национальной веры, соответствующей самобытным чертам славянского духа, что в корне противоречило интернационализму  учению Господа Бога нашего, Иисуса Христа.   Однако национальная  церковь не только засияла новым блеском, напротив – она всё больше и больше погружалась в духовный мрак. К концу этого печального века  на Святой Руси  не осталось и следа от тех просветительных школ, существование которых при древних монастырях подтверждаются многими летописями и литературными произведениями. В начале Х1У-го века неистовый воитель с ересью, архиепископ Новгородский Геннадий, с грустью отмечает, что духовные чины, рукоположенные им во священники, не могут ни читать, ни писать. Устное поучение прихожан в храмах также отсутствует,  богословские  кафедры безмолствовуют, а между десятью новгородцами, по свидетельству иноземных путешественников, с трудом можно найти одного человека, кто знал бы наизусть основную молитву «Отче наш». А уж в седующем веке, в годе 1620-м, то есть семь лет после начала правления царя Михаила Романова, один учёный швед Ботвид серьёзно обсуждал вопрос: христиане ли русские або язычники? Но монастыи продолжают собирать книги. Некоторые обители имели штатских библиотекарей, но книгочейство  стало уделом  немногих учёных иноков, белокнижников и чёрнокнижников!  В обительских библиотеках почётное место занимала апокрифическая литература, вроде сочинения «Завещание Моисея», «Видение Исаака». И эти сочинения пользуются у книгочеев уважением и спросом наравне с канонической  литературой. Албанский монах Максим Грек, попавший в Афонские монастыри после двухгодичного пребывания своего в числе братьев-доминиканцев, «псов гочподних», был приглашён из Ватопедской обители в 1518 в Москву  для  исправления ц е р к о в н ы х   п р а в о с л а в н ы х   книг, Так вот, сей просвещённый двоеверец первым восстал против убеждения русских христиан в том, что солнце не заходило  целую неделю после воскресения Исуса Христа! Обсмеял Максим Грек и вековое поверье московитов в чудотоворную ехидну, которая на берегу реки Иордан сторожит-де завещание Адама. Н а этом все подвиги критика суеверий православных  славян окончились, тогда как критика церковных догм  в Западной Европе  являлась главным двигателем интелектуальной жизни христиан католического и протестантского толка. Максим Грек был проникнут абсолютным недоверием к светской науке и первым осудил появившийся в Московском государтсве русского перевода Луцидария, знаменитого произведения ХП века, приписываемого святому Ансельму Кентеберийскому. В этой книге сравнительно разумно трактовались многие вопросы из области космографии и физики. Но  произведение Луцидария  было не чета кникам из библиотеки Троице-Сергиевой лавры в ХУП веке. В каталоге древней литературы этого знаменитого цветника духовной культуры Руси числилось 411 рукописей, из которых 101 Библий; 46 богослужебных книг; 58 сборников  поучений отцов Православной  Церкви; 17 свитков по церковному праву и только  о д и н  философский труд на светские темы.  В остальных рукописях аскетические произведения. До ХУП века древние древнегреческие и древнелатинские писатели оставались неизвестными русскому читатетлю. Из числа светских  книг, любимыми книгочеями, были хроники. В области географии и космографии непререкаемым авторитетом был Козьма Индикоплест. Его выводы о размерах планеты  Земля, выведенные им из Моисеевой скинии, не встречали у  неначитанных московитов никакого недоверия. Поучения из апокрифических произведений, цитаты из Птолемея и Аристотеля, бредни манихейцев и гностиков – всё  смешано у упомянутого Козьмы в самые нелепые понятия. В филосовии русские любознатцы держались Ивана Дамаскина и его теории всех наук, сведённых к одной любви к Господу Богу. Но самое видное место в библиотеках читающего книги люда занимает сборник «Пчела»,  состоящий из цитат Священного Писания, извлечений из трудов отцов Церкви, отдельных изречений Аристотеля, Сократа, Эпикура, Диодора, Катона и иже с ними. Мудрено ли, что для русских  читателей упомянутой литературы являлось чёрным колдовством предсказания затмения Луны и Солнца! Не удивительно, что «книги математические» с элементарными знаниями арифметики, астрономии, географии и музыки – были запрещены для православного люда,  как неблагочестивые. Таким образом, горизонт русского  книгочея был весьма узок, в нём не было месту «еуропейским измышлениям латинян поганых». И  связанный церковными тенетами любознатец  топчется на одном месте, вдали от потока естествознания, уносящего вперёд Западную Европу. Во время пребывания в нашем Отечестве лицемерного помощника  Максима Грека  из  в с е х  монастырских библиотек Святой Руси  были выброшены книги античных авторов. Духовный же наставник схимника Ионы, митрополит Московский и всея Руси Макарий, удумал соединить в 12 громадных томах Четьи-Минеи всю имеющуюся литературу княжества, Книги Священного  Писания с комментариями, Жития русских святых (патерики) и греческих (синаксары), творения отцов Церкви, энциклопедические сборники вроде «Пчелы», описание всевозможных путешествий – всё было сведено вместе… - Как у пролетарского писателя  Алексея Максимовича Горького в его 300 томах серии «Всемирная библиотека».- невольно подумал я. – Тоже ведь хотел втиснуть любознательность читателя в  узкие шоры.       …У мирополита Макария был большой замысел внедрить в умы книгочеев церковно-славянский язык посредством своего литературного труда. И он своего добился: литературный язык Четьи-Миней  вытеснил народный разговорный русский язык даже из Житий святых, первоначально написанных на нём. Но как в исправленных Максимом Греком книгах, так и в 12 томах митрополита Макария  нечего искать критического начала, присущего западно-европейским светским и религиозным писателям. Старинные книги постигла печальная судьба, но чтобы потомки не склоняли имя его преосвященства Макария всуе мудрый архипастырь пустил по  Белому свету скаску о «Библиотеке Ивана Грозного». Дескать, творения древнееврейски, древнегреческих и  древнелатинских борзописцев вместе с несчётным количеством прочих светских и религиозных книг хранились с ХУ века в Московском Кремле пока отец эконом Иона  вдовьего удела царицы Марии Темрюковны не вывез их  в стольных град Опричнины. На существование  легендарной библиотеки Московских царей  указывали два века спустя после кончины митрополита Макария два иноземных учёных мужа: Клоссиус (1834г) и Тремер(1891 г). Жаркие споры о «Либерии» вспыхнули на страницах российских газет с 1894 года. Были даже произведены раскопки на месте Старого царского дворца, но они дали неутешительны результат. Ливонский летописец Ниештендт является первым автором рассказа, где есть упоминание об этом сокровище. Затем профессор Дерптского университета, герр Добелов, составил в 1820 году каталог царской библиотеки. Впоследствии  каталог бесследно исчез. Бог весть,  были ли оба германца сами мистификаторами или жертвами махровых обманщиков. Ещё раньше бытовала басня об обладании Московскими царями большим количеством византийских  рукописей и икниг, которые  греческий император Иоанн перед взятием Константинополя турками поместил-де в безопасное место, а потом передал на вечное хранение в Москву – стольный град Третьего Рима! Басня  сия имела такой успех, что римский кардинал Сан-Джиорджио в 1600-м году поручмл гркку Петру Аркудиусу проверить её правдивость. Ловкий посланец Ватикана в составе польского посольства в Москву, расспросил за немалую мзду  русских царедворцев и установил, что слухи о тайном книгохранилище оказались ложными. Через многие ухищрения закордонные соглядатаи-иноземцы прознали о том, что Иван Грозный и его предки владели несколькими книгами и рукописями на церковно-славянском языке, ибо до конца ХУ века  в числе их  известна лишь одна  книга на иностранном наречии – это немецкий гербарий. И очень трудно предположить, что его привезла с собой византийская принцесса Софья Палеолог. И совсем абсурдно думать, что именно сей гербарий  прятал от турок-сельджуков последний византийский император Иоанн перед штурмом Константинополя. Более чем вероятно, что единственную иноземную книгу, не переписанную Максимом Греком и митрополитом Макарием, приобрёл по пути из Рима в Москву  врач из свиты византийской невесты Юрий Траханиот! Второй же не переписанной книгой стала другая  книга лекаря под названием «Речи цесарева посла». Я очень опечалился, когда переварил полученную информацию о культурных запросах московитов времён Опричнины. Ведь словно домик из песка рассыпался казалось бы железный довод журналистки  Ольги Татарченко в газете «Коммерсант-Ъ» под названием «Герман Стерлигов решил перехитрить Ивана Грозного», помните? « Не так давно существовала версия, - заявила она  решительно, - что «Либерия» давно разворована. Но сейчас  учёные опровергают это мнение. Потому что до сих пор не всплыла ни одна книга, спрятанная Иваном Грозным. Даже по теории вероятности за четыреста лет хоть что-нибудь должно было появиться, и это событие немедленно стало бы мировой сенсацией. Однако этого не произошло, поэтому мы не собираемся прекращать поиски». - Бьюсь об заклад, что теория вероятности не предусматривала один шанс из миллиона на то, что  библиотека окажется невостребованным кладом! – заговорил я вслух сам с собой. – Где гарантия, что митрополит Макарий, подобно одному из арабских  халифов, не мог сказать  не о Каирской, а о Московской библиотеке: - «Коль сии книги повторяют Четьи-Минеи, то они бесполезны; если противоречат, то их надо сжечь!» И если это так, то мои похождения последам «Библиотеки Ивана Грозного» весьма смахивают на необычные догонялки с учителем математики.