Лавуазье. Последние часы исправленное

Лавуазье — последние часы.
Лейпциг. 1814 год. В  походной палатке, понурив голову, сидит человек в черной треуголке и сером сюртуке. Это — Наполеон Бонапарт. Слышен грохот пушек, подобный грозовому гулу. Перед ним стоит маршал Ней.
—  Сир, мы не способны более сдерживать атаки неприятеля.
Наполеон вскочил с перекошенным от ярости лицом.
—  Почему молчит половина пушек, их голос еле слышен?
—  Мы экономим порох, сир.
Наполеон сел, лицо его снова стало спокойным.
- Был бы жив Лавуазье, у нас бы не было проблем с порохом.
Уж он бы нашел способ добыть горючее для моих солдат. Я бы собственными руками задушил бы того прокурора, который вынес смертный приговор опоре  Франции.
—  При вынесении приговора он сказал, что революционной Франции, не нужны, ученые.
— И это несмотря на то, что у нас уже тогда, благодаря ему, был самый дешевый порох. А то ли еще было бы... Ты знаешь Ней, что несколько десятков лет великая Римская империя не могла овладеть городком Сиракузы, только потому, что там жил Архимед, изобретавший удивительные военные машины. Он сжег целый флот отраженными лучами Солнца.
— Его тоже убили Сир.
— Да убили, но кто —  враги. Мы же сами уничтожили величайшего гения Франции. Пойми Ней, Лавуазье — это единственное, чего не хватало для полной победы и вечного процветания в царстве свободы, справедливости и братства.
Париж — 1794 г.
— Ваше имя? Когда, и где родились, происхождение?
— Антуан Лоран Лавуазье. Родился в 43г, мои предки были дворяне.
— Революция решила вас этого социального статуса. Вы, вероятно, жалеете, что лишились права иметь рабов, и жить за счет народа?
— Я не нуждаюсь в рабах, я сам раб науки.
— Род занятий?
—  Ученый, создатель теоретической химии, основанной на эксперименте, автор учебника «Начальный курс" химии.
—  Можно подумать, что до вас химии не было.
—  Я объединил химию с физикой, и таким образом создал новую науку. Алхимики были эмпириками. Каждое их открытие было всего лишь их личным достоянием, понятным немногим. Мой метод исследования делает химию доступной для каждого, кто приложит минимум усилий в процессе познания. Жив я, или мертв, экспериментально можно подтвердить все мои выводы. Алхимики, при всем моем к ним уважении, не были учеными.
—  А кем они были?
— Скорее волшебниками, магами или чародеями, как хотите. Хотя, не имея метода, в результате счастливых случайностей, они многое открыли.
—  Так чем же вы от них отличаетесь?
— Научный метод. Все, что я открыл, может легко проверить любой другой путем эксперимента и правильных вычислений, результатов анализа. Мои открытия принадлежат не мне, а всему миру. Покуда будет жив человек, все будут знать, что такое горение, т. е. полное окисление, что такое кислоты, основания, соли — основные классы неорганических соединений, про три вида агрегатных состояния вещества — твердое, жидкое и газообразное. Алхимия — это зашифрованное знание, принадлежавшее только жрецам, волхвам. Поэтому, — в этот момент Лавуазье оглядел зал, — я отдаю свой труд республике, и, несомненно, полезен для нее.
—  Да ты гражданин, сам сказал, что твои знания доступны для всего мира, в том числе и врагам революции?
—   Я могу многое дать Франции, к примеру, еще более дешевый порох...
— Вы участвовали в откупах, тем самым грабя государство?
— Все деньги я тратил на химические опыты, в них я вложил и большую часть своего состояния, 20 лет у меня прошли в трудах...
— Ты лжешь, всем известны твои привычки и образ жизни!
— Вы имеете в виду  вино, женщин, хорошую еду, но это необходимо, чтобы иметь силы для работы...
— Многие имеют силы отказать себе в этом, являясь самыми достойными членами общества. Ты себя ставишь выше всех. Так вот, революции ученые не нужны, а самоуверенные гордецы тем более. Ты приговорен к смерти. Будешь гильотинирован завтра на рассвете.
  Зал одобрительно загудел. "Казнить проклятого дворянчика, отрезать его поганую голову!", — завизжал низколобый субъект с верхней трибуны. И в этот момент величайший ученый своего времени упал на колени перед тремя недоразвитыми существами, одетыми в судебные мантии.
— Посадите меня в яму на всю жизнь, кормите только хлебом и водой, но дайте только перо и бумагу, чтобы я мог закончить труды свои.
Если бы у судьи в голове была бы хотя бы крупица здравого смысла —  история бы пошла по- другому. И была бы таблица не Менделеева, а Лавуазье. Периодический закон был практически открыт. На 100 лет застряла наука после революционного трибунала.
Главный судья криво и сладострастно улыбнулся. Перед абсолютно пустым  недочеловеком унижался величайший ученый эпохи. Это была победа над комплексами, чувством неполноценности, постоянным ощущением собственной никчемности.
  Судье приговор было вынести просто; он знал, что сам обречен, а в суд после смерти старался не верить.
— Помилование невозможно, увести его.
Лавуазье создал гениальную теорию горения, в процессе которого к веществам присоединяется кислород. Он же сказал, что жизнь — это медленное горение. А сам вспыхнул, как факел, на мгновение, осветив светом познания, вселенную.