Соседи 21

* * *

       В начале апреля получили большое письмо от моих родителей, писал папа. Он поделился радостью с коллегами: зять выходит в отставку,  дочь с семьёй навсегда приезжает в Воронеж. Директор очень заинтересовался зятем-подполковником, просит уговорить работать в техникуме военруком. Сейчас у них пожилой военрук, со здоровьем проблемы, согласился отработать этот учебный  год, но летом точно уйдёт на пенсию. Молодые преподаватели-мужчины бегут из техникумов и школ из-за низкой зарплаты, те, кто приходит после института, к работе относятся безответственно, считают, что за такие копейки как угодно сойдёт. Папа советовал Ивану не отказываться: пенсия плюс зарплата — неплохо будет выходить, а куда он сможет устроиться на предприятие, ещё неизвестно.

        Муж растерялся: он уже настроился на рабочую профессию, где  отвечаешь  только за себя, а работать с молодёжью как-то опасается. Но до переезда ещё  три месяца,  есть время подумать.

        Мама нашла для нас однокомнатную квартиру. Мы такую  просили, потому что не знали, сможем ли оплачивать двухкомнатную. А Катя будет жить у моих родителей. Кооперативная однокомнатная квартира осталась маминой знакомой после умершей бабушки и уже три года  пустовала: в ней пока не было необходимости.  Хозяйка согласна на то, чтобы жильцы  оплачивали только коммунальные услуги, другой платы ей не надо. Но квартира в ужасающем состоянии,  ремонта  не было с самого заселения, почти двадцать  лет, и привести её в порядок надо самим.

           Каждую неделю от мамы приходили письма-отчёты, что сделано в нашей будущей квартире. На выходные из Бутурлиновки приехали Валера с Кириллом — уже женатым двадцатитрёхлетним молодым человеком, разобрали и выбросили старую мебель. Мама борется с насекомыми: кроме тараканов обнаружились муравьи. На майские праздники с помощью папиной сестры и её сыновей размыли потолки и белёные стены. Мама покрасила окна и двери. Снова приезжали Валера с Кириллом, белили потолки. Мама с папой по вечерам клеят обои, по три-четыре листа, на большее сил не хватает.

          И у меня, и у мужа, и у детей было приподнятое настроение: нас ждут родные, нас ждёт новая жизнь, мы надеялись, что она окажется лучше нынешней. Катя готовилась к экзаменам днями и  ночами: очень хотелось поступить в университет, а в этом поможет золотая медаль. Вадик мечтал о встрече с дедушкой и бабушками и не мог поверить, что от них больше не надо будет уезжать. А мы с мужем стали частенько задумываться: какой окажется   новая работа? как там сложатся отношения? не будет ли задержек зарплаты? Иван постепенно привыкал к мысли, что с осени станет преподавателем техникума.

            Первого июня (в этот день Катя сдавала экзамен — сочинение) получили ещё одно письмо из дома. Мама сообщала, что ремонт нашего будущего жилья заканчивается, коротко рассказала о жизни родственников и целый лист посвятила Ирине.

           У Ирины была привычка обращаться к соседям за всем, чего не оказалось дома: за морковкой, за томатом для борща, за клеем или нитками. Я замечала это, но вскользь, «боковым зрением»,  не придавая значения. Ирина могла и   Наташу послать за чем-нибудь. Один из таких визитов к Анне Михайловне    из шестьдесят девятой закончился грандиозным скандалом. Наташа пришла   с кулёчком из газеты и попросила насыпать стирального порошка: мама стирает, а порошок кончился. Анна Михайловна не только проводила Иринину дочь ни с чем, но и пошла к Ирине ругаться: магазин через дорогу, порошок там есть, пойди и купи, а не побирайся по квартирам. Ирина, если ей делали замечания или говорили что-то неприятное, становилась  наглой.  «Жалко, так и скажите, — ответила она. — Мне другие дадут, кто не такой жлоб».

        - Ах, так это мне, оказывается, жалко! — взвилась Анна Михайловна. — Это тебе жалко на пачку порошка потратиться. На той неделе было жалко на бутылку постного масла, ты со стаканом к Тамаре пришла, а я у неё в комнате сидела, всё слышала.

        Отругав Ирину,  Анна Михайловна не успокоилась и на следующий день на лавочке  рассказала о конфликте. Соседки соглашались: просит  и картошину в суп, и муки рыбу пожарить, и соды — что за хозяйка, у которой в доме ничего нет.



         Мама, не ведая того, затронула тему, беспокоившую меня с того самого вечера, когда мы решили переезжать в Воронеж. Как дальше выстраивать отношения с Ириной?  Мы с ней вместе выросли, общались чаще, чем с родственниками, но в последние три-четыре года я перестала её понимать: после развода она очень изменилась и  принять эти изменения у меня не получалось.

         Вспомнился разговор с Ириной пятилетней, наверное, давности. Ну да, это была осень девяносто второго, когда я с детьми на неделю приезжала к родителям. Ирина пожаловалась на Нинку: выпросила весной только что купленное эмалированное ведро, увезла в деревню и вернула только в октябре, после неоднократных напоминаний. Ведро снаружи грязное, но это ерунда, главное, что на нём оказалась в двух местах сколота эмаль. Тема показалась    мелкой,  я поморщилась, что не скрылось от глаз Ирины.

        - Вот ты морщишься, думаешь: ерунду какую-то рассказывает.  Я Нинке ничего не сказала, посмотрела на ведро скептически и продолжала разговор холодно, так что она через две минуты засобиралась и ушла.  А как бы ты на моём месте поступила?

        Я ответила не задумываясь:

       - Не взяла бы ведро: сказала бы, что оно мне было нужно новое,  а в таком виде уже не нужно.

      - То есть как не взяла бы? — не поняла Ирина. — Оно мне вообще-то нужно, я его собиралась маме отвезти, у неё ведро для питьевой воды  старое.

      - Если Нинка порядочная, она оставила бы себе испорченное, а тебе  купила  новое.

     - Нинка у меня ведро выпросила, чтобы попользоваться, а самой не покупать. Не стала бы она мне покупать новое, забрала бы это, и всё.

     - Значит, как человеку  ей грош цена в базарный день. Ведро это как лакмусовая бумажка, им можно пожертвовать, чтобы выяснить уровень порядочности Нинки.

     Ирина с недоумением смотрела на меня, помолчав, сказала:

     - Никак не пойму: почему ты постоянно настраиваешь меня против Нинки?

     Я засмеялась:

     - Как же я могу тебя постоянно настраивать, если я вчера прилетела из Мурманска, а через пять дней улетаю? Ты спросила, я ответила: я бы использовала ситуацию, чтобы проверить человека «на вшивость». Хотя что тут проверять: у неё денег на сотню вёдер найдётся, а она выпрашивает у тебя.

    Ирина долго убеждала меня, что ведро и порядочность — вещи несопоставимые.  Мне было понятно, что убеждает она себя: Нинка её обидела, а ей хочется сохранить отношения с Нинкой.


        Следующим  летом про обиду Ира  не вспоминала, дружила с Нинкой больше прежнего. Они обменялись ключами от квартир: у Нинки теперь  ключ от Ириной квартиры, а у Иры от Нинкиной. У Нинки есть телефон, так что Ира, когда её надо позвонить, идёт к Нинке, даже когда той нет дома. Через свою однокурсницу Ира помогла перевести Лёшу и Пашу в гимназию, потому что школа, где они раньше учились, по словам Нинки, никуда не годилась. Учителя равнодушные, корыстные, ждут только подарков. Когда ребёнок приходит  после болезни, не хотят задержаться после уроков и позаниматься с ним  дополнительно, объяснить пропущенные темы.  Нинка так и сказала Пашиной классной: «Денег от меня не дождётесь!»

        - Мальчишки вообще-то слабые, — вздохнула Ирина —  читать не хотят, да и детских книг им не покупают, на полке стоят только те, что я отдала — старые Наташины. С домашними заданиями ко мне идут: я и русский проверь, я и математику помоги решить.

        Потом перескочила на другую тему:  родители Нинки не разводят больше  индоуток, теперь у них кролики — это выгоднее. Продают через знакомых: Ирина приходит к Нинке с блокнотом, где записаны телефоны, обзванивает людей, они в свою очередь обзванивают своих знакомых, так и пристраивают кроликов. На рынке они дорогие, можно полдня простоять и ни одного не продать, а за место плати и ветеринару за проверку.


          В следующий отпуск я выслушала от плачущей Ирины продолжение истории про кроликов.

      За неделю до нашего приезда Нинка привезла из деревни пять или шесть кроликов, как всегда, позвала Ирину обзванивать знакомых. Двух кроликов  решила купить Софья Львовна — преподавательница истории Средневековья, в прошлом году вышедшая на пенсию: она ждала в гости сына с семьёй. Ирина сказала, что кролики весят по два килограмма, назвала цену (такую, как на рынке) и продиктовала адрес Нинки. Вечером за кроликами приехал муж Софьи Львовны. Это было в воскресенье.

       В понедельник утром, подходя к  деканату, Ирина услышала громкий голос Софьи Львовны. Оказалось, та ждала Ирину, чтобы выразить  своё возмущение — кролики,  купленные по цене двухкилограммовых, весили гораздо меньше: один кило восемьсот, а другой и вовсе кило пятьсот пятьдесят — и потребовать телефон Нинки: пусть приезжает, привозит деньги и забирает назад эти костлявые тушки. Ира продиктовала телефон, спряталась в своём закутке за печатной машинкой и даже обедать не ходила, чтобы ни с кем не встречаться. А вечером к ней ворвалась Нинка, крича, что ей названивает сумасшедшая старуха, требует назад деньги и хочет вернуть кроликов, а может, они у неё  уже    протухли. Кое-как выпроводив Нинку, Ира легла на диван  и весь вечер проревела. Вспомнила, как в прошлом году так же по телефону «сосватала» своей однокласснице ведро крыжовника, а потом оказалось, что Нинка взяла с той чуть не вдвое больше,  чем крыжовник стоил на рынке.
   
        Теперь Ире на работе стыдно смотреть людям в глаза: кроликов у Нинки покупала половина преподавателей кафедры.

        Конечно, я сочувствовала подруге, но всё же спросила:

        - А тебе Нинка ни разу не презентовала кролика, так сказать, за помощь, за труды?

        - Ты это серьёзно? — удивилась Ира.

        - Вполне.

        - Ну,  угощала  пару раз тушёным кроликом. Но чтобы целого дать? Он же такой дорогой!

        Я вспомнила, что Ирина раньше хвасталась деревенскими яйцами с ярко-жёлтыми, почти оранжевыми желтками,  и продолжала свой допрос:

        - А яйца деревенские — это были гостинцы?

        - Что ты, что ты! — она даже руками на меня замахала. — Я покупаю их у Нинки по магазинной цене.

        О чём можно было дальше говорить с Ирой, я не понимала. Проходило какое-то время, и она снова дружила с Нинкой, гордилась тем, что знает все новости их семьи, которые пересказывала с воодушевлением мне и, наверное, не только мне. Если случай с ведром был мелкий, то манипуляции  с кроликами — подлость, которую Нинка многократно проворачивала через Ирину, делая её соучастницей.  И эту подлость Ирина тоже через какое-то время забыла, продолжала общаться с Нинкой как ни в чём не бывало. Выходит, подлость она готова простить? Да нет, скорее поступки Нинки для неё не очень уж подлые, значит, и сама она может поступать так же?
 

       Я совсем запуталась, пытаясь разобраться, как же я сама отношусь к Ирине. И эти поклонники, которые стали появляться у неё после развода. Конечно, уход Николая — сильный удар по её самолюбию, а тут ещё возраст его новой жены — на девять лет моложе Иры. Понимала я и то, что у подруги низкая самооценка, и эта самооценка повышается, когда  на Иру обращает внимание мужчина. Но после Юры, показавшегося мне аферистом и пропавшего с Ириного горизонта через три месяца, стали появляться другие. Соседи по гаражу, знавшие Николая и теперь воспылавшие интересом к его бывшей жене (а в пустовавший гараж Ира бегала часто, чуть ни каждую неделю — зачем?).  Студенты-заочники, с которыми она знакомилась на работе. Бывшие однокурсники-однокашники. После двух-трёх визитов к Ирине, они, как правило, растворялись. Ирина объясняла это тем, что надеялись на лёгкую победу, но не тут-то было. Один из поклонников задержался на полгода, и с ним мне довелось познакомиться.

          Это произошло, как я помню, летом девяносто пятого. Иван с детьми поехал в Бутурлиновку, а я на пару дней задержалась в Воронеже, чтобы помочь  маме с заготовками. Ира пригласила к себе, сообщив с таинственным видом: «Будет мой поклонник». Из немецких запасов выделила ей и Наташе по яркому полотенцу, купила в кулинарии полкило печенья, в киоске шоколадку «Альпенгольд», прибавила пол-литровую банку клубничного варенья — для того несытого времени гостинцы  почти роскошные.

          Увиденное вечером  у Ирины  поразило. Большой стол практически пустой — кроме чашек, сахарница, заварочный чайник и  тарелка из-под чего-то.  За столом хозяйки, однокурсница Иры Маша с сыном Сашей  и очень худой мужчина — Анатолий, который сначала показался мне молодым. Когда включили свет, на  лице Анатолия обозначились глубокие морщины, и я поняла, что ему за сорок. Ира выложила печенье на тарелку, я, не разворачивая, разломила шоколадку на дольки.  С Машей мы были знакомы много лет и обрадовались встрече. Успели переброситься несколькими словами, и я  взглянула на стол: тарелка снова была пустой, рядом лежал скомканный фантик от шоколадки — я не поверила своим глазам. Через несколько минут Наташа встала и пошла в кухню, за ней бросилась Ира. Я сидела близко к кухонной двери и услышала обрывки разговора:
 
       - Поставь на место! Это на зиму!

       - Я хочу сейчас!

       - Поставь, я тебе сказала!

       - Отстань, я хочу!

        Наташа вышла с банкой варенья, той самой, которую я принесла, положила понемногу на блюдечки (мы с Машей отказались). Потом они с  Сашей стали есть варенье из банки, которой хватило минут на пять.

        Я старалась улыбаться, но мне было очень не по себе: и от того, что стол снова опустел, и от того, что Ирина, болтавшая как заведённая и почти всё время громко смеявшаяся, через каждые два слова повторяла: «Толя, ну скажи!», «Толя, ну правда?», «Толя, ну помнишь?»  Анатолий что-то отвечал, но было очевидно, что он не ожидал такого напора и растерян. Я просидела не более получаса и, сочинив какую-то причину, поспешила домой.

        Родителям рассказала о пустом столе в доме  подруги. Мама повздыхала. А папа отреагировал довольно резко. Оказывается, он не раз  предлагал Ирине вести подготовительные курсы у них в техникуме: времена нелёгкие, надо где-то подрабатывать. Но Ира подрабатывать не хотела, отвечала, что могла бы вести курсы и в своём пединституте, но и без этого устаёт на работе, а по вечерам надо отдыхать.

     Про Анатолия она рассказала мне позже. Он баянист, работает в музыкальной школе. В сорок лет поступил в пединститут на заочное: с высшим образование выше оклад. Дважды разведён и платит алименты сыну и дочке. Через полгода знакомства спросил, когда же их отношения перейдут на другой уровень.

      - Ну разве это плохо, что мы с тобой друзья? — начала кокетничать Ирина. — Нам ведь так интересно общаться друг с другом.

      - Я вообще-то женщину искал, а друзей и знакомых у меня много, — ответил её поклонник и исчез.



       Вспоминая всё это, понимала, что от Ирины надо отдаляться. Не ссориться, не обижать её, а именно отдаляться. Мне было бы неловко, если бы в её запущенную квартиру  приходил Иван, сидел за пустым столом, слушал бесконечную  болтовню. Но он взрослый, мудрый, сдержанный человек, много всего перевидавший, понимающий людей. А вот перед Катей,  приведи я её в дом Ирины, мне стало бы по-настоящему стыдно.