Жаркое лето

Это лето пылало жарой и небывалой духотой с частыми грозами. Солнце в полдень было алое. А лето сонно перелистывало синие страницы ясных дней, часто ненужных, а иногда прекрасных. Люди, как могли, прятались в тени деревьев и домов. Когда вечерняя заря на бледном небе уже угасала и в открытое окно бросила последний луч закатного солнца, начинающий юрист Алексей Святов вышел из душного кабинета на раскаленную улицу.
Елец-Елец - из головы Святова не выходил город, о существовании которого он знал только из литературы Бунина и Рахманинова. Но после вчерашнего телефоната с его бывшим учителем по живописи, у которого он пару лет брал уроки еще до поступления институт, название этого городка не выходило у него из головы. Никитин настоятельно приглашал посетить его "усадьбу", в которой он теперь обитал. Алексей оставил занятия живописью, так как считал, что он не художник, и решил заняться чем-то другим, что более подходило ему. Художник Никитин был другого мнения и считал, что способности у Святова есть, и даже большие. Заниматься ему нужно только интенсивнее и с большей отдачей. Но так уж получилось в жизни Святова, он стал юристом. Да и художника Никитина уже давно нет в Москве. Он еще много лет назад купил хороший дом в небольшой глухой деревне под Ельцом, до которой и добраться было непросто. Покой, свобода, независимость, поля, природа и живопись стали причиной решения переезда. Алексею захотелось хоть на пару дней взять с собой мольберт, краски и посидеть с ними на природе.
-Решено,- сказал он себе - еду!
После ночной езды, рано утром он вышел на перрон вокзала этого городка, начал искать автобус до Петрищево, но оказалось, что прямого до этой деревни нет. Пришлось ехать сначала до Измалково, ну а потом уж до Петрищево. В автобусе рядом с ним сидела старая беззубая женщина с мешком, который она поставила между ног и каждый раз что-то искала в нем, поглядывая на Святова. Затем она начала рассказывать о своей нелегкой жизни. Как ей тяжело пришлось после войны, в которой она потеряла мужа, том как все дорого сегодня, как никто не покупает яйца, и ей приходится отдавать их даром. В общем был, ничего не значащий для него, разговор с простой деревенской словоохотливой женщиной-попутчицей. Выждав, он спросил, далеко ли до Петрищево. Вот мы сейчас выйдем в Измалково, вы пересядите на следующий автобус,- ответила хриплым старческим голосом женщина. Потом вдруг спросила, не едет ли он к художнику, который у нее в дружбанах.  Наконец-то, определившись с маршрутом, он смог спокойно смотреть из окна автобуса и наблюдать. Все ему было интересно - одноэтажные дома, вековые дубы, через открытое окно пахло смолой и пылью, земля будто сочувственно вздыхала и все так было заманчиво. Святов смотрел в тягостной тревоге и ему казалось, что каждый камень близок и дорог ему. Рядом с домами скотные дворы, в которых важные гуси вели свои молчаливые разговоры, кудахтали куры. По лесу льется какой-то неясный гул и неведомые крики, и нельзя отгадать откуда. Звонят колокола, так и хочется произнести слова Гумилева "Горе, не знающим света, горе, не обнявшим печаль". Ох, эти старинные усадьбы, разбросанные по всей таинственной Руси...
Красивый и самоуверенный шестидесятилетний художник стоял уже перед воротами старинного богатого дома и приветствовал своего бывшего ученика.
-Ну вот и приехал, мы рады, очень рады. Надеюсь надолго. Наша жизнь состоит из того, что мы от рождения и до самой смерти встречаем и провожаем друг друга. Очень рад. Очень-очень. Ну как поживает юридическая наука?
Святов на секунду почувствовал себя глупо-молодым. От художника пахнуло алкоголем.
-Я уже принял -  звучным голосом сказал он и поцеловал Святова в щеку.
-А вот и моя красавица,-  из открытой двери дома вышла молодая статная женщина.
-Наташа, очень приятно Вас видеть...
И она запнулась на мгновение, не зная как продолжить.
-Он много рассказывал о Вашей способности к живописи.
-Ну хорошо, Наташенька, приготовь что-нибудь вкусненького нам, мы голодны - произнес художник.
Она вздохнула и тихо пошла на кухню.
Долго сидели за столом. Наташа, сидя сбоку от стола, молчала. Святов наблюдал с большим удовольствием за ней. Внезапно какая-то невидимая сила толкнула его в грудь и чья-то холодная рука сжала его задыхающееся от волнения сердце. Он никогда не только не видел такой красоты, такой сияющей красоты, что даже не смел и думать, что такое может существовать. Много прежде видел красивых женщин, но это ослепительно прекрасное лицо рядом с неопрятным художником, к тому же сильно пахнувшим алкоголем, обескураживало. Его голова тихо кружилась, кожа на лице горела. Ему хотелось не шевелиться, чтобы не потерять это ощущение и странное состояние. Больших усилий стоило ему не рассматривать ее лицо вновь и вновь, лицо простое и прекрасное одновременно. Он видел как улыбались ее уста, так загадочно и зыбко. Эти мгновения оставались для него тайной и в то же время в каждом ее взгляде была тоска без просвета и в каждом вздохе был чуть слышен томительный крик.
Стояло голубоватое с легкой дымкой теплое утро. Несколько раз принимались идти короткие благодатные дожди, после которых прямо на глазах росла молодая трава. После дождя ненадолго выглядывало солнце. Такой жары, как до этого, не было.
Святов еще из окна автобуса приглядел место рядом с небольшой рекой, где стояла огромная ива. Вот туда-то, прихватив мольберт и палитру, он и шел.
Вернулся только к закату, довольный собой и зарисовкой.
-Ну а теперь пойдем к соседям, которые давно ждут тебя, хотят увидеть моего ученика из Москвы, - сказал раскатистым баритоном художник. Пошли. Художник держал Святова крепко своей рукой, и как всегда, от него пахло алкоголем.
-А вот тут в деревне почему-то все Дмитриевы. И не поймешь кто  из них родня, кто нет. Для Святова это показалось забавным.
В деревне только три улицы. Все рядом. Идти было близко, приятно. Начинало вечереть, изредка мелькали звезды.
-А вот тут мои дружбаны, конечно, Дмитриевы.
Он указал на противоположной стороне кирпичный домик, окрашенный белой краской. Дверь открыл сам хозяин приятный и дружелюбный. В сенях Святову бросился в глаза огромный бидон-фляга, литров на 40, раньше такие использовали для молока, на котором стояла алюминиевая кружка. Хозяин открыл крышку и Святов почуял запах браги.
-Это у нас так заведено, за приезд выпить при входе в дом. Художник не заставил себя уговаривать, хлебнув из кружки браги, громко крякнул. Святов воспользовался моментом, когда они обнимались, сделал вид что пьет. Он и раньше не был большим любителем алкоголя, а запах самогона и вовсе не переносил.
-Это моя супруга Валентина, - тихо проговорил Дмитриев и поцеловал уже малость опьяневшую веселую супругу.
-Тетя Валя - представилась она.
Святов увидел колоритную русскую деревенскую женщину - крупную, статную, розовощекую, с гордо поднятой головой, одетую в платье с передником. Она громко и весело смеялась, муж также весело смеялся и целовал жену. Было видно, что он очень любил ее.
-нас Дмитриевых не сломать, мы такие - пили, пьем и будем пить. Мы гордые - ни перед кем не гнемся и нам никто не указ - почему то приговаривая это, посматривала на меня тетя Валя.
Святов внимательно осматривал незнакомый ему уклад жизни. И первое на что он обратил внимание - это странное место, где стояла ванна. А именно - на кухне. Здесь мылись, мыли посуду и стирали. Туалет находился во дворе. А какие красивые индюки ходили по двору. Он услышал голос тети Вали - выбирай, который тебе нравится. Возьмешь с собой в Москву деревенские гостинцы.
-Нет, тетя Валя, они такие красивые, что я не могу на это согласиться.
-Да ты что, там 20 кило мяса.
Чтобы остановить ее уговоры и чтобы она тут же не забила красивого индюка, он пообещал сказать ей о своем желании принять этот гостинец, перед отъездом.
Сидели допоздна. Святов и муж тети Вали не прикоснулись к этому традиционному хмельному напитку. Тетя Валя уже заснула на диване, а художник сильно опьянел. Святов сказал, что уже очень поздно и пора возвращаться домой. Весь этот вечер слился в какую-то непонятную ему историю. Уже взошел месяц и его сияние причудливо и таинственно освещало среди мрака неровными пятнами стволы деревьев и их изогнутые сучья. Только стволы берез резко белели под светом месяца. Святову пришлось почти на себе тащить художника. Он был вдребезги пьян и только неясно мычал, указывая на какие-то предметы. Войдя в дом, художник не раздеваясь рухнул на кровать, тут же захрапел. Выключив свет, весь дом и вся деревня погрузились в темноту.
Какие-то шорохи разбудили его. Тихо повернулась ручка двери и показалась тонкая полоска света. Удивленно, и в тоже время догадываясь кто это может быть, он открыл глаза и увидел как она шла к нему бесшумно босиком. Они не произнесли ни слова. Внезапная близость и тепло на его груди, ее руки крепко обнимали его шею. Она играла нежно своими пальцами по щекам и целовала его закрытые глаза. Только теперь он почувствовал ее тонкие руки, пальцы, плечи и лицо. Он так крепко целовал ее, будто она принадлежала всегда только ему. Внезапно она беспокойно встала и тихо ушла. Он почувствовал страх, что он ее больше не увидит и неимоверную усталость. Кожа на его лице горела и к нему пришло чувство вины, которое не уходило от него. Он наскоро оделся, не включая свет, нашел перед дверью свои запыленные ботинки и беззвучно выбежал из дома с рюкзаком и мольбертом к первому утреннему автобусу, боясь, что его нагонит ночь и те кто приютил его. Ах, как он возненавидел любовь, болезнь, к которой все стремятся и которая туманит разум вновь и вновь. Он чувствовал, что он пришел в чужой мир, но такой странный и такой великолепный. И все то, что он видел, воспринимал все печали, и радости, и бредни, какими они были. Он думал о еще незаконченных работах. Это были два шедевра. На обоих холстах обнаженное, невероятной красоты, тело молодой женщины. На первом она лежала на ромашковом лугу с распущенными волосами на плечах и руками, заложенными за голову, на другом - она сидит на венском стуле, обхватив руками колено.
Невозможно описать того состояния, в котором он находился. Минутами он забывал куда и зачем он ехал. Оставалось только смутное состояние сознания, что случилось что-то непоправимое, что-то нелепое и ужасное, - сознание, похожее на тяжелую бесконечную тревогу. Он наклонил голову к окну автобуса, на него подул освежающий воздух, и ...
Что привело его в этот городок? Кто заставил его совершить эту нелепую глупость? Случай? Судьба? Что это было?
Автобус подъезжал к старому русскому городу. Елец - конечная остановка - объявил водитель.


Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.