Миллион для гения. Киносценарий

1. КВАРТИРА КЛЕЙЗМЕРА.
Клейзмер в несуразной домашней рубахе навыпуск, в трениках с оттопыренными коленками, в шлепанцах. Он подходит к окну, открывает его. Светит солнце. Щебетание птиц. На подоконнике стоят лоточки – в них луковицы, проросшие зелеными стебельками, пара горшков с цветами. За окном панорама города. Лязг трамвая о рельсы. Вдалеке церковь. Слышен колокольный звон. Шум машин, голоса редких прохожих, выкрики детей. По подоконнику со стороны улицы ползет муравей… Клейзмер долго за ним наблюдает. Потом берет лейку, поливает лук, цветы в горшках. На один цветок садится пчела. Он смотрит, как она трудится. Она улетает. Снова поливает. Палочкой разрыхляет землю в горшке. За окном птичий гомон. Шум города.
Вдруг на подоконник с внешней стороны садится канарейка. Он удивлен.
Клейзмер: - Что?

Птица смотрит на него.

Клейзмер: - Чего ты от меня хочешь?

Птица продолжает на него смотреть.

В комнате компьютер издает характерный звук. (Пришло письмо по электронной почте) Клейзмер подходит к столу, смотрит на экран. Снова звук. Еще письмо и еще… Электронные письма летели одно за другим. Они врывались без разрешения, появлялись в уголке экрана и просили, даже требовали и настаивали на том, чтобы их прочитали. Клейзмер сел перед компьютером, с изумлением за этим наблюдая. Перевел взгляд на канарейку. Та все сидит на подоконнике.

Клейзмер: - Это ты принесла?

Птица молчит. За распахнутым окном светит солнце. Шум редких машин, проезжавших трамваев, щебетание птиц...

Клейзмер: - Принесла добрую весть?

Еще одно письмо и еще, уже десятки без спросу появились на экране  компьютера. Он провел мышкой, щелкнул клавишей. И тут началось!

Голоса писем:
- Мистер Клейзмер, ученое сообщество поздравляет вас с величайшим открытием…
- Ученые Америки готовы признать ваше доказательство…
- Весь мир, столетие ожидавший решения этой сложной задачи, склоняется перед вашим гением…
- Математики Британии и Франции торопятся пригласить вас…

Он лихорадочно открывает все новые письма. Одно из них приковывает его внимание. Холодный, деловой голос:

Главное письмо: - На совете директоров Математического института…, куда входят ведущие математики мира, было принято решение: Господину Георгию Клейзмеру за доказательство теоремы… присудить премию в один миллион долларов. Вам, господин Клейзмер, необходимо опубликовать свое доказательство в одном из нижеперечисленных журналов и прибыть по адресу…

Далее звук размыт, продолжая бубнить.

Неожиданно зазвонил телефон. Клейзмер замер, удивленно на него уставившись, дверной звонок тоже начал издавать нежданные трели, на экране монитора новые письма:

Голоса писем:
- Мы просим приехать Вас на пресс-конференцию…
- …дать интервью…
- …выступить на нашем канале…

Клейзмер нажал на кнопку пульта, включив телевизор. С экрана смотрела диктор, за ней был его портрет и поздравления, поздравления, поздравления… Вереница сообщений, нескончаемые стаи писем, громкие настойчивые звонки в дверь и из динамика телефона. Все завертелось перед глазами, закружилось в веселом хороводе. Стены росли, увеличиваясь в размерах, потолок поднимался на немыслимую высоту. Диван висел огромным зеленым облаком, а стол с компьютером превратился в маленькую точку, откуда вылетали все новые письма. А огромный экран телевизора на недосягаемом отдалении огромными губами диктора новостей повторял одни и те же слова:

Диктор: – Миллион долларов… теорема… долларов… миллион… миллион…

Клейзмер вскочил. Канарейка вспорхнула и улетела. Перед ним возникает подиум, который уходит из комнаты сквозь окно. Он покрыт ковровой дорожкой зеленого цвета. Клейзмер становится на него. С разных сторон подходят в прозрачных белых одеяниях две девицы. Они надевают ему лавровый венок, берут за руки, помогают идти по ковру. Он уже за окном. Дорога усеяна долларами. Впереди исчезает город, исчезает церковь, шум города сменяется грохотом аплодисментов. Овации. Девицы ведут его дальше. Зеленые купюры чертили в воздухе зеленую тропинку, которая стелилась над городом, предлагая по ней пойти. Шаг и еще, сотня, другая. Внизу улицы и площади, люди, ничего не видящие, собаки, в испуге задирающие морды.  А над головой бесконечное небо и солнце. Впереди возникает Олимп. Клейзмер в трениках, в шлепанцах, в развевающейся на ветру, рубахе смотрит только на него, робко ступая все дальше. Он счастлив!...
Вдруг оступился, поневоле останавливается, смотрит вниз. Ковер закончился. Доллары сыплются в пропасть. Еще шаг, и он последует за ними.
Овации продолжаются! Девицы тащат его дальше в пропасть.
Отталкивает их, в ужасе мчится назад, подиум рушится под ногами. Он едва успевает прыгнуть в проем окна. За спиной грохот.
Взглянул на экран компьютера. Письма, как маленькие муравьи, двигались по плоской поверхности. Они уже спрыгивали, начиная расползаться по комнате. Их много, все они напоминают огромный рыжий ковер. Дверь начинала деформироваться. Она прочно висела на старых, ржавых, добротных петлях, но теперь изгибалась, шевелясь лохмотьями металла и дерева после каждого звонка. Телефон был похож на разъяренную крысу, та сотрясала черным носом, на котором держалась трубка, пытаясь сбросить ее. Около трубки вьется рой диких ос. Во всем этом хаосе оставалось незыблемым только одно письмо. Оно горделиво, по-хозяйски, заполняло весь экран:
“Вам присуждается премия за доказательство теоремы”...

Голос письма: - Вам присуждается премия за доказательство теоремы миллион... миллион долларов... миллион... миллион...
Голос теледиктора: - миллион... миллион долларов... миллион... миллион...

Клейзмер бросился к компьютеру, стер письма, которые упали в электронную корзину. (Звук очищения корзины. Звук спускаемой воды.) Поднял и сразу же повесил трубку телефона. Щелкнул пультом, погасив экран телевизора.
В комнате стало просторно, уютно и хорошо. Исчезли муравьи и осы. Клейзмер подошел к окну, долго, опираясь на подоконник, глядит на город. Трамваи, издавая металлический звон, скользили по рельсам, ехали машины, шли редкие прохожие, а наверху спокойно и привычно сияло солнце. (Музыка. Возможно органная.)

2. КОМНАТА КЛЕЙЗМЕРА.
Звонит телефон. Клейзмер снимает трубку.

Бобрин: - Господин Клейзмер? Журналист Бобрин! Газета “ЖУРНАЛ”! Интервью для нас.... Здравствуйте!
Клейзмер: - Здравствуйте.
Бобрин: - До нас дошла удивительная новость! Вы получили математическую премию, но отказались  от  миллиона?
Клейзмер: - Да.
Бобрин: - Но почему?
Клейзмер: - Это не мой миллион.
Бобрин: - Как не ваш? Его присудили вам?
Клейзмер: - Да.
Бобрин: - Значит он ваш!
Клейзмер: - Нет.
Бобрин: - Но почему?
Клейзмер: - Понимаете… Он не принадлежит мне. Сотни математиков продвигали это решение многие годы, а я оказался в конце процесса и был последним. Вот и все.
Бобрин: - Но вы закончили работу, значит миллион ваш.
Клейзмер: - Нет.
Бобрин: - Стоп, давайте еще раз. Математический институт присудил вам премию в 1 миллион долларов. Так?
Клейзмер: - Так.
Бобрин: - Значит он ваш?
Клейзмер: - Нет.
Бобрин: - Тогда чей?
Клейзмер: - Понимаете, господин Бобрин, существует такое понятие как ученая этика и нельзя пренебрегать ею. Нельзя брать то, что не принадлежит тебе. Вы меня понимаете?
Бобрин: - Нет. Премию присудили вам, значит она ваша.
Клейзмер: - Нет.
Бобрин: - Неужели я поверю, что вы просто так отказались от миллиона? Господин Клейзмер, мы с вами взрослые люди. Таким россказням не поверит даже ребенок. То, что вы мне только что рассказали, невозможно! Нереально! Китч! Я не могу написать такое в нашей газете “ЖУРНАЛ”! Меня читатели засмеют, примут за идиота!
Клейзмер: - Мне очень жаль.
Бобрин: - Так, хорошо, я вас понял. Давайте поступим следующим образом. Я беру у вас эксклюзивное интервью и плачу 20 тысяч долларов, а вы откровенно рассказываете всю подоплеку. Устраивает?
Клейзмер: - За информацию о том, почему я не взял миллион, вы предлагаете мне 20 тысяч? Это неверное некорректное решение.
Бобрин: - Обычно мы платим такие гонорары всем нашим ВИП-клиентам, а вы еще даже не получили свою премию!
Клейзмер: - Попробуйте решить эту задачу по-другому, иным способом и перезвоните мне. До свидания, господин Бобрин.

Он повесил трубку. Звонок телефона.

Бобрин: - Господин Клейзмер?
Клейзмер: - Здравствуйте.
Бобрин: - Здравствуйте. Я подумал над вашим предложением, могу добавить еще пять тысяч - это очень хорошая сумма. Подумайте!... Вы меня слышите? Алло! Вы согласны?
Клейзмер: - Вам нужно сменить алгоритм и идти совсем другим путем. Ваша арифметика по своей сути некорректна. Так у вас ничего не получится. Подумайте-ка еще. Я буду ждать вашего звонка.

Он снова положил трубку. Звонок телефона.

Бобрин: - Господин Клейзмер?
Клейзмер: - Здравствуйте.
Бобрин: - Здравствуйте. Я посоветовался с руководством. Мы идем вам навстречу. Тридцать тысяч! Это огромный гонорар за такое интервью!
Клейзмер: - Вы снова на ложном пути. Вы изначально неправильно решаете уравнение. Вы,... как вам объяснить, соотносите кирпичи с помидорами, а котлеты с пчелами, переменные должны быть однородными. Попробуйте еще раз и обязательно перезвоните...
Бобрин: - Подождите! Не вешайте трубку! Я не могу дать вам миллион за ваш неполученный миллион! Я не виноват в том, что вы его не берете! Такая информация этих денег не стоит! Я понимаю, вы хотите получить намного больше!
Клейзмер: - Вот! В каком-то смысле вы правы. Хорошо! Уже ближе. Но все равно, подумайте еще и обязательно перезвоните. До свидания...

Он снова повесил трубку. Звонок телефона.

Бобрин: - Господин Клейзмер?
Клейзмер: - Здравствуйте.
Бобрин: - Здравствуйте. Я поговорил с руководством, подумал и понял одну простую истину – вы, господин Клейзмер, просто придурок! Самый настоящий придурок! И это все, что я могу сказать!
Клейзмер: - Вот! Наконец, вы сами решили эту простую задачку, и не нужно было никаких денег! Всего доброго, господин Бобрин.

3. УЛИЦА.
Клейзмер с авоськой шел по улице, а стайки собачонок преследовали его. Дворняги слабо тявкали, быстро отставая. Но эти кобели, эти сучки! Они вели себя, как настоящие элитные псы, хрипели, пена стояла у рта, лапами упирались в асфальт, норовя укусить, даже разорвать, становились в стойку, готовясь к решающему прыжку, чтобы вцепиться в горло!
Догоняет журналист Собакин.

Собакин: - Господин Клейзмер! Здравствуйте!
Клейзмер: - Здравствуйте!
Собакин: - Журналист Собакин. Газета “Собачьи новости”. Интервью для нас. Господин Клейзмер! До нас дошла удивительная новость! Вы получили от Математического института премию в миллион долларов!
Клейзмер: - Получил!
Собакин: - Но вы не взяли ее!
Клейзмер: - Не взял.
Собакин: - Почему?
Клейзмер: - Вы все равно не поймете. До свидания.

Отрывается, уходит вперед. Собакин догоняет его.

Собакин: - Господин Клейзмер, журналист Собакин. Здравствуйте!
Клейзмер: - Здравствуйте.
Собакин: - Но, почему я не пойму?
Клейзмер: - Потому что я не могу вам этого объяснить. До свидания.

Отрывается, идет быстрее. Собакин догоняет его.

Собакин: - Господин Клейзмер, журналист Собакин. Здравствуйте!
Клейзмер: - Здравствуйте.
Собакин: - Но, почему вы не можете мне этого объяснить?
Клейзмер: - Потому что вы не поймете.

Отрывается, идет еще быстрее. Собакин догоняет.

Собакин: - Господин Клейзмер, журналист Собакин. Здравствуйте!
Клейзмер: - Здравствуйте.
Собакин: - Господин Клейзмер, мне еще долго за вами бегать? Может быть, вы ответите на мой вопрос? Ответьте, и я оставлю вас в покое!
Клейзмер: - Бегайте, сколько хотите.
Собакин: - Но почему?
Клейзмер: - Вы не поймете, до свидания.

Клейзмер бежит. Стая собак бежит. Собакин догоняет его.

Собакин: - Господин Клейзмер, журналист Собакин. Здравствуйте!
Клейзмер: - Здравствуйте.
Собакин: - А зачем вы со мной вообще разговариваете, если ничего толком не говорите?
Клейзмер: - Я не могу вам этого объяснить.
Собакин: - Но почему? (заскулил)
Клейзмер: - Потому что вы все равно не поймете. До свидания.

Журналисты и собаки обступают его со всех сторон. Клейзмер поневоле останавливается.

Лайкин: - Господин Клейзмер! Здравствуйте!
Клейзмер: - Здравствуйте!
Лайкин: - Господин Клейзмер, журналист Лайкин, газета “Собачья радость”. Интервью для нас.... А почему вы не бреете бороду?
Клейзмер: - До свиданья.

Побежал. Его преследуют журналисты и собаки. Бегут до его дома.

Степа: - Господин Клейзмер, журналист Степа, газета “Сахарная Косточка”, а почему вы не стрижете когтей?
Клейзмер: - До свидания.
Жули: - Гоша! журналистка Жули, а почему вы не стрижетесь?
Клейзмер: - До свидания.
Тяпкин: - Гоша, здравствуй! Тяпкин. А почему ты не женат?
- Почему вы не уедете в Америку?
- Зачем вы ходите в филармонию?
- Почему вы любите собирать грибы?

Подбежал к двери подъезда. Пытается открыть ее.

Голоса журналистов:
- Господин Клейзмер! Миллион... Миллион... Миллион...
Клейзмер: - Я не даю интервью.
- Гоша!... Миллион!... Миллион!...
Клейзмер: - Не даю! Не даю!
- Гоша!... Ногти!... Волосы!... Борода!
Клейзмер: - Интервью не даю!
- Консерватория!
Клейзмер: - Нет! Нет!

Какая-то собака вцепилась ему в штанину. Из рук выпадает авоська. Там пакет кефира. Он лопается. Кефир растекается по асфальту. Клейзмеру удается открыть дверь, отпихнуть собаку, которая начинает лакать кефир, забежать в подъезд, захлопнуть дверь, оставив всех на улице. Через мгновение он появляется в окне своей квартиры. Стайка собак, задрав морды, с любопытством смотрят на него, виляют хвостами, поскуливают, пуская слюни. Журналисты в этой стае. Клейзмер в бешенстве:

Клейзмер(заорал): - Вы каждый день задаете одни и те же вопросы? Если вы спрашиваете об одном и том же, значит, знаете только это? Только это вас волнует? Этим вы живете! Мир многогранен! Он велик! Бесконечен! Стоит повернуть голову немного в сторону, задуматься, помечтать, посмотреть на него другими глазами - своими глазами. Ведь у вас остались эти глаза! Богом данные и Дарвиным тоже. У каждого свой взгляд, мысли, свой путь, точка зрения, мировоззрение! Почему мы слушаем музыку? Потому что ни единая нота не повторяется, каждая фраза уникальна! Каждая музыкальная история потрясает. Уводит в бесконечность. Нот в октаве двенадцать? Нот миллионы, но у каждого музыканта они свои. А у вас всего несколько слов. Мир велик, многомерен. Так сложен, что миллионы слов не объяснят его. А почему вы не спросите меня, что я доказал? Не спросите о том, что я понял? Что знаю? Что дано понять каждому? КАЖДОМУ! Придурки! Стайка придурков!
Тяпкин: - Да он просто сумасшедший! Ребята, пошли отсюда!

4. ЗАЛ ВО ДВОРЦЕ.
Музыка на всю эту сцену, заглушая речи. В старинном зале собирались люди. Десятки камер и журналистов. Королевские персоны, потомки голубых кровей, лучшие умы, умницы, выдающиеся личности - все собрались здесь! Кресла для нескольких избранных зарезервированы в первом ряду. Самые почетные. Вот и табличка “Klazmer” – она бронзовыми литерами отсвечивает его имя. Начинается действие! Король восходит на трибуну, зачитывает речь. Вот первый избранный поднимается на сцену, ему вручают грамоту, аплодисменты, вот второй, а Клейзмера все нет! (Пустое место с табличкой). Снова вручение свитка. Аплодисменты. Пустое место Клейзмера. Всех поздравили. Король смотрит на место Клейзмера.
К королю подошел человек, что-то прошептал на ухо. Тот подтянулся, поправил костюм и направился к пустому креслу. Зал в ожидании замер! И рядом с табличкой "reservado" на пустое сиденье ложится волшебный свиток-грамота, свиток-признание. Король поклонился пустому месту и покинул зал. И тут людей словно прорвало!
Шум голосов на разных языках. Синхрон – перевод.

- Такого еще не было!
- Такого быть не может!
- Пора бы и честь знать, господин Клейзмер!
- Да кто вы такой? Обычный гений! Таких единицы? Таких вообще нет? Возомнил о себе.
- Есть места, куда нельзя не приходить! Это вам не бессмысленные бумажки! Пусть даже зеленого цвета! Пусть их целый миллион!
- Такую премию не взять нельзя!
- А может он просто день забыл или что-то перепутал? Говорят, он чудак!
- Может, он и в последний час свой двери перепутает и опоздает?

Табличка бронзой все отливала, светясь на пустом месте.

- Такого не может быть! Сейчас Он войдет (пронеслось по залу) Сейчас двери откроются, и Он войдет!
- Ага! Ждите, господа!
- Да, кто он такой?
- Это переходит всякие границы!
- Нужно и ЧЕСТЬ ЗНАТЬ, господин Клейзмер!
- Честь... Честь... Знать... Знать...

Долго еще стены отражали эти слова гулким эхом, пока не растворились и не умерли навсегда. Такого еще здесь не было никогда!

5. ТЕЛЕСТУДИЯ.
Большая круглая гостиная заполнялась приглашенными. Прожектора сверкали, прицеливались, расстреливая ярким светом гостей. А собрались здесь сегодня люди и собаки, представители всех мастей и пород. Это была передача в прямом эфире – Элит-ШОУ. Все в пестрых нарядах, в удивительных костюмах и платьях. Ведущий  - суперпородистый пес - огласил тему разговора, и толпа загудела, заскулила, промурлыкала и пустила слюну…

Ведущий: - Сегодня мы говорим о миллионе… миллионе… миллионе…

И снова слюни. Собачонки и люди подтянулись и приготовились к прениям, приготовились обгладывать и грызть, заглатывать и съедать целиком.

Ведущий: - Сегодня в нашей гостиной отсутствует виновник разговора. Он отказался приехать на нашу встречу, но ничто не помешает нам провести эту беседу без него. Я правильно говорю?

Зал радостно зарычал, замурлыкал, почувствовав запах сахарной косточки.

Ведущий: - Итак, кто начнет?

Со своего диванчика свалилась маленькая стриженая болонка.

Болонка: - Он не дает интервью! Он мне не дает! Он никому не дает! Говорит, что мы не поймем! По-моему, это хамство!
Крики из зала: - Хамство! Наглость! Безобразие!
Шарпей-стриженая-девочка - Он ведет себя с нами, как с какими-то дворнягами, с шавками. Я брала интервью у короля, у мафиози, я разговаривала с президентом, с главным кинологом страны, а этот прилепил бороду и издевается над нами. Да кто он такой? (неожиданно низким голосом прохрипела) Он отказывается от щедрых гонораров за интервью, нагло бегает по улице, как будто я его укушу, и пинает меня.
Крики из зала: - Гонорар? Пинает?
Ведущий: - Итак, мы обозначили проблему! Что же! Если он не хочет отвечать на наши вопросы, мы сами ответим на них!
Крики из зала: - Сами! Ответим сами! Сами! (заскулил зал)
Математик: - Послушайте! А зачем вы это делаете?

Этот гость похож на человека. Правда, лишь отдаленно, поскольку был в потертом пиджачке и совсем не вязался с элитной публикой.

Ведущий: - Слово предоставляется известному ученому-математику. Он получил такую же премию несколько лет назад, конечно же, взял ее, и сегодня мы его пригласили на передачу. Прошу, господин Математик! Мы слушаем вас!
Математик: - Господин Клейзмер -  великий ученый. Мы никогда не встречались, но я прекрасно знаю его работы, и то, что он сделал, заслуживает внимания, признания и уважения…

Музыка. Немое кино. Говорил он долго. Зал в недоумении слушал тираду человека, не умеющего вести себя на подобных шоу, в подобном обществе, поэтому речь его была неинтересной и серой. Некоторые уже начинали посапывать, повизгивая во сне, кто-то нетерпеливо дергал ногами-лапами (собаки во сне часто куда-то бегут), а рейтинг передачи неминуемо полетел вниз.

Математик: - …и я не понимаю, как можно обсуждать такие вопросы огульно, без его присутствия и за глаза.
Ведущий: - Но, вы нам рассказывали о математике, господин Математик, а главного мы не услышали – почему он не взял миллион? Кроме того недавно он допустил очередное хамство – не принял из рук короля дружественной нам страны премию за вклад в науку. А такую премию не взять нельзя. Ну да ладно, так почему он не взял свой миллион?

Зал проснулся, зал подпрыгнул на своих местах.

Крики из зала: - Миллион! Миллион!
Ведущий: - Вы же взяли. А он нет.
Математик: - Я отдал его своему институту. (робко)
Из зала: - Ха-Ха-Ха.

Математик попытался что-то добавить, но ему не дали и он сел на место.

Ведущий: - Теперь мы сами ответим на этот вопрос! Итак, кто желает высказаться?
Крики из зала:
- Он не стрижет бороды!
- Он не стрижет когтей!
- Собирает грибы!
- Живет в стареньком доме и сам ходит в магазин!
- Он ходит в консерваторию!
Ведущий: - Что он там делает?... Что он делает в консерватории? Это, пожалуй, главный вопрос! Следите за моей мыслью! Сейчас мы проясним ситуацию и все поймем! (кричит)  Кто хочет ответить? Что он там делает?
Реплика из зала: - Слушает музыку!

Мертвая тишина. Пауза.

- ВОТ! Вот и ответ на вопрос. Вот симптом для постановки диагноза… Мало того, что он ходит в консерваторию, он еще изволит слушать там, пардон, музыку! Понимаете? Вот диагноз и приговор! (орет) Теперь вы все понимаете?

Зал взорвался дружным лаем, аплодисментами и смехом.

Математик: - Простите, а что в этом плохого? И кому это нужно? Зачем мы вообще об этом говорим?
Ведущий: - Что в этом такого? А вы не понимаете? Неужели нужно объяснять? Нужно?

Зал рычал и стонал, стены сотрясались от мощного хохота и воплей.

Ведущий: - Вот и ответ! По-моему, все понятно! А кому это нужно? (тихо, со слезами на глазах) Это нужно собакам,… простите, людям. Наша передача нужна людям! (орет) Итак, я считаю, диагноз поставлен! Понятен и обсуждению не подлежит! Кто желает развить тему? Кто хочет высказаться?

Микрофон схватил человек, похожий на человека.

Ведущий: - О! Это наш знаменитый, всем известный писатель! Говорите, Писатель! Вам слово!
Писатель: - А по моему разумению, этот человек просто сволочь! Подонок!

Зал зашумел, затрясся. Вот когда по-настоящему стало интересно.

Писатель: - Это урод, которому миллиона мало! И никакой он не сумасшедший, несмотря на то, что любит музыку. Просто ему миллиона мало! Он пиарится, набивая себе цену. Он хочет много этих самых миллионов. Те, кто взял их, как наш господин Математик, больше не получит ничего… и никогда! А этот получит! Получит намного больше! Вот доказательство! Что же ты, Гоша, не взял миллион и не отдал его своей школе? Своему университету? Не отдал институту, в котором работал много лет? Там в нем так нуждаются. Там до сих пор считают по логарифмической линейке, а компьютер увидят через сто лет! Да и то – один! Что же вы так не поступили, господин Гоша? Ответ прост! Гоше мало, – он забрался в свою нору и ждет много этих миллионов! И получит их! Обязательно получит, (математику) а вы останетесь ни с чем. Скажете, я не прав?... То-то же!
Ведущий: - Вот еще один диагноз! Еще один приговор! Кто еще? Кто добавит? Говорите! Слушаем Вас!

И тут человек, или не человек вовсе… Собака… Нет, не собака. Непонятное инопланетное существо, взяв микрофон, начало ритмично покачиваться на глазах у всех. В ушах его тряслись тысячи маленьких сережек, в носу колечек, а все его тело, одетое в удивительную майку и шорты, было покрыто сплошной росписью, как стены Собора или рекламный щит на улице. Говорил он, покачиваясь в такт:

Репер: - Нет, ну чисто банально, блинн.
Мы обсуждаем это баббло.
Почему он не взял егго?
Почему баббло не взял?
Значит, за этим стоялло другое баббло?
Я так понимаю?
Это поп по нятияммм...
И если эта тварь не возьметт егго,
значчит мы помможем ему,
а инначе баббло заввязнеттт...
В натуре завязнеттт…
Математик: - Послушайте, мы сейчас обсуждаем тему на центральном телевидении. Нельзя ли повежливее?
Репер: - Централлльное теллевиденние
имеет централлльное бабло,
и ему без разницы,
кого отгружать, а кого пиарить...
Математик: - А тебе мама в детстве не объяснила, что говорить за спиной, за глаза неприлично, невежливо, неэтично? (робко)
Репер: - Прилично! Ммамма?
Я скажу тебе такк,
и тогда твоем ммаме ммало  не покажется
и всем ммамам в этом зале тожже.
Твою ммаму.
Или твоей мамме еще что-нибудь нужно объяснять?
Математик: - Нет, пожалуй, не надо.
Репер: - Ппожалуй... Пожалуй, не наддо
или я тебе оббяснил ббы
и твоим детккамм тожже и теббе.
Бе-е-е-е-е-е...
Голос из зала: - Да он же стихами говорит, как вы не понимаете?
Репер: - Ммаете! Ммаете!
Голос из зала: - Это же поэт! Это новый вид искусства! Новая формация, акселерация, деградация, а вы ни в зуб копытом.
Репер: - Пытомм, блинн, пытомм...
Голос из зала: - Если вы будете так с инновациями, модернизациями?
Репер: - Получится деградация блиннн, деградация…

А зал уже в гипнотическом сне повторял за ним слова и фразы, раскачиваясь из стороны в сторону, взявшись за руки.

Хор зала:
- Инновация, блин.
- Модернезация, блин.
- Акселерация, формация, деградация, блинн…

(Органная музыка. Вид сверху на беснующийся зал.)

5.ТЕЛЕСТУДИЯ.
Пожилая женщина сидела перед телефонным аппаратом и заметно волновалась. На ней был несуразный праздничный костюм, необычная прическа и макияж, который совсем не скрывал ее морщин и возраста. Чувствовала она себя неловко, некомфортно. Она сидела, оглядывалась по сторонам и думала, потом сняла трубку и нервно набрала номер.

Учительница (робко): - Георгий? Гоша? Здравствуй!
Клейзмер: - Марина Сергеевна! Здравствуйте! Как давно вы не звонили!
Учительница: - Как ты, Гоша, как твои дела? Как мама?
Клейзмер: - Спасибо, Марина Сергеевна. Я хорошо, мама тоже хорошо… Давно хотел вам позвонить, но не решался. Вы все там же, в нашей школе? По-прежнему преподаете математику?
Учительница: - Да, Гоша, все по-прежнему. Куда я от вас денусь. (устало)
Клейзмер: - Я очень рад вас слышать. Вы не представляете, как я рад с вами говорить!
Учительница: - Я прочитала твою работу. Гоша, я не совсем поняла, что ты имел ввиду. Но, ты молодец, ты умница, я всегда верила в тебя…
Клейзмер: - Спасибо, Марина Сергеевна! Честно говоря, за четыре года вы первая, кто спросил о моей работе. Там нет ничего сложного. Я готов объяснить!

Марина Сергеевна испуганно огляделась.

Учительница: - Гоша, потом,… после объяснишь,… не сейчас,… скажи, мне… Гоша, скажи…, а почему ты не взял этот миллион?
Клейзмер: - Как? Марина Сергеевна! И вы тоже? Зачем вам это? Почему вы спрашиваете? Вы всегда учили, что мы должны делать свое дело хорошо. Делать его просто хорошо не ради чего-то, а ради науки!

Женщина схватилась за голову, сбив нелепую прическу.

Учительница: - Гоша, так надо. Прости меня. Гоша, это интервью. Сейчас мы в прямом эфире… Мне заплатили…

И тут фигура в немыслимом наряде промелькнула рядом. Это наш ведущий. Он бросился к женщине и после ее последней фразы отгрыз половинку трубки, которую та держала в руке. Судя по его зубам, это был вовсе не человек, хотя, кто его знает - разговаривал он на человеческом языке, только в выражении его лица или мордочки, было что-то звериное.

Ведущий: - Стоп! (заорал)

Студия заполнилось ярким светом, свет софитов и прожекторов нещадно слепил глаза.

Ведущий: - А вот и мы! А вот и наше Шоу! Не ждали?  (захохотал) Мы снова в прямом эфире и наша передача о человеке и его миллионе!
Голоса из зала: - Миллионе… миллионе.
Ведущий: - Итак, продолжаем нашу передачу, сегодня у нас в гостях многие-многие, знавшие гения. Только что выступала его учительница математики.

Он небрежно подтолкнул ее с места. Она больше была не нужна. Женщина убежала в зал.

Ведущий: - Сейчас здесь находятся его друзья и коллеги, знакомые и враги… как бывает у людей – все его окружение. Нет только его самого. Что же, продолжим без него!
Голоса из зала: -  Продолжим… миллион… миллион… миллион.
Ведущий: - Кто хочет выступить, кто хочет начать встречу друзей? С кого начнем? Гоша, ты с нами? (посмотрел в камеру) Гоша, включай телевизор, быстренько включай Шоу и будь с нами. А мы будем с тобой!... Итак, только что мы установили контакт с Гошей. А поскольку он всех вас хорошо знает и помнит, он не оторвется от экрана телевизора и будет смотреть. Вы, так сказать, заложники положения, а он наш заложник и фигурант по делу о миллионе. Прошу, господа, вам слово! Говорите правду, говорите, все, что вздумается, пусть он послушает вас! Слово предоставляется его недавнему коллеге по Математическому институту, где совсем недавно он изволил протирать штаны… Пардон, работать... Прошу вас. Прошу.

На сцену вышел маленький человечек и посмотрел в камеру. Он сразу смутился и не смог произнести ни слова. Его слепило со всех сторон. Он не знал, куда себя деть.

Ведущий: - Смелее, господин математик, смелее. Вы же хотели нам рассказать о вашем коллеге?
Математик-2: - Да, да… хотел…
Ведущий: - Так, расскажите же нам, как господин Клейзмер отобрал у вас пальму первенства, как не дал сделать открытие, лишил вас всего!
Математик-2 (взвизгнул): - Да! Все было именно так!
Ведущий: - Вот! Вот! СМЕЛЕЕ! Математик! Вы же великий ученый! Вы могли бы им стать, если бы не Гоша! Расскажите всё! Пусть знают!
Математик-2: - Да, это так! Все было именно так! Я расскажу! Я все расскажу!... Каждый день, приходя в институт, я ставил перед собой конкретную задачу, и должен был ее решать, но этот человек, этот Клейзмер…
Ведущий: - Что?
Математик-2: - Он не давал мне работать, не позволял осуществлять мои планы. Он намеренно отвлекал меня, вставляя палки в колеса, создавал такую атмосферу в отделе, такой климат, где было невозможно собраться с мыслями и заниматься наукой!
Ведущий: - Что же он делал? Чем вам мешал? Интриги? Козни? Кляузы начальству? Мышиная возня у вас за спиной?
Математик-2: - Если бы за спиной. (чуть не плачет) Над головой!
Ведущий: - Как интересно! Продолжайте!
Математик-2: - Каждый день, приходя на работу, этот человек…, этот Клейзмер, нагло вынимал из кармана теннисный мячик и бросал его в стенку. Ни черта сам не делал, тупо наблюдая за мячом. И так целый день,… каждый день! А стенка была за моим столом!
Реплики из зала: - Мячик! Стенка!
Математик-2: - Да, стенка! (заорал) Я был так близок к открытию, можно сказать, был на пороге, в преддверии, а тут этот мячик над головой, и так целый день, месяц, год за годом. Каждый день я приходил на работу и вынужден был уворачиваться от этого мяча, а он все бросал и бросал… Это мой миллион! (завопил) Он должен отдать его мне! Вот почему он его не берет – ему стыдно!
Реплики из зала: - Стыдно… стыдно!
Математик-2: - Это мой миллион!
Реплики из зала: - Миллион! Миллион! Миллион!
Математик-2: - Он должен его мне!
Ведущий: - Вот первое свидетельство нашего гостя! Первый факт! Математик Гоша намеренно, изуистически, год за годом мешал нашему математику, вставляя палки в колеса, то есть, бросая теннисный мячик над его головой, в итоге лишил миллиона… Спасибо, спасибо, дорогой друг, не расстраивайтесь, садитесь на место… Садитесь,… садитесь же!

Он тщетно пытался столкнуть математика со сцены, но тот упирался, продолжая кричать.

Ведущий: - Сидеть! (рявкнул)

Несчастный оратор замолчал, тупо уставившись на него.

Ведущий: - Дайте ему воды, - мягче добавил ведущий. Пусть успокоится.  Пусть полакает воды. Так, кто еще?... Давайте вы.

Ткнул пальцем в какого-то человечка. Тот подскочил на месте.

Ведущий: - Это сокурсник нашего Гоши, еще один математик, только несостоявшийся. Прошу, вам слово.
Сокурсник: - Гоша, ты помнишь меня? (зло) Ты помнишь, как мы с тобой сидели за одним столом на лекциях, как мучились на семинарах. А потом… Реплики из зала: - Что он сделал потом? Что? Что сделал?
Сокурсник: - Он дал мне однажды списать, да так, что меня выгнали из института.
Ведущий: - Он был бездарным студентом, двоечником?
Сокурсник: - Нет, сам он учился на отлично, но подсунул мне такое решение задачки, которое не смог объяснить никто, даже преподаватель. А я тем более.
Ведущий: - Но ответ сошелся?
Сокурсник: - Ответ сошелся, но этого решения объяснить я не мог, и никто не мог! Он намеренно издевался надо мной. Все задачки он решал в уме, потом выдавал ответ, а мне подсунул свое гениальное решение. Я не смог объяснить, и меня выгнали… Только спустя год в институте согласились с таким решением, но меня там уже не было… Это мой миллион! (закричал)  Если бы меня из-за него не выгнали, я закончил бы университет, потом сделал это открытие, и тогда я, а не этот Клейзмер получил бы его… (спокойно) Ну, и черт с ним, с этим жалким миллионом – одним меньше, одним больше. Нагениальничал, Гоша? Теперь посмотри на меня. Кто ты, а кто я? Ты получал зарплатку в 500 рублей в своем институтишке, а я стал депутатом, уважаемым человеком, а ты ютишься в своей каморке. Кто ты такой, Гоша? Ну, кто ты такой? А кто я? Обгениальничался? То-то же! Задачку решил, понимаешь. Я решаю судьбы тысяч людей! Я член собрания! Я член ассоциации! Я член…
Реплики из зала: - Член… член…,

Математик-2 сел на место.

Ведущий: - Продолжаем, господа, не теряем темп, у нас еще много фактов, много доказательств.
Коллега: - А помнишь, Гоша, как тебе велели в институте помочь мне с диссертацией? Или уже забыл? Гениальный ты наш! Мне светила блестящая защита, карьера, а тебе, ничтожному аспиранту, просто нужно было написать мне диссертацию и все. Что ответил ты? Не помнишь? “Это не честно!” Ха-ха-ха! Детский лепет. С твоей-то фамилией говорить о честности? Тебе обещали продвижение по службе, хотели добавить к зарплате… 20 рублей, а ты отказался! Гоша, если бы ты, салага, в армии такое сказал “старику”, тебя размазали бы по стенке. Да, где тебе знать про настоящую службу? Гениальный ты наш, честный! Теперь сиди и слушай правду. Да, мне заплатили сегодня, но за правду нужно платить…
Ведущий: - Спокойно, спокойно, сядьте на место… Кстати, о честности, у нас есть еще одно любопытное свидетельство. Прошу вас!
Одноклассник: - Гоша, я ничего не хочу сказать, просто мне з…
Ведущий: - По существу, пожалуйста!
Одноклассник: - По существу, хорошо, по существу… Гоша был действительно честным мальчиком. Я ничего не хочу сказать, но помнишь, как мы с тобой ходили в бассейн? Мы с Гошей ходили в бассейн. А Гоша был послушным сыном. Всегда слушался маму, выполнял все ее просьбы. Но как человек гениальный, мог что-то забыть. Да, он часто забывал завязывать шнурки на кедах. И тогда мама его попросила, чтобы он всегда был только в зашнурованных кедах. А если Гоша что обещал, обмануть не мог. И однажды я заметил, как он…
Ведущий: - Что?
Одноклассник: - … плавает в бассейне в кедах.
Зал: - Ха-ха-ха!
Одноклассник: - В кедах… Я спросил: - “Гоша, почему ты не снимешь кеды?” Он ответил: - “Я не могу их снять, я не должен их развязывать, я обещал маме”… Вот таким Гоша был в детстве.
Ведущий: - А как же он снимал брюки, простите.
Одноклассник: - Никто этого так и не понял. Он делал это каким-то непостижимым способом. Он же математик, геометрия была его коньком. Он делал немыслимые движения, и брюки оказывались в шкафчике, а кеды оставались с завязанными шнурками. Он не мог их снять – он же обещал маме.
Зал: - Ммамме… ммамме…
Блондинка: - А ты помнишь, как мы ходили с тобой в детский сад? Я ничего не хочу сказать, просто, мне… (она посмотрела на ведущего и осеклась) Ты помнишь, как не хватало на всех… горшочков? (покраснела) И тогда ты предлагал свой горшочек всякому, кто хотел пописать. А однажды ты не выдержал,… ну, не утерпел, и пока я сидела на твоем горшке, ты…
Ведущий: - Что?
Блондинка: - Не скажу! (гордо)
Ведущий: - Вы должны это сказать, вы обязаны! Вам… Просто произнесите это слово. Хотя бы по слогам. Давайте же,  смелее, давайте вместе!... О-пи-сал…
Блондинка: - ся! (взвизгнула и выбежала)

А зал уже заходился хохотом, стены ходили ходуном, люди раскачивались из стороны в сторону, повторяя по слогам это простое слово, а яркие прожектора освещали студию, в которой пунктуально, шаг за шагом расследовалось дело о миллионе.

Реплики из зала:
- А помнишь, как мы с тобой ходили в ясельки?
- А помнишь, как мы родились в одном роддоме?

КЛЕЙЗМЕР У ТЕЛЕВИЗОРА, НЕ В СИЛАХ ОТОРВАТЬСЯ ОТ ЭКРАНА.
Он неотрывно следит за пожилой женщиной, любимой учительницей. Улыбается. Вспоминает:

ШКОЛЬНЫЙ КЛАСС.
Молодая красивая женщина вошла в класс.

Учительница: - Здравствуйте, дети. Теперь я буду вам преподавать математику…

Музыка. Она что-то говорит. Дети ее внимательно слушают. Музыка заканчивается.

Учительница: - И запомните: - "Человек, не знающий математики, не способен ни к каким другим наукам. Более того, он даже не способен оценить уровень своего невежества, а потому не ищет от него лекарства". Это сказал один ученый семьсот лет назад. Звали его Роджер Бекон… Поэтому бескорыстно любите эту науку, изучайте ее, и вы станете самыми счастливыми из людей на свете.

КЛЕЙЗМЕР У ТЕЛЕВИЗОРА.
Внимательно выискивает ее в зале ШОУ. Улыбается. Реклама. Выключает телевизор.

6. КВАРТИРА КЛЕЙЗМЕРА,
(В этой сцене можно обойтись без монолога Клейзмера. Даже без его последних реплик.)
Клейзмер подошел к окну и пристально посмотрел вдаль. Смена времен года. Лето, осень – дождь, пошел снег.
Ледяной город сверкал в лучах зимнего солнца, отражаясь холодным блеском. Были видны дымящиеся металлические трубы завода, натянутые струны стальных рельсов трамвая, нити проводов на столбах. Мир, опутанный металлической паутиной. Металлический хаос. Бетонные стены домов заасфальтированного города выбирались из сугробов грязного снега. Он посмотрел немного в сторону, где мерцали золотые купола, повел глазами наверх и увидел голубое небо. Оно нависало над городом, пропуская лучи яркого солнца, которое не в силах было согреть никого. Была зима. Холодная зима.
Этот высокий бородатый человек стоял и пристально смотрел в окно. Потом раскрыл его, и ледяной ветер ворвался в его жилище. Он не замечал холода, лишь чувствовал свежесть его дыхания. Уже умывался этим ветром, а сердце бешено колотилось. Губы его шевелились, бормоча бессвязные слова, фразы:

Клейзмер: - Как уживаются бетон и пластик рядом с деревьями и людьми, небом? Два мира. Один под ногами, который создал человек, и теперь топчет ногами, мир который вполне устраивает его. Но стоит посмотреть наверх… Другой мир. В котором из них мы живем? А если убрать все искусственное, оставить лишь настоящее, что сохранится? Цивилизация не раз проходила через это чистилище. Очищение. Остались пирамиды, созданные руками, но сделанные из натурального камня. А все атрибуты высокотехнологичной жизни стерты с лица земли. Остались идолы, амфоры. Сохранились развалины. Что настоящее, а что наносное? Что должно остаться, а что исчезнуть навсегда?
Все технологии, изобретения. Где они? Только скелеты несчастных, а над ними величественные пирамиды - больше ничего. А человек? Что в нем временное, а что постоянное, вечное?... Нужно им это как-то объяснить. Здесь ничего сложного нет. Есть величины непостоянные, переменные, а есть незыблемые – КОНСТАНТЫ! Как это объяснить? Но, существует неизбежность. Все равно это должно произойти. В конце концов, мир явился из точки. Это не взрыв. Только невежества могут пугать такие понятия. Взрывы устраивают люди, а не Боги. Мир родился из точки и должен вернуться назад. Неминуемо через нее пройти. Точка - лишь мгновение, короткая пауза, переход, а за ней… Нужно пережить это, чтобы идти дальше. Нельзя вечно топтаться на месте, геометрия проста. Тогда произойдет обновление, истинное откровение. Бояться не нужно. Остается отбросить ненужное, бессмысленное, переодеться и сделать этот шаг, дождаться, понять! В этом выход! Но, как это объяснить ИМ? Смогут? Поймут?

Он подошел к столу, заваленному кипой бумаг, которые, словно живые, шевелились на холодном ветру. Перелистал замерзшие страницы.

Клейзмер: – Не то... Все не то... Слишком много времени понадобится - жизни не хватит. Нужен другой путь.

Он продолжал перебирать листы бумаг, исчерченные, испещренные мелким подчерком.

Клейзмер: – Не то! Это не их язык! Но, должен же быть какой-то выход?

Он нервно отшвырнул в сторону кипу бумаг, где были математические иероглифы, понятные лишь ему одному. Те, соскользнув со стола, полетели вниз. Белыми птицами распластались по полу, разметав свои крылья. Встав с шаткого стула, прошелся по белому полу, исчерченному символами формул. Топча их ногами, нервно ходил. Внезапно взгляд упал на предмет. Он кинулся в угол, достав оттуда старенький, пыльный футляр со скрипкой. Схватил его, вынул инструмент. Кинулся к окну, закрыв его, обнял скрипку, согревая ее обеими руками, потом достал смычек и… заиграл.

Музыка. Параллельно голос Клейзмера за кадром:

Клейзмер: - Есть алгоритм, который понимают немногие, но есть язык, который должны знать все. Есть истина, которую не объяснишь словами или цифрами, но музыкой, нотами, сокровенным движением души. Этот язык доступен многим. Он понятен всем, потому что душа дана каждому. Она теряется, пропадает, бьется между сознанием, разумом и постылым телом. Она думает и говорит на своем языке. Но если она ведет тебя по жизни, желания твои совсем другие, нежели те, которые заложены инстинктами и телесными просьбами, вожделениями. Она свободна от них. Нужно услышать ее и найти к ней путь, отказаться, чем-то пожертвовать. И тогда она завибрирует, заиграет, как струна. Откроет перед тобой сокровенные знания, ответит на вопросы, которые недавно ты себе даже не задавал! И тогда жизнь изменится, засверкает. Не вялое похотливое тело будет тащить тебя за собой, а вести, звать, настаивать и торопить. И сотворять это будет она - твоя удивительная душа...
Все эти формулы больше не нужны. Есть идея, настоящая, не придуманная, не требующая доказательств. Они не могут ее не услышать. Они должны это понять! Точка! Переход! А за ней новый мир и новая жизнь! Вечная…

За стеной заплакал ребенок.

Голос из-за стены: - Клейзмер, прекрати сейчас же!

Он не слышал, продолжая играть, словно в экстазе, а звуки неслись далеко за пределы закрытой комнаты - замкнутого кубика бетонной клетки. Но уже с другой стороны стена начала сотрясаться раздраженным грохотом.

Голос 2: - Клейзмер, прекрати хулиганить! Сейчас же перестань! Сумасшедший! Идиот! Блаженный!

Стены начали дрожать, изгибаясь под стуками крепких кулаков, они упруго вибрировали от ударов, словно были не из прочного бетона, а из резины или гибкого пластика. Коробка его комнаты превратилась в резиновую грушу, которую теперь нещадно колотили, топтали, били со всех сторон. Сверху, снизу. Потолок стал мягким, податливым, он проваливался глубокими впадинами, пол ходил ходуном, а Клейзмер не замечая, продолжал играть. Потом закончил и словно прозрел. Он счастлив.

Клейзмер: - Вот, чего не хватало! Этот язык доступен каждому!

А из-за стен продолжали раздаваться крики людей. Десятков, тысяч.

Крики:
- Ты замолчишь или нет?
- Перестань сейчас же!
- Сумасшедший!
- Безумец!
- Блаженный!

Внезапно услышал их, в изумлении огляделся. Отставил с плеча скрипку, задумался. Улыбнулся.

Клейзмер: - Поймут! Нужно только немного времени. Совсем немного! Они обязательно поймут!

7. ГОРОД.
Клейзмер шел по улицам родного города, взирая по сторонам. Он любовался им, смотрел с восторгом на людей, на птиц, на дома, покрытые снегом, разглядывал все это словно, видел впервые, пробудившись от долгой спячки. Ему безумно интересны были эти люди. В его руках был футляр со скрипкой, и он, как странник, гость с далекой планеты, путешествовал по родному-чужому городу, рассматривая его, словно ребенок, радуясь каждому случайному прохожему. А над головой было высокое небо, сияло яркое зимнее солнце, а дальше... Он знал это, чувствовал! Оставалось рассказать об этом кому-то еще. Рассказать всем! И глаза откроются. Поэтому, шел и улыбался.
На Невском, припорошенном снегом, сновала совсем не праздная толпа, люди спешили по своим делам, и только Казанский Собор спокойно застыл и никуда не торопился. И он тоже не торопился. Достал инструмент, встав на ступенях перед Собором, задумался. Уже хотел взять смычок и начать играть, но что-то мешало. Замер, растерялся и смотрел по сторонам. Какой-то молодой человек с интересом остановился поодаль, ожидая. Клейзмер уставился на него, а парень на Клейзмера. Так какое-то время они разглядывали друг друга.

Парень: - Ну, что, сыграешь или как? Давай, не тормози!

Парню лет 18. Приятный, открытый взгляд. Вызывает симпатию. В дальнейшем ему отводится важная роль - он олицетворяет поколение.
Клейзмер замер на возвышении-ступенях, смотрел на парня, на прочих зевак, которые любовались Собором, а теперь с интересом уставились на него.
Парень: - А где шляпа?
Клейзмер: - Шляпа? У меня шапочка.
Парень: - Шляпа? Куда деньги бросать?
Клейзмер: - Деньги? Нет-нет, не надо денег. Ничего не надо.
Парень: - Серьезно? Прикольно! Так сыграйте!
Клейзмер: - Признаюсь, я никогда раньше на улице не играл. Иногда дома для себя.
Парень: - А чем вы занимались?
Клейзмер: - Так, ерундой. Иногда читал лекции перед маленькой аудиторией. Но на улице… Даже не знаю.
Парень: - А ведь я знаю вас!... Я видел!... Сыграйте! Вот она ваша аудитория. Не бойтесь!
Клейзмер: - Аудитория?
Парень: - Конечно! Смелее!

Клейзмер выхватил смычок, и трепетно прикоснулся к инструменту, а люди поблизости замерли в восторге и недоумении. Он водил смычком, и небо поднималось на немыслимую высоту, солнце светило ярче, превращаясь в огромную звезду, которая согревала город горячими лучами, а за ней… Вселенная мерцала призрачным свечением. В эту минуту самые отдаленные уголки галактики стали видны, они, раскрывались перед глазами людей, ясной картой мироздания разворачиваясь перед ними. Темные черные пятна превращались в уютные уголки вселенной и звали, приглашали, открывая свои тайны, дарили мудрость и знания, неведомые доселе. И на карте этой все было в истинном ясном свете. Время застыло, все замерло в ожидании. Не стало бесконечности. Мир свернулся, стал понятным и ясным, как сказочный домик, где уживаются человек и природа, мечта и явь. Все стало другим, незнакомым, непривычным, нереальным. И это потрясающее зрелище притягивало внимание людей.

1 милиционер: - Эй, прекрати хулиганить.

Два милиционера стояли неподалеку, наблюдая за беспорядком на вверенном им участке. Они пока не трогали бородатого, заросшего музыканта, с длинными, как у цыгана, волосами, с безумным взглядом, в нелепой шапочке и стареньком холодном пальто. Не решались, а он все играл и играл, не замечая никого.

1 милиционер: - Прекратить сейчас же хулиганство!

Клейзмер остановился, удивленно на него посмотрев.

Клейзмер: - Почему посторонние в аудитории! Выведите, пожалуйста, его отсюда! Он мешает работать!
1 милиционер: - Что!?

Милиционер пошел на него. Небо упало, накрыв холодный город, солнце спряталось за темную тучу, пошел снег. Галактика потухла, скрыв черные уголки загадочной вселенной, впрочем, туда уже никто не смотрел.
Хулигана отвели в сторону, чтобы люди из толпы зевак не мешали, и приступили к допросу. Впрочем, все уже разошлись, Клейзмер больше не интересовал никого. Кроме Парня.

1 милиционер: - Тебе кто разрешил хулиганить на площади?

Клейзмер молчит.

1 милиционер: – Я тебя спрашиваю, ты зачем беспорядки устраиваешь на центральной улице? Это правительственная трасса. Голова у тебя есть?

Голова была покрыта старенькой вязаной шапочкой, а оттуда во все стороны торчали черные волосы. Взгляд исподлобья, из-под шапочки, был горящий, безумный.

1 милиционер: - Псих что ли?
2 милиционер: - Накурился?
1 милиционер: - Ты будешь отвечать?

Пауза. Подошел парень.

2 милиционер: - А где шляпа? Куда тебе деньги кладут?
1 милиционер: - Во-во. Незаконное предпринимательство!
Парень: - Он играет бесплатно. Я свидетель.
1 милиционер: - Просто так? Бесплатно?
2 милиционер: - Ненормальный?
1 милиционер: - Точно накурился.
Парень: - Он нормальный, просто…
2 милиционер: - Иди-ка ты отсюда. Или пойдешь с нами, свидетель! Все под протокол!
Парень: - Ну, уж нет. Это без меня.
2 милиционер: - Вот и шагай

Парень отходит, останавливается, продолжая следить издалека.

Милиционеры снова уставились на Клейзмера, удивляло, что он не боялся, не оправдывался, ничего не говорил. И еще нагло улыбался!

1 милиционер: - Чего молчишь?
Клейзмер: - Я не даю интервью.
1 милиционер: - Ты еще издеваешься?! В обезьянник захотел?
Клейзмер: - Нет-нет. Я интервью не даю. (серьезно)

Пауза.

2 милиционер: - Тьфу. Ладно, с психом связываться, время терять.
1 милиционер: - Вали отсюда, и чтобы я тебя больше не видел.

Псих, не долго думая, побежал по улице, а они стояли и молча смотрели вслед. Тот остановился в сотне метров, забрался на ступеньки и… снова заиграл!

1 милиционер: - Ах, ты!... Ну, я тебе!

Бегут к Клейзмеру. Тот, соскочив со своего места, снова помчался по улице. Останавливаясь, играл, снова бежал. Сзади бежал Парень. Он смеялся, болел за Клейзмера, махал ему руками. Так продолжалось довольно долго. Этот чертов сумасшедший бегал очень быстро! Иногда казалось, что за секунды он преодолевает десятки, сотни метров, поймать его было невозможно. Наконец, он исчез между домами, и эти двое отстали.

Он летел, почувствовав в себе невероятную силу, которая звала, тащила за собой, он хотел играть этим людям! Поэтому площади превращались в концертные залы, а прохожие в публику, которая слушала его. И везде его нагонял Парень, с восторгом болея за него… Площадь. Клейзмер играет – милиция – он убегает. Так снова и снова.
На одной из площадей:

Крик из толпы: - Да, это же Клейзмер! Посмотрите, это тот самый математик, который отказался от миллиона!
Крики из толпы: - Миллиона… миллиона,

Какой-то журналист уже щелкал затвором фотоаппарата.

Журналист 1: - Господин Клейзмер! А зачем вы играете на скрипке?

Со всех сторон начали появляться стайки собачонок, которые, почуяв запах добычи, виляя хвостами, норовили вцепиться в полу его пальто. Появляются все новые журналисты.

Журналист 2: - Почему вы не бреете бороду?
Журналист 3: - Почему вы не даете интервью?
Журналист 4: - Почему вы не получили премию?
Журналист 5: - Почему не стрижете ногтей?
Журналист 6: - А где зимой вы собираете грибы?

С двух сторон появились машины с милицией, люди в форме выскакивали, рассеивали, расчленяли толпу, пробираясь к Клейзмеру все ближе. Делали это молча, беззлобно, привычно. Уже почти добрались до него

Журналист 1: - Господа, какие ногти? Это гениальный пиар! Помните? Как Сальвадор Дали! Тот ездил по Парижу на козе, а над Нью-Йорком летал на самолете, разбрасывая рекламные листовки. Это ГЕНИЙ пиара, не трогайте его! Он достоин миллионов! Миллиардов!
Толпа: - Миллиард… Миллиард… Миллиард,
Журналист 2:  - Сейчас его доставят в обезьянник!
Журналист 3:  - А оттуда он выйдет миллиардером!
Журналист 4:  - Теперь это стало модным!
Журналист 1: - А где Клейзмер? Только что он был здесь?
Толпа: - Исчез!

Улицы город, идет снег, звучит органная музыка.

8. ГОРОД. УТРО.
Клейзмер снова отправился на встречу со своим городом. Он шел по его улицам, легко, с удовольствием преодолевая километры пути, озираясь по сторонам, оглядываясь и улыбаясь. А в руках нес старенький музыкальный инструмент. В незнакомом дворике увидел толпу ребятни, играющей в войну. Они построили из снега две высокие горки и, прячась за ними, расстреливали друг друга твердыми снежками. Клейзмер постоял, посмотрел, вынул инструмент и заиграл. Дети сначала не поняли, потом прислушались и замерли, остановив эту бессмысленную войну. Они смотрели и слушали, внимая удивительным звукам. А высокий человек с черной развевающейся бородой на холодном ветру, все продолжал играть, выводя ноты, словно таинственные символы на снегу. Он играл, а музыка заполняла темный двор-колодец, зажатый серыми бетонными стенами. Пространство становилось больше, музыка громче, дома раздвигались, и уже огромная площадь была под ногами, а посреди нее стояла толпа детворы и заворожено слушала музыку… Вдруг смычок выпал из его рук, словно острый кинжал вонзился в высокий сугроб, а Клейзмер схватился за лицо, залепленное мокрым снегом. Он не успел отряхнуться, а в него уже летели десятки, сотни снежков, они больно колотили по голове, по всему телу, попадали в скрипку, которую тот пытался удержать, но, все было тщетно. Ребятня с диким восторгом продолжала свою войну. Появился удивительный противник, высокий, бородатый, с длинными волосами - прекрасная мишень! Его не защищала никакая стена, и они смело шли в атаку.

Мальчик: - Ни фига себе!

Теперь все эти маленькие люди смотрели наверх. А на крыше одного из домов стоял черный бородатый человек, продолжая играть на скрипке.

Мальчик: - Давай! Стреляй в него! Наверх, на крышу!

Детвора разбежалась по подъездам, а снизу остались самые меткие стрелки, продолжая вести прицельный огонь.

Мальчик: - Бей его! Выше! Еще выше!

Тут один белый снаряд попал в окошко,

Мальчик: - Шухер!

Дети разбежались, и только Клейзмер остался наверху, растерянно глядя вниз. Потом и он исчез.

9. ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ.
Диктор телевидения с микрофоном. Рядом снимает оператор. В толпе на площади периодически виден знакомый Парень. Он болеет за Клейзиера. Он им восхищен. Скачет, машет руками, а рядом с ним еще несколько его друзей – группа поддержки…

Диктор: - Репортаж с места событий.
Мы ведем прямой репортаж с Центральной площади города. Какой-то человек, забравшись на крышу Эрмитажа, стоит там и играет на скрипке. Как он смог туда попасть, остается загадкой. Здание музея прекрасно охраняется, и попасть туда, минуя сотрудников милиции, невозможно. Тем более что все люки, ведущие на крышу, закрыты. На площади собираются толпы людей. Они смотрят на этого странного человека, ничего не понимая. И мы тоже пока не имеем какой-либо дополнительной информации… Так. Давайте увеличим картинку… Мы видим - это высокий человек в черном пальто, у него длинные волосы и борода. Он старательно выводит ноты смычком. Эта музыка… Впрочем, сейчас не важно, что это за музыка, поражает сам факт его пребывания там. А еще удивляет поразительное сходство с известным ученым, математиком, который не так давно отказался от своего миллиона. Взгляните на него. Даем картинку его фотографии – одно лицо! Мы ничего не хотим сказать, но сходство может заметить каждый. Впрочем, повторяю, пока мы ничего не хотим сказать. Хотя известны некоторые чудачества этого человека. Он не взял огромные деньги – премию, присужденную ему, он любит не только математику, но и музыку, собирает грибы, носит длинные волосы. Он никогда не бреется. Впрочем, пока мы не готовы что-либо добавить к этому комментарию, но сходство поразительное. А на площадь продолжают стекаться люди. Уже сотни, может быть, даже тысячи…

10. МИЛИЦЕЙСКИЙ ШТАБ.
Заседание. Милиционер докладывает, читая милицейский протокол.

Милиционер: - По нашему заданию на квартиру Г. Клейзмера был отправлен наряд для выявления его личности и местонахождения. В дверь долго звонили. Открыл заспанный человек, похожий на математика Клейзмера. Впрочем, скорее всего, это и был Клейзмер – кому же еще находиться в квартире Клейзмера с внешностью Клейзмера, как не самому Клейзмеру? Человек, похожий на Клейзмера, на вопрос – вы ли Клейзмер, ответил странной фразой и попытался закрыть дверь, в результате следственных действий дверь осталась открытой, допрос был продолжен. На все требования, а именно:
Предъявите документы.
Что вы сейчас делаете на крыше Эрмитажа?
Зачем вы там играете на скрипке?
Почему вы находитесь дома, когда в данный момент должны находиться на крыше Эрмитажа?
- и так далее, подозреваемый Клейзмер отвечал одной и той же непонятной фразой: – “Я не даю интервью”. Добиться от него других показаний было невозможно, из чего следует вывод, что Клейзмер на крыше Эрмитажа не Клейзмер, а совсем другой хулиган. На просьбу подписать протокол он ответил уклончиво, сказав, что не дает автографы, тем самым отказался от помощи следствию. Отсюда делаем вывод, что это и был настоящий Клейзмер, а на крыше Эрмитажа Клейзмер, но совсем другой.

11. ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ.
Репортаж с места событий:

Диктор: - Мы продолжаем вести наш репортаж о человеке на крыше Эрмитажа. Вот, с двух сторон начали появляться бойцы спецподразделения по борьбе с хулиганами на крышах. Это элитный батальон, и сейчас мы увидим, как эти ребята работают. Зрителям нашего канала представляется уникальная возможность наблюдать за ними в прямом эфире. Мы видим, как они, оставаясь почти невидимыми, подходят к человеку, похожему на Клейзмера. Ближе. Еще ближе... По-видимому, они решили взять его с поличным в тот момент, когда он продолжает играть, чтобы в буквальном смысле поймать Клейзмера за руку… Так, секунду… Мне только что сообщили наши сотрудники, имеющие прямой выход на милицию, что Клейзмер на крыше,… так,… не очень хорошо слышно… Клейзмер на крыше – это другой Клейзмер?… Другой Клейзмер!… Да-да, я все поняла, Клейзмер, но другой. Стоп! А мы ничего и не говорили. Мы только предполагали, ссылаясь на внешнее сходство. Бойцы элитного отряда уже подходят вплотную, уже окружают его! Сейчас… Это невероятно… Клейзмер… Простите, человек, похожий на него, исчезает на наших глазах. Мы с вами только что видели это в прямом эфире! Это потрясающе – был человек, математик…, простите, скрипач, и больше его нет… А посмотрите направо! На колокольне Казанского Собора возник такой же человек! С такой же бородой и скрипкой! Он тоже играет! Это удивительно!

12. ИСАКИЕВСКИЙ СОБОР.
Настоятель Собора, услышав странные звуки наверху, кинулся на крышу. Он ясно слышал,  что кто-то играл на скрипке. Спешно для своих немолодых лет, он  взобрался по лестнице и увидел возмутительное зрелище. Прямо на колокольне, в святая святых его Собора, стоял заросший бородатый человек и бесстыже играл на скрипке.
Священник: - А ну кыш отсюда, нечистая сила. А ну-ка, вон, безобразник. Надо же, место нашел. Изыди! Вон!

Клейзмер исчез.

Священник: - Вот что делает Крест! (перекрестился) Вот что делает истинная Вера!

Крики людей внизу на площади...

13. МИЛИЦЕЙСКИЙ ШТАБ.
Из милицейского протокола:

Милиционер: - Операция по пресечению действий опасного хулигана на крыше под названием “Клейзмер” зашла в тупик. Преступник теперь свободно разгуливает по крышам города. Стоит бойцам отряда подняться, чтобы обезвредить его, он исчезает и тут же появляется на соседней крыше. Так продолжается уже несколько часов. Было принято решение по преступнику открыть огонь резиновыми пулями, бойцам выданы винтовки для ведения прицельного огня. Операция продолжается. Операция носит такое название, поскольку получила его до момента опознания настоящего Клейзмера, поэтому менять его уже не будем, чтобы не возникло путаницы.

14. ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ.
Репортаж с места событий:

Диктор: - Наши камеры установлены по всему городу. Человек, хулиганящий  на крышах, продолжает вводить в заблуждение отряд бойцов спецотряда. Они получили винтовки, и теперь снайперы замерли в ожидании приказа. Толпы людей на улицах, невзирая на опасность попасть под шальную пулю, продолжают стоять внизу. Мы готовы к продолжению репортажа, мы ждем приказа… Кажется, он получен! Бойцы стреляют!... Это чудо! Как только прозвучали первые выстрелы, человек начал размножаться на глазах, создавая свои точные копии. Теперь десятки, сотни людей со скрипками в руках занимают все крыши поблизости. Это галлюцинация! Все они играют одну и ту же мелодию, но теперь это уже целый оркестр! Это голограмма, мираж! Скрипок много! Очень много. Все они объединяются в согласованный хор, но играют разные партии. Это одна музыка. Какая?… Неважно какая, но играют ее тысячи скрипок - каждая на свой лад, все вместе, в унисон. Теперь у нас сотни скрипачей! Тысячи! Город дрожит от скрипичного оркестра.

15. МИЛИЦЕЙСКИЙ ШТАБ.
Из милицейского протокола:

Милиционер: - Операция “Клейзмер” снова зашла в тупик. Был отдан приказ стрелять по Клейзмеру, но Клейзмеров стало много. На каждой крыше по Клейзмеру. Выявляем главного Клейзмера - зачинщика. Название операции не меняем, чтобы не задеть кого-то еще. Принимаем решение - по какому из них вести огонь… Огонь вести сразу по всем Клейзмерам. Приказ отдан.

16. ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ.
Репортаж с места событий:

Диктор: - Теперь город похож на место боевых действий. Наши камеры расположены на всех центральных улицах города. На всех домах стоит один и тот же человек и играет разные темы, но, если прислушаться, мелодия одна. А в руках сотен бойцов ружья с оптическими прицелами, и они ведут прицельный огонь. Ни один преступник пока не пострадал. Резиновые пули, словно пролетают сквозь эти фигуры, не причиняя им вреда, а музыканты-хулиганы спокойно стоят и играют на скрипках… Но, что это? Галлюцинация! Такое не укладывается в голове!

17. МИЛИЦЕЙСКИЙ ШТАБ.
Из наблюдений психолога по чрезвычайным ситуациям:

Психолог: - Город был подвергнут психотропной атаке, вызывающей видения галлюциногенного характера. Дома, казалось, не стояли на месте, они плавали в воздухе, становясь то меньше в размерах, то больше. Некоторые из них плавно поднимались на высоту и оттуда, словно летающие шары, возвращались на свои места. Люди тоже начали парить над землей. Они свободно перемещались под звуки музыки и парили, создавая причудливые фигуры летящей толпы, словно были в невесомости. Мною замечен интересный факт. В наиболее шумных местах города – на вокзалах, на площадях с высоким уровнем городского шума, с большой плотностью автомобильного потока, там, где дома высокие, музыка слышалась меньше. В таких районах почти не было аномальных явлений. Из чего делаю вывод и даю рекомендации – единственный способ избавиться от воздействия неизвестного оружия – необходимо его заглушить.

18. ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ.
Репортаж с места событий:

Диктор: - Мы снова на центральной площади! Сюда стягивается спецтехника, по-видимому, сейчас будет принято какое-то новое решение у работников правопорядка. У людей уже кружится голова, возникают непонятные видения. Мы можем наблюдать, что в небе тоже происходят необъяснимые аномалии. Специалисты говорят, что мы подверглись мощному воздействию психотропного оружия, которое вызывает галлюцинации. Ничего страшного! Ждем реакции военных…
Сирена! Мы ничего не слышим! Люди на крышах продолжают водить смычками, но теперь мы можем различать только мощные звуки сирены, которые исходят из динамиков, установленных на машинах военных! Эта сирена как прекрасная музыка! Она заглушает звуки скрипок, дома начинают возвращаться на свои места, а люди на землю. В небе снова повисла сплошная черная туча, и теперь ничто не смущает умы горожан. Люди с удивлением, оторопев от пережитого, стоят и смотрят, слушая этот гул. Эта сирена как избавление! Никто не думает закрывать уши. Просто слушают пронзительный звук и приходят в себя, в свое привычное состояние. Теперь будет долгое расследование хулиганства. Виновник должен быть найден и наказан! Смущать умы людей целого города!... Что это?

Черная туча, зависшая над городом, внезапно разверзлась. Люди, до сих пор играющие на дьявольских инструментах, исчезли, а в огромном проеме над центральной площадью города, в небе над самым ее сердцем, сначала возникло бородатое лицо, а затем рука с гигантским смычком. Огромная рука расширила этот черный проем, прикоснувшись смычком к скрипке, и заиграла. Мокрая борода тряслась, длинные черные волосы развевались на ветру, мощные звуки, срываясь с высоты, сотрясали город. Мощные звуки сирены были писком комара рядом с этим небесным монстром. Скрипка продолжала играть, и ничто уже не могло ее заглушить. Музыка, которая так долго срывалась со струн, изгонялась, расстреливалась и умирала в мощном реве гудков из динамиков, наконец, доиграла мелодию до конца... И тишина… Мертвая тишина. Только чудовищный образ черного человека в зияющем небесном окне, а еще выше пронзительный яркий луч солнечного света. Или не солнечного вовсе - никто так и не понял. Затем кромешный мрак и туча, наносимая ветром, схоронила это видение в плотных туманных слоях атмосферы…

Диктор: - Он исчез! Человек со скрипкой исчез!… Хорошо бы навсегда.

19. КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ.
Последний концерт этот удивительный человек со скрипкой играл на сцене. На настоящей сцене, где за его спиной в ярком свете прожекторов мерцал орган. А он все играл, отдавая волшебные звуки инструмента. Он нашел свою сцену. Только… никого в этом зале не было, горело несколько лампочек дежурного освещения. Было поздно, была ночь.
Музыка разрывала пустоту зала, металась, отражаясь от стен, кресел, высокого потолка. Она звучала и настаивала, искала кого-то, зал становился больше, мог вместить в себя тысячи… миллиарды людей. Но здесь не было никого…
Появился подслеповатый старик.

Охранник: - Ну что, студентик? Что уж так заходишься? Поздно уже. Пора спать… Спать… Ну-ну, угомонись, все получится.

Говорил он медленно, слова его были словно колыбельная или сказка на ночь.

Охранник: - Пройдет время, станешь большим и придешь сюда. Все будет хорошо. Будут у тебя зрители, будешь подниматься на сцену, играть, а тебе будут аплодировать, дарить цветы. (сонно зевает) Станешь знаменитым, богатым, будешь ездить на гастроли, путешествовать, люди будут брать у тебя ахтографы, интервью, показывать по телевизору. Будет… все будет… А сейчас спать. Давай, студентик, завтра на учебу, на занятия. Будешь учиться - все получится. Завтра. Все завтра. Спать, спать…

На улице Парень с ватагой своих друзей стучит в дверь Концертного зала. Но им никто не открывает. Они уходят ни с чем.

20. ЧАСТНЫЙ САМОЛЕТ.
Директор и Секретарь сидят напротив друг друга. Больше в салоне никого нет. Смотрят в иллюминатор.

Директор: - Как красиво. Часто приходится летать, но никогда не привыкну к этому зрелищу. Мир, как он велик, но как он может быть мал. Все зависит от того, как на него посмотреть. Все зависит от отношения, точки зрения.
Секретарь: - Неужели Клейзмер прав? Неужели эта теорема доказывается именно так… Впрочем, дело даже не в ней. Клейзмер пошел дальше, значительно дальше. А если все это правда?

Стюардесса принесла красное вино, разлила по бокалам. Ушла.

Директор: - Клейзмер обделил вниманием наш институт. Не взяв премию, он пренебрег всеми устоявшимися правилами, повел себя, мягко говоря, некорректно, неэтично и непонятно.
Секретарь: - Обидно?
Директор: - Как вам сказать?
Секретарь: - Плевать на этику! Плевать на правила и приличия! Это “непонятно” – вот что главное! И вы, как математик, должны это понимать. И мне объяснить, в конце концов!
Директор: - Математик… Да, господин секретарь, я математик. По секрету признаюсь, давно не отдавал себя любимому детищу, не посвящал ей жизнь, не молился ее молитвами. Все какие-то встречи, презентации, переговоры. В последние годы было не до нее. Иногда тосковал, но рутина повседневности не позволяла вернуться к науке. Это, как любимая женщина, которая ждет тебя, и ты всегда сможешь прийти, отдав самого себя, но только позже, потом, не сейчас. Женщина подождет, она будет ждать вечно. Это как старенький музыкальный инструмент, жаждущий твоего прикосновения, тогда он откликнется и с благодарностью одарит волшебными звуками. Но пока хватает времени лишь смахивать с него пыль - нет, не сейчас, в другой раз, как-нибудь потом…
Секретарь: - И вдруг возникает этот Клейзмер!... Вы уверены, что правильно прочитали его трактовку?
Директор: - Ученые нашего института четыре года расшифровывали иероглифы Клейзмера. Объяснили мне, что скрывает в себе эта теорема. Я еще помню отдельные моменты сложной и любимой науки, и, думаю, сумел их понять. Но, когда понял!... (отпивает глоток вина) Только бы Клейзмер ошибался!
Секретарь: - Это возможно?
Директор: - К сожалению, исключено! Клейзмер не тот ученый, который будет выдавать желаемое за действительное. Мы знаем уровень этого математика, и ошибки в доказательстве быть не могло. Хотя мы искали эту ошибку несколько лет. Искали, очень надеялись найти. Такое уже бывало раньше, в течение почти ста лет. Люди выдвигали гипотезы, спустя годы их опровергали. Но сейчас! Искали, но найти не смогли. Правда нашли нечто другое. И если Клейзмер подтвердит свою догадку – мир перестанет существовать… в том виде, в каком мы его привыкли видеть… М-да. И все-таки невозможно не восхищаться этим человеком. Здесь, как ни странно, речь идет об обновлении души. Да-да. Несмотря на то, что математика – наука точная. Речь идет о душе. Для человечества это своего рода чистилище…
Секретарь: - И зачем эти люди суют свой нос во все щели? Мало им планеты, зеленых лужаек, морей? Мало жизни, красоты? Нет, нужно все перевернуть.

Вдалеке показались Альпы. Маленькие горные шале и крошечные отели свисали со склонов. Они зависали над пропастью, крепко цепляясь за гору, которая их надежно удерживала на такой высоте. Зеленые холмы, покрытые высокими деревьями, глубокие ущелья, вдалеке море.

Директор: - Гипотеза изумительная, фантастическая. Ты думаешь, что все мудро продумано, создано, гармонично соотносится друг с другом.  И вдруг все превращается в ослепительную точку. Она слепит глаза, неотвратимо притягивает, спрятаться, увернуться от ее дьявольского сияния уже невозможно. Потом яркая вспышка, и больше ничего. Ничего! Понимаете? Дальше все собирается в крохотный светящийся эмбрион, из которого вновь зарождается жизнь. Если в это поверить! Это потрясающе!
Секретарь: - Это чудовищно! Плевать на ту жизнь! Мы живем сегодня, сейчас! Живем в этой жизни! Говорят, мысль материальна. Не понимаю одного, как можно одной мыслью перевернуть весь мир?
Директор: - Мир этот записан одной короткой формулой.
Секретарь: - В таком случае, нужны ли ей доказательства? Зачем эти выводы? Зачем наука, которая создает вселенную в голове и дальше ты волен поступать с ней, как хочешь? А готов ли ты, человек, к этой миссии? Кто ты такой? Создатель, творец или разрушитель? Почему истина в твоей голове рождает иллюзию другого миропорядка, и тогда все становится иллюзорным, остается лишь формула и ее доказательство, и совсем другой мир.
Директор:  - Еще ее создатель. И это потрясает!
Секретарь: - Вот что скажу. Черта эта последняя, и Клейзмер к ней подошел! Уже, внимательно рассматривает, готовится переступить. Его пора остановить!

Они снова посмотрели в окно, и бесконечные равнина и горы, море вдалеке начали сворачиваться, бешено вращаясь перед глазами. Они становились все меньше, все дальше от них. Мир стал пустынным, и только маленькая светящаяся точка притягивала внимание. Приковывала, уже затягивая в себя. Деревья, зеленые лужайки, отели и маленькие шале, самолеты, облака, звезды и планеты - все деформировалось, трансформировалось, все превращалось в единый стремительный поток бесформенной массы, который сгущался, уменьшаясь в размерах. И самолет, на котором он летел, потеряв высоту, устремился в эту сверкающую, зияющую пустотой, горящую точку-бездну. И взрыв.
Оба очнулись…

Секретарь: - Нет! Есть открытия, о которых человечество потом пожалеет! Цивилизацию может спасти только незнание! Есть знания, которые людям не нужны… Пожалуй, господин директор, я пойду к нему один. Я смогу ему все объяснить… Меня он не послушать не посмеет.
Директор: - Как вам будет угодно, господин секретарь. Но меня предупреждали, Клейзмер ни с кем не общается, не разговаривает, даже не дает интервью, не вступает ни в какие контакты и сторонится людей.
Секретарь: - Посмотрим…

20. В МАШИНЕ.
Директор и Секретарь.

Секретарь: - Прекрасно он разговаривает, оказался умнейшим человеком. Директор: - Кто бы сомневался? Таких умов на планете меньше, чем пальцев на одной руке.
Секретарь: - Просто, с ним нужно говорить на темы, интересующие его, а эти… Короче, вопрос я решил.
Директор: - Какой аргумент оказался самым весомым?
Секретарь: - Все просто – я сказал ему, что это никому не нужно. Его просто не будут слушать.
Директор: - И все?
Секретарь: - Да.
Директор: - Гениально. Действительно, просто и гениально…
Секретарь: - Теперь меня волнует другое… Надо же – один человек, одна ничтожная формула и все рушится, все летит к чертям, рассыпается вдребезги! Клейзмер – лишь первая ласточка. Через год или сто лет появится новый Клейзмер, снова создаст коллизию, которую предотвратить будет уже невозможно!
Директор: - Что же. Это естественно – наука не стоит на месте.
Секретарь: - Мы подошли вплотную к черте, за которую даже заглядывать не стоит, не то, что доказывать или строить гипотезы. Нельзя смотреть в эту сторону. Нужно очертить безопасные границы, и никого к ним не подпускать.
Директор: - Это невозможно!
Секретарь: - Такая проблема существовала всегда, но раньше ей уделяли должное внимание, а сейчас… Всегда находились умные люди, гении - и в древности, и в средние века. Но были структуры, институты, которые зорко присматривали за порядком, а теперь… Теперь они необходимы как никогда! Директор: - Что же, снова разводить костры, устраивать охоту на ведьм? Секретарь: Почему бы и нет? С такими людьми иначе разговаривать невозможно. Сейчас, когда общество, наконец, избавилось от фанатизма, от лживых идей и пророков, и только деньги мудро выстраивают рентабельность любого дела - стоит лишь перекрыть финансовый кислород, и всякое порочное изобретение или инновация летит в корзину, любое произведение искусства становится никчемным, а его автор изгоем. Когда появился идеальный механизм, регулятор, контролирующий и фильтрующий все и вся, и только деньги могут принимать и избирать. В этот самый момент является некий Клейзмер! И никакие деньги ему не нужны! А на кой черт ему нужны эти деньги, когда их просто не будет! Они станут бессмысленными бумажками,… впрочем, какими и были всегда, просто об этом никто не знал! Вернее, знали лишь немногие. И таких Клейзмеров контролировать будет невозможно! Но не может будущее цивилизации зависеть от такой ничтожной вещи, как какая-то теорема и ее сумасшедший математик. Слава Богу, пока все удалось… Дальше будем работать! И вы обязаны будете нашей организации помогать…
Директор (смеется): – Так, может, нужно было просто убить этого Клейзмера? Уничтожить и все! Как говорится на вашем языке – убрать его.
Секретарь: - Господин директор, вы когда-нибудь убивали?
Директор: - Ну, знаете ли…
Секретарь: - Знаю. И это не смешно. Понимаю киллера, возвращающегося с задания. Состояние - чувство выполненного долга, которое должен испытывать этот человек. Еще осознаю, какая миссия, новая миссия, ложится в новых реалиях на наши плечи. Сегодня необходима организация, которая будет контролировать подобные процессы. Военные, их службы, разведки безнадежно устарели, отстали со своими переворотами, нефтью, выборами и перевыборами, цветными революциями и переделом земель. Нужны силы, которые будут стоять на страже, охраняя подступы к опасной черте. Это мы возьмем на себя. А быть киллером? Зачем? Найдутся другие методы - мы же цивилизованные люди!

Они вышел из машины и готовы был направиться на взлетную полосу, где ожидал самолет. Внезапно их окружили журналисты. Вспышки фотоаппаратов, свет прожекторов. На заднем плане виден Парень. Он с интересом наблюдает.

Журналисты:
- Господин директор, несколько вопросов нашему каналу…
- …нашей газете…
- …нашему журналу…

Они остановились.

Секретарь (тихо Директору): - Общайтесь с ними вы. Они вас знают.

 Журналисты:
- Что вам сказал математик Клейзмер?
- Он стал с вами разговаривать?
- Почему он не бреет бороду?
- Почему уволился из института и нигде не работает?
- Над какой проблемой сейчас он трудится?
- Какую премию ему будут присуждать в этом году?
- Какие его ждут награды?

Подняв руку, директор остановил поток вопросов.

Директор: - Господин Клейзмер просил вам передать, что математикой он больше не занимается. И просил его больше не беспокоить.

Журналисты замерли, переваривая сказанное. Наконец кто-то очнулся.

Журналист: - А почему он не взял миллион?
Директор: - Миллион? (рассеянно) Ах да, миллион.
Журналисты хором: - Почему он не взял миллион? Почему не взялл?... Не взяллл?
Директор: - Потому что… (пауза)
Секретарь: - Вы все равно не поймете.

Он махнул рукой и эти двое быстро направились к самолету.

21. ГОРА.
Теперь большой Концертный зал превратился в удивительное место где-то далеко на другой планете. Не было прожекторов и кресел, сцены, только склон высокой горы и темные, почти черные деревья в округе. Ветер трепал всклокоченные волосы Клейзмера, а далекий горизонт пока не собирался озаряться ярким предутренним светом. Человек со скрипкой играл, и помешать в этом одиноком мире он никому не мог. А деревья и высокие кусты в такт его звукам преклоняли кроны и ветви к земле, покачиваясь в мертвенном свете, слушая волшебную мелодию. Была ночь, черная ночь, и только звезды сияли на недосягаемой высоте.
Ниже на склоне горы, где дорога заканчивалась, остановилась машина, из нее вышел знакомый Парень, и начал карабкаться на вершину. Выше, еще выше. Впереди темный склон и камни. Вдалеке торчали верхушки гор, холмов, все было в предрассветном тусклом тумане. И все-таки он смог разглядеть, что эти вершины не стояли на месте – они колыхались, становясь то выше, то ниже. Все было в сказочном движении. Там, в самом низу, горы заканчивались, спускаясь в бесконечную равнину моря. Они, то поднимаясь из воды, то исчезая на глубине, размеренно плыли. Каждая часть этого странного рельефа была независима. Все, не цепляясь друг за друга, было в постоянном движении, в свободном полете. Не было точки отсчета, не было координат, не за что было ухватиться взглядом и остановить мгновение. Взгляд следовал за бесконечным движением и не мог сфокусироваться.
Клейзмер стоял на широкой площадке на самой вершине горы. Его волосы и длинная  борода развевались на легком ветру. Он стоял и смотрел вдаль. Он ждал, когда начнет появляться солнце.
Внезапно Клейзмер заметил Парня и в ужасе отшатнулся. Он его не узнал.

Парень: - Я нашел вас! Наконец!
Клейзмер: - Нет-нет!... Оставьте меня… Оставьте меня в покое…
Парень: - Вы меня не узнаете? Мы когда-то…
Клейзмер: - Нет-нет…

Он хотел скрыться, но, поняв, что бежать некуда, произнес:

Клейзмер: - Я не даю интервью.
Парень: - Я тоже. Вроде бы ни к чему.

Парень тактично замер.

Клейзмер удивленно на него уставился.

Клейзмер: - Что “тоже”?
Математик: - Я тоже не даю никаких интервью.

Парень замолчал, глядя вдаль, не обращая на него внимания, боясь спугнуть собеседника, словно тот его не интересовал. Теперь Клейзмер внимательно разглядывал этого человека. Потом перевел взгляд вдаль горного ландшафта, долго стоял так и смотрел, потом на футляр со скрипкой, который одиноко приткнулся у высокого серого камня, снова на Парня.

Клейзмер: - И вы ни о чем не хотите меня спросить?
Парень: - Нет.
Клейзмер: -  Но, почему? (уже громче, с обидой)
Парень: - Все равно не пойму вас…, вашу математику.
Клейзмер: - Но, это же так просто!
Парень: - Да-да, просто…, все просто.
Клейзмер: - Хотя, вы правы, зачем что-то понимать, кому теперь это нужно? Никому.

Снова долгое молчание повисло в свежем предутреннем воздухе.

Клейзмер: - Никому… Ваши желания трехмерны! Глаза слепы. Вы даже не можете поднять голову и посмотреть наверх.
Парень: - А ваша математика? Чего вы добились с ее помощью. Что вы хотели доказать?
Клейзмер: - Дело не в математике, все эти науки, доказательства, теоремы… Дело в нас самих. Мы ведем себя как крысы в лаборатории генетика. Как кролики. Мы беспрерывно раздражаем наши рецепторы удовольствия, но не более того. Только животные инстинкты. Мы покрыты толстой коркой удовольствий и низменных желаний. А ведь так было не всегда! Мы зашли в тупик, превратились бессмысленную ветвь. Осталось ей досохнуть  и отвалиться за ненадобностью.
Парень: - Вы математик или философ?
Клейзмер: - Это одно и тоже. (С благодарностью за внимание. Он понял, что давно ни с кем не говорил.)
Клейзмер: - Все эти понятия фундаментальные и являются звеньями, которые, соприкасаясь, намертво цепляются друг за друга, образуя неделимую цепь. Цепь - это наука, но сегодня она висит на шее у чудовища, имя которого - невежество. Теперь на нее можно повесить любые амулеты и символы, используя в порочных целях.
Парень: - Такова реальность.
Клейзмер: - Реальность?! (кричит) Реальность - это границы нашего невежества. Мы прочертили их для собственного удобства, но продолжаем жить рядом с вещами нереальными. Вспомните пирамиды, которые до сих пор не смог повторить человек, идолов невероятной высоты, сделанных из камня, где в округе лишь одни пески, вспомните все чудеса света. Сегодня мы не замечаем этого. Нам достаточно лишь того, что понятно и объяснимо, что уже есть и поддается простому доказательству. Когда-то человек был способен на многое. А ваша “реальность” так же бесконечна, как вселенная, время, разум…

Он говорил, и глаза его ярко блестели в тусклом свете зарождающегося утра.

Клейзмер: - Вспомните: “Нужно носить в себе хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду”. Так сказал Фридрих Ницше. А вот еще: “Только те, кто предпринимают абсурдные попытки, смогут достичь невозможного”. Это Альберт Эйнштейн. “Человек начинает жить лишь тогда, когда ему удается превзойти самого себя”, - он же. А вы говорите реальность! Стоит потерять это чувство реальности, и нам уже не по себе, нам не комфортно, нас затягивает в пропасть. И ты уже летишь в неведомый мир. А зачем он нам? Там неудобно, непривычно. Стоит ли поднимать головы и смотреть туда. Но, еще Платон сказал: “Всё, что вызывает переход из небытия в бытие - творчество”.

Парень: - Вы математик, вам проще - есть за что держаться.

Клейзмер теперь смотрел куда-то вдаль, он устал, он сказал все, что хотел, в этих нескольких фразах он излил целый поток мучений и страданий, а теперь молчал.

Клейзмер (бормочет): - Стоит взобраться на эту гору, и ты обязательно остаешься один…

Посмотрел на собеседника:

Клейзмер: - Был математиком! Я не занимаюсь больше этой ерундой! Она мне больше НЕ ИНТЕРЕСНА! Ваш мир спасет невежество!
Парень: - Что же делать?

Клейзмер повернулся и пошел.

Клейзмер: - Что делать? Что делать? Вон гриб! Видите! Смотрите, какой большой! На моей горе! Вон еще один! И еще…

Он шел, и голос его становился тише, теряясь вдалеке, пока не затих совсем.

Парень: - Так что же нам делать?
Клейзмер: - Оставьте меня в покое… Я не даю интервью… Не даю… не даю… Интервью не даю… Гриб… Мой гриб…

22. ГОРА.
Парень остался один. Он смотрел вдаль на проплывающие горы. На одной из них ему показалась знакомая фигура. Он узнавал в чертах этого человека лицо Альберта Эйнштейна. Вот еще гора, а на ней Фридрих Ницше, вон еще - на ней Платон. Каждый из них взобрался на свою гору и остался там навсегда. Потом он видел горы и высокие холмы со своими любимыми писателями, классиками, поэтами. Каждый на своей горе, на самой ее вершине. И обязательно один.
Огляделся... Он стоял на самом краю маленькой площадки, и ночь, тяжелыми зыбкими аккордами заканчивала свою темную песню, отступая, а на смену ей робкими звуками на легком прозрачном ветру зарождался ноктюрн - утренняя песня. Эта музыка нежно звенела над океаном, трепетно касаясь верхушки горы, растекалась по ее склонам, наполняя воздух светлым звучанием. Ночь свалилась за горизонт, растворившись в немыслимом серебряном блеске. Солнце заиграло на лице человека, отбрасывая длинную тень от его крошечной фигурки. Теперь он закрывал спиной редкие деревья и кустарники  горы, целые километры дорог, городов, поселков, забытых внизу. Такое бывает лишь одно короткое утреннее мгновение, крошечный миг, когда ты становишься великаном на этой планете, и рука твоя может заслонить целый город от утреннего солнца и его ярких лучей... Может заслонить - только зачем?
Яркое солнце озарило горизонт. Солнце было таким, как прежде - ярким, ослепительным, теплым и… родным, каким он видел его каждый день. Но сияло оно необычно, трепетно. Посмотрел вниз. Горы раздвинулись, перед глазами предстала бесконечная водная гладь. Этот океан не имел границ, он сиял в утренних лучах, и свет, отражаясь, переливался всеми цветами радуги, падал на горы, падал на небо, падал… Мир перевернулся. Этот мир не имел границ и координат. Все в нем имело божественный смысл и значение. Эти горы вдали, холмы, длинные берега, омываемые прибрежной волной, широкие пляжи, дальше поля и леса, возвышенности. Огромный пустынный мир притягивал, приглашая войти и остаться там навечно. Улечься на полях нескошенной травы и почувствовать себя частью маленькой уютной вселенной, где ты тоже теперь занимал законное место…
Внизу внимание привлекли крошечные тени… точки… нет, люди… Десятки людей, сотни. Они летели на дельтапланах, на парашютах, летательных аппаратах. В утренних лучах они казались веселой зарницей, искрами, которые рассыпались в разные стороны. Но вот они дружной стайкой слились, соединились в единый поток, устремившись в океан. И уже на водных лыжах, на катерах, удивительных водных колесницах помчались по волнам. Их мускулистые красивые тела освещались ярким утренним светом. Мокрые и счастливые они неслись по поверхности океана. А дальше из-за горы явился большой сверкающий корабль. На нем тоже были люди. Тысячи, миллиарды…
Это был гигантский корабль-остров. Он неповоротливо плыл по волнам, и длинные весла размеренно опускались в воду. А люди продолжали свои привычные движения. Снова и снова опускали весла в воду и гребли. Щурились от ослепительного солнца, закрывали глаза. Их ослепляло это яркое солнце, оно опаляло разгоряченные спины, и пот лил с натруженных тел. Остров был гигантским. Кто не сидел за веслами, в тесноте двигались в разных направлениях, неся свою ношу. Словно маленькие муравьи они строили высокие сооружения, четко выполняя свою работу, гигантские вышки качали из недр островка остатки нефти и газа, кто-то рубил остатки жалкой растительности, кто-то таял снега на крошечных полюсах. А пирамида становилась все выше. В недрах острова открывались большие полости и пустоты. Он становился как решето, и рос в высоту. И лишь отсюда, с этой горы, можно было заметить, что еще немного, и остров перевернется, он не выдержит тяжести высокой пирамиды, накренится и рухнет в океан. А люди все гребли, и остров медленно плыл.
Крошечные точки на сверкающих катерах и гоночных лодках, причалив к острову, заняли места на огромной палубе, на самом верху. Там находилась рубка корабля. Там же капитанский мостик. Рядом красивые люди, красивые наряды. Удобные каюты. Кто-то праздно загорает на палубе, пьет вино, кто-то лениво читает. Кто-то работает. Эти избранные верно держали курс, гигантский корабль продолжал свое плавание. А внизу только плеск весел о воду.
Вот корабль, описав широкий круг, замкнул его в бескрайнем океане, заходя на следующий виток. И так снова и снова по замкнутому кругу. А рядом виднелись берега с бесконечными равнинами и полями, высокими холмами, горами. Но их никто не замечал. Яркое солнце мешало открыть глаза и заметить это. А места на корабле уже оставалось слишком мало. Люди, ударялись друг о друга спинами и шеями, толкались, настойчиво продолжая кропотливый каторжный труд. Они строили пирамиду, где на вершине находился капитанский мостик. На нем были те самые - мускулистые и сильные. Глаза их защищали темные очки, и сквозь стекла они видели все. И дивный берег тоже. Они не могли не видеть, ведь они были рулевыми и следили за курсом. А корабль продолжал крениться и очень скоро готов был потерять равновесие.

Парень (шепчет): - Почему они не сойдут на берег? Вокруг столько свободного места! Почему?

Неожиданно рядом появился Клейзмер.

Клейзмер: - Не знаю.

Клейзмер с корзинкой грибов в руке и парень. Они стоят и смотрят вдаль. А корабль продолжает совершать привычный круг, и солнце слепит глаза…