Я к миру иду с раскрытыми ладонями...

Я к миру иду с раскрытыми ладонями,
ведь в сердце любовь, а в душе гармония.
Я обнять готов порой постороннего,
ведь мы похожи, будто паронимы.

Чем шире твои объятия, тем легче тебя распять.
Так говорил Ницше, и меня распинали раз пять.

Я не падаю ниц пред людьми,
 доверяю,
 но жду шестой.
И только она мне скажет:
 «Идущий, стой!»

И я остановлю проекцию
 себя.

Прислушаюсь...

Вот поэтому
семья —
это союз
 медитации
с поэтом,
что выдаёт мудрости глубинной
эполеты.

Я иду к миру с раскрытыми
ладонями,
собираю воду смыслов, что скопилась
на поддоне.
Ловлю сотни странных взглядов, но воля
непреклонна:
она отбивает сотни невидимых
поклонов.

Я вижу сотни лиц.

Всё суета...

Иду по клонам.

Моя воля — стрекоза божественных уклонов.
Пока всюду злость и раздражение у клонов,
я преисполнюсь света торжественных кулонов.

Собираю воду смыслов, что скопилась
на поддоне.
Медитация врата закроет даже
Абаддоне.
Нахожусь в аббатстве мира, плаваю
под Доном.
Там, где я бываю, неподготовленный
потонет.

Я к миру иду с раскрытыми
ладонями,
они раскалены, как вулканы
с домнами.
По земле гулять приятно там, где пути
удобные,
но на них не выпекают хлеба
сдобные.

Я к миру иду с раскрытыми ладонями...

И всё чаще и чаще
я буду не понят.
И всё чаще и чаще
будут препоны.
И всё чаще и чаще скажут:
«Утопия!»
Пока
 наконец
  меня
    не утопят.