Необычное ностальгическое

... 23 февраля под вечер в дверь позвонили. Штирлиц никого не ждал. Даже более того - он собирался, по обычаю в одиночестве отметить День Красной Армии. А тут...
"Кто бы это мог быть? - с недовольством подумал Штирлиц. - Не дай Бог, Мюллер. Ведь опять испортит своим нудением весь праздник".

И точно - в дверях стоял Мюллер во всем блистании своей генеральской черной формы.
"Дружище, - загадочным тоном начал Мюллер, - я знаю, что могу сегодня у Вас скоротать вечерок".
"Входите, группенфюрер, давно Вас жду," - ответил Штирлиц, радушным тоном и жестом пригласил незванного гостя войти.

Проведя гостя в гостинную, Штирлиц попросил его подождать, а сам спустился в келлер, откуда вскоре появился с огромным блюдом, на котором аппетитной нарезкой прямо таки сияли ломтики украинского сала и лежали два больших соленых огурца. В другой руке Штирлиц держал бутыль мутного самогона.

"Вот, группенфюрер, - начал Штирлиц не без гордости, - огурцы я сам солил, изволите-ка отведать. А самогон мне с Родины курьером намедни прислали".
"Это, часом, не тот ли парашютист был, которого мы упустили и в суматохе бомбежки так взять и не смогли?" - поинтересрвался Мюллер.
"Он самый. Ловок, а? " - просиял Штирлиц, воодружвя явства на стол.

... После первой Штирлиц поднялся и пошел в дальний угол, гле в него был тайник. Он с начала подумал попросить Мюллера отвернуться, чтобы тот не подглядывал. Но затем произнес мысленно магическое слово "хусим", которое было русским тайным заклинанием, защищавшим его народ от невзгод и внезапных нападений.  Вскоре Штирлиц вернулся - в руках он нес гармонь и пачку "Беломора". На голове у него был надет слегка набекрень рязанский картуз.

Приняли еще по одной. Штирлиц закурил папиросу, предложив сначала старшему по званию. Мюллер решил пока воздержаться - он с опаской относился к неизвестным напиткам и куреву. Штирлиц не стал настаивать, пробурчав только "хозяин - барин", и растянув мехи гармоники, внезавно запел: " Ohne dich kann ich nicht sein".

"Штирлиц, - вдруг резко прервал его Мюллер, - что Вы за поц такой? Вы что, не можете спеть что-нибудь нормальное?"
"А что бы Вы хотели?" - вдруг недовольно спростл Штирлиц и передернул плечами, с которых упал небрежно накинутый китель штандартенфюрера СС, под ним же оказалась косоворотка, с воротником, отороченным калужской вышивкой.
"А давайте нашу традионную! - воскликнул вдруг Мюллер, и тоже скинул китель. Под ним оказалась баварская вышитая рубашка. - Ой, мороз, мороз".

"Какой же Вы шлемазл, группенфюрер, - съязвил Штирлиц. - У меня от нее уже отрыжка - так вы ее заездили, эту песню".
Мюллер надулся, обидевшись. Штилрицу пришлось долго извиняться и налить Мюллеру полный стакан самогонки. После принятого стакана Мюллер закурил "Беломор",  смачно затянувшись. Глаза его подобрели.  Штирлиц тоже затянулся, и сдвинул папиросу в уголок рта, вновь растянул мехи гармони.

Мюллер пододвинулся к нему поближе, предвкушая настоящее пение, и они одновременно, в два голоса затянули их любимую "Ой, ты степь широкая".

Смеркалось. На улице прохожих уже не было. Все жители их поселка сидели по домам, спрятавшись за задернутыми занавесками и прислушивались к доносящимся из дома Штирлица пассажам гармони и словно плывущим по ним словам русской песни. "Опять к международному конкурсу готовятся," - думали соседи, не предполагая, что это просто разворачивались в совместном творческом порыве русская и немецкая души...