Искусство

Во время перекуров Звездоплюев, старший в бригаде рабочих ДЭП, всегда стоял поодаль, вдыхая едкий табачный дым и задумчиво оглядывая сделанную работу. В этот раз до конца проспекта оставалось около километра. Молодой практикант Серёга стоял всегда рядом с ним – он любил слушать Звездоплюева и даже просто наблюдать за ним в такие моменты, его тонкая душевная организация требовала этого.

- Ну как, нравиться тебе у нас в бригаде? – неожиданно раздался голос Звездоплюева.
- Да как тебе сказать, Архипыч. Скучная работа какая-то, - Серёгу пробило вдруг на откровенность, - рисуешь, рисуешь каждый год одну и ту же разметку, а она уже к августу стирается. Уж нанесли бы раз и навсегда чем-нибудь перманентным. Вон – всякие «Зайка, я тебя люблю» десятками лет перед окнами красуются. Да за это время Зайка в толстую крашеную тетку в бигудях давно уже превратилась, а надпись все не стирается, а тут… Бестолковщина одна.
- Это оттого, что нет в тебе любви к искусству.
- К какому еще искусству?...
- Ты знаешь, - сказал Звоздоплюев, вставая и делая знак бригадиру, что перекур окончен, - на меня иногда находит вдохновение. А на тебя – пока еще нет.

При этих словах он дружески похлопал практиканта по плечу, бросил окурок в кусты, внезапно повернулся и внимательно посмотрел Серёге в глаза.

- Это вообще-то полюбить надо. Оно придет к тебе, оно обязательно должно к тебе когда-нибудь прийти. Может, через год, может, через два, а, может, вообще завтра, но оно обязательно должно прийти, - и Звездоплюев зашагал к месту, где лежал инструмент.
- А как это придет? И причем тут искусство? – Серега шел рядом и пытался заглянуть в лицо Звездоплюеву.
- Искусство – это вечность. Сезоны сменяют друг друга, дождь сменяет жару, который опять сменяется дождем, люди уходят и приходят – это круговорот жизни. Обновляя разметку каждый год, мы как бы вписываем себя в этот вечный круговорот. Если хочешь, то это такой вариант динамического искусства, в отличии от, скажем, живописи, которая статична.
- И откуда ты все знаешь? – Серёга половину слов не понял, но открыл для себя совершенно новый мир, о существовании которого он даже не слышал.
- Я два курса во ВГИКе на режиссерском в свое время отучился, - Звездоплюев улыбнулся.
- А чего ж дальше-то не пошел?
- Да за драку выгнали, из-за девки одной, а потом… - Звездоплюев махнул рукой, - одним словом, молодой был, глупый.

Серега в некотором смятении от открывшихся ему только что высших истин сел на покрасочный агрегат, включил зажигание и медленно поехал вдоль туго натянутой веревки. Он поймал себя, что в этот раз отчего-то внимательнее следил, чтобы переднее колесо агрегата не сбивалось с намеченного курса. Через какое-то время он оглянулся – за ним тянулась широкая белая полоса.

Он глубоко вздохнул и внезапно почувствовал, что солнце заиграло как-то ярче обычного, краски окружающего мира заблистали новыми оттенками, в носу у него защекотало, голова слегка закружилась, а сердце отчаянно заколотилось от восторга. У него не было сомнений, да, он был полностью уверен, что на него снизошло именно то самое вдохновение, о котором говорил Звездоплюев.

***
Вечером, выпивая в парке водку с пацанами, Серёга был непривычно молчалив и задумчив, иногда как будто немного свысока поглядывая на своих друзей. Товарищи это заметили, но вмешиваться не стали – мало ли, чего у человека, незачем зря беспокоить. В разгар вечера, когда в парке зажглись уже фонари, подняли вопрос распределения. Все стали спорить, куда выгоднее устроиться: в ФДЖ под покровительство администрации или в ТехИнвест к местному строительному олигарху Воротилову. Решили обратиться к Серёге, как самому большому авторитету по части логики. Он улыбнулся и тихо в ответ проговорил: «Вы как хотите, а я пойду в ДЭП». Сразу повисла тишина, так что стало слышно стрекотание кузнечиков. На недоуменные взгляды и тихое, едва слышное, «зачем?» кого-то из товарищей, Серёга как следует затянулся сигаретой, медленно выдохнул синеватый дымок и задумчиво произнес, глядя куда-то вдаль: «Из любви к искусству».