Остановка запрещена

Директор небольшого металлообрабатывающего предприятия Железкин ходил из угла в угол и нервно жестикулировал руками, как будто обращаясь к какому-то невидимому собеседнику. Иногда его губы что-то шептали. На пороге кабинета показался старший бригадир Семеныч.

- Как дела? – Семеныч выглядел свежим и отдохнувшим. Его как всегда идеально выбритый подбородок отливал приятной синевой.

- Как дела, как дела… Плохо дела, плохо, - Железкин остановился и замахал кулаком, - этот… этот… Бормотухин, которого оставили в третью смену без начальника, умудрился целую партию знаков запороть!

- В смысле? – на всегда спокойном и равнодушном лице Семеныча явственно проявились черты серьезной обеспокоенности. Это выражение появлялось у него либо когда его жена Клавка обнаруживала недостачу в семейном бюджете по его вине, что бывало довольно часто, либо если он чего-нибудь сильно косячил на работе, что бывало довольно редко, и чего, тьфу-тьфу, не было уже давно. Но в данном случае именно он, Семеныч, предложил поставить в третью смену этого несчастного Бормотухина, который судя по всему напортачил.

- Твой Бормотухин… твой Бормотухин… вместо того, чтобы следить за работой станка, запустил тупо конвейер, а сам выпил водки и лег спать.
- И что?
- А то! Что теперь вместо всего набора, который мы должны уже сегодня сдать в ГИБДД, он напечатал целую партию одного и того же знака – «Остановка запрещена».

Семёныч задумался, потом тихо проговорил:
- И что же теперь делать?
- Что делать, что делать? Под суд все пойдем - вот что! - Железкин перешел на крик, - ты понимаешь, что это 500 кг казённой оцинкованной стали?!

Повисла пауза, во время которой Железкин снова стал ходить из угла в угол. Надо было что-то отвечать. Семеныч поначалу от шока никак не мог придумать, что сказать, но как человек дела, быстро начал отходить от первого впечатления и включил голову:
- Спокойно, сейчас чего-нибудь придумаем.
- Что ты придумаешь, когда все уже проплачено, включая откаты!? Нам денег больше никто не даст, мы и так кругом по уши в долгах!
- Ну, Анатолий Егорыч…
- Э-э-эх!.. – Железкин махнул рукой и вышел, хлопнув дверью.

Семеныч остался один и стал напряженно думать. Потом он встал и подошел к телефону. Напряженно поговорив с кем-то минуты три, он повесил трубку и быстрым шагом направился в цех. Железкина он застал в курилке – тот докуривал папиросу, держа ее трясущимися руками, и смотрел в окно. Семеныч на секунду остановился, подождал, когда тот останется один, а затем решительно подошел к нему и прошептал что-то на ухо.

- Да что ж ты раньше-то не сказал, - на лице начальника заиграла улыбка, он отбросил недокуренную папиросу и бросился в кабинет, - надо ж быстрее оформлять.

- Двоюродный дядя у меня там, - Семеныч семенил рядом и на ходу рассказывал подробности, - ну и дай, думаю, обращусь – никогда не обращался, а тут дай, думаю, попробую. И вот – согласился он, говорит, выручит, еще и лучше даже будет так для них.

К полудню к цеху подъехала машина ГИБДД, сопровождавшая грузовик. Из салона легковушки не без труда вылез грузный средних лет мужик в синей полицейской форме  и при генеральских погонах. Переваливаясь, неторопливо, на ходу натягивая фуражку, он направился к Семенычу и Железкину, которые топтались у входа и при виде генерала заискивающе закивали головами.

- Ну что племянничек, попала ваша конторка, - генерал засмеялся неприятным ехидным басом. Семеныч с начальником переглянулись и, нервно поддакивая, захихикали. В этот момент из грузовика вылезли несколько рабочих в оранжевых робах и тоже подошли ко входу.

- Эх, посадить бы вас куда-нибудь поближе к Колыме... И подумать только – запороть государственный заказ. Но уж ладно, на первый раз, как говорится, прощаем, - генерал панибратски похлопал по плечу Семёныча, затем, снова посмеявшись своим баском, добавил, – свои же, все ж, люди-то, а? Племянничек!

Сказано всё это было снисходительно-пренебрежительным тоном. Потом генерал обернулся к рабочим и лихо скомандовал:
- Грузи ребята!

Оранжевые робы стали бойко выносить из цеха знаки и кидать их в кузов грузовика. Когда все было закончено и генерал занял свое место в машине, Семёныч заискивающе и виновато подошел к нему с вопросом:

- Так куда ж теперь-то все это добро?
- Куда… на дорогу, куда ж еще-то? Денежки то уплочены, заказ должен быть выполнен – мне уж сверху звонили, а у нас, сам знаешь, как в армии... – генерал снял фуражку, протер лоб носовым платком, опять надел ее, потом посмотрел на Семеныча, лукаво подмигнул ему и добавил, - да не боись ты, там наверху, на самом деле, плевать какие знаки ставить, лишь бы заказ закрыть. А нам тем более все по барабану – главное с нарушителей деньги стрясти, - при этом он опять усмехнулся своим неприятным баском и сел в автомобиль.

Вечером, когда Семёныч подвозил Железкина к дому, он заметил, как изменился город за этот день. Везде на проспекте, где хватало глаз, были видны знаки «Остановка запрещена», они были на пересечении с главной дорогой, на въезде во двор, около стоянок, где всю жизнь можно было свободно парковаться, и даже около магазинов. Ехали молча, чувствуя в этом свою вину. Когда Железкин выходил из машины, он  проговорил:

– Еще хорошо, что этот Бормотухин такой знак сделал, а не например «Кирпич».

Семеныч грустно улыбнулся и уже собирался было ехать дальше, как вдруг в окно кто-то постучал. Он повернул голову и увидел за стеклом прямо перед носом полосатую палочку. Семеныч опустил стекло и услышал самоуверенный голосок:

– Добрый вечер. Старший сержант Денежкин. Что ж вы, гражданин водитель, нарушаете? Знак «Остановка запрещена» в начале перекрестка видели? Прошу ваши документы - будем оформлять.