Мост

Тайга была совсем рядом с бабушкиным домом. Мы с мамой ходили купаться на лесное озеро. Никогда не забуду сказочной поляны с цветущими саранками, красоты нетронутой природы, сочности красок, богатства запахов и, увы, нашего возвращения.

Мост через речку Китой был заполнен людьми. Они свешивались с перил, возбужденно толкались, отвоевывая лучшие места. "Что случилось?" - спросила мама. "Утопленник!" - ответил парень. Лицо его было перекошено то ли восторгом, то ли ужасом. Мама крепко взяла меня за руку и мы быстро-быстро пошли вперед. Вдруг какой-то дядька схватил маму за плечо.
- Нога! Смотри-смотри! Они загарпунили ногу, сейчас всего вытянут!
Я ничего не видела, кроме лица этого человека и той брезгливости, с которой мама освободилась. Мы почти бежали, не глядя по сторонам, оставляя позади толпу, которая тогда показалась нам страшнее самого покойника, которая и сама будто состояла из нежити.
- Зачем они смотрят? - спросила я, как только мы выбрались.
- Никогда так не делай, - только и сказала мама.
 
Сейчас я намного старше, чем тогда была она, но я тоже не знаю ответа. Зачем они смотрят? Зачем они пишут? Зачем они комментируют, зачем обвиняют, зачем в дни траура пиарятся, изображая из себя то журналистов, то блогеров, чье мнение будто кому-то важно и интересно, хотя на самом деле они те же самые утопленники с толпой подписчиков на мосту?

Я вспоминаю, как мы стояли всем коллективом юридической конторы перед экраном телевизора и не могли проронить ни звука, глядя на то, как падают башни-близнецы. Помню, как всей семьей плакали и молились за детей Беслана, помню весь ужас трагедии "Норд-Оста", взрывов домов, терактов в метро... Слова застревают в горле, скорбь и боль переполняют сердце. Разве не это человеческая реакция? Разве мы можем, даже не похоронив погибших, а иногда даже не дав их родственникам понять, что есть погибшие, говорить хоть о чем-то, кроме одного: "Нам очень жаль, мы приносим вам свои соболезнования и готовы помочь"?

Да, толпа была всегда. Она стояла на площади, когда казнили, она пускала слюни и пучила глаза от вожделенного ужаса близкой смерти, она до сих пор попадает в аварии на дорогах, разглядывая другие аварии. Но теперь у нее еще есть интернет, в котором она может, как тот мужик на мосту, схватить тебя за руку и заорать: "Смотри! Смотри! Они загарпунили ногу! Они нашли черный ящик! Они обвиняют пилота! Они говорят это теракт! Они говорят в торговом центре жертв было больше!" А еще у толпы есть умелые кукловоды, красноречивые и очень убедительные, которые скармливают ей то, что им выгодно. Они делают это так профессионально, что в толпу попадают даже те, кто всегда держался подальше. Затрагивая самые добрые чувства, играя на самых тонких струнах, они инициируют в людях тревогу, желание возмездия, злость, презрение. "Смотри! Смотри! Виноват Путин! Виноват ты, потому что голосовал за Путина! Смотри в каком дерьме ты живешь, в какой убогой стране, при какой ужасной власти!" - отряхнув пепел с ног, строчат одни. "Смотри! Смотри! Виноваты проклятые капиталисты, Запад, санкции! Все против нас! Давайте быстрее наделаем еще ракет, чтобы нас боялись и уважали!" - моментально реагируют другие. На сегодняшний день самые страшные трагедии - это лучшие инфоповоды для распространения любой, абсолютно любой идеи, любой, даже доведённой до абсурда мысли. Это та почва, из крови, изувеченной плоти и слез, на которую что ни кинь - всё растащат, все расшарят, все обмусолят, каждую косточку обсосут, каждый хрящик разжуют и при этом будут чувствовать себя высокодуховными носителями истины.

Толпа растет и в её зловонном чреве варятся некротические соки из бессмысленного, беспощадного, низменного и вечного, как само человечество, страха смерти, смешанного, с очень тщательно сокрытым от понимания, ликованием оттого, что жив. Кто-то мертв, а он жив! Все соглядатаи, все разинутые рты, все кто выстраивает модели своей сопричастности к трагическим смертям, кто не пропускает ни одной ЧС, кто висит на перилах мостов - это латентные "триумфаторы" и самые настоящие трусы. Страх гонит их каждый раз пробегать перед похоронной процессией с гробами, заглядывать в могилы, тревожить чью-то память. Страх, подлость и глупость подталкивают их писать гадости про только что умерших. Они не в силах остановиться, не в силах заткнуться. Они не умеют скорбеть и истинно бесчувственны, потому что заняты тем, что убеждают себя, что живы и смерть для других. Причем абы какая смерть не подойдет. Для триумфа нужны зрители, нужен резонанс и вовлеченность. Зачем им погибшие альпинисты, страшнейший теракт в Шри-Ланке? У них своя четкая иерархия: если в Европе, то надо проявлять активность и быть с опечаленным народом, если на Востоке или в Азии - можно и мимо пройти. Будто не одни и те же люди, не одни и те же дети. Столько самодовольства, столько гордыни, столько вранья самим себе.

Если кому-то было противно читать эти строки - хорошо! Если кто-то понял, что был обманут и вовлечен в толпу - хорошо! Если хоть один человек решит больше никогда не стоять на мосту, в ожидании утопленников, если не будет хватать других, задумается, справится со своим страхом и научится милосердию - значит, я не зря себя заставила это написать. Потому что наблюдать за всем этим пытка, а уж анализировать тем более.