Клубничный сок

ИВАН КОЖЕМЯКО




КЛУБНИЧНЫЙ СОК

 Кожемяко Иван Иванович
27 апреля 2015 года











Москва
2015 год
Клубничный сок

;;;

Как же она заливисто и красиво смеялась!
В какой-то лёгкой сорочке, так выгодно подчёркивающей все несомненные достоинства её красивой фигуры, с распущенными красивыми волосами тёмно-каштанового цвета, она была похожа на шаловливого ребёнка.

 
Он всегда любовался её волосами, таких дивных волос он не видел ни в одной женщины её возраста.
С заметной природной рыжинкой, лёгкие, пушистые, они были напоены таким дивным ароматом, что, казалось, это какой-то ангел спустился на землю, чтобы радовать людей своей неземной красотой.
Его сердце заходилось от нежности и невыразимого счастья, которое, он это уже знал по опыту жизни, длиться долго не может.
Не выдержит сердце.
Счастье, оно тоже должно дозироваться. Без меры – оно тоже ломает людей, как и горе. И не всем дано выдержать его силу и его напор.
Но сегодня он об этом не думал.
Он знал, что во всём мире нет сегодня человека, счастливее его.
– Подожди, подожди минуточку, – и она метнулась на кухню.

Уже через миг она вновь была возле него. С корзинкой из ивы, которая доверху была наполнена зрелой и ароматной клубникой.
Она тут же взяла самую крупную клубнику в свой рот, зелёной розеточкой к себе, прикусила её своими красивыми зубами, да так, что сок клубники потёк у неё по губам, к подбородку, и приблизилась к нему:
– Возьми, возьми себе половину, – не очень внятно, но совершенно понятно для него, выдохнула скорее, а не сказала она, и приблизила свои очаровательные, яркие не только от сока клубники в эту минуту, но и природно, всегда – дивные губы к его лицу.
Время остановилось.
Он прижался к её губам, захватил своими зубами половину клубники, да так, что ощутил хрусткий холод её зубов, пронзивший его до самого сердца, и откусил кусочек сочной ягоды.
А собравшийся на её подбородке и губах сок, он просто вдохнул в себя, да так, что при этом даже закружилась голова.
Ничего подобного в его жизни не было ни разу.
Она брала ягоду за ягодой – и они до изнеможения целовались, деля клубнику поровну.
И когда сок из её подбородка стал стекать по её нежной и необычайно красивой шее, а затем – и по потаённой ложбинке, уходящей за воротник её сорочки, он нежно слизал его своими пересохшими, за миг, языком и губами…

;;;

Утром его тело, сухое и поджарое, словно парило в воздухе.
Он не мог и не хотел шевелиться.
Вся её сорочка была в соке клубники и его запах, казалось, витает и во всей комнате.
Её глаза были закрыты, но она не спала, а только тихонько, множество раз, шептала ему прямо в ухо:
– Ты только не оставляй меня, пожалуйста. Я не смогу жить без тебя. Я просто умру без тебя…
А он только крепче прижимал её податливое тело к себе и в ответ тихонько отвечал:
– Родная моя, как же я тебя оставлю? Я тогда и сам перестану существовать. Мы будем только вместе. На всю долгую жизнь.

;;;

Она что-то пела в ванной, там долго шумела вода.
И когда зашла в комнату, дальше порога пройти так и не смогла.
Он стоял перед ней в форме, какой-то далёкий и чужой. Неведомый для неё.
– Владичка, что… что случилось?
И почему ты в … этом, – она указала на его форму.
– Родная, не тревожься. Ты же знаешь, что я военный человек. Приказано срочно прибыть к месту службы.
И уже скорее из-за врождённой учтивости, поцеловал её в висок и в лоб, даже застонав при этом от запаха свежести, который от неё исходил, встряхнул её за плечи и твёрдо и чётко сказал:
– Ты только верь мне и жди. Я думаю, что ничего серьёзного.
Обычное дело для служивого человека.
Прости, милый Ангел, я должен бежать…

;;;

И как только он вышел за порог её дома, она почему-то, не включая даже сознания, прошептала слова любимого ею стихотворения:
«И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг…»
;;;

Афганистан взорвал всю жизнь страны.
Он вошёл в каждую семью, практически, простого народа, и очень скоро, тайком, по воровски, по всей России стали появляться на кладбищах одинаковые памятники, на которых только и были даты рождения и смерти молодых ребят.
 
Она, и так смуглая от природы, просто почернела. Шли дни, а от него не было ни одной весточки.
– Господи, пусть не возвращается ко мне, но только останется живой. Молю тебя об этом, Господи.
Не многие в южном городе одобряли её выбор.
И часто она слышала от соседок, которые ей вослед просто шипели:
– Забыли Аллаха! Иноверца у сердца пригрела.

 

А уж когда у неё стал округляться живот, она, практически, перестала выходить на улицу. Продукты приносил отец, и тяжело вздохнув, не говоря ни слова, уходил из её дома.

;;;

С рождением сына, который был так похож на него, только глаза были её, тёмно-карие, и ресницы пушистые и густые – тоже были её, она оставила город и уехала к своей бабушке, которая её очень любила и быстро позакрывала рты всем сельским сплетницам.
И она стала работать в сельской школе, преподавать русский язык и литературу.
Прошло совсем немного времени и её зауважали даже самые яростные сплетницы.
Она, неназойливо, выправляла ущербности в знаниях своих подопечных и дети не чаяли в ней души.
И их любовь к ней – постепенно вошла в каждый дом, и теперь все норовили ей принести то фрукты, то ягоды, а кто – и курицу или кусок баранины.

;;;

Минули годы.
Радовал сын. Да вот только печаль не уходила из её бездонных глаз. И они только темнели всё больше, да горестная складка так и не распрямилась на переносице.
Она уже была директором школы.
И благодарила Бога, что на мысли о собственной судьбе у неё не оставалось времени.
Была удостоена звания «Народный учитель СССР», награждена орденами и иными отличиями.
И как только в район приезжало высокое начальство – союзное ли, республиканское, его везли в её школу.
Более ухоженного островка благополучия, в котором дети получали не только знания, но и прекрасное воспитание, не было во всей республике.
;;;

Сегодня она пришла домой почти без сил.
Не знала даже и сама – почему.
Обычный день, нескончаемые директорские хлопоты, люди, их судьбы…

 
Не снимая обуви – села в кресло и заплакала навзрыд:
«Господи, за что же ты меня так, жизнь? Я бы утешилась, если бы знала, что он – жив, а так…
Я не могу поверить, что он так бросил меня, не встретившись и не объяснившись…».
Своим же шарфом отёрла лицо и как-то успокоилась.
«Самое главное сегодня для меня – дать судьбу сыну, упёрся, не сдвинуть, и говорит, что будет поступать только в военное училище».
– Мама, мамочка, не надо. Не пытайся меня разубедить. Я осознанно принял это решение. Я же тебе часто говорил, что гражданин, не владеющий оружием защиты Отечества, лишь наполовину гражданин.
Я так решил и… меня поддержал бы отец. Ты же мне столько о нём рассказывала.
Если бы он был жив, он бы нас не оставил. Не мог человек, которого ты полюбила, ты, моя родная, от нас отказаться.
И она перестала сопротивляться, понимая, что ломать молодую душу через колено нельзя.
За этими мыслями она, чисто инстинктивно, включила телевизор.
На канале НТВ шла передача о награждении военных в Кремле.
Она, не вглядываясь в детали, больше слушала, что говорит диктор.
И вдруг, ей показалось, что само небо рухнуло на её хрупкие плечи.
Диктор раскатисто объявил, что высшего звания страны, ещё – Героя Советского Союза, удостоен генерал-лейтенант Владиславлев Владислав Святославович.
Её сердце остановилось. Камера крупно показала его лицо, красивое, породистое, но с правой стороны, нет, не обезображенное, но пересечённое большим шрамом, от виска до самого подбородка, от чего оно казалось более суровым, нежели помнила его она.

Седые волосы, аккуратные седые усы, сильно изменили его, но она уже ни на миг не сомневалась, что это – он, её Владичка. Она его называла так всегда, даже вспоминая о нём в своих мыслях.
«Господи, милый ты мой, спасибо тебе Создатель, что он живой. А остальное уже не важно…»
Она с улыбкой светлой грусти посмотрела, как он с достоинством, не сутулясь, как другие, а, напротив, расправив свои широкие плечи, подошёл к Президенту страны, выждал, пока тот закрепит Звезду Героя на его мундире, гордо кивнул головой и вернулся в строй своих товарищей…

;;;

Терпела долго, но в один грозовой день, ничего не говоря сыну, вышла из дому и пошла на почту.
Удивлённая молоденькая девочка, её же ученица, приняла от неё необычную телеграмму, адресованную самому Министру обороны государства, и долго смотрела вслед удаляющейся фигуре любимой учительницы.

;;;

Она проводила заседание педагогического совета школы.
Сама не знала – почему столь тщательно и броско оделась в этот день.
На ней было нарядное белое платье, в котором она была просто ослепительно красивая и даже  сама себе казалась намного моложе прожитых лет.
Но тут же -  сама же над собой подшучивала, когда поздно вечером подкрасила волосы, уже пробивалась седина на висках: «Господи, и кому надо всё это? Это имело бы смысл только в том случае, если бы он был рядом. А так…».
Но утром даже сама себя похвалила, выглядела достойно и, что греха таить – теплилась какая-то надежда, что их встреча, долгожданная,  непременно состоится…

 

Привычно ставила задачи перед коллегами, благодарила их за итоги учебного года, а на сердце почему-то была необъяснимая тревога, причину возникновения которой она объяснить не могла даже себе самой.
И в это время дверь учительской распахнулась, с треском, и на пороге появился непривычный для этих мест военный. С широкими алыми лампасами на брюках.
В одной руке он держал фуражку, а в другой – большой букет багровых роз…










 
;;;

Очнулась она не скоро.
Было непривычно, что она не сидела на кресле или стуле, а всё её маленькое и изящное тело покоилось на руках военного, а её коллеги со страхом и растерянностью смотрели на него, как, наверное, не смотрели бы и на инопланетянина.
Розы были рассыпаны по полу учительской, и никто их не убирал.
В этот же миг, как только она пришла в себя, в класс влетел её сын:
– Мама, мамочка, что с тобой?
И он кинулся к ней и тут же остановился, вглядываясь в лицо военного.
А все учителя даже руками зажали свои рты, так как оттуда, у каждой из них, чуть не вырвался возглас:
«Господи, как же её сын… похож на этого генерала. Все черты лица юноши, стать – его, только глаза, опушённые густыми и длинными ресницами, материнские».
Она слабым ещё голосом, еле слышно, произнесла:
– Сынок, это… твой отец. Он самый лучший из людей, не суди его.

;;;

Долго они, втроём, проговорили за столом в этот вечер.
Он рассказал, что ежегодно, как только вышел из госпиталя, а держали его там очень долго, и никакой гарантии ему на жизнь не давал никто, приезжал в её город, но так и не смог найти её следов.
Отца давно не стало, люди в её былом доме были новые и никто не знал, где затерялись её следы.
Все его запросы по её розыску результатов не дали, так как он их отправлял на её девичью фамилию, не зная, что она её сменила на его, что было почти вызовом в её краях.
А Владиславлевой никто, естественно, не искал.
И только вчера ему позвонил помощник Министра обороны и сообщил о странной телеграмме на имя Министра из далёкого южного посёлка.
И он тут же вылетел к ней, не зная о том, что она не одна, а его ждёт и волнительная встреча с родным сыном.
;;;

Когда обо всём было проговорено, сын ушёл спать, без раздумий обняв своего отца крепко и застыв у него на груди, прижавшись к нему своей головой, точно с такими же волосами, русыми, богатыми и пышными, которые были и у старшего Владиславлева в пору молодости.

;;;

Они остались одни.
– Милая, родная моя, как же я долго искал тебя. Ты всегда была в моём сердце, и я не мог, после тебя, даже представить, что кто-то займёт твоё место.
Ты только моя.
И он сильно и вместе с тем – нежно, прижал её к себе, и стал целовать в губы, глаза, в висок и лоб, как это он любил делать всегда.
– Подожди, минуточку, прошу тебя, – прошептала она и вышла в просторный коридор.
Через несколько минут она вернулась в той сорочке, которую он запомнил на всю жизнь, а в руках у неё была корзинка с отборными ягодами клубники.
Она тут же взяла самую крупную клубнику в свой рот, зелёной розеточкой к себе, прикусила её своими красивыми зубами, да так, что сок клубники потёк у неё по губам, к подбородку, и приблизилась к нему:
– Возьми, возьми себе половину, – не очень внятно, но совершенно понятно для него, выдохнула скорее, а не сказала она, и приблизила свои очаровательные, яркие не только от сока клубники в эту минуту, но и природно, всегда – дивные губы к его лицу.
Время остановилось.
Он прижался к её губам, захватил своими зубами половину клубники, да так, что ощутил хрусткий холод её зубов, пронзивший его до самого сердца, и откусил кусочек сочной ягоды.
А собравшийся на её подбородке и губах сок, он просто вдохнул в себя, да так, что при этом даже закружилась голова.
Подобное в его жизни было лишь один раз.
Она брала ягоду за ягодой – и они до изнеможения целовались, деля клубнику поровну.
И когда сок из её подбородка стал стекать по её нежной и необычайно красивой шее, а затем – и по потаённой ложбинке, уходящей за воротник её сорочки, он нежно слизал его своими пересохшими, за миг, языком и губами…

;;;