Обречённый на счастье

Пролог
Яркая вспышка, крик, звон стекла, вой сирен, темнота.
…Всё исчезло. Нет ничего. Пусто. Точнее, я ничего не чувствую, но это, отнюдь, не изменяет моего мнения о происходящем. Странно, вокруг темно и тихо. Я сплю? Скорее всего, нет. Хм, почему я не могу ничем пошевелить? Почему я не могу ничем пошевелить?! Мной овладел панический страх. Страх, возникший из ниоткуда, но захвативший сознание за доли каких-то ничтожных секунд. Странно, что в таком непонятном месте я могу что-то чувствовать и даже размышлять. И всё бы ничего, если бы я мог ещё и двигаться. Стало страшно. Почему-то сразу вспомнился образ покойной бабки, которая любила пугать рассказами о смерти, когда я был маленьким. Смерть. Когда я был ребёнком, мне казалось, что это столетняя старуха с косой, которая приходит и отнимает у тебя жизнь. С возрастом это виденье поистёрлось и вскоре совсем затухло. Но, почему-то, именно сейчас я отчётливо понимал, что это именно она, смерть. Сейчас она казалась каким-то липким, вязким существом не определяемой формы и размера, которое окутывало меня и поглощало со всех сторон…
Наверное, это был инстинкт самосохранения, заложенный в человеке еще с детства. В тот миг, в ту единственную секунду я понял, что мне ещё рано умирать.  Да, чёрт возьми, я совсем не хочу умирать!

Наверное, я схожу с ума, но мне кажется, что тьма вокруг становится светлее, она уже не такая тёмная, как в первые минуты непонятного умозаключения моего воспалившегося мозга. Именно в тот момент, когда я совсем уже отчаялся и не понимал совсем ничего, мне пришла в голову мысль, что это сам Бог протягивает свою руку, чтобы спасти из этого ада. И правда, передо мной тьма совсем расступилась, и яркий свет ударил в глаза. Значит, я жив, я не умер! Но что, что, происходит?! Этот свет прошёл по правую руку и начал отдаляться, оставляя снова в этой непроглядной тьме. Но, к удивлению, мрак не спешил окружать полностью, оставляя в каком-то полутёмном пространстве. Так бывает, если зажечь свечу, рядом с ней будет светло, а углы так и останутся поглощённые чернотой. Я пытался собрать свои мысли в кучку, но ничего не получалось, ещё чуть-чуть, и мой мозг взорвётся, хотя я не представлял, как это будет, потому что ни одну часть своего тела я не мог разглядеть или почувствовать, даже сейчас. Но то, что начало происходить потом, ввело меня в совершеннейший ступор. На небольшом клочке, который приобрёл бежево-грязный цвет, начали появляться какие-то странные расплывчатые картинки. Яркая вспышка, и я увидел себя по пояс, как в зеркале, которое стоит у меня в ванной. Но, но что-то было не так. Вглядываясь, я начал замечать, что моё лицо постепенно стареет, глаза тускнеют. Стало жутко. Я видел самого себя в старости… Двойник смотрел на меня пристально, не отводя взгляда, и вдруг его руки с бешеной скоростью поднялись, и он начал душить самого себя. Я лихорадочно начал наблюдать за ним. Секунда, и отражение с какими-то бесовскими искорками в глазах посмотрело на меня. И тут я почувствовал… Совсем не то, что ожидал, но почувствовал. Он душил меня. Душил, потому мы были одним целым, и то, что делал он, отражалось и на мне. Воздуха катастрофически стало не хватать, вот теперь, кажется, я умру. Еще один рывок за кислородом и всё, меня окутала тьма…

Глава 1.
…Я медленно-медленно начал приходить в себя. Открыть глаза сразу не получилось, мешали отчего-то отяжелевшие веки. Слева от меня что-то тихо и плавно тикало. Ах да, это же часы. Часы… стоп, значит, я жив?! Веки открылись сами собой, и я приподнялся на кровати в самом наилучшем расположении духа, но только на секунду. После этого голова закружилась, всё вокруг поплыло и вынудило опуститься на подушку. Но ничего, совершенно ничего не могло омрачить тот факт, что я жив. Немного придя в себя, я решил оглядеться. Светлая, почти белая комната, окно по правую руку, а слева – тумбочка, на ней часы, рядом стул, пара цветов на подоконнике и уже старый, потёртый, незнамо как сюда попавший плакат гр. Deep Purple. Таких комнат в Подмосковье тысячи, но характерный запах лекарств говорил о том, что это больница. Я не удивился, куда-то же всё равно должен был бы попасть. А так как память пока отказывалась вступать со мной в контакт, то я решил, что дождусь врача и узнаю всё от него.
Я закрыл глаза и расслабился. Из окна подуло лёгким осенним ветерком, но почему-то от него у меня пошли мурашки по телу. Я укрылся с головой, и сразу же пожалел об этом. Темнота. Мрак. Я вспомнил то тягучее, липкое облако, которое окутывало меня недавно, и быстро скинул одеяло обратно. Но лучше почему-то не стало. Наоборот, белизна этой комнаты начинала давить, хотелось куда-то убежать, кричать, но не сидеть сейчас здесь и не думать об Этом. Я хотел уже броситься к дверям, как тело пронзила жгучая боль, но даже она не могла меня остановить, кроме одной “маленькой” вещи…. Я не мог пошевелить своими ногами, я просто-напросто их не чувствовал. Этого не может быть! Нет, это ошибка, это всего лишь сон. Вот, сейчас я ущипну себя и проснусь. Это всего лишь сон, сон, сон…. Но тут дверь со скрипом отворилась, и я увидел уже довольно-таки немолодого мужчину в белом халате и с папкой в руках. По-видимому, это был доктор. Доктор. Значит, всё это на самом деле…

Глава 2.
Я не видел, как только что вошедший человек прошёл к стулу, стоящему рядом с моей кроватью, и тихо, почти бесшумно опустился на него. Я слышал, и только. Мой же взгляд был устремлён в одну точку, а сам я был как будто в какой-то прострации. Я не понимал, не мог понять или же не мог поверить в то, что никогда уже не смогу ходить. Скорее всего, последнее. Минута, другая, наконец-то врач задал свой вопрос:
- Как ваше самочувствие?
Да как он может сейчас меня об этом спрашивать?! Разве он не видит, не знает, не понимает, что со мной происходит?
- Я понимаю, что вы чувствуете, но, пожалуйста, успокойтесь и мы с вами обо всём поговорим, как взрослые люди.
Это было последней каплей:
- Вы ни черта не понимаете! Вы не понимаете, как это…. Я и сам толком ещё не могу разобраться, - последняя гримаса боли отразилась на лице и ушла вместе с гневом. На его место пришли апатия и безразличие. Никогда столько чувств не переполняли меня за столь короткое время…. А я ведь чувствовал, что что-то могло случиться…
И когда я успел стать таким сентиментальным? Ах да, когда понял, что никогда не смогу ходить.
- Ну что ж, доктор, озвучьте мой приговор.
- Зря вы так Александр, жизнь на этом не заканчивается…
- Хватит, я не глупый ребёнок, всё прекрасно понимаю.
- Ну, раз вы так хотите, то, пожалуйста… Ваши ноги не смогут функционировать в дальнейшем, и передвигаться вы сможете только с помощью инвалидного кресла.
Хм, я сам попросил его сказать мне об этом вслух, потому что до сих пор отказывался верить в это. Какие же люди бывают наивными, и я не исключение.
- Пожалуйста, оставьте меня на несколько минут одного, мне нужно кое о чём подумать…
- Да, конечно, - подходя к двери, он остановился, немного помедлил, а потом, как будто взвешивая каждое слово, сказал:
- Я верю в вас, Александр. Я знаю, что вы сможете. И дверь за ним закрылась.

Вот она, вот она расплата за все мои грехи. Да кому я нужен буду такой? В голове промелькнула печальная, но вполне реальная мысль о том, что и раньше нуждались во мне только единицы. А теперь, похоже, нуждаться в них буду я…
От  размышлений меня отвлекло окно, которое открылось из-за сильного порыва ветра. И когда он только успел подняться? Я начал вглядываться в густые серые облака, которые начали собираться в тучи, наблюдал за низким полётом ласточек. Я никогда не любил осень. Это гадкое, дождливое время всегда вызывало у меня лишь скуку и раздражение, иногда уныние. Но сейчас, сейчас почему-то мне не было противно, а даже наоборот. Она отвлекала меня от мрачных мыслей, заставляла подумать о чем-то другом… Глупо, но это так.
Дверь приоткрылась, и снова вошел доктор:
- Надеюсь, вы теперь более или менее понимаете всю сложившуюся ситуацию, и мы с вами сможем спокойно побеседовать.
В его голосе уже не было той жалости, которая мерещилась при первой нашей встрече. Теперь он говорил со мной как с обычным пациентом, который повредил руку и за зря занимает место в этой клинике. Такое быстрое изменение не только в его голосе, но и взгляде подействовало на меня отрезвляюще. Я же всё-таки мужчина, не тряпка. Давай, соберись, возьми себя в руки. Многое в этой жизни уже было, переживём и это, надеюсь… Я всё ещё лежал, но смог приподняться на обе руки и уже более спокойным голосом ответил ему:
- Да, вы правы.
- Что ж, уже лучше, - мне показалось, или его взгляд немного потеплел?
- Скажите, как я сюда попал? И вообще, где я?
- Вы находитесь в загородной клинике № 15, надеюсь, знаете какого города, - он слегка улыбнулся, но а мне сейчас было не до смеха.
Конечно, я понимал, что он хочет меня хоть как-то отвлечь, но не сейчас, ещё рано - поэтому у меня вместо улыбки сумела получиться только кривая ухмылка. Видя мою столь не однозначную реакцию, он продолжил:
- Вы попали в автомобильную катастрофу на Южной автостраде, в вас врезалась маршрутка, летящая по встречной, к счастью, она была пустая. Ну, а потом ваша машина попала в кювет и пару раз перевернулась. Кто-то из очевидцев вызвал скорую помощь. А так как вы находились совсем недалеко от N-ого населённого пункта, то скорая смогла подоспеть вовремя. Я до сих пор удивлён, что машина до того времени не загорелась, и вас благополучно, если можно так говорить, доставили к нам. Но ещё больше я был поражён, что после полученных вами травм вы смогли выжить. Это какое-то чудо, видимо, вы родились в рубашке.
- Чудо чудом, но ног я лишился.
- Это самое малое, чего вы лишились. У вас осталась жизнь, она является самым чудесным, чем может обладать человек.
В комнате воцарилась тишина, но ненадолго. Ветер снова дал о себе знать, поэтому доктор пошел закрывать окно, ссылаясь на то, что меня может продуть. Но мне кажется, что это была не истинная его причина. Он поднялся с какой-то другой целью, но, увы, я даже не мог догадываться, с какой. С трудом решено было прервать это воцарившееся молчание:
- Скажите мне, как вас величать? – он обернулся.
- Ах да, простите, я не представился. Анатолий Павлович.
Минута, другая, кажется, время специально играло с нами, то заставляя ждать непонятно чего, то просто издевалось над моей беспомощностью. Доктор прошёл к стулу, но не сел на него. Он смотрел на меня, казалось, что-то выискивая, а потом снова продолжил свой прерванный разговор:
- В вашем портмоне мы нашли визитную карточку, кошелёк, пару мелких незначительных вещей и водительские права. К сожалению, ваш телефон не выдержал такой встряски и скоропостижно скончался на месте, - я не понимал, шутит он или нет, и это меня пугало и злило одновременно, - Благодаря найденным документам мы смогли установить вашу личность, и позвонили к вам на работу, что бы уже оттуда они смогли оповестить ваших родственников….
Вот, вот оно! Значит, они уже знают. Точнее, Она. Почему-то именно в это мгновение я вспомнил о Ней с такой нежностью, что защемило сердце. Я представил то, как Ей говорят об этом… А ведь Она очень впечатлительна…
- Скажите, Анатолий Павлович, как долго я пролежал без сознания?
- В общей сложности где-то около пяти дней.
- Меня никто не навещал?
- Приезжал мужчина ваших лет, просил позвонить ему, как только вы очнётесь. Он был вчера.
- А женщина, может быть даже с ребёнком… Таких посетителей не было? – я с надеждой взглянул ему в глаза, но он отвернулся.
- Нет, кроме этого мужчины никто к вам больше не приезжал.
- Тогда, откуда деньги на моё лечение и содержание? Павел не мог бы собрать такую большую сумму за столь короткое время.
- На следующий день после вашей операции позвонила женщина, сказала, что перечислит столько, сколько нужно, но только, чтоб вы были в хороших условиях и за вами должным образом ухаживали.
- А она не представилась?
- Увы, но нет. Возможно, скоро мы узнаем, кто была эта щедрая незнакомка. Но, а сейчас, пожалуй, я вас оставлю. Вам нужен отдых и покой. Если возникнут ещё какие-то вопросы, то вы сможете задать их мне позже.
И он ушёл. Ушёл, оставив меня один на один с моими сумбурными мыслями.
Я лёг и уставился в потолок. Странно, но в отличие от вполне хорошей и достаточно комфортной палаты, потолок был весь в незначительных трещинках и в подтёках. “Прямо как моя жизнь”, - единственное, о чем я успел подумать и отключился.

Глава 3.
Проснулся я от громкого приближающегося шума. Это был то ли стук, то ли свист, режущий мой слух неимоверно. От этого голова заболела ещё больше, а перед глазами начали проплывать предметы, которые находились в этот момент в комнате. Через некоторое время сквозь этот гам можно было различить ещё и чьи-то крики и ругань. И это больница?! Да это дурдом какой-то, а не больница. Голова начала просто разрываться от всего этого, и я уже хотел позвать доктора, как вдруг дверь в мою палату распахнулась, и влетел растрёпанный Павел. Всегда спокойный, рассудительный и немного меланхоличный, друг теперь был вне себя от гнева. Он что-то требовал от бегающей вокруг него медсестры и в то же время пытался что-то объяснить своему собеседнику по телефону. Это было так ново для меня, так необычно, что я рассмеялся. Просто. Без злобы и пафоса. От души.
Мой смех привлёк всеобщее внимание. Павел перестал спорить и даже выключил телефон, смотря с удивлением на меня. Я никогда, никогда ещё за все годы нашей с ним дружбы не смеялся так искренне и даже, можно сказать, по-детски. Секунда, другая. Я смотрел на него не мигающим взглядом, а потом произнёс:
- Ну, здравствуй, Павел.
- Что ж так официально? – он подошёл ко мне и пожал руку.
- Не знаю, просто слетело с языка. Привычка, - я и правда не знал, почему  поприветствовал его именно так.
Он вернулся к окну и замолчал. Я чувствовал, он что-то скрывает, и от этого мне было не по себе. Медсестра потихоньку ушла из палаты, поэтому мы остались вдвоем. Он начал издалека, я понял это сразу, но не стал его прерывать.
- На работе переживают за тебя…
- Да ну, неужели Арсений не успел прибрать всё к своим рукам, пока меня нет. И не будет.
- Не будет? - он повернулся ко мне и наши глаза встретились.
- Ты думаешь, что после всего случившегося я вернусь на работу? Это смешно, и мой ответ ты наверняка уже знаешь.
Он замолчал. Замолчал надолго, потому что знал, что я говорю правду. И от этого было ещё больнее.
За окном забарабанил дождь. Почему-то стало тоскливо. Очень. А Павел всё стоял и смотрел в окно. Хотелось поговорить с ним, неважно о чём, но просто поговорить. И вдруг, как будто услышав меня, он произнес то, чего я совершенно не ожидал услышать:
- Она скучает по тебе, дурак, и переживает. Старается не показывать, но я-то всё равно вижу. Вижу, как она страдает. Ты чудовище, Алекс. Чудовище, потому что мучаешь и её, и себя.
Во мне начал закипать гнев:
- Ты ничего не понимаешь, не понимаешь! Я не мог иначе!
Но он перебил меня:
- Мог, все ты мог, просто не хотел.
- Ах, вот как? – я уже кричал – Да как ты смеешь мне это сейчас говорить? И вообще, какого чёрта ты лезешь в мою личную жизнь?
- Какого чёрта? – он подошел ко мне вплотную – Какого чёрта? Даже не знаю, наверное, потому, что ты мой друг.
Он смотрел с какой-то желчью в глазах, но в тоже время и с какой-то болью. Но мне было не до этого. Я был зол, зол на то, что всё это я услышал от Пашки, друга моего детства, друга всей моей жизни.
- Убирайся, - я еле-еле произнес ему эти слова в ответ, но он всё прекрасно понял. Друг твердым шагом прошёл к выходу, но за пару метров остановился, обернулся и сказал, сказал так, что во мне в тот момент всё перевернулось:
- Правда глаза колет, да, Саш? Иначе бы ты меня сейчас не прогонял.
С этими словами он вышел и захлопнул дверь.

Я смотрел в одну точку и потихоньку переваривал слова, сказанные им. Гнев, боль, апатия, тоска – всё смешалось в один большой комок, который подкатывал к горлу, мешая дышать. Я пытался успокоиться, но ничего не получалось. Я уже перестал отчётливо понимать, на кого же теперь сержусь, на него или всё-таки на себя? Ведь Паша прав, прав до последней капли, просто я этого не хочу признавать…

…Всю нашу совместную жизнь я играл на её нервах, причем сознательно. Мне доставляло удовольствие видеть слезы на её глазах, знать, что она плачет из-за меня, а не из-за кого-то другого. Наверное, я садист, но меня уже не изменить. Я понятия не имел, как столь длительное время, она всё продолжает терпеть меня. Любовь? Да, а может быть и что-то большее. Но если бы она решилась уйти от меня, я бы, не медля, убил бы их обоих, не забыв бы потом покончить и со своей жизнью. Возможно, у меня с детства травмированная психика, а может, это просто любовь…
По крайней мере, так я думал раньше. Но сейчас, после всех слов друга, я начал понимать то, что все эти годы я, правда, вёл себя, как чудовище. Разве можно так издеваться над женщиной, которая тебя любит? Или любила? Теперь я уже не знаю…
 
Хм, это наказание. Наказание за все те грехи, которые я успел совершить.
 
…Неужели человек может так измениться после обычной автокатастрофы? Это неспроста, это все неспроста. Бог дает мне ещё один шанс, шанс, чтобы начать жить, понимать то, чего раньше мне понимать было просто не дано и любить, любить чисто и открыто, как может только ребёнок – вот чего хочет от меня Бог, иначе я просто не выжил бы после этой аварии.
И когда я успел стать верующим? Ах да, когда я узнал, что не смогу ходить.

Глава 4.
Летели дни, и я шёл на поправку. Доктор сказал, что ещё пару дней, и можно будет уже ехать домой. Домой, а куда? Павел больше меня не навещал, да и я как-то не очень хотел, а Она, о ней я пока старался не думать. Все то, что я буквально решил сразу после отъезда моего друга, теперь с каждым днём становилось всё более и более нереальным. Вот так взять и просто зачеркнуть, стереть прошлое невозможно. Что-то да и будет неуклонно напоминать о нём. И пока это было единственным и самым большим препятствием на пути к моей цели.

…В тот день, двадцать первого октября, как помню, с самого утра стеной шёл дождь. По радио передали штормовое предупреждение, поэтому я был вынужден просидеть целый день в больнице безвылазно. Я думал, думал о том, что меня ждёт, но ничего конкретного надумать не мог. Все мысли, напротив, сводились к Мите, моему сыну. Как он там? Я ведь в этом году даже не проводил его на линейку, весь был в работе, а ведь он пошёл в первый класс. Отчего-то вспомнились Её слова, которые Она мне говорила перед тем, как мы разъехались: “Ты можешь не замечать меня, издеваться надо мной, делать всё, что угодно, но ты не вправе творить такое с нашим ребенком. Он ни в чём не виноват, Саш, ни в чём…”
Захотелось завыть, завыть от боли, переполняющей меня изнутри. Но я сдержался, еле-еле, но сдержался.
Да что же это такое, нужно что-то делать, так продолжаться больше не может! Я позвал доктора и попросил его дать мне позвонить. Анатолий Павлович протянул мне свой сотовый и вышел в коридор.

Я решался почти две минуты, но потом безо всяких колебаний быстро набрал знакомый номер и стал ждать. Я знал, что Она не ответит, но всё-таки где-то там, внутри, теплился маленький огонёк надежды, но он погас, когда я услышал холодный голос автоответчика. Но я не стал бросать трубку, я решил сказать Ей всё, всё, о чём я успел передумать за эти три недели в больнице. Я говорил о каких-то пустяках, потом резко пускался в разговоры о том, что люблю Её и нашего сына, а потом снова говорил о какой-то ерунде. Мне нужно было выговориться, и я сделал это. Свой монолог закончил тем, что просил Её приехать ко мне, точнее умолял. Хотя я прекрасно понимал, что этого не произойдёт.

Глава 5.
Проснулся я от яркого солнечного света, который слепил глаза. После вчерашней бури это казалось таким невозможным, что я приподнялся, чтобы убедиться в том, что это не галлюцинации. Погода была отличная, сразу даже и не скажешь, что за окном осень. От всего этого в голове промелькнула мысль, что всё наконец-то будет хорошо. Мысль была шальная, но на душе почему-то стало теплее.
После обеда, как обычно, я гулял. Из больницы меня вывозила медсестра, а там уже, в сквере я своими силами ездил по аллее. В парке практически никого не было, но меня это не волновало. Я наслаждался запахом осени, опадающими листьями и свежим ветром. Спокойствие, которого так отчаянно не хватало последние недели, накрыло меня с головой.

Но всё это отошло на второй план, когда в конце аллеи показался Её силуэт. Я не мог поверить своим глазам, нет, это, наверное, мой воспалившийся мозг выдает желаемое за действительное. Но когда между нами осталось каких-то пару метров, я понял, что это не сон. И в тот момент чуть не расплакался от счастья. Я смотрел на Неё, и не узнавал - лицо бледное, щёки впали, под глазами синяки. Но Она все равно оставалась для меня единственной и самой родной. И почему я понял это так поздно?
Вдруг Она улыбнулась и обняла меня со словами: “Я скучала, Саш, очень.”
И тогда я вдохнул такой родной запах, начал ловить слезинки на Её щеках, шептал что-то и понимал, что вот, вот оно счастье. Она примет меня таким, какой я есть. И мы сможем начать жизнь заново, не повторяя своих прошлых ошибок, идя только вперед, наслаждаясь минутами нашего семейного счастья.
Ведь счастье есть любовь, а любовь есть жизнь.

Всё просто, но, к сожалению, не всегда сразу понятно.