Наливай, царь оплатит!

Рассказ-история о Петре Первом и не только.

Про это все разно рассказывают. Даже мультфильмы есть для детей, да там всё выдумка. Для детей же. 
И то сказать, всю жизнь проходящую за каждым не запишешь. Да и писать-то раньше не шибко учили. Как до десяти считать выучился и все пальцы на руках сосчитать смог, на том школа и заканчивалась. Может и до двадцати учили бы, да только учились-то только взимку, когда ни косить ни пахать не нать. Зимой ноги-то в обутках. Вот пальцы с ног и не считались. Потому, если что в мире происходило, то из уст в уста рассказывали, на записи не надеялись.
*
Строил царь Пётр, так сказывают, дорогу. И дошёл до мест наших. Места-то у нас знамо какие, хоть место и ровное, да болОтистое. Кругом болотА. Трудно дорогу выбрать. И так вышло, что хорошо ложится дорога, да в одном месте камень на пути большой лежит. Пробовали всяко сдвинуть, да не смогли. Ни конями увезти. Ни зубилами пораздробить, ни порохом порвать. Крепкий камень!
Как там уже и на знаю даже, донесли до царя-государя. Так мол и так, не могём. Царь, конешно, погрозился на своих подручных. Те на своих подручных покричали. А подручные подручных даже кой-кому в ухо, альбо в зубы штоб усердие своё показать. А самые нижние, работяги у которых подручных не было на коней покричали, по спинам их похлестали, - тем дело и кончилось.
Остановилась вся постройка. Начальство на людей кричит, люди лошадей стегают, а толку нету.
*
Пришлось царю самому на стройку ехать разбираться. Приехал царь, поглядел и говорит:
- Кто мне этот камень с пути уберёт озолочу!
 Долго нико не решался выйти. Потом  вытолкала вперёд толпа старого солдата, мол он похвалялся.
- Сможешь, - говорит ему царь, - столько денег дам, сколько унести в силАх. А нет, так велю запороть, чтоб зря не хвастался. Говори сейчас, потом позно будет отказываться!
Ну, и все вы помните как дальше-то было. Спросил солдат сто рублей у царя и сто лопат. Роздал людям окрестным лопаты, они яму вырыли и камень тот похоронили. А солдат им за это по целковику, по целому рублю зроздал. Та, все вы это знаете. А дальше-то по-другому было! Не по книжному. Не этим дело-то кончилось!
 Справился с работой солдат.
- Ну, - сказал ему царь-Пётр, скажи мне теперь, какой ты от меня награды хочешь?
Почесал затылок старый солдат да и говорит:
- Служил я тебе двадцать пять лет. На всём достатке казённом. И ничего у меня своего не было. Всё государственное. Не привык я своего иметь, поэтому что ты мне ни дашь, я всё одно его пропью. Что бы ни подарил ты мне, царь-Пётр деть мне его некуда. Нет у меня дома, куда подарки складывать можно.
- Так, давай я тебе дом подарю и земли дам.
- Жить я привык по-походному, на постое, а с землёй обращаться не умею. Так вот дай-ка ты мне, государь, бумагу, по которой бы мне в каждом кабаке за твой счёт наливали и на постой пускали. Её-то  я пропить не смогу!
Посмеялся Пётр Первый сообразительности солдата и выдал ему бумагу, в которой было сказано, чтоб наливали в каждом шинке, кабаке и на станциях этому солдату, за счёт казны. Кормили и ночевать пускали. И к той бумаге печать красно-киноварную, сургучную приложил. Из дорогого "шпанского воску".
Не черную, как преступнику, не синюю, как просителю, а красную. Как наградную вродле.
И зажил солдат припеваючи! По деревням, по городам большим и малым ходит и нигде у него заботы никакой. Захотел выпить - выпил. Захотел закусить - опять пожалуйста! А как за хлеб-соль, водку и фасоль расплачиваться надо, достаёт солдат бумагу. У народа рты у кого от удивления, а у кого и от зависти открывались. Всё как по-волшебству. Сидят и глазами хлопают: бумага-то у солдата от самого государя! Ох и важная птица этот солдат! Нравилось это солдату. Все молодухи на него пялились. Да и он глаз в сторону не отводил!   
Прошло так времени порядочно, весело солдат живёт, да только в одном селе казус вышел.
- Налей-кось ты мне, говорит солдат корчмарю, да скажи где меня спать положишь.
Налил корчмарь и говорит:
- Давай, служивый, деньгУ гони!
Достаёт свою бумагу из заплечной сумы солдат, а сам ухмыляется, представляет как сейчас у всех рожи вытянутся, а пол кабака "во фрунт" от уважения встанет. И под самый нос кабатчику тычет:
- На! - Говорит, - читай и царёву подпись смотри!
- Почитал корчмарь, так, сяк повертел бумагу, скривился как от хрену и молвит:  Если бумага царёва, то печать где царская? Давай, плати!
Поглядел солдат и - мать честная Благородица! Искошилась, истёрлась печать за год. Знамо дело. Сургуч. Твёрдый-то он твёрдый, да крохкий. Вот печать в сумЕ заплечной и выкрошилась!
И просил его солдат:
- Милый человек! Сделай дело Божеское, пусти ночь переночевать. Дождь ить на дворе!
- Иди, иди!, побирушка, - кричал хозяин кабака, знаем мы таких!
И кричали они и ругались и как петухи друг на друга наскакивали...
Ну, хоть оно и бравый солдат, а по сусалам ему настучали. И тумаков на целый рупь отвесили так, што и в карманы не все влезли. Ажно оба глаза синими стали. Хозяин-то, вишь, он один, да только мужики местные за могарыч, за водку эту самую, ему солдата бить помогали. Все поди у хозяина в должниках в тетрадке числились.
День, неделю ходит солдат голодный, холодный. Как тать под мостами ночует. Дождь его мочит, а мороз сушит. И надумал он в столицу к царю идти. Новую печать выправить. А что делать? Не помирать же под забором! Как добирался, чем в дороге питался, да только в столице хоть и чуть живым, но оказался. Не пропал. И к царю попал.
- Здравствуй, царь-государь, вот горе у меня приключилось, говорит. Печать твоя сломалась и никто теперь мне веры не имет.
- И что ты от меня хочешь? - Царь спрашивает.
- Надо, говорит солдат, - просто сургуч разогреть и новую печать шлёпнуть.
- А через год опять ко мне придёшь? - Царь ему, - ты у нас сообразительный, давай, думай как так сделать, чтоб печать у тебя больше не пропала.
И так прикидывал солдат и этак... Если опять сургучну печать поставить, то через год снова к царю идти придётся, как ни сторожись, опять поламается. Если чернильную, то сотрётся или в дождь смоется. Так и не смог солдат придумать. Железну же не привесишь! По всему выходило, что ни с чем ворочаться надо!
- Ну раз ты не знаешь, то я тебе свою смекалку покажу! - Засмеялся Великий Пётр, - я тебе сейчас пожизненную печать поставлю.
И кивнул двум своим солдатам из полку егерского. А они такие, как першероны, голова под потолком заканчивается! Взяли его солдаты под руки, держат. Да так держат, что и дышать ему трудно! А государь свой перстень на свече нагрел, да к горлу солдата и приложил. Ажно дым пошёл и горелым завоняло. Покричал солдат конешно, пометался, да у гренадёров не вырвешься, крепко держали.
Сколько там времени прошло, да только появился опять солдат в том же кабаке, где ему под микитки надавали.
- Неужто наши тумаки так пондравились, что опять пришёл? - Встретил его кабатчик, а сам уже и кочергу в руки взял. - Ну-ка, кто в харю ему даст, того чаркой водки одарю, - вскрикнул кабатчик.
- Стой! - закричал солдат и достал свою новую бумагу.
Поглядел, почитал кабатчик и говорит:
- Так она у тебя опять без печати!
- Ха! А это ты видел? - Громко воскликнул солдат гордо поворотив голову и громко, прямо с гулом, щёлкнул пальцем по кадыку. Там на шее, как тавро у лошади, красовалась розовая ещё, свежевыжженная царская печать. На всю жизнь, ни потерять ни смыть!
- А теперь, - сказал солдат обращаясь к публике, - тому кто кабатчику оплеуху даст - кабатчик сам по штофу водки выдаст за казённый счёт. А ты, кабатчик смотри, не обсчитайся! Царева-то водка, чай не твоя!
Все, все к бедному кабатчику подходили и по уху засвечивали. Никто своей очереди не пропустил, никто не отказался. А иные так прикладывались, что кабатчику вставать приходилось. А были и такие, кто рвался по второму кругу зайти. Да только отходчивое сердце было у солдата. Доброе.
С тех пор так и пошло: заходил в любой кабак солдат и первым делом по горлу пальцем щёлкал. От этого и есть знак такой у русских людей. Наливай, мол, царь платит!

Мак Кинко. Фридрихсхафен. 08.05.  2019.