Возвращение к жизни

Предисловие.
Это мой первый художественный литературный опыт. Поэтому прошу судить строго! Для меня ценны любые замечания.


Я стоял и потягивал сигарету, смотря на мартовское холодное ясное небо. Было около восьми вечера. По небосводу одиноко плыли несколько самолетов, лавируя между звёзд. Дым от сигареты мягко проникал в мое тело и душу, потихоньку разрушая легкие, от чего я нисколько не расстраивался. Иногда ими можно пожертвовать. Разум, подхваченный дымом, парил где-то в небе, переносясь то к самолетам, летящим в неизведанные дали, то к звёздам, находящихся так далеко, что невозможно осознать это расстояние. В мире вообще мало что можно осознать. Вот и приходиться покуривать, чтоб поймать ускользающий смысл вещей. Хотя, если так подумать, а зачем мне этим заниматься? Я же не философ, даже не писатель. Я всего лишь двадцатилетний парень, неопределившийся по жизни, перебивающийся на ставках на спорт и прочей лабуде. Но подумать о жизни - это была моя страсть. Я ее лелеял с детства, с пелёнок, с тех пор, как понял, что люди могут видеть цвета по-разному и даже не догадываться об этом. Например, красный цвет как зелёный, а оранжевый как фиолетовый. Что, вы хотите сказать, что тоже об этом задумывались? Тогда мы с вами, друзья, одной крови. А если нет, то мне, честно говоря, все равно. Я уже давно понял, что никому нельзя доверять в этом мире. Вы спросите почему? Да потому что весь мир - это одна большая иллюзия, фейк, обман зрения. Кто сказал, что мы вообще существуем, Декарт, кажется? Ну и дурак этот ваш Декарт. Может мы и не существуем вовсе. Умрем, и нет нас, как будто никогда и не было. А может мы все часть одного большого механизма. Представьте себе, большая такая массивная фиговина, это и есть все человечество, а мы - как такие эманации, что ли. Проявления, колебания, вибрации. Возомнившие о себе невесть что. Докурив сигарету, я бросил ее и минуты две стоял и смотрел, как она медленно затухает на мартовском снегу. Потом неспешно побрел в свою квартиру. Я, как и большинство урбанизированных людишек двадцать первого века, живу в клетке, называемой квартирой. Переступив порог, я разулся, и не раздеваясь, плюхнулся на диван. «Замечательно», подумал я, «До конца дня времени ещё полно». Закрутив косяк, я затянулся. И улетел вместе с самолётами навстречу неизведанным странам...

***
Проснувшись, я первым делом посмотрел в экран телефона. «Десять утра. Замечательно». Встав, я побрел в ванную и совершил необходимые человеку утренние процедуры. Затем достал из холодильника холодное пиво и рассушился. День не предвещал ничего хорошего, как в принципе и плохого. Я сел на диван и начал переключать каналы по телевизору. Около двенадцати раздался стук в дверь. Ко мне пришёл мой друг, один из немногих людей, с кем я общаюсь.
- Здорово, дядь, - заявил он с порога.
- Привет, Ванек, - ответил я ему, - давай проходи, там, если хочешь, в холодильнике есть пивко.
- Нет, спасибо, я не хочу, - ответил Ванек.
Мы с Ваньком были знакомы относительно недавно, всего лишь два года. Что это в сравнении с веками человеческой истории? Но было такое чувство, что мы знакомы с самого рождения. И это чувство возникло неслучайно, ибо мы были едины душой. Мы были философами, бродягами по жизни. Мы были белыми воронами в жестоком человеческом социуме. Хотя, надо сказать, что судьбы у нас были очень разные. Я вырос в деревне, в школу меня не отдали, а поместили на домашнее обучение. В город ездить было далеко, а в деревне школа была, мягко говоря, не очень. В итоге я вырос затворником. Мало общаясь с людьми, я проводил дни и ночи в копаниях в себе. В итоге и получился таким «ненормальным». Потом поступил в городской вуз, но меня выперли на втором курсе за неуспеваемость - дисциплиной я никогда не отличался. И, вот, имеем, что имеем. Ни то, ни сё. Ладно, что я все о себе, да о себе. Расскажу о моем друге.
Ванек в противоположность мне самый что ни на есть, классический дворовый пацан. Всю жизнь он рос во дворе, проходя непростую школу жизни. Но после одиннадцатого класса его вдруг ударило пойти в...
- Как называется, где ты учишься?
- Семинария.
Да, в семинарию. Прикиньте! Как говорится, в религию ударился. Что ж, и не такие петли жизнь закручивает. Учится, постигает всякие Божественные предметы. Но я далёк от этого всего. Как-то не по душе мне эта система церкви. Все эти попы на мэрсах и прочее.
- Ты в церковь к кому приходишь к священнику или к Богу? - возмутился Ванек.
- Ну, к Богу.
- Ну, вот и все. Священника будет судить Бог за его поступки, но они никак не влияют на то, что он совершает в храме литургию. Бог даёт ему благодать независимо от его жизни.
Да, мы часто спорим с Ваньком по поводу религии. Знаете, что я понял? Любой религиозный вам будет полчаса с видом профессора Кембриджского университета доказывать правоту своей религии. А знаете сколько религий в мире? Сотни и тысячи. Это лишний раз говорит о том, что в мире субъективно. Каждый человек смотрит на мир парой своих подслеповатых глазных яблок через призму своего короткого жизненного опыта, при этом считая себя центром вселенной. Мы вышли с Ваньком на балкон и завели очередную дискуссию.
- Ванек, разве все мы оцениваем мир субъективно? - спросил я, разглядывая детей, резвящихся на площадке во дворе.
- Конечно, но есть Абсолют, Его нельзя отрицать, - ответил Ванек, - Все в мире стремится к совершенству, к идеалу. Это доказывает, что мир и был сотворён идеальным. Только вследствие свободной воли человека он стал таким, как сейчас.
- Можешь мне не пересказывать, Ванек, я знаю эту библейскую историю. Съел яблоко и пошло-поехало.
- Суть не в яблоке, - возразил Ванек, - а в свободе выбора. Мы - боги по своей сути. Посмотри на то, как люди рисуют картины или пишут музыку. Мы сотворены по образу Божию. Он не хотел создать роботов.
- Да, я понимаю, - ответил я, машинально доставая сигарету и предлагая Ваньку, - будешь?
- Нет, я бросил.
- Давно?
- Да, до семинарии. Понимаешь, я всю жизнь прожил во дворе. Все перепробовал: и наркотики, и траву, и с девчонками спал - все было... - Ванек сделал паузу и задумчиво посмотрел вдаль поверх домов, - мать у меня была верующая. С детства в храм меня пыталась водить. Я поначалу ходил, а потом перестал, лет с одиннадцати.
- Как же ты вообще решил в семинарию то поступать?
- Помню этот момент, это было после школьного выпускного. Я шёл после ночной гулянки ранним утром по улице. И вдруг я всю жизнь свою увидел, в каком дерьме я живу. И заплакал, прям на улице, когда шёл! Вот так и решил пойти в семинарию.
- Да, братан. Какие петли жизнь закручивает, - я уже докурил вторую сигарету и достал третью.
- Ладно, я побежал на пару.
- Давай Ванек, я провожу.
Проводив Ванька, я вышел на балкон. Пачка сигарет лежала приоткрытая, я вытянул оттуда еще одну и закурил. И снова дым проникал в альвеолы моих легких. А я все втягивал и втягивал это древнее индейское зелье...

***
- О, какие люди! Здорово, братан! - меня кто-то хлопнул по плечу. Я обернулся и увидел Диму, моего приятеля.
- Здоров, Димас. Как жизнь? - мы пожали руки.
- Да, ничего. Как сам? Когда уже женишься? - от Димаса несло насыщенной светской жизнью.
- Я нормально. Жениться пока не собираюсь.
- Блин, тебе надо бабу найти. Не хватает тебе, - весело сказал Димас.
- Не собираюсь этим заниматься.
- Почему это?
- Я встречаюсь с девушками только в своих снах и миражах. Сны не так жестоки, как реальность, - сказал я давно заготовленную мысль.
- Ой, братан, странный ты. Заходи ко мне как-нибудь.
- Давай лучше ты ко мне, ответил я, - Просто твои шумные вечеринки не в моем вкусе.
- Ну ты затворник! Ладно, давай, до встречи. Как-нибудь зайду.
- Давай.
И он пошёл своей дорогой. А я постоял, достал сигарету и, закурив, пошёл домой. Вечерело. Весна уже начала заявлять о себе, и снег потихоньку начал превращаться в воду, которая хлюпала под ногами и постоянно пыталась затечь в мои ботинки. Подходя к своему кварталу, я заметил рядом с автобусной остановкой бабульку бомжиху. Вообще-то я давно ее приметил, но внимания особо не обращал. А сейчас почему-то решил подойти.
- Здрасте. Как вы поживаете?
- Здравствуй, сынок. Я хорошо поживаю. Вот сижу тут. Птичек кормлю, видишь хлеба накупила. Только руки все отморозила, - ответила она добродушным, как будто родным, голосом. Она была закутана в старую потрепанную шубу и серый платок. В руке она перебирала какие-то странные длинные бусы.
- Давно вы тут живете? – спросил я.
- Здесь? Здесь, сынок, уже два года живу я.
- А вообще на улице?
- Восемнадцатый год живу я так. Уже привыкла. Добрые люди приезжают, помогают. Вот шубу подарили. Хотели в дом забрать, но я уже не могу в доме жить. Привыкла к улице.
- Как же вам тут живётся? – почему-то спросил я опять.
- Да нелегко, сынок. Легкие больные. Таблетки пью, которые мне добрые люди привезли, только так и держусь.
Мимо нас проходила какая-то женщина. Поравнявшись с нами, она вдруг стала советовать мне, чтоб я не разговаривал с «этой сумасшедшей». Но я не слушал ее.
- Как вас зовут? – спрашиваю у бомжихи.
- Антонина.
- А по отчеству?
- Васильевна.
- Антонина Васильевна, вот вам немного денег. Хоть поесть себе купите, - достаю пятьсот рублей и протягиваю ей.
- Ты молодой, тебе самому деньги то нужны. Молодым сейчас нелегко, - начала отпираться Антонина Васильевна.
- Да возьмите, у меня ещё есть.
- Спаси тебя Господь, сынок. Дай Бог тебе здоровья.
Отдав бомжихе деньги, я попрощался с ней и пошел домой. В душе было странное чувство какого-то удовлетворения, хотя это было даже не удовлетворение, а что-то более глубокое. Придя домой я завалился спать. Курить почему-то расхотелось…

***
Шёл второй месяц весны. С деньгами стало туго. Я проиграл несколько крупных ставок. Родительские деньги заканчивались. Пришлось устраиваться на работу. С утра до ночи я расклеивал бумажки по всему городу. Пойдёт на первое время. После недели такой каторжной работы я плёлся домой очень уставший. Завтра первый выходной. Я зашёл в магазин, не удержался и взял бутылку дорогого вискаря Jack Daniels или Старый Джеки, как я его называю. «Пофиг на деньги», подумал я, «Прорвёмся». По дороге домой, несмотря на глобальный финансовый кризис, я сунул в руку бомжихе Антонине Васильевне сторублёвую бумажку. Дома я принялся утолять жажду сорокоградусным напитком, изготовляемым вероятно в какой-то алхимической лаборатории. «Вот оно, великое достижение белого человека!», подумал я, рассматривая светло-коричневый напиток, искрящийся в фотонах кухонной люстры. Через пару стаканчиков заискрилось уже и у меня в душе. Мир заметно стал меняться в лучшую сторону. Я налил ещё и завалился на кровать. Я начал чувствовать, что естество требует своё. Непреодолимая сексуальная сила начала будоражить мозг. Нормальный человек заведёт себе девушку или, накрайняк, вызовет проститутку. Но девушки у меня не было даже на примете, а проституток я не вызывал никогда. Принципиально. Нет, я не был такой правильный, конечно. Просто я принципиально не собирался никогда в своей жизни платить за секс. Поняв, что проблему придётся решать как обычно, я стал призывать нимф из своих снов и миражей. Вот они, вьются вокруг меня. Выбирай любую. Все идеальные, никогда не предадут, никогда не бросят. Я закрыл глаза и представил близость с одной из моих нимф. Вот она лежит рядом и взъерошивает волосы на моей голове. Потом, целует меня в губы с языком бесконечно долго, сколько я захочу. А потом целует шею, грудь, живот. Все ниже и ниже... В общем, это был апогей. Я полностью отдался чувствам, разум остался где-то позади. Так всегда. Я предпочитаю чувства, разуму. Чувства видят суть. Разум находится в плену нашей маленькой черепной коробки. А чувства не знают границ. Они летят вместе с самолетами по небосводу, они проникают в каждую жилку тела вместе с сигаретным дымом, они чувствуют каждую клеточку тела моей призрачной нимфы. Да, я погряз в иллюзиях. Но разве меня в этом может кто-то упрекнуть? Мы все видим лишь проекцию мира в нашем сознании, мы не видим мира в его сути. Как говорится, у каждого своя правда. А у меня своя. Выйдя на балкон, я скрутил косяк и затянулся. Дым иной консистенции проник внутрь моего организма. Сознание начало расширяться. Давно знакомое мне чувство. Это как будто заезжаешь на трамплин перед прыжком. А дальше? А дальше полет в бесконечность. Куда только ты пожелаешь. Да, такова природа канабиса. Этого зеленого змея. Время замедлилось, и я начал листать картинки из прошлого, всплывающие в сознании. «Да», подумал я, «Девушек, которые у меня были можно пересчитать по пальцам правой руки». Интересно, почему правой, а не левой? Я стал рассматривать правую руку. Вот пальцы, ладонь, а вот и шрам от операционного надреза. Я вспомнил как сломал руку. Это было летом несколько лет назад. Я летел на велосипеде, разрезая воздух своим телом. Впереди была лестница, и я не рассчитал скорость. «Вот и прилетел», подумал я. «Да, это было жёсткое падение». Картинки сменялись одна другой. А за окном на улице стоял по-весеннему тёплый вечер. На остановке готовилась ко сну Антонина Васильевна. Она уже купила хлеб. Завтра будет чем покормить голубей...
 
***
Дела начали налаживаться. У меня зашло несколько ставок, и я снова был при деньгах. На радостях, я пригласил Ванька и Димаса к себе на квартиру. Закупив все необходимое для застолья в магазине, я радостный отправился домой, в предвкушении весёлой ночки. Проходя мимо остановки я уже приготовил пятисотрублевую купюру. «Пусть тоже оттянется», думал я о моей знакомой бомжихе. Но ее почему-то на месте не оказалось. Решив, что она бродит где-то неподалёку, я поспешил домой. Ночь была очень весёлая. Мы шутили, болтали, слушали музыку. Димас принёс кальян и угостил нас этим произведением арабского искусства. Я в свою очередь в долгу не остался и разливал всем Старого Джеки. В итоге на утро пришлось бежать в магазин за холодным пивом, чтобы опохмелиться и хоть как-то прийти в себя перед очередным рабочим днём. Выйдя из магазина, я вскрыл одну банку и быстро опустошил ее. По дороге домой, я напевал знакомую песенку. Подойдя к своему кварталу, я вдруг увидел ментовскую машину у остановки. Рядом стояла скорая. Подойдя ближе, я увидел несколько местных ребят. На мой вопрос, что случилось, они ответили, что сегодня умерла местная бомжиха...
- Прикинь, Ванек, - говорю я, войдя в квартиру, - помнишь бабулька, про которую тебе рассказывал, которая на улице живет.
- Ну и?
- Умерла сегодня.
- Ничего себе, - после некоторой паузы, сказал Ванек.
- А, это та старая бомжиха, - спросил только что проснувшийся Димас, открывая банку пива, - видел ее, расплодилась тут эта мафия попрошаек.
- Ну ты вот зайди и свечку поставь за упокой ее души, - не обращая внимания на Димаса, сказал Ванек, - хоть раз в жизни в церкви побываешь.
- Ну не знаю, - ответил я неуверенно, - думаешь надо?
- Уверен.
- Ну ладно, может зайду вечерком.
Где-то в глубине души мне хотелось зайти в церковь, поставить свечку за бомжиху. Что-то было в ней и во мне, что роднило нас. Что - фиг знает. Отпросившись пораньше с работы, я зашёл в первую церковь, которую увидел на своём пути. Открыв дверь, первое что я почувствовал это приятный густой сладкий запах. «На кальян похоже», подумал я. Народу было немного. Человек десять может быть. Но они потерялись в большом пространстве древнего здания. Несколько бабулек пели что-то непонятное. Я смело подошёл к столу со свечками.
- Можно мне свечку запокой, - говорю.
- За упокой? Вот берите, какую хотите, - ответила строгая на вид старушка в длинном черном платье.
- Сколько стоит?
- Пожертвование кладите вот в этот ящик.
- То есть, я могу положить, сколько захочу?
- Да, сколько захотите.
Я кинул несколько монет в щель ящика и взял свечку небольшого размера.
- А куда ставить?
- Заупокойный подсвечник находиться вот там, - старушка указала рукой, на которой висели длинные бусы. «У кого-то я уже видел такие» - подумал я.
Я послушно направился к указанному мне подсвечнику, поставил свечку. Вроде даже перекрестился, судя по недовольному взгляду стоящей неподалёку женщины, сделал я это неправильно. Отойдя я встал в сторонке. Мысленно вспомнил Антонину Васильевну. И что в этой бомжихе мне так понравилось? Не знаю. Жизнь - странная штука. Вдруг кто-то коснулся моего плеча. Я обернулся... И застыл. Рассудок как будто уплыл куда-то. Передо мной стояла Антонина Васильевна. Я не мог пошевелиться. Я смотрел на неё круглыми от изумления глазами. Это было наяву. Я не мог собраться с мыслями. Ничего не получалось осмыслить. И вдруг она сказала мне: ; Спаси тебя Господь, сынок. И больше я ее не видел. То ли она вышла из церкви, то ли испарилась…

***
Я не знаю. Я ничего не мог понять. Я не мог прийти в себя. Но страха не было. Это было чувство, которое я очень давно не ощущал. Я вспомнил как в детстве меня приводили в церковь, кажется, на Пасху. Я вспомнил этот момент в мельчайших подробностях. И я вспомнил то чувство. Ты дома, тебе больше не надо никуда бежать. Ты дома... я закрыл прикрыл лицо рукой, потому что не хотел, чтобы кто-то увидел мои слёзы... Очнулся я от того, что кто-то громко окликнул меня.
- Молодой человек, служба закончилась, храм закрывается.
- Да, я сейчас ухожу.
Я увидел священника, который вышел из-за перегородки с иконами и подошёл к нему.
- Святой отец... - я замялся, - извините, может не так обратился?
- Ничего, я вас слушаю, - бархатным басом ответил мне седой священник.
- Со мной сейчас такое произошло… даже не знаю, как сказать... – запинаясь от волнения, пробормотал я, - Мне кажется, я видел умершего человека…
- Молодой человек, пойдемте со мной. Выпьете чаю, придете в себя и все по порядку расскажете. Тамара! - окликнул он старушку в чёрной одежде с бусами на руке, - сделай-ка нам чай.

***
Что-то изменилось. Я не знаю, что именно. Что-то внутри меня проснулось и обрело новую жизнь. Я смотрю на мир другими глазами. Я понял, как я был слеп. До поздней ночи я беседовал с отцом Владимиром, так звали священника. Я рассказал ему всю мою жизнь. После я впервые в жизни исповедался. Отец Владимир попросил меня завтра утром прийти на причастие. Я вышел за территорию храма около часа ночи. Маршрутки уже не ходили. Я вызвал такси. Сев в машину, я мысленно все ещё стоял там у подсвечника. И в ушах все ещё звучало, сказанное Антониной Васильевной: «Спаси тебя Господь, сынок». Откуда-то далеко снаружи доносились какие-то посторонние звуки. Только подъехав к дому, я понял, что это играет музыка в машине. Это была какая-то знакомая песня, но я различил только одну фразу: Coming back to life.