2. 12. Мёд

1972 год г. Челябинск -70. Пятница. Первая машина – косолапый запорожец 969. Радости нет предела – есть крыша над головой, да еще какая, прочная, железная. Нэлка тоже начала учиться ездить на ней. Я по берегу озера охотой иду, а она с двумя детьми за рулем авто, вдруг развилка дороги, а в середине три березы растут, так в них почти и въехала. А скольких трудов стоило посадить в эту машину дочку Наталию, словами не передать, Нэлка ее в запорожец старается усадить, а та как «Иисус» руки ноги растопырила, орет благим матом, не понимает для чего ее в железный ящик заталкивают.
      
В общем, смех и грех. До тех пор пока Нэлка сама не залезла в машину, тогда и эта орущая система, замолкла и полезла к матери на колени. С трудом Наталка обжила этот железный ящик на колесах.
      
А потом было радостное освоение первой машины, едешь ведь, а дождь на тебя не капает, ветер не продувает насквозь. Не то, что на мотоцикле. Уютно значит.
      
Итак, все-таки пятница наступила, а в субботу собрались мы за медом, естественно сослуживцы тоже попросили и им купить, надавали разнокалиберной  тары и напутствовали словами, да настоящий покупайте, не поддельный, который на сахаре.
          
Ничего себе заявочки, как будто я всю жизнь пасечником проработал, но молчу и киваю в знак согласия.
      
Едем  в татарскую Караболку, ту, которая на реке Теча стоит. Начало деревни. Спрашиваем. Говорят да водят пчел многие, например, вон домик стоит, там тоже ульи есть.
      
Деревня стоит в подлеске на небольшой возвышенности, чуть внизу течет речушка Теча, а за ней поля различных злаков. На север далеко протянулись, окруженные слева и справа массивами леса. А на юге от деревни сплошной лес, смешанный да разнотравья много.
       
Постучались. Открывает калитку пожилой кряжистый татарин. Познакомились. Ялал Ямаловичем представился, а рядом жена его, почему-то бабой Нюрой назвалась. Мед говорит есть. Вон штук пятнадцать уликов стоит, видишь. Вижу, говорю. А мне бы настоящего меда купить можно? Да, отвечает, а другого то и нет у меня.  Тебе прошлогоднего или нынешнего весенноего. Того и другого надо.
         
Достает бизмен с чашками на цепочках, да гири старинные фунтовые, баба Нюра расфасовывает, взвешивает и переводит на килограммы.
         
Расплатились. Спрашиваю, почему мед этого года в жидком состоянии, а прошлогодний засахарен. Засахарен, влагу значит, потерял, уплотнился. Жидкий нынешнего сбора. Все равно дней через сорок густым станет, а если не станет, значит, добавили в него или сахарный сироп или патоку.
       
Каждый год приезжал я за медом к Ялал Ямаловичу и бабе Нюре. В один из приездов говорит мне, привези Боря нагревательный элемент для электрического самовара, а то перегорел. Давно мы самовары на шишке не используем, видишь,  четыре штуки стоят. Привез. Поставил. Спасибо сказал, бери Боря любой из четырех самоваров. Взял. Посмотрел на меня Ялал и говорит: «Четверо у меня сыновй, взрослые уже. Комбайнером всю жизнь проработал. Поднял всех на ноги. Да вот редко к нам в гости приезжают, хотя и недалеко живут. Дела, наверное, замучили. Да и пишут редко. Пятым сыном мне будешь, приезжай вместе с внуком и внучкой ко мне почаще».
       
Тяжело на душе мне стало, обидно за Ялала, неужели и мои дети, когда вырастут, не вспомнят и не навестят старого отца и мать. Уезжали, а в след махали рукой на прощание старый Ялал, а  рядом стояла его жена баба Нюра.
       
Не довелось мне больше побывать у Ялала Ямаловича, дела какие-то заели, да потом и вовсе уехал в месте с семьей в г. Волгодонск.
       
В тот первый раз, привезли мы меда всем сослуживцам, при этом одну банку опрокинули и долго, потом отмывали салон своего запорожца.
       
Самовар давно прохудился. Но я вожу его с собой как память о Ялале, бабе Нюре и их четырех сыновьях, которых я так и не видел.