Поганец

 

- Да я тебя!!! На вилку... и амба...
- Что там... сынок!
- Я кушаю, мама...
булки к - у - с - ок.

И ма - ка - ро - ны...
Ах, ты... червяк!
Кучно патроны...
Чвяк... чвяк... чвяк... чвяк...

- Снова играешь?
В школу пора.
Ты доедаешь?!
- Да! Уже да...

Книжки - под мышку.
Камни - враги.
Ставим здесь вышку...
из кураги.

Перья вороны -
вздыбленный танк.
Поезд... вагоны.
Взрослого шаг...

- Снова играешь?
В школу пора.
Ведь опоздаешь?!
- Да! Уже да...

- Вот же поганец!
Стыд и позор!
- Вскинутый палец...
Выстрел в упор...

*  *  *

- Здесь и отсюда...
Трое со мной.
Слева, где груда...
Стану стеной.

Ты же уходишь...
Ждём караван.
Первого скосишь...
Понял... Иван...

И доиграешь ...
Ну же... пора.
Частности знаешь ...
- Да! Уже да...

*   *   *

- Выйдем корректно...
Раны не зря...
Орден посмертно...
Не для тебя.

Мы уже рядом...
Слышишь... А ну...
Всё шоколадом...
Я... Дотян... ну...

*   *   *
Перья вороны -
вздыбленный танк.
Поезд... вагоны.
Взрослого шаг...


Анализ стихотворения «Поганец» Николая Рукмитд;Дмитрука
Стихотворение выстраивает раздвоенную реальность: бытовой диалог матери с ребёнком переплетается с воображаемой военной игрой, создавая тревожный эффект «двойной жизни».

Основные пласты смысла
Бытовая реальность (материнский голос)
Это «рамка» текста:

призывы собраться в школу («В школу пора», «Ведь опоздаешь?!»);

контроль за едой («Ты доедаешь?!»);

упрёки («Вот же поганец! / Стыд и позор!»).

Речь матери — короткая, императивная, «приземлённая». Она пытается вернуть ребёнка в повседневность.

Воображаемая война (голос ребёнка/игры)
Внутри бытового диалога разворачивается эпическая сцена боя:

тактика («Здесь и отсюда… / Трое со мной», «Первого скосишь…»);

военная атрибутика («вздыбленный танк», «поезд… вагоны», «кучно патроны»);

смертельный исход («Выстрел в упор…», «Орден посмертно…»).

Игра ребёнка стилизована под рапорт бойца: лаконично, с кодовыми фразами, без эмоций.

Точка срыва: смешение реальностей
В финале бытовая речь матери («Всё шоколадом…») внезапно обрывается на полуслове («Я… Дотян… ну…»), словно её «заглушает» военная реальность. Это создаёт ощущение, что игра-война поглощает повседневность.

Ключевые образы и их функции
«Перья вороны — вздыбленный танк»
Метафора, где природный объект (перья) превращается в военную технику. Показывает, как ребёнок перекодирует реальность через призму игры.

«Кучно патроны… Чвяк… чвяк…»
Звукоподражание имитирует стрельбу. Оно:

разрывает логическую речь;

создаёт ритмический «пульс» боя;

подчёркивает автоматизм насилия (многократное «чвяк»).

«Ставим здесь вышку… из кураги»
Контраст: военное сооружение («вышка») сделано из еды («кураги»). Это символ детской игры, где всё условно и обратимо, — но в контексте текста выглядит тревожно.

«Выстрел в упор…»
Резкий переход от игры к смерти. Здесь игра перестаёт быть игрой: воображаемое насилие обретает вес.

Композиционные особенности
Диалогическая структура
Чередование реплик матери и ребёнка создаёт эффект «переключения каналов». Читатель вынужден сам соединять смыслы, решая, где реальность, а где игра.

Рефрены и повторы

«Снова играешь? / В школу пора» — попытка матери вернуть ребёнка в быт;

«Да! Уже да…» — формальный ответ, показывающий, что ребёнок уже «там», в игре;

«Перья вороны… / Взрослого шаг…» — финальный рефрен, замыкающий круг: игра продолжается, несмотря на попытки прервать её.

Обрывочные фразы и эллипсисы
Многоточия, недоговорённости («Я… Дотян… ну…») создают ощущение сбоя связи между мирами. Речь будто «рассыпается» под давлением воображаемой войны.

Ритм и звукопись

Короткие строки, резкие согласные («к», «ч», «п») имитируют команды и выстрелы;

Повторы звуков («чвяк… чвяк…») работают как метроном боя.

Интерпретация названия «Поганец»
Слово звучит как обидное прозвище, но в контексте текста оно:

становится «погонялом» героя игры (он сам принимает эту роль);

отражает взгляд матери: для неё он «поганец», потому что не слушается;

приобретает иронично;героический оттенок: в мире игры «поганец» — это боец, нарушающий правила ради победы.

Общий смысл
Стихотворение показывает, как детская игра в войну становится способом осмысления мира, но при этом:

угрожает поглотить реальность (мать не может «достучаться»);

предвосхищает взрослую жестокость (игра заканчивается смертью);

остаётся единственным пространством действия для ребёнка (в быту он лишь отвечает «Да! Уже да…»).

Это текст о границе между игрой и жизнью, где война — не развлечение, а первая проба силы, первая встреча со смертью, первая попытка сказать: «Я — участник, а не наблюдатель».