Последнее дело Билли Аттертона. Выпуск 27

КОНСЕКВЕНЦИЯ 5


Девушка вышла из своей кельи, держа в руках горящую свечу. Пламя, гонимое потоком воздуха, колыхалось из стороны в сторону. Ей не спалось, чувство тревоги мучило ее. Она аккуратно поправила выбившиеся волосы, а заодно и плотную повязку на глазах, чтобы та ненароком не спа;ла.

Афина, — а именно так звали девушку, — была послушницей при церкви Лик Всех Святых, но с особыми привилегиями. Она была отмечена Святыми, и те даровали ей возможность видеть за гранью обычного мира, проникать взглядом в суть самого бытия. Видеть поступки, ошибки, под любым углом рассматривать души людей. И вдобавок это стало ее проклятием. Чтобы не сойти с ума, Афина в детском возрасте выколола свои глаза и повязала красную повязку в знак своей жертвы.

Даже без глаз она продолжала видеть судьбы людей, их естество и натуру, но взгляд, если можно так сказать, притупился. Она больше не видела скрытых мотивов, не видела всей жизни человека от начала и до конца. Ее сознание больше не разрывалось на части каждый раз, когда перед ней стояло живое существо. Сама себя она звала Слепой, служители церкви — Зрячей, что несколько смешило девушку. Пусть она и продолжала видеть жизненные силы людей, она не могла узреть даже стены перед собой. Ей оставалось полагаться лишь на остальные чувства.

Горящую свечку в руках она несла только с одной целью, чтобы ни с кем не столкнуться в коридорах церкви. Может, не ей одной не спалось этой ночью, а так она подавала знак более зрячим послушникам о своем присутствии. Сама же Афина за долгое пребывание в стенах церкви полностью изучила каждый дюйм и сейчас полагалась лишь на тщательно отстроенный план здания в своей голове, продвигаясь по пустым коридорам. Слух ее обострился, и она могла услышать шаги человека задолго до того, как сама будет обнаружена.

Плотно закрыв дверь в свою келью, девушка пошла по коридору, по одной стороне которого располагались кельи других послушников, спавших в столь позднее время и не тревожившихся тем гнетущим чувством приближающейся трагедии, которое обуревало саму Афину. Дойдя до винтовой лестницы в башне, которая вела на цокольный этаж, где и располагался неф церкви, уставленный алтарями и скамьями для прихожан, — девушка отыскала ладонью деревянные перила, оборудованные специально для нее, и начала спускаться вниз.

Ее шаги на ступенях отдавались глухим эхом, но даже сквозь этот шум до девушки доносились голоса снизу, а также шипение огня в лампадах на стенах башни. Афину заинтересовало, что же происходило внизу в столь поздний час. Откуда столько голосов? Пусть любопытство и подгоняло девушку вперед, но она не стала спешить — ей только не хватало оступиться на крутой лестнице.

По мере ее приближения к боковому нефу, голоса становились отчетливее.

— Архиепископ, как же такое возможно? И это в наше цивилизованное время! Может быть понадобится наша помощь?

— Эльза, прекрати сотрясать стены, — ответил женщине сильный мужской голос. — Миротворцы справятся и без нашей помощи, негоже лезть людям духовным в дела светские. О нашей помощи никто не просил и наше появление сейчас может и вовсе негативно отразиться на происходящих событиях. Нам остается лишь наблюдать за происходящим. Остальные же возвращайтесь в свои кельи! Завтра у нас служба, и все должны быть отдохнувшими, полными сил.

На этих словах Афина ступила на ровный пол бокового нефа, который был отгорожен от центрального растянутыми между колонн полотнами с изображениями Святых, и мелкими шагами продвигалась на сильный голос архиепископа Тандриса. Послышались перешептывания других послушниц и матушек, а также задумчивые разговоры отцов-настоятелей. Девушка слышала, как они идут в ее сторону и почтительно обходят, позволяя ей следовать своим путем.

Афина же с помощью образов людей, которые были созданы перед ее глазами буквально из чистого света, смогла увидеть, что именно происходит в центральном нефе церкви. Послушницы, обеспокоенные чем-то, поспешно двигались к лестницам, матушки собрались в дальнем углу, продолжая перешептываться, а отцы-настоятели удалились в дальнюю келью, что-то активно обсуждая. Она видела потоки их мыслей, видела их тревогу, видела озабоченность происходящим, но одно-единственное оставалось сокрытым для девушки — сама причина, по которой все собрались в центральном нефе в столь поздний час.

— Девочка моя! — послышался голос матушки Эльзы, которая увидела медленно бредущую девушку со свечой в руках. — Почему ты не в постели, Афина?

— Мне неспокойно, матушка, — ответила девушка, внимательно всматриваясь в лицо матушки-наставницы. Она не видела черт ее лица, но образ, созданный из ярких искр, словно из светлячков, пульсировал. Афина чувствовала, как матушка волнуется, гневается и находится в растерянности. Видела она, что матушка о ком-то или о чем-то очень сильно беспокоится и борется внутри себя с желанием помочь. — Будто темные тучи застлали небо и вот-вот грянет гром.

С этими словами по витражам церкви забарабанили капли дождя, что несколько испугало девушку, и она чуть не уронила свечу из рук. Ей своевременно помог архиепископ, подхватив свечу из рук Афины. Его образ, как и образ матушки Эльзы, трепетали перед взором Слепой. Слова девушки прозвучали для них словно предзнаменование, они трепетали от потаенного страха.

— Тебе нечего бояться, дочь моя, — ласково произнес Тандрис, обнимая одной рукой свою послушницу. — Отправляйся в кровать, завтра у тебя тяжелый день.

Но Афина прекрасно чувствовала и видела, что именно происходит на душе у архиепископа. Он пусть и не врал ей в полную меру, но утаил то, что посчитал не нужным для ушей послушницы. Сам же Тандрис, кажется, забыл о способностях девушки.

Она аккуратно отстранилась от архиепископа и оглядела его и матушку Эльзу, предчувствуя некую беду в их образах. Что-то произошло, но ни тот, ни та не хотели посвящать Афину в происходящие события. Спорить, собственно говоря, Афина не стала. Недовольно покачала головой, будто отгоняла надоедливую мошку от себя, развернулась и вновь пошла к винтовой лестнице.

— Доброй ночи, архиепископ, — бросила она, уходя. — Доброй ночи, матушка.

Тандрис и Эльза смотрели ей в спину, пока та шла прочь, совершенно забыв о свече, которую продолжал сжимать в своей ладони архиепископ.

Афине не нравилась обстановка в церкви уже давно, но она держала язык за зубами. Долгие годы она видела в аурах архиепископа и пары епископов черные тени, которые съедали их души: взятки за протекцию, торговля людьми и даже вмешательство в темные дела между знатью и королем. Церковь уже очень давно прогнила изнутри, но Афина молчала об этом, прикидывалась дурочкой, не видящей всего того зла, что происходит за спинами обычных прихожан. У нее не было возможности действовать, ее голос ничего не значил. Здесь же она получала кров, еду, спокойствие в обмен на услуги, которые она оказывала. Способность видеть душу людей позволяла ей и влиять на нее: исцелять раны наложением рук, отводить зло от людей, которые в этом нуждались, а еще давать прихожанам благодать, которой в свою очередь пользовался архиепископ. Он заставлял девушку одаривать прихожан благодатью, — состоянием умиротворенности и счастья, — чтобы те, ничего не подозревая, пополняли казну церкви пожертвованиями. Афина шла по этой темной тропе сознательно, пусть и надеялась покинуть церковь в ближайшие годы. Просто так ее никто не отпустит, да и идеальной возможности сбежать все никак не представлялось.

Сейчас же она ощущала вокруг себя напряжение, исходящее ото всех находящихся в церкви. Девушка остановилась в боковом нефе в нескольких шагах от лестницы, ведущей наверх. Она напряглась, пытаясь заглянуть за стены величественной церкви, расположившейся на площади Кинкардо в самом центре Ландо. Мгновение ничего не было, а потом ее чуть ли не снесло волной эмоций, исходившей от обычных людей.

— Так много… — еле слышно прошептала Афина, хватаясь за стену и пытаясь перевести дыхание. — Столько людей. Страх. Ненависть. Что же там происходит? Неужели еще одна революция? Неужели вновь наступили темные времена?

Никто не слышал голоса девушки, даже не видел того, как она опустилась к полу, пытаясь ладонью держаться за прохладную каменную стену. Голоса в нефе стихали, служители церкви расползались по своим кельям. Наступала гнетущая тишина, прерываемая лишь сильными эмоциями. Мгновение — и Афина не чувствовала ничего.

Пол затрясся под девушкой, а по нефу прокатилась волна оглушительного взрыва, витражи зазвенели, но выстояли, канделябры под потолком закачались. И новая волна эмоций, сильных и яростных, поглотили Афину. Она не могла понять, что происходит, весь мир вокруг нее крутился, отчего она не устояла на ногах и упала. Страх, ярость и боль пронеслись внутри девушки, но то были не ее эмоции.

Сквозь шум за стенами церкви, сквозь оглушительные для нее крики толпы Афина все же смогла услышать быстрые приближающиеся шаги. Ей нужны были мгновения, чтобы почувствовать архиепископа Тандриса.

— Девочка моя, с тобой все в порядке? — архиепископ бросился к Афине, желая помочь.

Девушка быстро проверила повязку на глазах (та сползла к носу) и поправила ее, боясь, что кто-нибудь увидит ее без нее. После посмотрела в сторону роя светлячков, которые были буквально в паре шагов от нее. Она хотела произнести хоть одно слово, но не смогла.

Тандрис подхватил девушку под руку и помог подняться.

— Ты в порядке? — вновь спросил он, но Афина не ответила, лишь отмахнулась и вновь пошла к лестнице, до которой так и не дошла.

Архиепископ остался стоять на месте, наблюдая за своей послушницей. Внутри себя, он не волновался о судьбе Афины, о чем она прекрасно знала. Девушку же больше заботили всполохи яркого света, исходившие от людей, которые сейчас находились у здания Парламента. Наступив на первую ступеньку, она обернулась.

— Им не нужна ваша помощь, — бросила она архиепископу и продолжила подъем наверх.

Тандрис молчал, провожая ее взглядом. Затем облизал пересохшие губы и пошел прочь, злясь то ли на себя самого, то ли на Зрячую. Вернувшись в свой кабинет, он вызвал доверенных епископов и приказал им не вмешиваться в дела миротворцев…

*   *   *

— Демонов Аттертон! — Герберт Уоллес пребывал в отвратительном расположении духа.

Произошедшее на площади Кинкардо сначала вселило в него ностальгические воспоминания об их знакомстве с Уильямом, но чем меньше оставалось времени до момента «икс», о котором говорил Ринальдо Дэвис, тем сильнее Герберт мрачнел и злился. Догадываясь, что искать Аттертона на его старой квартире — дело гиблое, сам он туда не отправился, но на всякий случай отправил одного из своих лейтенантов — Патрика Дэвидсона. Сам же отправился в центральный миротворческий корпус в районе Милицци, чтобы раздать указания своим подчиненным по поводу поисков Аттертона, в которые, если честно, сам Уоллес верил слабо, но не мог проигнорировать их, — как ему потом отчитываться перед протекторатом и самим королем? В голове же у него созрел и второй вариант действий, о котором он не мог поведать миротворцам и даже лейтенантам, поэтому отправился сам. Долгие годы у Герберта Уоллеса был информатор, который делился важной информацией о преступном мире. Их общие взаимоотношения были чрезвычайно выгодны для обеих сторон. Именно на этот вариант капитан Уоллес возлагал все надежды.

— Капитан Уоллес, мы на месте! — голос возницы, миротворца Краксона, прервал мысли Герберта.

Он выглянул в окошко кэба и увидел знакомый ему миротворческий корпус. Устало вздохнул, — усталость и возраст брали свое, — и открыл дверцу. Сошел на мощенную булыжником улицу и похлопал по дверце кэба.

— Далеко не отъезжай, — громко произнес Герберт, отходя от кэба. — В любой момент можем сорваться с места.

— Так точно, капитан! — отозвался Краксон и погнал лошадей, чтобы совершить разворот и доехать до небольшой площадки в стороне от корпуса.

Дождь не так давно прекратился, но прохладная сырость буквально проникала сквозь китель. Герберт поежился, подходя к главным дверям в миротворческий корпус. На входе дежурило двое миротворцев, Тит Валентайн и Марко Бидль. Они о чем-то спорили, повышая голос, и совершенно не замечали подходящего к ним капитана Уоллеса. Того это позабавило, что он решил не отвлекать их до самого последнего момента.

— Нет, рыбу лучше ловить в заливе. Там баракисы знаешь, какие водятся? Вкуснотища! — заливал Бидль, активно жестикулируя.

— Какой к демону залив! Чего мне до твоей морской рыбы дело? — запротестовал Валентайн. — Вот в Агонском озере момерки — загляденье! И ведь сами к тебе в ведро просятся, только успевай ловить! Моя Мира знаешь, как их готовит, каждый день только их и ел бы! Эх! Если бы не эта служба да наряды день через день, я бы взял и рванул на седмицу на озерко, отдохнул бы!

— Кто мешает? — улыбаясь, произнес Герберт, подходя к ним почти вплотную.

Тит и Марко моментально узнали голос начальника, а когда увидели вживую — вытянулись и встали по стойке смирно на своих постах, не издав и звука.

— Вольно, бездельники! — усмехаясь, произнес Уоллес и вошел в двери, которые ему заботливо распахнули миротворцы.

Стоило дверям закрыться, как Валентайн и Бидль продолжили свои споры о рыбных местах. Герберт же для себя отметил, что как все уляжется нужно будет в обязательном порядке провести дисциплинарный смотр, чтобы впредь не допускать подобной расхлябанности в рядах миротворцев.

Капитан Уоллес оказался в просторном зале, в центре которого стояли лавки для посетителей корпуса, ближе ко входу находилась приемная стойка, за которой стояли архивные шкафы и, естественно, всегда должен был находиться один из миротворцев на посту. Принимать прошения от граждан, разбираться в том, кто из преступников или странных личностей поступили в камеры, кто кого сменил на посту, да и вообще знать обо всех происшествиях. Сегодня ночью на данном посту стоял сержант Витиго Оунс, который отдал честь вошедшему капитану и быстрым, без запинки, голосом принялся докладывать о произошедшем:

— За ваше отсутствие, капитан, к нам поступило одно дело о гибели торговца в районе Ватерлоо, известного как Одноглазый. И в корпус была доставлена девушка в одном ночном платье. Она была чуть ли не с ног до головы в крови. Аргос и Данти встретили ее на подходе к Де Жари из Патира. Ее сейчас допрашивает лейтенант Молес. И не так давно пришел посыльный, доставив срочное сообщение от лейтенанта Дэвидсона.

На этих словах сержант Оунс протянул Герберту запечатанный конверт, который тот принял и кивнул. Уоллесу нравилось, когда в корпусе царил порядок — не только в самих помещениях, но и в умах миротворцев. Сержант Оунс был одним из тех, кто исправно выполнял свою службу, и Герберт даже задумывался, что пора написать приказ о повышении того в звании. Конечное слово в любом случае оставалось за протекторатом и королевскими советниками.

Распечатав конверт, он развернул послание, наспех написанное дрожащей рукой на пожелтевшей бумаге.

«В старой квартире Аттертона живут другие люди. Проверили весь дом, его нигде нет, все опрошенные даже не знают о нем. Предполагая, что он может скрываться под чужим именем, обошел лично, рассматривая каждого постояльца. Остаемся следить до поступления последующих указаний.

Лейтенант Патрик Дэвидсон»

Герберт скомкал записку и бросил на стойку. Оунс тотчас же перехватил комок и бросил в урну под столом.

— Отправь посыльного к Дэвидсону, — произнес Уоллес сержанту. — Передай, что я приказываю ему и его ребятам возвращаться в корпус.

— Так точно, капитан!

Сейчас в корпусе было достаточно пусто. Львиная доля бойцов находилась на площади Кинкардо. Уоллесу из-за непредвиденных обстоятельств даже пришлось отменить смену миротворцев и всех задействовать, пока инцидент не разрешится. Еще одной большой трагедией стала бойня в порту, в которой свою смерть встретил и Барос с одним из протекторов. За это Герберту уже дали по голове люди сверху, а он подготовил рапорт о произошедшем. И все это до глубины души раздражало капитана. За одни сутки весь мир был готов провалиться под ногами начальника миротворцев. Но выбирать не приходилось, и он отчасти был доволен своим положением.

— Также отправь посыльных, чтобы в течение пятнадцати, максимум двадцати минут все лейтенанты собрались в моем кабинете. Франч, Гуэрта и Лоусон. За Молесом я схожу сам. И готовь людей к мобилизации, нужно сменить ребят на площади, — напоследок бросил сержанту капитан Уоллес, отходя от стойки.

— Так точно, капитан!

Миротворческий корпус, который время от времени обычные люди по ошибке называли протекторатом, хотя эти организации совершенно различались по своей структуре и назначению, больше всего походил на большой лабиринт, в котором было легко заплутать неподготовленному человеку. Герберт же ориентировался здесь как у себя дома. Стоит сказать, что капитан Уоллес итак считал центральный миротворческий корпус своим вторым домом. От центрального зала во все стороны, словно нити паутины, отходили коридоры, каждый из которых вел в свое крыло. С северной стороны были комнаты для допросов, а также лестница в подвал, где расположились камеры для временных заключенных. С восточной стороны находилась оружейная с быстрым доступом к конюшням, чтобы в случае быстрого реагирования отряд миротворцев мог быстро мобилизоваться и выдвинуться на место происшествия. С западной же стороны находились кабинеты лейтенантов и сам кабинет Уоллеса, в которых принимали прошения от граждан. Также там расположился небольшой зал, в котором проводились обсуждения предстоящих операций и дисциплинарные слушания. Лабиринт же из коридоров в западной части миротворцы приспособили под так называемые комнаты отдыха, а пара ничейных кабинетов оборудовали в спальные, но разрешалось там отдыхать только в пересменку.

Отдельно от здания миротворческого корпуса, чуть в отдалении, находилось еще одно строение с большой открытой площадкой. Здесь миротворцы приходили в форму, тренировались, учились обращаться с холодным и огнестрельным оружием. Всем заправлял лейтенант Коуч, которого, если честно, пора было отправить на отдых ввиду преклонного возраста. Но сам Эдвин Коуч вовсю противился этому и с большим усилием гонял новичков, выращивая из них будущих защитников Альбиона.

Быстрыми шагами Герберт шел по знакомым коридорам, пока не оказался у одного из кабинетов, за дверью которого он отчетливо слышал голос Молеса.

— Так и будем в молчанку играть?

Послышался резкий удар кулаком об дерево.

— Ты мне прекрати эти игры! Я же помочь тебе хочу, а ты язык себе в жо…

На этих словах Герберт отворил дверь и ступил в комнату для допросов. Луи Молес резко замолчал, стоило ему увидеть капитана, и вытянулся во весь рост. У него были точно такие же усы, как у самого Герберта, что его несколько раздражало. Он прекрасно знал, что Луи пытался во всем походить на своего начальника, хотя удавалось у него это плохо. Герберт даже пытался объяснить ему это, но все попытки были безуспешны.

— Капитан, здравия желаю!

— Кто тут у нас? — не обратив внимания на Молеса, произнес Герберт и повернулся в сторону девушки, сидевшей на стуле напротив лейтенанта.

На ней было лишь ночное платье, все в крови. На теле девушки были видны синяки и царапины. Густые длинные волосы были взъерошены и больше походили на старый веник. Лицо же ее было отстраненным, не выражало никаких эмоций. Красивое лицо, отметил про себя Герберт.

«Что же с ней произошло?» — задал немой вопрос Уоллес.

— Нашли ее, когда она в таком виде спокойно шла по улицам. Привели сюда, а она молчит. Вроде не немая, но ни одного слова не произнесла, как ее поймали. Откуда шла? Куда шла? Даже как зовут ее не сказала, — быстро отчитался Молес. — Бьюсь с ней уже битый час, а толку ноль.

— Хорошо, — ответил Герберт, прикусив губу в задумчивости. Он подошел поближе к девушке и оперся на стол, наклоняясь, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами девушки. — Меня зовут — Герберт Уоллес, я начальник миротворческого корпуса города Ландо. Чтобы мы могли помочь тебе, тебе нужно только ответить на наши вопросы, девочка. Как зовут тебя?

Она внимательно смотрела на Уоллеса, не сводя глаз. Изучала его лицо, но так ничего и не ответила. Устав ждать от девушки ответа, Герберт отошел к дверям.

— Оставь ее одну, Молес. Пускай подумает, я вижу, что ей сейчас нужно о многом подумать. У нас же с тобой есть более серьезные дела, — капитан Уоллес отдал указания и вышел из комнаты для допросов. Напоследок добавил: — Не нужно наручников. Просто закрой дверь на ключ. Она не сбежит, я уверен.

Лейтенант Луи Молес вышел вслед за Гербертом и закрыл дверь на ключ, дважды проверив, что она закрыта. Вдвоем они вернулись в центральный зал корпуса и последовали в восточное его крыло. У кабинета начальника миротворческого корпуса города Ландо уже собрались остальные лейтенанты, дожидавшиеся лишь капитана Уоллеса. Они отдали ему честь, а сам Уоллес лишь кивнул. Его вновь одолевали тяжелые мысли.

Герберт открыл дверь в свой кабинет и пропустил лейтенантов внутрь. Зашел последним и плотно закрыл за собой, прошел вдоль стены и сел в свое кресло.

— Вы все уже в курсе, что произошло на площади Кинкардо, — тяжело заговорил Герберт, откладывая в сторону бумаги, которые ему принесли в его отсутствие. Он даже не стал смотреть, что именно было написано в этих бумагах, так как уже догадывался, насколько им недовольны люди сверху. — Но произошедшие там события еще далеки от завершения. Мистер Дэвис угрожает нашим жизням, в том числе и своей, требует привести к нему, — на этом месте, сам того не замечая, Герберт выдержал мучительную паузу, — Уильяма Аттертона.

— Но он же погиб год назад! — воскликнули его лейтенанты.

— Все верно, — согласился Уоллес. — Но мы обязаны расследовать это дело и разобраться во всем, что происходит. Иначе нам всем не сносить головы, а люди из протектората об этом позаботятся. Зданию Парламента нанесены серьезные повреждения, есть раненные среди населения и знати, — Герберт специально не стал уточнять, что среди знати ранение были получены исключительно лордом Краули, так как не хотел раньше времени расстраивать собственных подчиненных. Асмодей Краули с легкостью мог спустить всех собак на самого Уоллеса, а заодно и на миротворческий корпус. — Потому нашей первостепенной задачей значится отыскать погибшего Уильяма Аттертона или окончательно убедиться, что он мертв. К сожалению, мы чрезвычайно ограничены временем. — Герберт достал из ящика в столе карманные часы без цепочки и открыл крышку. — На поиски у нас осталось меньше трех часов.

Лейтенанты не произнесли и слова, но Герберт ясно видел, что они поражены до глубины души. По их лицам он читал, что перед ними была поставлена невыполнимая задача и каждый из взрослых мужчин даже не имел представления, с какого конца взяться, чтобы размотать сей горящий клубок.

Спустя время голос подал лейтенант Лоусон:

— Капитан, простите за вопрос, но вы сами верите, что Аттертон может быть жив?

Герберт тяжело выдохнул. Он хотел бы надеяться на то, что этот безумный авантюрист и частный сыщик все еще жив, но боялся, что это не так. Даже пытался убедить себя, что Билли мертв, чтобы больше никогда не испытывать того мерзкого чувства, когда тебя навсегда покидает верный друг, хотя Аттертона было сложно назвать таковым.

— Нет, — твердо ответил Уоллес, слукавив. — А теперь, господа, перейдем к планированию…

С этими словами дверь кабинета бесцеремонно открылась и внутрь влетел миротворец Кристен Джойс:

— Капитан Уоллес! Вы непременно должны…

Джойс обомлел, увидев самого капитана в окружении лейтенантов. Герберт подскочил со своего кресла и пронзил бедолагу яростным взглядом.

— Что ты себе позволяешь, Джойс?! — закричал капитан Уоллес, отчего даже его верные лейтенанты невольно вздрогнули. — Захотел себе третьи сутки вне очереди? Или, может, мне тебя сослать куда-нибудь в Шелби?

— Прошу прощения, капитан, — виновато произнес Джойс. — Я должен был соблюдать устав. Виноват.

— Говори быстро, что ты хотел!

Взгляд Герберта все еще прожигал миротворца насквозь, но тот нашел в себе силы озвучить новость.

— Кихерт пришел в себя, — выдавил из себя Кристен. — Он назвал имя того, кто убил лейтенанта Бароса.

— Говори же! — не выдержал Герберт, и его суровый взгляд исчез, как будто и не было. Заинтересовались разговором и лейтенанты.

— Капитан, поверьте мне, но лучше вам узнать об этом самому от него лично…

*   *   *

За час до полуночи Регулус Краули закашлялся, чем разбудил спящую в кресле Клементу. Приступ продолжался достаточно долго, что дочь Кровавого Барона не на шутку перепугалась, будто смерть все же пришла к ее отцу. Но в одно мгновение Регулусу стало легче, он сделал глоток воды из стакана, который поднесла заботливая дочь, и еле слышно попросил ее вызвать доктора Экхарта. Просьба была исполнена.

Варус Экхарт явился незамедлительно, как только получил срочную парограмму. К тому времени на лорде Краули не было лица. Он не просто побледнел, а буквально побелел, словно из него выкачали всю кровь. Доктор попросил Клементу покинуть комнату и заперся изнутри.

Дочь Регулуса еще недолго стояла у двери, надеясь услышать хоть что-нибудь, но все было тщетно. Плотная дверь не позволяла ей услышать и звука. Тогда она протерла ладонью лицо, усталость накатывалась на нее новой волной. За прошедшие сутки она сомкнула глаза лишь на несколько часов.

Когда наверх поднялась матушка Клементы, та стояла у окна, наблюдая как по стеклу застучали капли дождя.

— Доченька моя, сходи отдохни, — произнесла Августа, обнимая дочь. — Ты совсем вымоталась. Я посижу с твоим отцом и дождусь, что скажет доктор Экхарт.

Но на душе у Клементы было неспокойно. Она положила свою ладонь поверх ладони матери, несколько натянуто, но все же искренне улыбнулась.

— Нет, матушка, я не смогу сомкнуть глаз, пока доктор Экхарт у отца. Дождемся вместе, а после уйду к себе, раз ты настаиваешь.

Матушка поцеловала дочь в лоб.

— Знаешь, какой он был красивый в молодости, — неожиданно заговорила Августа. — Любая девка засматривалась на него, а они ему были не интересны. Лишь единожды он не смог оторвать глаз от женской юбки.

— Мама, прошу тебя, — запричитала Клемента.

— Я всегда вспоминаю о том, как мы познакомились, когда ему плохо. Незачем помнить о плохом, когда есть столько прекрасных моментов в памяти, — улыбнулась Августа, а ее дочь увидела эту улыбку в отражении оконного стекла. — Не знаю, когда именно он увидел меня. То ли на балу у Шервудов, то ли в ботаническом саду при королевском замке, то ли еще где-то, он так и не захотел раскрывать свой секрет. А в один прекрасный день мне пришло письмо, в которое был вложен лепесток солнцецвета, а также дата и место встречи. Не поверишь мне, но я так долго сомневалась, стоит ли мне идти на встречу с незнакомцем. Убедил меня именно этот лепесток, старая примета родом из Кларны. В день солнцестояния, влюбленные дарили друг другу цветок солнцецвета в знак того, что согласны всю оставшуюся жизнь провести вместе.

— И ты все-таки пошла, — утвердительно произнесла Клемента, уставши улыбаясь.

— Все так и было. Он пригласил меня в оранжереи академии Альбиона. Среди прекрасных цветов стояли свечи, а стоило мне подойти к нему, как заиграла музыка. Так произошло наше с ним знакомство. Он был в дорогом сюртуке, на голове цилиндр с розой, совсем как наш Асмодей любит ходить. Скажу тебе по секрету, в тот вечер я влюбилась в него без оглядки. На следующий же год наши семьи сыграли нам свадьбу. Даже Его Величество король Лорн благословил наш с Регулусом брак. Какие чудесные деньки у нас были…

Августа замолчала, греясь собственными воспоминаниями, а Клемента не решалась нарушить ее умиротворение.

Сквозь дождь, сквозь стекла окон послышался громкий хлопок, что вырвал из сладостных раздумий леди Краули. Следом за хлопком мелкой дрожью задрожали стекла в поместье.

— Не к добру это, — еле слышно произнесла Августа. Ее губы сжались, превратившись в тонкую полоску на лице. Но леди Краули не ослабила объятий. — Все будет хорошо, доченька.

Дверь в спальню лорда Краули открылась, в коридор вышел доктор Экхарт, поправляя свои очки. Лицо его было грустным, чем-то озабоченным. Он повернулся к женщинам и по его взгляду Августа сразу все поняла. Ее же дочь еще не была посвящена в таинство.

— Леди Краули, — дрожащим голосом начал говорить доктор.

Августа еще крепче обняла Клементу. Пожилая женщина была крепка и смогла сдержать в себе слезы.

— Что с ним? — вырвался вопрос из уст дочери.

— Я соболезную вашей утрате, лорд Краули умер.

— Нет! — вскрикнула Клемента, слезы уже начали заливать ее лицо. Она от страха и потрясения замотала головой из стороны в сторону. — Нет-нет-нет! Этого не может быть!

— Прошу прощения, — ответил Экхарт, склонив голову.

— Не нужно извинений, — произнесла Августа. — Вы сделали все, что могли, доктор. Спасибо и на том. Надеюсь, мне не нужно вас провожать.

— Ни в коем случае, миледи, — сказал Варус, удобнее перехватывая чемоданчик с инструментами. — Оставлю вас наедине с покойным.

Быстрыми шагами доктор Экхарт удалился, оставив женщин наедине. Августа помогла Клементе пройти в спальню отца. По лицу дочери неиссякаемым потоком лились слезы, а она сама раз за разом повторяла: «Этого не может быть!» Леди Краули гладила ее по плечам и спине, пытаясь успокоить, но все было безуспешно.

Клемента бросилась к кровати, обнимая бездыханное тело отца. Его лицо так и осталось белым, глаза закрыты, а руки аккуратно сложены на груди.

— Прошу, отец, не покидай нас! — переходя с крика на шепот умоляла Клемента своего отца, отошедшего к Святым.

Августа же села на кровать по другую сторону и взяла ладонь мужа в свою, крепко сжав. Она очень сильно любила своего мужа, души в нем не чаяла, пусть он однажды и нанес ей очень глубокую рану прямо в сердце. Сейчас же все это не имело значения. Ее возлюбленный умер, оставив завещание и наследство. Оставив нить собственной жизни своим преемникам. Она нагнулась к лицу Регулуса и поцеловала его в губы.

— Прощай, любимый мой, — произнесла Августа, и даже в этот момент ни единой слезинки не скользнуло по ее щеке.

Еще долгое время леди Краули пыталась успокоить свою дочь. Было бы хорошо уложить ее спать, но теперь она попросту не могла себе этого позволить. Со смертью Кровавого Барона его титул должен был забрать один из сыновей, что очень сильно пугало Августу. Уже долгие месяцы в ее голове зрел чудовищный для матери план, в который попросту нужно было включить усилия ее любимой дочери.

— Теперь, когда твой отец умер, — начала Августа, когда они с дочерью перебрались в ее спальню и сели в креслах у камина, — у твоих братьев развязаны руки.

— Что ты имеешь в виду, матушка? — голос Клементы был осипшим, но все же уверенным. Для успокоения, матушка налила ей вина из старых кларнийских запасов.

— Доченька моя, к сожалению, только с тобой я могу говорить начистоту. Потому прошу выслушай меня и не перебивай.

— Хорошо, мама, — ответила Клемента, отпивая из бокала. — Чем ты хочешь меня добить после смерти папы?

— Долгое время мы с твоим отцом пытались скрывать от тебя то, чем занимаются твои братья. Ради тебя самой. — Отсветы от огня создавали на лице леди Краули страшные тени, вытянувшие красивые черты пожилой женщины. — Сейчас же я должна тебе рассказать о них правду и поведать о замысле, в котором ты обязана мне помочь. Твой брат Майкл, единственный из троих, кто достоин унаследовать и возглавить наш род, но этого не произойдет. Для очень умного человека своих лет и непревзойденного управляющего он совершенно ничего не понимает в политике. Майкл способен возглавить большую компанию, организовать труд для рабочих со всего света и обеспечить их сырьем, поставлять изготавливаемую продукцию во все уголки Триединого королевства. Проблема лишь в том, что, если на его пути возникнут какие-либо козни или интриги, он примет все за чистую монету, на чем и прогорит.

— Мама, зачем ты мне это рассказываешь?

— Слушай меня дальше! — голос Августы был резок и тверд. — Проблема Майкла в том, что, пусть он лучший кандидат на место твоего отца, он не возглавит нашу семью. Брайан же заноза для нашей семьи. Будь готова услышать об этой дрянной овце правду. Не знаю, с какого именно момента все пошло не так, но уже с детства он начал проявлять больные наклонности. Все началось с того, что он мучил, пытал и убивал животных, в том числе домашних.

— Мама, прекрати! Что ты говоришь о Брайане? — вспыхнула Клемента.

— Ты думаешь, куда пропал твой любимый кот Нарцисс, когда тебе было пять лет? — сурово ответила Августа. — Мы не стали тебе говорить, но Брайан снял с него шкуру заживо. Бедное животное еще было живо, когда мы его нашли. Твой отец облегчил его страдания, а тебе мы придумали историю о том, что он сбежал.

— Не может этого быть! —Клемента обомлела в кресле и не могла произнести что-либо еще.

— Но это были лишь цветочки. В какой-то момент твоему брату надоело забавляться с животными, и он перешел на людей. Скольких наших слуг он изувечил, а скольких он убил. Лишь авторитет твоего отца не дал этой истории всплыть на поверхность. Только Брайану исполнилось восемнадцать, Регулус выгнал его из дома, но так и не смог откреститься навсегда. Я тоже не смогла. Через Асмодея твой отец давал Брайану денег, но тот спускал их лишь на куртизанок и запирал в своем убежище, а после «играл» ими, как куклами. Дрянная овца нашей семьи, сокровенная тайна и проклятие.

Августа взяла бокал со столика и осушила его за раз.

— Но если Брайан был болен душой, то еще большее зло в нашей семье —Асмодей. Единственный, в ком твой отец видел своего преемника. Младший сын лорда Краули, который должен будет занять его место. Не буду лукавить с тобой, доченька, Асмодей— настоящий наследник твоего отца, тот, кто во всем пытается повторять его. Он убивает всех, кто мешает ему или стоит на пути. Он провоцирует конфликты, и только Святые знают, что еще он сделает, лишь бы его оружейные фабрики процветали. Ты никогда не замечала, но там, где Майклу не хватает умения лгать и использовать людей себе во благо, Асмодей— виртуоз. Твой отец не рассказывал мне всего, но я полностью уверена, что именно твой брат владеет всей преступной сферой нашего города, а может, и всего Альбиона в целом. Он готов воспользоваться даже своими родными или переступить через них, если то будет ему выгодно.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — твердо произнесла Клемента, еле сдерживая гнев. Она не могла поверить в то, что ей рассказывала матушка. Боль утраты смешивалась с яростью.

— Мы с твоим отцом совершили много зла за свою жизнь. Он утопил свои руки в крови, я же надежно скрывала это от остальных, — устало ответила Августа. — Но твой отец уже отошел на покой, скоро придет и моя очередь. Я лишь хочу уберечь тебя, доченька. Все, что я рассказала, ведет лишь к одному завершению. Асмодей убьет всех нас, лишь бы заполучить свое.

— Но зачем ему кого-то из нас убивать? Мы семья!

— Поверь мне, у него есть на это причины. Майкл — единственный, кто стоит между ним и всеми богатствами и властью нашей семьи. Брайан, как я и сказала, дрянная овца, что любым своим неверным поступком, — а такие, верь мне, будут, — может подставить твоего брата. Я же буду просто мешаться ему в достижении своих целей. Ты… — Августа замешкалась. — Ты, наверное, единственная, кто не представляет для него угрозы. Ты его возможность.

— И как я должна это понимать?

— Выгодный для Асмодея брак. Что, если он вынудит тебя выйти замуж за наследника престола. Возможность взять в свои руки королевскую власть. Не об этом ли можно мечтать?

— А если я не соглашусь?

— Он не будет спрашивать. Либо ты подчинишься ему, либо он уберет тебя, как и всех остальных.

— Мама, прошу прекрати! Ты говоришь так, будто они все не твои дети! С чего ты вообще взяла, что Асмодей так поступит?

— Я знаю! — лишь ответила Августа. И в этих двух словах она передала всю тяжесть на душе, что была. Клемента по голосу матери наконец-то поняла, что та не лжет. Она хотела бы, чтобы все это было лишь ложью, но это было вовсе не так. — Я видела, как вы все растете. Я видела ваши успехи и падения. Видела ваши стремления, ваши таланты… ваши души, дети мои. Ты, Клемента, и Майкл — мои самые светлые дети, которыми я горжусь, но в любой семье, даже такой, как наша, всегда есть те, кто готовы разрушить созданное родителями. Каждый по-своему. Асмодей прямолинеен и жесток, пусть и тщательно скрывает это под маской. Но за последний год он сменил сотню слуг, куда делись прежние — одним Святым известно.

— Но для чего ты мне это говоришь?

— Я хочу, чтобы ты мне доверилась. Чтобы помогла мне искупить наши с твоим отцом грехи. Через три дня состоится поминальный ужин в честь твоего отца, вся семья будет под одной крышей. И я хочу, чтобы то зло, что мы принесли в этот мир, больше не вышло наружу.

— Я тебя не понимаю, матушка, —Клемента встала с кресла. — Может быть, я и верю тебе, но ты несешь чепуху, в которой нет смысла.

Августа одним рывком поднялась и больно схватила дочь за запястье.

— Послушай меня, Клемента Краули! — закричала мать. — Я хочу убить твоих братьев на этом ужине!

— Ты сошла с ума! Я не буду принимать участие в твоем заговоре!

— Я не оставлю тебе выбора! Ты можешь рассказать обо всем, что услышала, своим братьям, тогда я покончу с собой и оставлю тебя жить с самой страшной ошибкой в своей жизни. Или же ты поможешь мне, унаследуешь наш род и продолжишь жить дальше, не обремененная тяжелой ношей. Выбирать тебе!

— Я просто не могу поверить! Отец пару часов назад умер в своей постели, а моя родная мать заставляет меня убить собственных братьев! Это не ты сошла с ума! Весь мир покатился в пропасть!

— Во время поминального ужина я отравлю вино, что подадут к столу. Тебе же оставлю противоядие. Ты сделаешь пару глотков и скажешься больной, уйдешь в свою спальню, где примешь противоядие и уснешь. На следующий день остаточный эффект яда даст о себе знать и тебе вызовут доктора Экхарта. К тому моменту я и твои братья умрем, освободив тебя от той судьбы, что мы тебе навязывали.

Глаза Августы горели, хотя само лицо было спокойно. Весь свой план она озвучивала так, будто говорила с дочерью о погоде, что несколько пугало Клементу. С трудом она вырвалась из хватки матери и пошла прочь.

— Ты безумна! — крикнула она напоследок, утирая с лица вновь выступившие слезы.

— У тебя есть время обо всем подумать. Решай сама, какой судьбы ты себе хочешь. Жить в рабстве под гнетом брата или пожертвовать всеми ради свободы!..

*   *   *

Спешным шагом Герберт Уоллес шел по коридорам вслед за Кристеном Джойсом. Верные ему лейтенанты следовали за ним.

— Почему Кихерта не доставили в лазарет, а оставили в корпусе? — гневно произнес Уоллес, оборачиваясь к лейтенантам. Те в свою очередь стали переглядываться между собой, будто искали виноватого, но Герберт прекрасно знал, кто должен был заниматься доставкой раненого миротворца к врачам. — Чего молчишь, Франч?

— Извиняюсь, капитан. Было слишком много дел… — стал оправдываться Анхель. — И я забыл о нем.

Уоллес остановился и резко обернулся, прожигая взглядом лейтенанта.

— Демон тебя дери, Франч! Ты у меня так на понижение однажды пойдешь! — закричал капитан, но после улыбнулся ему. — Но тебя видать оберегают Святые. Возможно, именно сейчас мы узнаем, что произошло в порту на самом деле.

Добравшись до спальных комнат, Джойс отворил дверь, за которой на жесткой кровати лежал Ангус Кихерт. Тот, увидав, кто именно пришел к нему, стал резко подниматься, но Герберт рукой остановил его.

— Лежи давай, больной! — У Герберта Уоллеса явно поднялось настроение. — У меня почти нет времени, потому говори, что знаешь. Кто ответственный за нападение на «Викторию»? Кто убил Адамса и Бароса? Кто положил наших ребят?

От такого большого наплыва вопросов Кихерт лишь удивился, округлив глаза, но после, видимо подумав над тем, что услышал, прокашлялся и произнес:

— Я не знаю, кто именно были эти люди. Одна из банд преступных группировок. И, капитан, к сожалению, я не знаю, зачем они проникли на корабль.

— Кто убил Бароса?

— Тут такое дело, капитан, —Кихерт явно боялся произносить то, что от него требовали, потому несколько сжался. — Перед смертью лейтенант Барос достаточно громко произнес фамилию того, кто убил его.

— Да говори уже! — вспыхнул Уоллес. Он вместе с лейтенантами пребывали в нетерпении.

— Это был — Аттертон, — тихо произнес Кихерт, но все находящиеся в комнате услышали эту фамилию.

Лейтенанты вздохнули от удивления. Герберт Уоллес же обомлел. Он только что услышал то, что, наверное, не хотел бы и слышать вовсе.

— Он жив, — еле слышно, буквально себе под нос произнес Уоллес. Более слышно он произнес другое: — Ты уверен в том, что услышал?

— Да, капитан. Лейтенант Барос отчетливо произнес: Аттертон.

Герберт резко развернулся и вышел, расталкивая лейтенантов. Сейчас он не мог здраво мыслить. Уильям Аттертон, Билли — жив. Значит та смерть ровно год назад лишь представление. Этот безумец вновь обвел его, да что уж говорить, не только его — всех обвел вокруг пальца. Но больше его поразило то, что тот самый человек, которому он доверял, которого в какой-то степени считал чуть ли не собственным сыном, которого у него никогда не было, — убил доверенного ему Рихарда Бароса.

Все это не укладывалось у него в голове.

— Капитан Уоллес, что прикажете делать? — Молес был рядом с потрясенным Гербертом.

— Собирайтесь! — скомандовал Уоллес. — Ты, Франч и Лоусон берете своих людей, загружаетесь в кэбы и едете на Радамент-стрит.

— Так точно! — в один голос отозвались лейтенанты.

Герберт знал единственного человека, который мог ему сейчас помочь. Его информатор — Гиллиам Никс. Он должен знать все о произошедшем в порту, он должен знать об Аттертоне. Кусочки большой картины складывались в единое целое. Уоллес был одновременно растерян и зол, но он сейчас желал лишь одного— поскорее разобраться со всем этим и выяснить истину.

Тем же быстрым шагом он прошел через центральный зал и покинул здание миротворческого корпуса. Тит Валентайн и Марко Бидль отдали ему честь, но он даже не обратил на них внимания. Уоллес проверил свой клинок, а после удостоверился, что не забыл в кабинете револьвер.

Подходя к кэбу, где на месте возницы все еще сидел Краксон, он скомандовал:

— Не жалей коней! На Радамент-стрит!

— Так точно, капитан! — услышал он ответ.

Стоило дверце захлопнуться, как кэб помчал по вымощенной булыжником мостовой.

А Герберт Уоллес обдумывал все, связанное с произошедшими накануне событиями. Он попросту не мог поверить, что во всех последних бедах виноват Аттертон, но отрицать фактов не мог. А вместе с этим он уже думал о том, как вытрясет из тушки Билли все, что сможет. Этот авантюрист слишком заигрался, его нужно было поставить на место.

— Лучше бы ты был мертв, Аттертон!..

*   *   *

В просторном зале без окон и с одной-единственной дверью, за круглым столом, собрались люди в белых масках и плащах с капюшонами, скрывающими их личности. Члены «Совета теней», — так однажды было названо это сообщество его предводителем Асмодеем Краули, достаточно долгое время сидели на своих местах и не смели шелохнуться. Время шло, но их главы все не было на месте.

Неожиданно для них дверь открылась, впуская свет из потайного коридора. В дверном проеме стоял мужчина, чьего лица они не видели. Но когда он вошел внутрь, каждый из членов совета признали в мужчине вечного спутника и телохранителя лорда Краули — Мэттьюза.

Он почтительно поклонился удивленным членам совета, которые пристально смотрели на него, и заговорил:

— Прошу прощения, но лорд Асмодей Краули не сможет присутствовать на данном совете. Его, кхм, вызвали по более срочным делам.

Со своего стула поднялся один из силуэтов в плаще, из-за чего было сложно сказать, мужчина это или женщина. Член совета заговорил приятным слуху мелодичным и несколько завораживающим женским голосом:

— Как это понимать? Это не мы настояли на этой встрече, а он сам, и теперь, когда мы столько прождали его, нам заявляют, что у него появились более срочные дела?

— Прошу прощения, миледи, мне приказано лишь передать слова лорда Краули, — оправдался Мэттьюз, вновь кланяясь.

— Пойди прочь! — послышался еще один женский голос. — Если Асмодей не решился прийти сам, то мы можем провести совет и без него.

Без каких-либо вопросов Мэттьюз удалился, плотно закрыв за собой дверь.

— Если честно, дорогие мои друзья, — продолжила говорить женщина, которая выгнала Мэттьюза, — мне до демонов надоело терпеть выходки Краули! Вы не заметили, что за весь прошедший год мы не добились совершенно ничего? Лишь и занимаемся пустословием!

— А как же революция в Кларне? — встрял в речь женщины мужской раскатистый голос.

— Снижение влияния короля Людовика! — вторил ему другой мужчина.

— Внедрение наших людей в совет Ригельштальца! — озвучила еще одна женщина.

— Это все мелочи! — Женщина подскочила со своего места, в ее голосе чувствовалась твердость. — Все, что мы сделали за этот год, мог сделать любой из нас и в одиночку, стоило лишь приложить усилия! Серьезных решений нами так и не было принято. Да, мы вооружили наши силы новыми технологиями Сайкса! Да, мы нашли наемников, готовых сложить свои головы ради наших денег! Да, мы обрубили все возможные нити, чтобы власть в Кларне пала, чтобы поставить там своих людей! Но вы только задумайтесь о том, что мы ни разу не предприняли никаких активных действий. Каждый раз использовались лишь взятки, шантаж и угрозы. Разве к этому мы шли? К этому стремились? У нас с вами собрана целая армия, чтобы совершить переворот во всем Триедином, но при этом мы, как крысы, встречаемся в поместье Краули и обсуждаем мелкие дела, которые может решить любой из нас! Пора прекращать следовать этому пути!

— И что же ты предлагаешь? — голос был мужским, но он казался каким-то неестественным, будто запись с музыкального цилиндра.

— Начать действовать решительно! — поддерживая свои слова, женщина с силой ударила ладонью по столу. — Пора свергнуть власть в Триедином!

Голос женщины эхом раздался по комнате, остальные члены недовольно перешептывались.

— Нам следует отправить войска в Кларну и подавить народные восстания, которые продолжают идти после смены власти! — командным голосом продолжала женщина. — Вывести войска на улицы городов, убить всех несогласных с нашим режимом и, наконец-таки, окончательно и бесповоротно усадить одного из нас на трон Кларны!

— Вы говорите громкие слова, мадам, — ответил ей тот самый мужчина с неестественным голосом. — Но кто из нас согласится выйти из тени и на глазах у всего народа занять незаслуженный престол? Может быть, я и согласен с вами, что пора переходить от обороны к наступлению, но в ваших планах закралось много существенных деталей, которые уничтожат все, чего мы добились за это время.

— Не забывайтесь, мессир Нудос! — резко произнесла женщина, и мужчина подпрыгнул на месте от удивления.

— Откуда вы…

— Не прикидывайтесь дурачком, Вергилий! — перебила его женщина и сняла со своего лица маску, отчего остальные члены совета тоже встали со своих мест и в зале поднялся неодобрительный гомон.

— Что вы творите?! — закричала другая женщина с бархатистым голосом.

— Перестаньте! — стальным голосом скомандовала женщина без маски и скинула еще и капюшон со своей головы, открывая густые темные волосы, которые на затылке были закреплены десятками заколок. Складывалось ощущение, что, если бы она сняла все заколки, волосы спали бы на пол и еще волочились бы за ней —такими длинными они были. — Большинство из нас прекрасно знает или догадывается об истинном лике друг друга. К чему все эти глупые игры? Отступники с доступной властью, предатели родины, преступники, промышленные магнаты, дипломаты и оружейники. Я знаю каждого из вас, зато вы не знаете, кто я. Это забавляет меня!

Женщина усмехнулась, но она добилась своего. Она сбила с толку остальных членов совета, в зале повисла гнетущая тишина. Она вышла из-за стола и пошла вокруг него и других членов совета, подходя по очереди к каждому из кресел. Когда же она подходила, клала свои руки на спинку и громко озвучивала имя и фамилию того, кто там сидел:

— Орфея Дольц, верный дипломат Ригельштальца в Альбионе и дочь известного господина Дольца, в чьем руководстве все горнодобывающие предприятия железного города.

Женщина подошла к следующему креслу, но никто из присутствующих так и не обмолвился словом. Они были напуганы.

— Рауль Домингез, более известный как кларнийский оружейник, обеспечивающий оружием и кораблями остальную часть континента, которая отказалась покупать их у Краули. Не сердитесь на него так, мы все исполняем одну цель.

Мессир Домингез снял свою маску и отшвырнул ее на стол — ее край отломился. Женщина еще раз усмехнулась и направилась к следующему креслу. В этот момент с противоположной стороны стола поднялась фигура и сбросила с себя маску. Это был мужчина с вытянутым лицом и бородкой-клинышком. Он скинул капюшон с головы и ровным голосом военного произнес:

— Прекращайте ваши игры, миледи! Мы прекрасно поняли, что маски нам больше не нужны. Не буду таить, я и вправду знал всех присутствующих здесь поименно, но одной-единственной загадочной фигурой оставались именно вы. Раз сегодня мы решили скинуть маски, — после этих слов все остальные тоже последовали его примеру, —будьте добры, представьтесь!

Члены совета одобрительно загудели, требуя незамедлительного ответа. Женщина улыбнулась и вернулась в свое кресло, положив руки перед собой.

— Мне незачем скрываться перед вами, так как мое имя вам совершенно ничего не скажет. Для всего мира меня попросту не существует, но это не мешает мне действовать из тени.

— Будьте добры не увиливать от ответа! — вырвалось из уст другого мужчины, рослого и плотного телосложения, с еле заметными шрамами на огрубевшем лице. — Начала этот балаган — изволь довести до конца. — По мужчине было явно видно, что он не любил выражать свои эмоции, подвергая их присущей аристократичной манере. — Говори, или, мне кажется, нам всем не понравится то, какую игру ты тут завела.

— Не злись, милый Франц, — ласково произнесла женщина, протягивая к нему руку, будто заигрывая. — Раз вы так об этом просите, спешу представиться: Вильгельмина Арецци, теневой советник вашего предводителя Асмодея Краули.

— Это шутки какие-то? — громко произнесла полноватая женщина с одутловатым лицом, которая сидела через кресло от Франца де Вилля. — Все это время у нас в совете сидела какая-то прошмандовка, не имеющая какой-либо власти? Скажи мне честно, ты подстилка Краули?

Вильгельмина подпрыгнула, ее глаза загорелись огнем, а она, сама того не ведая, впилась когтями в стол. Никто не обратил внимания на то, что свет от свечей в зале несколько померк.

— Еще хоть раз скажешь что-то подобное, — зашипела Арецци, и ее голос, будто раскаты грома, эхом разнесся по залу. Невольно у многих членов совета выступили мурашки, которым они не могли найти объяснения. — И «Орден шипов» лишиться еще одного главаря!

— Ты, потаскуха, решила мне угрожать? — Ванесса Лихтовец, главарь «Ордена шипов», поднялась со своего кресла и облокотилась на стол. — Только попробуй!

Вильгельмина хищно улыбнулась. Огонь на всех свечах в зале потух столь неожиданно, что члены совета вздрогнули. Раскатистый безумный смех раздавался со всех сторон, заглушая даже мысли. И огонь возник вновь. В зале началась неразбериха и паника. Мужчины окружили Вильгельмину и Ванессу, не смея вмешиваться в их разборки. Женщины же, прикрыв ладонями рты, напряженно смотрели на развернувшуюся сцену.

Главарь «Ордена шипов» висела над полом, ее ноги не дотягивались до него буквально несколько дюймов. Лицо же Ванессы было синим и напуганным, глаза крутились в своих орбитах, как сумасшедшие, а рот открывался и закрывался, словно у рыбы, выброшенной на берег. Возле нее стояла Вильгельмина, в ее руке было зажато сердце, истекающее кровью, однако никакой раны у Ванессы в груди не было.

— Стоит мне сжать твое сердце — и ты умрешь, жирная сука! — грозно произнесла Арецци. — Но я обещала не причинять вреда тем, кто не предал наш совет. Однако, больше никогда не смей обращаться со мной пренебрежительно!

— Ведьма, — еле слышно вздохнула Орфея Дольц.

— А вы думали, что я вам солгала, что ли? —Вильгельмина обернулась к остальным членам совета. — Может быть, я неправильно выразилась, но это не отменяет факта, что я была и остаюсь теневым советником Краули.

С этими словами она с силой вонзила сердце в грудь Лихтовец, рука прошла будто сквозь воду. Ванесса упала на колени, пытаясь отдышаться. Она продолжала зло смотреть на Вильгельмину, но не произнесла ни слова.

— Игры закончились, дамы и господа! — громко произнесла ведьма, направляясь к двери. — Пора начинать войну!

— Мы не можем принимать решения без ведома Краули! — отчетливо произнес мужчина с неестественным голосом. Его лицо с одной стороны было обожжено, была изуродована правая щека и нос, зато он был гладко выбрит, а над глазом вместо брови была татуировка в виде пера.

—Мессир Нудос, предоставьте это мне, — ответила Вильгельмина, не оборачиваясь. — Готовьте бойцов и отправляйте их в Кларну, а с Асмодеем я поговорю сама. Он сам виноват, что не явился сегодня на совет, пусть и расхлебывает кашу, которую заварил.

— Но мы не можем просто так отправить людей в Кларну, — вмешался мужчина с военной выправкой. — Нам нужно составить план действий, нужно выявить точные места, куда нанести удар, и вообще разобраться с остальными делами, не требующими отлагательств.

— Собирайте людей, адмирал, —Вильгельмина открыла дверь и наконец-то повернулась к членам совета, которые были явно дезориентированы последними событиями. — Мы захватим власть в Кларне, а после примемся и за все Триединое королевство! Грядет война, дамы и господа, и в ней мы одержим победу!

Арецци покинула тайный зал, захлопнув за собой дверь. Члены совета вновь расселись по своим местам, они были злы и совершенно не понимали, что делать дальше. Правда о ведьме, причем достаточно сильной, раз она продемонстрировала свои возможности самым нехитрым способом, выбила всех из колеи. Как никогда они хотели увидеть во главе стола Асмодея Краули, но этого не произошло. Общим решением они приняли, что совет придется отложить до следующего раза, иначе можно было допустить критические ошибки, которые приведут к фатальным последствиям. Единственное, с чем все однозначно согласились, — войне быть, время теневых игр прошло.

«Совет теней» готов был перейти к решительным действиям...

*   *   *

Не так давно от Гиллиама Никса ушел человек, с которым тот вел дела. Последние сделки оказались неудачными. Вечно что-то срывалось в последний момент: либо клиент шел на попятную, либо товар не доставляли в срок, либо люди, с которыми работал Никс, резко разрывали любые контакты. Последние события вводили Шахматиста в состояние раздраженности, он не мог понять причин столь резкого упадка его бизнеса. Было, правда, предположение, что кто-то все же прознал о его контакте с капитаном Уоллесом, и Гиллиам стал задумываться о том, что стоит на время прервать взаимоотношения с начальником центрального миротворческого корпуса города Ландо, пока бизнес не наладится.

С этими мыслями Гиллиам открыл бутылку с «Медовым Циллианом», потряс перед механическим глазом остатками и сцедил себе в рюмку, хватило лишь на половину. От злости он швырнул пустую бутылку в стену, и она разлетелась в разные стороны осколками. С рюмкой в руке он упал на диван, чуть не расплескав драгоценную жидкость.

— За меня любимого! — озвучил он тост, чокнувшись с пустотой, и влил в себя янтарный напиток.

Рюмка также полетела в стену и разлетелась на осколки как раз в тот момент, когда дверь в комнаты Гиллиама открылась. И нежданный гость, от испуга, закрыл ее обратно. Сие событие рассмешило опьяневшего Никса.

— Зачем пхишел и кто будешь такой? — произнес он, отсмеявшись.

Дверь открылась вновь, и в комнату вошел мужчина с банданой на голове зеленого цвета, она полностью закрывала лоб вошедшего. В руке же он держал мешок, в котором что-то трепыхалось, это сразу же заметил механический глаз Никса.

— Я слыхал, что у тебя можно сбыть вещи, довольно дорогие и интересные, — начал мужчина.

— А я слыхал, что, пхежде чем пхиходить ко мне, нужно послать уведомление, — съязвил Гиллиам, поднимаясь с дивана. Его немного шатало, но разум в такую минуту оставался чист, несмотря на выпитое. — Хаз уж не соизволил чехкануть бумажку, скажи кто ты есть?

— А ты всегда так разговариваешь, глотая буквы, словно шлюха с членом во рту? — жестко ответил вошедший. В то же время сам он, пытаясь оказаться незамеченным, оглядывал комнаты Шахматиста, пытаясь понять, один ли делец или есть кто-то еще.

— Ты сюда сбывать кхаденное пхишел или словоблудием заниматься, уважаемый? — незаметно для гостя Никс положил руку на карман камзола, в котором находился миниатюрный дамский револьвер. Гиллиам никогда не гнушался подобными ухищрениями. Данное огнестрельное оружие и вправду было маленьким, специально для хрупкой руки девушки, а самое главное — незаметный. Сейчас же перед ним стоял неизвестный индивид, с которым нужно было держать ухо востро. — Что собхался сбывать?

Пристально смотря на Шахматиста, мужчина стал развязывать веревку, которой был перевязан мешок. Его пальцы ловко справились с задачей, и он сунул руку внутрь мешка, будто ловил там живое существо. Мгновение — и он явил свету маленькое шарообразное создание, автомат, которого тут же признал Гиллиам. Это был Орб — помощник и сконструированный автоматон Джонни Доу.

— Откуда у тебя эта штука? — серьезно спросил Гиллиам, уже не скрывая своей ладони и пряча ее в карман камзола. Там он двумя пальцами взял револьвер, готовый в случае чего выстрелить.

— Тебе то какая разница? — огрызнулся разбойник. — Будешь брать или нет?

— Ты должен понимать, что я сам ничего не покупаю, если это не интехесует меня лично. Всегда нахожу покупателя и пховохачиваю сделку, беху за это пхоцент. На данный автоматон всегда найдется покупатель, но это дело не пахы минут. Мне нужно не меньше половины суток, чтобы свести тебя с покупателем.

— Это слишком долго! — зарычал мужчина и сделал шаг к Гиллиаму, протягивая в руке пищащего Орба, который, как показалось Никсу, узнал его. — Ты сам сказал, что на него точно найдется покупатель! Потому либо берешь его, либо нет!

— Сколько ты за него хочешь? — уверенно ответил Шахматист, свободной походкой направившись к стеллажам. Там, в одной из шкатулок, хранились мелкие деньги, большие он старался в своей лавке не хранить ради безопасности.

— Тысячу золотых! — вырвалось из разбойника. — Нет, постой! Две тысячи!

Шахматист смерил незваного гостя презрительным взглядом. Механический глаз зажужжал, приближая для своего хозяина лицо мужчины. Ему показалось, что он знал, кто именно стоял перед ним, но полной уверенности не было. Сведения, полученные от самого Доу накануне, а также явление данного индивида с личным автоматоном того самого Джонни заставили Шахматиста вывести логичное решение. Разбойник явно был из шайки Шперака, один из тех выживших в бойне у «Виктории». Бессовестная кража прямо под носом у Доу. С одной стороны, этот маленький шарик не шибко интересовал Гиллиама, но он не мог упустить его сейчас. С другой стороны, Шахматист попросту не имел такую сумму денег, которую озвучил разбойник, потому сделку невозможно было провернуть без жертв. Эта мысль заставила Никса улыбнуться.

—Хохошо, —Гиллиам начал блефовать, готовый в любое мгновение выстрелить. — Две тысячи золотых так две тысячи. Что еще у тебя есть?

Слова Гиллиама явно порадовали мужчину, отчего он расхрабрился и потерял бдительность. Одной рукой он держал Орба, другую же запустил под куртку и извлек оттуда небольшую диковину, блеснувшую при свете ламп.

— Символ рода, — произнес разбойник, ухмыляясь. Он явно торжествовал оттого, какую дорогую вещицу держал в руках.

Шахматист сильно удивился, механический глаз зажужжал, приближая картинку с символом рода. Разбойник держал его в руке, вытянув ее в сторону Гиллиама, тот, присмотревшись, увидел там гравировку «Фернидад». Так вот как Дилас Фернидад нанял наемников, чтобы пробраться на «Викторию» — отдал самое ценное и дорогое, что у него было. Отдал собственное родовое имя.

— Я хочу за него тысяч пятьдесят! —торжественно объявил цену разбойник, а после явно передумал: — Нет, семьдесят. Семьдесят пять! Да, семьдесят пять будет в самый раз!

Шахматист прекрасно знал цену такой вещицы, она на черном рынке исчислялась сотнями тысяч золотых, потому цена незваного гостя была смехотворной. Проблема состояла в том, что Никс хотел ее получить, даже желал, не с той целью, чтобы отдать Фернидаду, а озолотиться самому, но у него не было денег.

— Я готов отдать тебе даже сто тысяч золотых львов, — заговорил Гиллиам, придя в себя. — Только пхидется подождать. Сейчас у меня здесь нет таких денег. Придешь завтха и совехшим обмен.

Слова Шахматиста явно обрадовали разбойника, он убрал обратно символ рода в карман куртки, а после вспомнил про Орба, продолжающего пищать.

Тем временем сам Гиллиам Никс уже сложил в своей голове план. Дождаться идеально момента и выстрелить. Сейчас он уберет Орба обратно в мешок, поставит к ногам, будет готов получить свои несуществующие деньги — и небольшой кусочек металла настигнет свою цель.

— Что насчет этого? — разбойник помахал Орбом из стороны в сторону.

— Сунь обхатно в мешок и оставь на полу, — холодно сказал Гиллиам, закрывая шкатулку с золотыми. Если он не ошибался, там с горем пополам наскреблось бы монет на сумму в двести — двести пятьдесят золотых львов. Он взял их в руки и подошел к разбойнику, протянул. — Считай, не спеши.

За это время мужчина ловко швырнул Орба в мешок и завязал той же веревкой, тот продолжил пищать и биться о холщовые стенки. Разбойник взял в свои руки шкатулку, ногой пододвинув мешок с Орбом в сторону Никса. Тот уже был готов произвести выстрел.

Но все пошло не по плану.

— Шахматист! — раздался чей-то голос из самого магазинчика, и Гиллиам с легкостью узнал в нем Герберта Уоллеса.

«Демон тебя подехи!» — про себя выругался Никс, уже нажимая на спусковой крючок.

В этот момент звучит выстрел, а разбойник, услышав голос еще одного незнакомца, с силой швыряет шкатулку в лицо Шахматиста. Пуля уходит в сторону, разбивая в осколки одну из бутылок на стеллаже позади. Один рывок — и разбойник, с перышком в руке, стоит позади Шахматиста, который только пришел в себя после прилетевшей в него шкатулки, золотые монеты с характерным звоном рассыпались по всему полу, а со стороны магазина послышался шум, будто Герберт, не жалея себя, пробирался к комнатам Никса.

— Ты чо, надурить меня вздумал? — прошипел разбойник в ухо Шахматиста в тот самый момент, когда дверь открылась и внутрь вошел начальник миротворческого корпуса с револьвером в руке. — Пристрелить в спину, как шавку блохастую?

Герберт быстро оценил ситуацию: Гиллиам Никс находился в заложниках у неизвестного субъекта, который приставил к его горлу нож-перышко. Единственное, чего сразу не понял Уоллес, — это из какого орудия был произведен выстрел, но после заметил дыру на кармане камзола Шахматиста, и все стало предельно понятно.

— Властью города Ландо я приказываю бросить нож! — грозно скомандовал Герберт, нацеливая револьвер на высовывающееся из-за Никса лицо преступника.

—Пошел на хер, синяя шинель! — отозвался разбойник.

— И тебе здхавствуй, Гехбехт! — усмехнулся Никс. — Как видишь, мои дела хохошо, идут своим чехедом. Как сам-то?..

*   *   *

Тем временем в «Жизели» разворачивалась своя драма. В комнате было всего четыре человека. Освальд, привязанный к стулу и с кляпом во рту, Бруно и Стивен, два дуболома, стояли у дверей, а вот в кресле перед Освальдом сидел их хозяин. На нем был камзол из атласных тканей, с расстегнутой верхней пуговицей, на шею был накинут платок, которым тот время от времени утирал пот со лба. Взгляд же у хозяина был чрезвычайно злой, и именно им он прожигал насквозь Освальда.

— Ты мне поясни, красотка, — говорил он, покачивая в руке нож-перышко. — На кой ты отпустил мою лучшую девочку с этим ублюдком Краули? Твоя прямая обязанность была хранить и лелеять ее, даже свою сраную шкуру должен был отдать ради нее. А что я вижу, когда приезжаю за деньгами? Моей любимой Идочки нет, ты весь такой расфуфыренный и довольный трясешь у меня перед носом бумажкой, не имеющей ценности. Ты, дебил, даже проверить не удосужился, что тебе подсунули липовую бумажку, на которой начеркали такую большую сумму. Кто в своем уме за куртизанку отдаст сто тысяч золотых?

И хозяин резким движением всадил нож в бедро Освальда, отчего тот запыхтел и замычал. Глаза крутились в своих орбитах, как сумасшедшие.

— Освальд, лапушка. Я ведь доверял тебе, даже разрешил играться с мальчиками, пока ты приносишь мне пользу, а ты взял и начихал на мое доверие к тебе. Просто взял и плюнул в лицо, — голос был совершенно спокойным, но любой находящийся в комнате прекрасно знал, что за этим голосом кроются тяжелые последствия.

Хозяин начал медленно прокручивать нож в бедре Освальда, тот вновь замычал, затрясся на стуле, а после потерял сознание. Кровь струилась по его ноге и образовала небольшую лужицу под ним. Хозяин раздраженно вздохнул и выдернул нож из ноги своего подчиненного, утер кровь с него платком и бросил на пол. А после наотмашь залепил пощечину Освальду — тот вместе со стулом повалился на спину, но так и не пришел в себя.

— Демон! Демон! Демон! — истерично закричал хозяин, топая ногами по полу.

Охранники старались не смотреть на своего начальника, так как боялись попасть под его горячую руку. Но он все же обратил на них свое внимание.

— Уберите эту падаль с моих глаз. Убейте, четвертуйте, делайте что хотите, но чтобы он больше никогда не смел мозолить мне глаза! Хотите, отдайте его тело мальчикам, которых он трахал, пусть они превратят его в жалкий кусок мяса!

— Да, господин! — в один голос ответили охранники и подхватили стул с привязанным к нему Освальдом. Спустя пару мгновений дверь за ними захлопнулась. Хозяин остался в своем кабинете один.

— И что мне теперь делать? — произнес он вслух, но ответа не последовало.

Обогнув стол, он упал в свое кресло, извлек из шкафа чернильницу с пером и листом бумаги и принялся писать письмо своему прямому начальнику, Францу де Виллю, главарю преступной группировки «Красная армия». В том письме он изложил все события, произошедшие накануне, и просил отыскать Иду, если это возможно. Письмо он так и не отправил, продолжая ругаться. В довершение он швырнул графин с вином со стола на пол, тот разлетелся на осколки, а вино смешалось с кровью Освальда.

Долгое время хозяин «Жизели» размышлял, покусывая нижнюю губу, а после вызвал к себе одну из своих куртизанок по имени Сильви. Девушка постучала в дверь.

— Заходи! — послышался глухой голос хозяина.

Девчонка открыла дверь и вошла внутрь. Кровь на полу вместе с вином и осколками графина смутили ее, но она старалась не показать своих чувств.

— Вы вызывали меня, хозяин? — робко спросила она, подходя ближе. Ее голова была опущена, — она буквально смотрела только себе под ноги, боясь поднять глаза на своего хозяина, — а руки сложены на животе.

— Да, девочка моя, — отозвался мужчина и поднялся со своего кресла. Он обогнул стол, взял другое кресло, которое стояло ближе к кровати, и пододвинул его к столу. — Присаживайся.

Девчонка покорно повиновалась. Мужчина обошел кресло и присел на корточки, чтобы увидеть ее глаза. Он улыбнулся, Сильви нравилось лицо хозяина, он был мил и хорош, особенно когда не ругался на девочек, — она улыбнулась в ответ.

— Не бойся, крошка, — добавил мужчина ласково, поглаживая девчонку по хрупкому плечику. — Я позвал тебя, чтобы поздравить.

— С чем же, хозяин? — неожиданно для себя откликнулась Сильви.

Взгляд мужчины несколько погрустнел.

— Раз с нами больше нет Иды, ее место должен кто-то занять. Как говорится, у матушки куртизанок должна быть прямая наследница и преемница. Я долго размышлял, кто же может занять место нашей прекрасной Иды, и каждый раз не находил никого лучше тебя, Сильви.

— Но я же еще слишком юна, хозяин, — щечки Сильви вспыхнули румянами. Ей польстили слова хозяина. — Лучше пусть место матушки займет одна из более опытных девочек.

— Нет-нет, милая Сильви, ты не понимаешь, — рассмеялся мужчина. — Опыт не самое главное в вашей профессии. Главнее чувства, которые вы вкладываете. Ида была лучшей матушкой из всех, что я видел.

— Да, хозяин, она была лучшей, — согласилась девчонка.

— Я и решил, Сильви, что раз Ида была лучшей, так может ее кровь превзойдет и ее саму. Ты, Сильви, будешь матушкой, и я не изменю своего решения.

— Я не понимаю вас, хозяин, — удивилась Сильви. — Но мне приятно слышать это.

— И мне, дорогая моя Сильви. И мне…

*   *   *

— Никс, заткнись! — прорычал Герберт безумно улыбающемуся Шахматисту, а после обратился к разбойнику: — Тебе некуда бежать, дружище. Со мной приехали миротворцы, пара десятков. Если ты убьешь его, я незамедлительно убью тебя, мне церемониться нечего. Но, — Уоллес выдержал паузу, — если ты его отпустишь, я могу даже подумать о том, что я здесь никого, кроме Шахматиста, и не видел.

Бездействие тянулось, что лишь сильнее забавляло Никса. Разбойник скалился и пытался придумать вариант, в котором он бы точно ушел невредимым. В итоге он отпустил Гиллиама, и тот, ощупав пальцами свое горло, отошел в сторону.

Никто не ожидал выстрела, но Герберт нажал на спусковой крючок. Разбойник пошатнулся, его ноги подкосились, и он упал на спину. Пуля угодила ему в голову, сорвав с нее бандану и разворотив лоб. Кровавая лужа начала стекаться под бездыханным телом. Нож-перышко он так и не выпустил из рук.

— Я бы спхосил, зачем ты это сделал, — произнес Никс, — но не буду. Поделом ему.

— У меня нет времени церемониться с тобой, Гиллиам, — сурово произнес Герберт и подошел к трупу, присел на корточки и стал ощупывать карманы. В одном из них он нашел символ рода, чему несказанно удивился, а после продемонстрировал его Никсу.

— Ничего не хочешь сказать? Откуда у этого отребья столь дорогая вещь?

— Если я скажу, что укхал, ты же мне все хавно не повехишь. Хотя в какой-то степени это так и есть.

— Здесь написано «Фернидад». Ты знаешь его владельца?

Гиллиам дошел до стеллажа и взял в руку первую попавшуюся бутылку, достал пробку и присосался к горлышку. После он протер рот рукавом и все же ответил:

— Косвенно знаком. У нас общий знакомый.

— Ладно, к демону это все, — Герберт поднялся и сунул фигурку себе в карман. В других карманах разбойника было лишь несколько монет и серый потрепанный платок. — Это я заберу, прости уж. А теперь расскажи мне все, что ты знаешь о нападении на «Викторию».

— Я знал, что ты заявишься сюда с этим вопхосом, — устало ответил Никс и упал на диван, вновь присосался к какому-то пойлу. — Этот выкидыш, — он указал на труп, — был, кстати, одним из нападающих на этот ваш кохабль.

Герберт мельком окинул тело разбойника, а потом пристально впился взглядом в Шахматиста.

— Все становится лишь интереснее, — произнес он. — Хорошо, Гиллиам. Я знаю, что ты знаешь, кто убил моего лейтенанта Бароса. Мне нужно найти этого человека, причем очень срочно. Где он живет?

— Хочешь отомстить? — серьезно спросил Шахматист, опять делая глоток. — Тут не все так пхосто. Если я скажу, где его искать, пхедам вехного подельника. Если не скажу, пхедам наши с тобой взаимовыгодные отношения. А учитывая, как ты бесцехемонно вохвался сюда, да еще пхитащил с собой своих людей, я с увехенностью могу сказать, что мой бизнес прогохел хаз и навсегда. А последние события явно говохят мне, что поха сваливать из Альбиона, пока меня подобху-поздохову не хлопнули тут. Потому видимся, кажись, в последний хаз.

—Так ты мне скажешь, где искать убийцу Бароса? — сцедил Герберт, перезаряжая револьвер.

— Ты ищешь Джона Доу…

— Какой к демону Джон Доу? — прервал Шахматиста Уоллес. — Говори мне, где Аттертон!

—Аттехтон? — Гиллиам Никс был откровенно удивлен. — О чем ты? Бахоса убил Джон Доу, он пхиходил ко мне схазу после всей этой завахушки, хотел хазузнать кое-что о том, что он там нахыл.

Герберт задумался. Все складывалось слишком гладко, два разных человека, два разных имени, но кто-то из них убил Рихарда Бароса. Единственное умозаключение, к которому пришел Уоллес, и единственное верное, как он считал, было то, что некий Джон Доу и Уильям Аттертон — один человек. По крайней мере, начальнику миротворческого корпуса стало ясно, что весь этот год его старый знакомый скрывался под чужим именем. Раскрывать эту истину перед Шахматистом он не стал.

— Что он искал?

— Кажется, он ввязался в какие-то темные дела, Гехбехт, — произнес Никс и поднялся с дивана. Дошел, переступая через мертвеца, до дальней комнатки, являющейся подсобкой, и достал оттуда небольшой сверток, в котором была лишь одна бумага с искомой Джоном Доу информацией. — Если встхетишь его и все же не пожелаешь убить, отдай ему, чтобы моя совесть была чиста. Ах, и да! Не хассказывай ему, что это я сдал тебя, а-то как-то некхасиво получится.

— Никс! — взревел Герберт. — У меня почти нет времени! Где мне найти этого твоего Доу?

— Он живет на Блэйк-стхит, двадцать пехвый дом, — ответил Шахматист и вручил Уоллесу сверток, а после дошел до мешка, в котором все еще сидел Орб, и наконец-таки освободил его. Маленький автоматон радостно запищал, взлетая в воздух. Он сделал пару кульбитов, а потом потерся о плечо Никса, признавая того. — Заодно отдашь Доу его маленькую игхушку.

Герберт с удивлением и настороженностью смотрел на маленький шарик, летающий по воздуху, будто по волшебству. В какой-то момент автоматон заворожил его.

— Это еще что за штуковина?

— Личный помощник Джона Доу. Как он сам говохит, сконстхуиховал самостоятельно. Отдай ему, негоже такой чудесной штучке без хозяина быть. А еще где-то хядом с Доу ты найдешь и владельца символа дома — Фехнидада. Как поступать с ним, хешишь сам. Мне же поха собихаться и валить к демону из стханы.

Маленький Орб, явно понимающий человеческую речь, уселся на плечо Герберта, словно маленькая птичка, отчего тот ненароком вздрогнул. Уоллес подошел к Гиллиаму и протянул руку, тот ответил на рукопожатие.

— Спасибо за информацию, Никс, — серьезно сказал начальник миротворческого корпуса. — Прости, что из-за меня тебе приходится покидать насиженное место.

— Дело даже не в тебе, а в том, что я нахыл, помогая Доу. Мне уже сказали, что по моим запхосам у неких людей возникли вопхосы, потому не бехи все на себя, Уоллес. А тепехь, нам и впхавду поха хасставаться. Возможно, однажды встхетимся вновь!

Мужчины без слов кивнули друг другу, и Герберта направился прочь из лавки Шахматиста. Небольшим узким коридором он вышел из личных комнат Гиллиама и оказался внутри самой лавки, обставленной разным старым хламом, по мнению самого Уоллеса, после он прошел до двери, открыл ее и вышел на крыльцо. У входа его встретил лейтенант Молес.

— Капитан, у нас для вас потрясающая находка! — Молес светился от счастья. — Вы будете рады!

— Что еще? — грозно спросил Герберт и отвлекся на пищащий шум у уха. Повернувшись, он увидел маленький шарик, который взбудоражено попискивал. — Веди уже!

Луи только обратил внимание на странное приспособление, появившееся у начальника, и завороженно смотрел, как шарик выписывает пируэты над плечом капитана, но так и не отважился задать вопрос.

Герберт грозно хмыкнул, выводя Молеса из собственных мыслей, и тот поспешил показать дорогу к одному из кэбов, возле которого сгрудились и другие лейтенанты: Франч и Лоусон. Они улыбались, а миротворцы на удивление шумно переговаривались, будто в кэбе сидел никто иной, как сам король.

— Капитан, спешу представить наш улов, пока вы отсутствовали! — торжественным голосом произнес Лоусон и открыл дверцу кэба.

Оттуда, из полутьмы, выглядывало до боли знакомое лицо, лишь несколько уставшее и потрепанное за последний год. Уильям Аттертон. Герберт даже потерял дар речи от удивления, а сам Аттертон, будто бы виновато, улыбался.

— Здравствуй, Герберт! — произнес он, а в следующее мгновение автоматон залетел в кэб, неистово пища, словно от восторга. — Орб! Вот ты где, малыш!

Уоллес холодно посмотрел на воссоединение Аттертона с его автоматоном и лично — под удивленный взгляд самого Аттертона и его спутника, который также сидел в кэбе, но Герберт не мог рассмотреть его лица — захлопнул дверь.

Герберт Уоллес повернулся к своим лейтенантам:

— Выезжаем на Кинкардо немедленно! Ты, Молес, со своими людьми будешь конвоировать Аттертона. Франч и Лоусон, сменяете ребят на Кинкардо.

— Так точно!

Герберт вновь открыл дверцу кэба, в котором сидел Аттертон, и залез внутрь, велев его спутника, рослого мужчину со шрамом на лице, конвоировать другим кэбом, так как ему было о чем поговорить со старым другом, которого не видел год.

Дверь захлопнулась и Аттертон вновь повторил те же слова, только несколько напряженно, будто боялся реакции:

— Здравствуй, Герберт!

Следом за этим последовал мощный удар в скулу, как раз в тот момент, когда лошади сорвались с места и скулеж Аттертона не был слышен из-за стука колес о мощенную булыжником мостовую. Орб панически запищал, пытаясь нападать на Герберта, но тот отмахнулся от автоматона, прижав к сидению.

— А вот теперь — здравствуй, Билли! — зло ответил Уоллес. — Нам есть что обсудить…

*   *   *

Ночь была полна теней и просветов. На окраине Орли, близ выжженных земель Лимеро, в одном из переулков, незаметных со стороны главной улицы, прямо на земле сидел мужчина в обносках. Его тело давно не знало чистоты, а волосы на голове больше походили на один большой грязный тюк слипшейся соломы, в которой застряли какие-то веточки и листья. Мужчина растирал своими грязными руками посиневшие ноги, пытаясь их согреть, но ему это не помогало. Он прекрасно знал, что эту зиму он не переживет. Ноги уже отмирали, и он ничего не мог с этим поделать, а инвалиду не выжить в трущобах.

В проулке, словно тень, скользнул силуэт, но бедняк даже не обратил на это внимание. Он научился не смотреть, но видеть то, что кроется в тенях. Женщина, которая приближалась к нему, была бесшумна, но он знал, кто именно крадется к нему под покровом ночи.

— Не ждал тебя здесь встретить, ночная мстительница, — прокашлялся бедняк, даже не смотря на приближающуюся к нему Ночную Мьорну. — Ты исполнила волю Короля?

— Нет. Я здесь по другому поводу, и ты должен мне в этом помочь, — отозвалась женщина, оставаясь в тени.

— Король Нищих рассердится, что ты не исполнила его поручение, — запричитал мужчина, продолжая потирать ноги. — Ты же знаешь, что бывает с теми, кто его ослушался.

— Он мне не король! — резко произнесла Мьорна. — Я не обязана выполнять его приказы. А тебе лучше сообщить мне то, что знаешь, иначе я за себя не ручаюсь.

Наконец-то бедняк повернулся в сторону ночной мстительницы и усмехнулся, показав на миг свои гнилые зубы.

— Убьешь, что ли, меня? Мне-то что с того? Я и сам не доживу до следующего лета, помру вскоре. Но мне нравится твоя храбрость, ночная мстительница. Ты пошла против Короля, и ему это не понравится.

— Твой король обманул меня, потому мне нечего с ним обсуждать.

— Хочешь сказать, что он ошибся и этот Фернидад не достоин стать твоей целью? — бедняк рассмеялся, но в какой-то момент сильно закашлялся. Лишь через минуту спазм сошел на нет, и он утер с губ слюну с кровью. — Тебе видней, ночная мстительница. Тебе видней. Что ты хочешь знать? Авось помогу.

— Лорд Брайан Краули, мне известно, что он появляется в Лимеро. Мне нужно знать, есть ли где-то здесь место, в котором он обосновался.

Бедняк заулыбался.

— Ишь чего, перешла с гнили на знать. Высоко ты себя ценишь, мстительница.

— Ответь, и я уйду!

— Ты права, появляется здесь твой Краули. Время от времени. Но не здесь тебе его искать нужно, ой, не здесь.

— Я услышала, что хотела, — произнесла Мьорна и бросила бедняку мешочек, в котором зазвенели монеты. — И надеюсь, наш с тобой разговор останется в тайне. Тебе хватит денег, чтобы найти нормальный ночлег.

— Не боись, мстительница. Если Король и узнает о нашем разговоре, то не из моих уст. Хорошей тебе охоты!

Но Ночной Мьорны уже не было в том проулке, и она не слышала слов бедняка. Она узнала нужную ей информацию и отправилась по другому адресу. Она, подобно летучей мыши, пересекала город по крышам, как и подобает ночной мстительнице из городских легенд. Ее путь лежал в Патир, на Вольф-роу, сорок четыре, чтобы спасти куртизанку, в которую влюбился этот дурак Аттертон.

К Уильяму же у Мьорны было неоднозначное отношение. Она видела в нем слабохарактерного слизня, за которого вечно придется решать проблемы, но не могла отрицать, что от него исходит какая-то сила, за которой хочется следовать. Столь сложные вопросы Мьорна пыталась не задерживать в своей голове и потому забыла о них до следующей с Аттертоном встречи.

А еще ей было до жути страшно расставаться с Талосом, так как янтарный камень с собой забрал Дилас Фернидад. Но сам ее мертвый возлюбленный обещал ей, что это была не последняя их встреча и они воссоединятся вновь, как бы пугающе это со стороны ни звучало. Ночная Мьорна сконцентрировалась на своей цели: отыскать Иду и в случае чего разобраться с Брайаном Краули.

До адреса она добралась за считанные полчаса, проникнуть в забитую наглухо галерею было сложнее. Массивное строение с колодцем в его сердцевине, где расположился запустевший сад, казалось пугающим, но не для Мьорны. Ей подобные заброшенные строения даже нравились. Сильный туман и химические пары заставили женщину одеть на лицо маску, но даже сквозь нее она чувствовала гарь.

Одно из окон на чердаке было плохо заколочено, и Мьорне хватило сил без шума оторвать доски, чтобы проникнуть внутрь. Совершенно неслышимыми шагами она исследовала дом, пребывающий в страшном состоянии запустения и отсутствия какой-либо жизни. В один прекрасный момент она услышала на втором этаже чьи-то шаги и словно тень прокралась к источнику шума. Представшая ее глазами картина несколько удивила ее и насмешила. У нее появилась новая жертва, достойная возмездия.

В просторной зале, по стенам которой были развешаны картины с отвратительными, по мнению Мьорны, сценами насилия над юными девушками в совершенно разнообразных вариациях, по центру находился настоящий алтарь с засохшими цветами, в центре которого лежало изуродованное окровавленное тело мужчины. Когда-то этот труп был явно силен, широкоплеч, мог одной рукой забивать гвозди. Над этим же окровавленным телом склонился другой мужчина, что-то шепчущий себе под нос, будто молился. Его руки были свободны, а он сам вырядился в какое-то белое одеяние, низы которого были заляпаны кровью.

Но пока было рано приниматься за ритуал, отработанный долгими годами, нужно было исследовать полностью всю галерею, ведь оставался еще и подвал, до которого она не добралась. Мьорна всегда изучала территорию до свершения возмездия и чаще всего начинала с крыши.

В подвале ночная мстительница увидела множество камер, в которых явно содержались заключенные девушки, в чем не сомневалась Мьорна, а потом были найдены и кровавые улики происходящих здесь ужасных событий. Правда, она больше не встретила ни одного живого человека или даже трупа, потому со спокойной душой могла вернуться к человеку, который был либо Брайаном Краули, либо вовсе каким-то иным фанатиком, который в любом случае заслуживает смерти.

Неожиданно для мужчины в саване Ночная Мьорна спрыгнула с потолка на пол, оголяя клинки. Он повернулся к ней и залепетал, но до ночной мстительницы донеслось лишь одно-единственное слово «богиня», которое изрядно потешило ее самолюбие. Мужчина не испугался ее, даже наоборот, будто ждал ее появления, с благоговейным трепетом взирал, тщательно изучая с головы до ног.

— Брайан Краули! — громко провозгласила ночная мстительница. — Ты осуждаешься за убийства и насилие над невинными жизнями! И приговор один — смерть!

Мужчина улыбнулся, будто для него случилось чудо, и склонил перед Ночной Мьорной голову, с нетерпением ожидая казни. Женщину это несколько смутило, она для себя приготовилась к какой-то незримой ловушке, но продолжила неспешно надвигаться.

— Ты признаешься в своих деяниях?

— Да, богиня! — изрек мужчина сумасшедшим дергающимся голосом. — Я убивал этих грязных девок, так как они были не достойны жить! Я пытался вернуть им божественный образ в посмертии, но получалась лишь одна гниль! Я заслуживаю наказания, богиня!

На мгновение Мьорна задумалась: «Это ли Брайан Краули или она ошиблась?»

И она решила узнать у него лично:

— Ты признаешься, что ты, Брайан Краули, обагрил их кровью свои руки?

— Да! — истошно закричал мужчина. Этого было достаточно.

Быстрым движением Мьорна приблизилась к цели и вонзила в спину оба клинка. Мужчина захлебывался собственной кровью, а после упал на пол, продолжая смотреть глазами безумца на Мьорну.

Ночная мстительница не нашла Иду, но уничтожила монстра, который гулял в ночи. Это ее полностью удовлетворяло. Правда, еще долгое время она оставалась в галерее, чтобы отыскать хоть какие-либо намеки на то, что именно здесь произошло и где могла быть возлюбленная Аттертона…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


"Последнее дело Билли Аттертона" - интерактивный роман с элементами мистики и детектива. Сюжет бурно развивается на просторах площадки ВКонтакте, где и приобретает свою ноту нелинейности происходящего. Обычные читатели голосуют именно за тот поворот сюжета, который хотят видеть, и так или иначе влияют на судьбу главных героев. Если и вы желаете принять непосредственное участие в развитии сериала, милости просим в гости: https://vk.com/william_atterton