***

Валерий Нехай               
               
                Дамское  танго

                Рассказ

     Егоров зашел в парк, огляделся и  пошел  по тенистой аллее. В парке  было сумрачно, пахло прелыми листьями и  скошенной травой.   Его командировка закончилась, из гостиницы он уже выписался, сумку с вещами сдал в камеру хранения вокзала  и теперь, имея свободное время,  решил прогуляться по тем местам, где ему доводилось бывать в молодости.
    Егоров не любил возвращаться в прошлое. В его жизни, как в жизни любого человека случались такие огорчения, которые лучше вычеркнуть из памяти, чтобы они не отравляли настоящего.  А оно у Егорова было прекрасным:  успешная карьера – главный инженер на Минском заводе, дочь семиклассница в колледже с английским уклоном, жена  терапевт в больнице… Но иногда события прошедших лет вопреки воли человека  всплывают в памяти,  возвращают его в юность, как часто неведомая сила гонит преступника на место преступления. Егоров свернул с аллеи и оказался перед Домом культуры, козырек которого подпирали две толстые колонны. К старому двухэтажному зданию с обоих сторон плотно подступали  деревья, смыкаясь верхушками над  крышей.   На площадке  перед входом толпилось человек десять, в фойе горел свет. «Не снесли старичка.  Работает». – подумал Егоров и подошел ближе. Слева от здания на рекламном щите висел плакат:  «Сегодня вечер отдыха. Начало в  19 часов» .Егоров усмехнулся. Все повторяется, как двадцать лет назад, когда он, студент из Минска приехал на практику на местный завод этого провинциального городка и однажды, гуляя по парку, набрел на этот Дом культуры и оказался на танцах. Егоров сел на скамью, закурил. Солнце уже спряталось где-то в сентябрьском небе, но воздух по-прежнему был прозрачным и теплым. Взглянул на часы. До прибытия его поезда на Минск оставалось четыре часа. «Может зайти, - подумал Егоров. – Надо же как-то убить время».  Странное  чувство радости и огорчения одновременно наполнили его душу. В этом Доме культуры, на танцах, он познакомился  с той, которая  стала  первой  женщиной  в его жизни  и перед которой он будет чувствовать себя виноватым до конца своих дней. Ее звали Валентина: темные, длинные волосы, широкий взмах ресниц над  голубыми  глазами… Вот и все, что он увидел, когда она пригласила его на дамское танго. Потом они встречались, много гуляли, он рассказывал ей о Минске. Егоров  был  счастлив  находится с  Валентиной  рядом, но была ли это любовь – он не знал. Возможно, это чувство только подкрадывалось  к его сердцу. Он жил в мире чисел, уравнений и конспектов и те, кто сидел с ним рядом на лекциях в институте были для него не женщины и мужчины, а однокурсники, разговоры и общение с которыми не выходили за рамки этого мира. Прошло уже двадцать лет. Едва Егоров подумал об этом, тут же улыбнулся: ему в ту пору, перед самым отъездом из Минска, стукнуло двадцать. Одно воспоминание потянуло за собой второе, третье и когда они подтянулись к настоящему, Егоров понял, что через четыре дня, в Минске, ровно двадцать лет спустя после тех событий, он будет отмечать с семьей и друзьями  свое сорокалетие. «Мистика какая – то». – решил Егоров. Почему границы этих отрезков времени с цифрой двадцать выпадает на то время,  когда он оказывается в этом городе? Егоров, погруженный в раздумье, машинально достал вторую сигарету, закурил. Разве может быть что – то важное для него в этой провинции? Вот и в этот  приезд в командировку он успешно закончил свои дела, скоро сядет в поезд и вернется в тот мир, в котором он счастлив.    Но, вероятно не бывает бочки меда, без ложки дегтя.
     Незадолго до окончания практики Егорова срочно вызвал в Минск отец – после долгой болезни умерла мать.  До поезда на Минск  оставался час и Егоров, наскоро собравшись, не попрощавшись с Валентиной, вернулся домой. Какое-то время он жил с чувством стыда и вины перед девушкой –  отъезд выглядел как бегство. Его огорчения подкреплялись тем, что вернувшись, он не мог позвонить Валентине и объяснится - городского телефона у нее не было, своего он не оставил – откладывал на   потом,  а мобильные телефоны в то время были еще редкостью. Безуспешно пытался дозвониться в заводскую столовую, где она работала.  И адреса ее не знал, чтобы написать  – дом, как дом, старая пятиэтажка с тремя подъездами. Стоит в глубине двора, отгородившись кустарником от улицы, название которой он не помнил.   Можно было бы вернуться на день – два и объясниться,   но семейное горе, институтские и житейские заботы отодвигали этот отъезд и постепенно  вытесняли из памяти парня и тот городок, и образ Валентины.
    Теперь, двадцать лет спустя, он пришел сюда, чтобы вспомнить те счастливые дни, проведенные с Валентиной, порадовать свою душу, улыбнуться юности, а вместо этого его охватила досада и раздражение. Егоров выбросил окурок, хмуро поглядел на Дом культуры.  И чего он   расстроился,  в самом деле! Не встретит же он сейчас на танцах Валентину, не увидит в ее глазах укор и презрение. Наверное, она уже мать семейства,  ее заботят другие проблемы  и давно забыла долговязого, столичного студента,  который  случайно оказался в ее постели. Вот именно, случайно, - успокаивал себя Егоров. Вряд ли то была у нее любовь с первого взгляда. Провинция всегда была падка на все столичное. Так это было, или нет, Егоров не знал, но каким-то внутренним усилием сознания заставлял себя поверить в это. Подумаешь, переспал с девчонкой! Мало ли такого случается в жизни! И незачем теперь забивать себе голову всякими размышлениями о совести, впадать в мистику. А насчет цифры двадцать… Случайное совпадение, не более того.    Поднялся на крыльцо Дома культуры и через минуту стоял у входа в танцевальный зал. Несколько пар  кружились в вальсе, со стен мигали разноцветные фонари. Егоров вы-брал себе место в углу зала и направился к нему. Площадка быстро заполнялась, в основном молодежью. Мимо Егорова прошли три девушки и одна из них, высокая, в синем платье с розой на груди и короткой стрижкой приостановилась, оглядела Егорова долгим взглядом, в котором было столько удивления, будто  увидела что-то необычное. Мгновение спустя девушка догнала  подруг  и они остановились неподалеку. Егоров провел рукой по лицу, по волосам – все ли с ним в порядке  и  стал наблюдать за  девушкой. Она показалась ему знакомой. Но где и когда он мог ее видеть? Может в цеху, на заводе, куда он приезжал в командировку? «Да, там». – решил Егоров. Теперь она его узнала и  подумала, что этот взрослый, важный человек из столицы, скорее всего семьянин, заглянул на танцы поискать приключений. Вот почему она так удивилась. От такого предположения Егорову стало и смешно, и противно.  Объявили  дамское  танго и Егоров увидел, как  незнакомка, которая  его так  бесцеремонно разглядывала, направилась к нему.
-- Разрешите вас пригласить.
    Егоров встал. «Совсем  юная,- подумал он. – Зачем я ей?» Егоров хотел было отказать, но вдруг вспомнил, что отказывать женщине в танце неприлично. Странное чувство неловкости и смущения овладели Егоровым.  Казалось, с этой брюнеткой, от волос которой пахло цветами, он был связан чем-то невидимым, но прочным задолго до этой встречи.
 -- Я вас здесь не видела раньше, - сказала девушка, заглядывая Егорову в глаза. – В первый раз?
 -- И да, и нет, - ответил он.
 -- Как это понимать?
 -- Когда-то я уже танцевал в этом зале. Довелось побывать в вашем городе.
 -- Давно?
 -- Не помню, - соврал Егоров.
 -- А если хорошенько подумать. – В сосредоточенном взгляде девушки была твердая решимость услышать ответ. – Неужели не помните даже приблизительно?
«Зачем ей это знать?» - подумал Егоров, - а вслух сказал:
 -- Но помню, что был  теплый сентябрь, как сейчас.
 -- И больше ничего не помните? Ни с кем танцевали, а  после гуляли… – Разочарованно спросила девушка и умолкла, глядя в сторону.
       «Еще не хватало, чтобы я первой встречной рассказывал о своем прошлом», -  с раздражением  подумал Егоров.
-- Вечерами было скучно сидеть в гостинице, - первым нарушил он молчание.  – Вот и зашел пару раз на танцы. Других развлечений в вашем городе нет.   
«Я  будто перед  ней  отчитываюсь, -  с досадой  думал он.-   Скорее бы заканчивался  танец».
--И снова командировка?  - спросила девушка.
-- Да, был на вашем заводе. Сегодня домой. Поезд в одиннадцать, решил как-то убить время. – Егоров поглядел на свою партнершу с усмешкой. – А вы чрезвычайно любопытны.
--  Вообще то нет, но сегодня особый случай -   Меня зовут Анна,  -  вдруг резко сменила она тему разговора. Слегка  отстранилась от Егорова   и поглядела на него,  склонив голову на бок. Егоров снова подумал о том, что этот взгляд, хитрый, с  прищуром, это движение головы  ему кого-то напоминают.  – А вас как зовут?  - «Какая разница, как меня зовут? – Егоров мысленно выругался. – И зачем мне знать ее имя »! -- Нет,  молчите.  Я угадаю. –  продолжала Анна. – Ее взгляд быстро пробежал по Егорову снизу вверх. – Вас зовут Николай. Так?
Егоров не ожидал услышать свое имя. Чувство замешательства охватило его, но он ничем не   выдал себя.
--В десятку! --  сказал он, - глупо улыбаясь. -   Анна, вы  работаете на заводе. В пятом цеху.-  Егоров наблюдал за реакцией девушки. – И вы там меня видели.
 --Нет. Работаю продавцом в универмаге.  И вижу вас впервые. – В голосе девушки Егоров почувствовал волнение. – После школы поступала в Минске в универ, на юрфак,  но не добрала баллов. И не жалею. Моя подруга после окончания института в Минске не смогла устроиться. Не берут, нет опыта. Вернулась. А у нас еще хуже с работой. Теперь дипломированный экономист торгует шмотками на рынке.  - «Врет -  решил Егоров. – Я в этом городе  кроме завода нигде не был, ни с кем не знакомился». --.Вам идет это имя, - продолжала девушка. – Не знаю почему, но  имя «Николай»  у меня ассоциируется с мужественным, сильным мужчиной. Как вы. И порядочным.
-- Имя, как имя, ничего особенного.
-- У меня к вам необычная просьба. – Анна поглядела долгим взглядом в глаза  Егорова, будто раздумывала, стоит ли продолжать. – Вы не могли бы сейчас проводить меня домой?
«Ну вот, начинается. – подумал  он. – С нынешней молодежью не соскучишься». А вслух спросил:
-- Почему я? В зале столько молодых, симпатичных парней.
--Мне нужен просто провожатый. Или я нарушаю ваши планы?
Егоров усмехнулся.
-- Скорее бы прибыл мой поезд – вот мои планы. – ответил он.
 --В одиннадцать часов, на Минск, - уточнила Анна.
 -- Точно. – Егоров снова усмехнулся. – Вы просто волшебница, так много про меня знаете.
--Никакого волшебства. Сами сказали, что пришли сюда убить время до одиннадцати, а в это время  проходит только на Минск.
-- Почему выбрали меня?
 --   В зале присутствует один парень, я не хочу сегодня  с ним встречаться. Когда он увидит, что меня провожает такой сильный, взрослый мужчина,  не рискнет подходить.
--Поссорились?
-- Вы, оказывается, тоже любопытны.--Егоров смутился, а после раздражение охватило его. Он понял, как незаметно попал под влияние какой-то девчонки и ему приходиться чуть ли не извиняться за каждое слово.   Можно было бы отказаться провожать назойливую незнакомку, тут он вправе пойти на это, тем более неизвестность всегда настораживает. Но Егорову не хотелось выглядеть  слабаком,  трусом в глазах девушки. К тому же, как ему показалось, во взгляде Анны  таилась   какая-то  тайна. Вдруг, во время прогулки она проговориться, откуда узнала его имя.  Не Бог весть какая тайна, но все же…
-- А как же подруги? – спросил Егоров.  – Бросаете их?
-- Почему  бросаю? – весело ответила  Анна. – Пацанов закадрят и разбегутся в разные стороны. Где ваши вещи?
--На вокзале. В камере хранения.
-- Прекрасно. Прогуляемся на легке. Так как?
Егоров улыбнулся.
Они вышли на улицу. День темнел и вдоль аллеи под деревьями густел воздух. На лавках парами и в одиночку сидели люди. Егоров оглянулся.
-- Не бойтесь, он не пойдет за нами.
-- Я не боюсь. – Мужчина почувствовал  себя  уязвленным замеча-нием девушки. – Мне интересно взглянуть на вашего молодого человека.
 --Парень, как парень.
В зале Егоров из-за мелькания цветомузыки и тусклого освещения не мог хорошо разглядеть лицо Анны и теперь, наблюдая за ней, он снова подумал о том, что она кого-то ему напоминает. Взглянул на часы.
-- Сколько? – спросила Анна.
-- Девять.
-- Уже? Удивилась девушка. – Как быстро бежит время. – Ее задумчивый взгляд проплыл по Егорову и ушел в сторону. -  Вы уедете и мы с вами никогда не увидимся. Жаль.
    «Странная девица». – подумал Егоров. --  Почему жаль? - Спросил он - Наше знакомство случайное.  Мне сорок, вам…
-- Двадцать -- перебила его девушка.- Будет в мае.  «Опять эта цифра двадцать», -  с досадой подумал Егоров. - Николай, вы ошибаетесь, если решили, что я вас хочу соблазнить.  Считайте, что вы мой ангел - хранитель на вечер. Вам часто приходилось выступать в такой роли?
-- В первый раз.  - Ответил он нехотя. – Простите, если … Вообще то я человек занятой, по ресторанам и танцам не хожу.
--Сделайте исключение. В жизни надо все испытать.
    Они вышли из парка, перешли улицу и не спеша направились по тротуару.
-- Анна, откуда вы узнали мое имя?
Девушка остановилась, поглядела на Егорова.
– Вот что вас  волнует! – Помолчала.  –   Наверное, ради этого, согласились проводить меня, чтобы выведать.  Придется вас разочаровать -- угадала. Назвала первое имя, которое пришло в голову  и попала, как вы выразились, в десятку. У вас семья есть?
--Дочь Татьяна, ей четырнадцать, учится в колледже, а жена терапевт в больнице.
-- Ты глянь, младшенькая,- тихо проговорила Анна, глядя в сторону.
-- Младшенькая? – переспросил  Егоров. – У меня одна дочь. – Он улыбнулся. –Хорошая девочка, умница. Больше детей нет.
-- Вы уверены? – Анна вопросительно  взглянула на  Егорова.  Тот растерянно промолчал, собираясь с мыслями.
- Не знаю, что вы имеете ввиду, но всех членов своей семьи я знаю.
Девушка улыбнулась тепло, как-то по- родственному. « Как жаль, что вы ничего не поняли»,- говорил ее взгляд.
-- Простите. Это я так, повыпендривалась.  -  продолжала Анна. -Знаете, насмотришься российских сериалов… Люди сошли с ума. Девушка выходит замуж за одного, а рожает от другого. Или вообще не знает, от кого, мужчина после свадьбы заводит любовницу, а она – лучшая подруга его жен.  И всюду кровь, насилие…
Анна вдруг будто превратилась в кузнечика, мгновенно оказывалась то слева от Егорова, то справа,  ругала сериалы, жестикулируя руками, то вдруг смеялась, то резко умолкала и становилась мрачной.  Егоров, наблюдая за девушкой, думал о своей ушедшей молодости, когда можно было позволить себе такую беззаботность  и  быть непосредственным.  Но великая сила – время. Оно пролетит, как ветер и тогда эта чистая, наивная девочка научится придавать своему телу степенность и неторопливость и уже рассудительность займет место юной безумолчной говорливости.
--  Я не смотрю телевизор, нет времени, у меня никогда  не было и   нет любовницы, - сказал Егоров. – И моя жена не рожала от другого мужчины.  У тебя большая семья? – Незаметно для себя  он перешел на «ты», но Анна, кажется, на это не обратила внимания.
-- Все о кей. – Взяла Егорова под руку. – Не возражаете?
-- Нет.
    Чувствуя руку девушки, Егоров вспомнил, как они гуляли с Валентиной .  Она сначала  брала его под руку, но потом  ее рука соскальзывала вниз и оказывалась в руке Егорова и уже до самого расставания  они бродили так, время от времени сжимая пальцы  друг другу.
-- Мама, Сергей Николаевич и я. – заговорила Анна. – Сергей Николаевич – муж мамы. Они поженились, когда мне было  десять. -- Егоров хотел спросить Анну  об  ее отце, но решил, что если она сама не вспомнила о нем, значить  не хочет об этом говорить. - Ну, вот, пришли.
Они остановились перед старенькой пятиэтажкой с балконами, завешанными бельем, заставленными коробками. В некоторых окнах зажгли свет,  чуть в стороне от дома в чернеющем воздухе прятались детские качели.
--Вон мои окна. – Анна указала пальцем. Егоров не слушал Анну, рассеянно осматривал скучный пейзаж хрущевских построек. – Куда вы смотрите? – спросила девушка.
-- Да мне показалось… - Егоров едва не признался в том, что он бывал  в этом дворике раньше, но промолчал. Тогда ему пришлось бы объяснять своей  дотошной  спутнице  по какому поводу и к кому он приходил. -- Показалось, что вон там, за деревом кто-то наблюдает за нами, - придумал он на ходу. – Не твой ли парень?
-- Вряд ли. Витька отстал от нас, когда мы вышли из парка. Я видела. Спасибо, что проводили.
-- Не за что. Мне  было приятно, не часто приходиться общаться с молодежью. 
-- А ваша дочь?
-- Так - то дочь, я все про нее знаю. К тому же, она еще ребенок. У нее на уме только мобильники, компьютеры и прочая чепуха.
-- И отец рядом. Счастливая. – произнесла Анна, таинственно понизив голос и глядя на Егорова,  наклонив голову. Егоров видел, как вдруг окаменело лицо девушки, как вся она замерла в каком-то ожидании и вдруг оживилась, улыбнулась, глаза ее  заблестели озорными огоньками. – У меня сегодня очень счастливый день. Я встретила человека, которого ждала все эти годы.
-- Поздравляю.
   Девушка помолчала,  глядя в потемневшее небо.
 – Спасибо. Привет столице.  Привет семье. И вообще… --Анна махнула рукой. Егоров тоже хотел пожелать удачи своей спутнице, но та так стремительно скрылась в подъезде, что он и слова не успел сказать.
-- У тебя кавалер появился? – встретила мать Анну вопросом - Я его знаю?
-- Подсматривала?  --  нехотя спросила девушка.
-- Нет. Ужин приготовила, тебя нет, Сергей Николаевич куда-то резко ушел. Вот, стою у окна. Жду вас.
Анна скинула туфли , пошла на кухню.
-- Чем сегодня порадуешь?
-- Вареники с творогом налепила. Может, подождем Сергея Николаевича? Ты же знаешь, он любит, когда вместе садимся за стол. Эй, ты почему отворачиваешься? – Мать повернула дочь лицом к себе. – Господи, почему ты плачешь? Что случилось?
-- Ничего. – Анна отвела руку матери. – С отцом пообщалась, вот и рассиропилась. – Кулаком вытерла слезы.
-- С кем? – едва слышно спросила мать.
-- То был отец. Николай Егоров.   Приезжал в командировку на наш завод. Сейчас, в одиннадцать часов возвращается в Минск. Да ты сядь, мам, а то  вся побелела.
-- Господь с тобой, Аня, какой еще отец? – Мать тяжело опустилась на табурет.
--Обыкновенный земной мужик. Высокий, симпатичный. Я его сразу узнала, как только увидела на танцах. Почти не изменился.
-- Где?
--На танцах.  Ему надо было время скоротать до поезда, вот и за-шел в  Дом культуры.  – Девушка пошла в комнату и быстро вернулась с альбомом. Раскрыла его, нашла какое-то фото. – Вот.  –На  черно – белой карточке  Валентина и Егоров, молодые, счастливые, взявшись за руки стоят возле фонтана.   Анна перевернула фото. – Ты писала?  Сентябрь, тысяча девятьсот девяносто шестой год. Узнаешь себя? Ты тут такая красивая. Ты и сейчас ничего, но тогда была просто супер.  У этого… губа не дура.
-- Молодые все симпатичные,- тихо сказала мать. – Откуда у тебя это фото?  - Взяла в руки фотографию. – Однажды в парке нас  фотограф снял. Я потом  карточку забрала, Коли  уже не было. Зачем я ее оставила?
-- Потому, что любила, ясно, как божий день.   Я вижу, ты все забыла.    Мне было  девять лет,  ты показала мне  карточку  и сказала, что этот мужчина - мой отец, он умер, когда я родилась. Представляешь мое состояние, когда я  его сегодня увидела живым и здоровым! – Наступила пауза. Анна встала,  прошлась по кухне. – Правду  говорят, что нет ничего тайного,  чтобы ни стало явным.   Позже я пыталась найти ваши свадебные фотографии, а  свадьбы  то и не было.   Зачем ты соврала, что он умер?
-- Что ты хотела услышать?
-- Правду.
-- Ну, знаешь…- Мать с укором глянула на мать. – Брошенка  я, вот и  вся правда. Это хотела услышать?  Он так быстро уехал… До сих пор не пойму, почему. Если испугался… Но чего?   Тогда ни он, ни я даже не подозревали, что  беременна. Честно говоря, не было у меня на него никаких планов. Столичный  студентик,  приехал – уехал… Сначала я его увидела в столовой, на заводе, где работала поваром. Он практику проходил в каком –то цеху. Понравился. А после встретила на танцах, пригласила на дамское танго.  Начали встречаться. – Слушая мать, Анна улыбалась, барабанила пальцами по столу. – Чему ты улыбаешься?
-- Выходит, благодаря дамскому танго я появилась на свет. – сказала Анна.
--Будь оно проклято, это танго, - сказала мать,  глядя в пол. – Мечтала выйти замуж, чтобы  у  ребенка был отец, у меня муж, чтобы как у людей,  а вышло вон как. Прости меня.
-- За что? – Анна обняла мать. – Ты у меня самая лучшая мама. Ну,  не ерзала я у него на коленях, не менял он мне подгузники,  не шлепал за двойки …  Тебе надо было раньше выходить замуж за Сергея Николаевича, он  тебя давно любит.
--Господи. Ты то откуда знаешь?
-- Сам рассказал, как ты с ним в кошки – мышки…  Этого ждала?  Все равно у вас бы не сложилось. Он где и кто, а ты…? Тем более, он, как ты говорила, не знал, что я появлюсь.
    Мать молчала, думая о чем-то.
 --Ты же не родная  Сергею Николаевичу, вот и боялась.
--И зря боялась. Все в нашей семье отлично. И во многом благодаря Сергею  Николаевичу. Я люблю вас обоих одинаково.
--Да, он замечательный,   любит тебя, как родную.  Но как ты с Николаем познакомилась?
-- Да все очень просто. – Девушка усмехнулась. – Сидит он на танцах в уголке, никого не приглашает… А меня всю перевернуло. Вот он, родимый батюшка, в двух метрах, а я слова ему сказать не могу. Тут дамское танго объявили, ну, я и ринулась в бой. Дамское танго… Просто знак какой-то для нас с тобой.
-- Не знак, а дурь  бабья. Не дай Бог тебе начать жизнь с такого танго.  Прогулки, танцы, поцелуи  кончаются,  а что потом?
--Спасибо, мамуля, обязательно учту.
--Ты  ему призналась?  Мать в упор глянула на дочь.
--Еще чего! - Анна усмехнулась. – Представляешь, как бы это вы-глядело!  Я его попросила проводить меня.  Наврала   про кавалера, мол, не хочу встречаться, помогите девушке добраться до дома. А как мне еще с ним поговорить? А поговорить надо было. Сама понимаешь, когда еще повидаюсь? Вряд  ли еще такой случай представится. Много чего узнала.  Можно ли его винить за то, что так сложилось?  Сама говорила, что он  не подозревал  о моем существовании. -   Наступила пауза. Анна подошла к окну, глядя в ночь и не поворачиваясь, тихо проговорила:
- У него семья. Дочь, четырнадцать лет, моя младшенькая сестрен-ка,  жена врач…  Судя по рассказу, там все прекрасно.
-- Сколько времени? – вдруг спросила мать.
--Начало одиннадцатого, - ответила дочь, взглянув на часы.
Валентина встала, вышла из кухни. В прихожей надела туфли, взяла сумку. Следом  появилась  Анна.
--  Мам, ты куда собралась?
-- Я быстро вернусь. Если придет Сергей Николаевич, ужинайте без меня.
-- Не делай этого.
--Я должна его увидеть.
--Зачем? Что ты ему скажешь?
--Не знаю. Может, ничего. Мне от него ничего не нужно. Просто погляжу ему в глаза. Я должна понять, почему он так уехал.
--Я пойду с тобой. - Анна  стала одеваться.
--Нет. Он не должен знать, что ты есть.
    Анна молчала. Молчала и мать, стоя у двери, не решаясь открыть ее. Анна достала из своей сумки косметичку, протянула матери.
--Приведи себя в порядок. Еще есть время. До вокзала десять минут ходу.
    Анна видела,  как  затуманился  взгляд  матери  и поняла, что та сейчас находится далеко в  своем прошлом, куда  Анне вход закрыт. Девушка пошла в свою комнату. Валентина глядела на свое отражение в зеркале и поражалась  тому, будто впервые увидела эти отметины возраста на себе:   раздалась в плечах и в пояснице, под глазами припухлости, под подбородком складка кожи… «Какая косметика исправит это», - подумала она. Нет, не позволит, чтобы он увидел ее такой, другой. Пусть помнит – если помнит? –  юной, стройной, как на этой единственной уцелевшей  фотографии… Конечно, он тоже уже не тот чернобровый  красавец, с меланхоличным  взглядом, увидев которого, она потеряла голову. Она никуда не пойдет, пусть его исчезновение тогда, двадцать лет назад, и дальше останется для нее тайной. Но теперь эта тайна не будет мучить ее, как прежде, многое перевернулось в ее сознании за этот вечер. Он жив, здоров, у него семья. Все  стало на свои места,  с  души будто сняли огромный камень.   Теперь надо жить настоящим.   Конечно, прошлое,  как  бы не старался  человек его забыть, все равно оставляет следы. Ведь есть и хорошее в ее жизни из того времени.  Валентина с благодарностью будет помнить свою мать – та ни словом, ни поступком не  укоряла дочь за рождение Анны,  помогала, как могла, пока не умерла, когда ребенку исполнилось пять лет. Об одном всегда  сожалела  Валентина,  что  рано ушел из жизни ее  отец.  Всего год понянчил внучку.
--Из комнаты выглянула Анна.
--Ты дома?
    Валентина скинула туфли, положила сумку на полку. Она  не признается дочери, что на самом деле удержало ее дома.
-- Ты права, глупая затея. Я даже не знаю номер его вагона.
--Хорошо, что не пошла. – Анна подошла к матери, обняла ее.—Представляешь, если бы он узнал обо мне… А он бы узнал, ты бы не выдержала, призналась.   Мы бы взорвали покой  и  в нашей и в его  семье. А  ради чего?  Я выросла. Ничего уже не вернешь, не изменишь. Надо беречь тот мир, который мы создали.
Валентина улыбнулась.
-- Какая ты у меня взрослая, доченька.
Дверь  открылась  и в прихожую зашел лысоватый мужчина. Приветливо улыбнулся.
-- Ну что, девчонки,  ждете? Молодцы. У меня для вас хорошая новость.  Пошли, расскажу.

…  Егоров раскрыл портмоне, чтобы достать билет.  Его взгляд упал на фото дочери за целлофановой  пленкой и он замер от неожиданности: Анна, с которой он только что расстался и его дочь Татьяна были похожи друг на друга, как родные  сестры.
-- Мужчина, вы заходите? – спросила проводница.
--Да. Простите.
    Егоров показал билет, поднялся  в тамбур.  Общий вагон – ехать всего четыре часа – был наполовину пустым. Некоторые пассажиры дремали, кто-то тихо переговаривался. Егоров нашел свое место, закинул сумку на верхнюю полку, сел, раскрыл портмоне и стал глядеть на фотографию дочери. Вот, оказывается, кого ему  напоминала Анна весь вечер,  с той лишь разницей, что ее черты лица  получили завершенность взрослой женщины, а у Татьяны они только расцветали. Вагон плавно двинулся вперед, но Егоров не заметил этого,  также внимательно разглядывал фото.  «Надо же, какое сходство! – думал  он. – Будто только что побывал в гостях у старшей дочери». Хотел спрятать  портмоне в карман, но какая – то сила заставила его снова взглянуть на фото. Егорова будто ударило током, он ужаснулся той догадке, которая промелькнула в его сознании: неужели действительно дочь!  Как же так, Валентина…!   Откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. «Младшенькая… В мае будет двадцать… Вас зовут Николай…»  Почему он не понял этих подсказок, которые ему постоянно подбрасывала Анна? Наконец, старый дворик у знакомого дома, где в тени подъезда они с Валентиной долго прощались, взявшись за руки… Он никогда не забудет этих мгновений!  Егоров бросился к выходу. Дверь в тамбуре была закрыта. Поезд набирал скорость.








                Макулатура человеческой души


                Рассказ


    Cергачеву Семену Антоновичу пошел шестьдесят четвертый год, когда он стал работать   сторожем в школе. Днем выдавал учителям ключи от классов, следил за порядком в фойе здания, подавал звонки, а по ночам  обходил территорию, чтобы погонять местных подростков. Иногда те с помощью баллончиков с краской соревновались в искусстве рисунка на стенах школы.
    Выйдя на пенсию на заводе, где он работал наладчиком оборудования, Сергачев продолжал трудиться. Но дома случилась беда: трагически погибла его жена Вера. Место хозяйки большого семейства – муж, сын, невестка и внук – оказалось свободным. Так подоспела для Семена Антоновича другая работа, без зарплаты, но не менее важная: следить за порядком в доме, помогать невестке на  кухне, приглядывать за внуком Генкой, студентом института. В домашних хлопотах прошло три года. Когда Юрий, сын Семена Антоновича, взял кредит на покупку мебели, оказалось, что без еще одной зарплаты не обойтись. Семья сына не бедствовала, но доходы родителей Геннадия – отец – терапевт в поликлинике, мать – бухгалтер   и пенсии деда не хватало, чтобы жить, оплачивать учебу Геннадия  и осилить кредит. Сергачев не стал возвращаться на завод –  пятидневка не оставляла времени для дома. Так он оказался в школе, где график работы сутки через трое как нельзя лучше подходил для данных обстоятельств.
    Заканчивался май. Выпускники школы, возбужденные  предстоящими экзаменами, кучковались группами, что-то обсуждали, спорили, а детвора младших классов включилась в сбор макулатуры. Это было третье дежурство  Семена Антоновича и на первых двух макулатуру не привозили. Вот хлопнула входная дверь и вмиг загомонило, ожило фойе школы и бетонный пол коридора отозвался топотом ребячьих ног. Сергачев, сидя в своей будке напротив входа,  глядел,  как школьники носят в кладовую пачки бумаги, газет, картона. В кладовой, в углу фойе, переодевались дворники и уборщицы, там же хранился их инвентарь. Теперь лопаты, метла, ведра сдвинули к стене, а центр стали забрасывать макулатурой.  Один из школьников не заметил, как из его пачки выпала книга. Сергачев подошел, поднял ее и хотел отнести в  кладовую, но передумал. «Толстую, в хорошем переплете книгу в утиль!» - удивился он. Прочитал на обложке: Валентин Распутин. Повести. Открыл книгу, увидел штамп библиотеки. Остановил пробегавшего мимо ученика.
- Откуда это?
 Тот  глянул на книгу.
- В библиотеке отдали. Там еще  много осталось.
-  Ваша учительница знает, что вы книги носите в макулатуру?
- Светлана Николаевна сама нас туда привела.
    Школьник убежал. Семен Антонович оставил книгу у себя, подошел к кладовой. В центре ее уже росла куча перевязанных пачек, вперемежку с отдельными   листами бумаги, старыми журналами, брошюрами, книгами и кусками картона.  Вокруг Сергачева громко звучали  детские голоса, школьники с азартом забрасывали пачки в кучу, толкали друг друга, хохотали и убегали обратно на улицу. Семен Антонович хотел поднять одну из книг, но передумал. «Успею, - решил он. – Вечером зайду, посмотрю». Вернулся  на свое место.  «Неужели закрыли библиотеку? – недоумевал он. – Но даже если закрыли, зачем книги выбрасывать»?  Еще раз прочитал на обложке имя автора и задумался.  Это же тот самый, который написал про дезертира.
Окажись на месте Сергачева  другой человек, равнодушный к чтению, возможно, этот случай с библиотечной книгой прошел бы незамеченным. В семье кроме Семена Антоновича  никто не отличался охотой к чтению. Домашние не понимали,  почему эта трогательная страсть к судьбам книжных героев так увлекает главу семейства. А Сергачеву, читая, было интересно узнать, что произойдет дальше, чем закончится история. Часто    ставил себя  на место героев,  одобрял их действия. «Правдиво написано, как в жизни, - рассуждал он. – Сам бы так поступил». Но попадались книги тех авторов, с которыми Сергачев, следуя своим принципам и жизненному опыту, готов был спорить до хрипоты. И надо же такому случиться, что книга такого писателя сейчас лежала перед ним.  Семен Антонович умом  понимал, что дезертирство – сродни предательству, но сердцем, какими- то тайными мыслями был на стороне беглеца. Что может быть постыдного в том, чтобы выжить в самом конце войны! Ну, убила бы его шальная пуля, ни для кого не предназначенная, разве от этого война закончилась раньше? То были мысли не просто человека, прожившего всю жизнь под мирным небом и не знавшего, что значит защищать Родину,  а мысли отца, готового спасти, оправдать своего ребенка, чтобы тот не натворил. Помнится, Сергачев представил на месте дезертира своего Юрку. Неужели не помог бы укрыться? Даже не раздумывал.  Легко осуждать, когда речь идет о чужих людях. А то, что автор презирал  дезертира, было видно на каждой странице. Не понимал Сергачев и того, почему беглецу помогали укрываться не отец с матерью, а жена? Родная кровь любую другую родственность  пересилит,  не то, что жена, человек пришлый в доме мужа. Тем более, молодую пару долгие годы даже ребенок не связывал.  В довоенной жизни как не старались, а Бог не дал им маленького.  А тут случилось! Не ко времени и не к месту не убереглась женщина,  понесла, дала повод сельчанам и органам заподозрить  неладное. И, наконец,  зачем писатель утопил женщину, в которой еще одна жизнь зрела?  Чтобы через нее не нашли дезертира?  Мол, живи и помни, мучайся. Так не будет мучиться, товарищ писатель.  У беглеца на кон было поставлено главное – жизнь и меньше всего его беспокоило, кто может оказаться в заложниках: отец, мать или жена. Судьба выпала жене.  По справедливости,  спорил Семен Антович  с автором, должен погибнуть беглец, если ты его так презираешь, но  женщина должна остаться жить. Не было на ней вины  ни перед Богом, ни перед людьми.  Не правильно это. Не хотел, не мог Сергачев даже подумать о том, что в жизни  часто нет места ни справедливости,  ни правды.Он не заметил, как к будке подошла молоденькая учительница, заглянула в окно.
 - Что читаете?
 - Валентин Распутин. Мальчишки макулатуру собирают, выпала из пачки.
 - Распутин? – Девушка задумалась. – Не знаю. Хороший писатель?
 - По телевизору недавно сообщили, что он умер.
- А, раз сообщили по телику, тогда хороший.
 - Вам ключ?
    Девушка забрала ключ, назвала свою фамилию. Сергачев записал в журнал.
Под вечер, когда он решил, что из школы все ушли, подошел к кладовой, открыл дверь. Пахло бумагой, в свете  люстры спицей стояла струйка пыли. Семен Антонович присел, стал просматривать книги. Их было много. Попадались разрозненные тома Чехова, Толстого, Куприна… «Вот дела! – удивлялся Сергачев. – В прошлое время подписные издания доставали по блату, а нынче их в макулатуру». Книги были изданы в советские годы, но хорошо сохранились. И на первых страницах стояли штампы библиотеки.
    Сам Сергачев не пользовался библиотеками. Новые книги там  не появлялись, а те, что стояли на полках были у него дома,  многие из них он уже читал.  Зато часто заходил в магазины, в надежде  купить что-нибудь современное. Брал книги в руки, листал, но не покупал.  «Зачем вы такие дорогие! – злился он. –  Ведь это не мебель, не машина».
    Сергачев отобрал несколько книг из кучи, сложил в пакет. При выходе из  кладовой столкнулся с директрисой.
- А я думаю, куда наш сторож подевался? – строго спросила она. – Что вы тут делаете? – Невысокая, прищурив маленькие глазки,  она внимательно  глядела  на сторожа сквозь линзы стекол снизу вверх. Семен Антонович растерялся.
- Простите. Я только на минутку. Решил спасти несколько книг. – виновато улыбнулся, переложил пакет с книгами в другу руку.
- Не поняла, от чего спасти? – Директриса подняла одну книгу с пола, оглядела ее. Подошла завхоз, полноватая женщина под пятьдесят, в рабочем халате. – Лидия Николаевна, разберитесь со своим подчиненным, - продолжала директриса тем же строгим голосом. – Кого только не принимаем на работу, тянут все, что плохо лежит. Уже до макулатуры дошло.
    Сергачев будто ожог испытал. После слов директрисы он готов был провалиться сквозь землю. Его обвиняют в воровстве! Отчаяние охватило его, но вслед за этим в душе всколыхнулось чувство возмущения.
- Да гляньте же! Целые страницы, крепкие обложки… Ну, если книга совсем растрепалась, тогда другое дело. А тут многие книги будто из типографии,  а их в утиль!  Ничего, что  со штампами, хуже от этого они не стали. – Сергачев чувствовал, как задыхается от волнения.
- Лидия Николаевна, объясните нашему сторожу его обязанности, если до  сих пор вы этого не сделали.
    В глазах завхоза мелькнула тревога. Она принимала сторожа на работу, теперь ей  отвечать.
- Елена Андреевна, у него документы в порядке. Я смотрела. И в отделе кадров смотрели.
    --Я понимаю, характеристика, трудовая…  Мы сами сколько хороших характеристик написали    - Директриса  бросила книгу в кучу  с макулатурой. – Постарайтесь как можно скорей организовать машину, чтобы вывезти макулатуру. А то через неделю тут ничего не останется. Дурной пример заразительный. И вот что еще. Завтра утром  в девять   зайдите ко мне. --Директриса ушла.
- Что же вы, Семен Антоныч! – Завхоз глядела на сторожа с неприязнью. - Директор права, у школы план по сдаче макулатуры, а вы…
Да я взял то…- Сергачев показал пакет с книгами. – Всего четыре.   Жалко, что их выбросили.
- Мне,  может быть, тоже жалко, но не наше дело, если библиотеки их списали. У них свои правила, не нам их устанавливать.
 -Как же не наше! – изумился Сергачев. -  Какой пример мы подаем  детям. Это же книги!  Газеты, старые журналы, брошюры, картон… Это понятно, макулатура,  - продолжал он уже спокойней, неторопливо. – Я сам был школьником, мы тоже собирали макулатуру и металлолом, соревновались классами,  но хорошо помню, что учителя строго запрещали приносить из дома книги и железную посуду.
-Причем тут посуда, -  с отчаянием вскрикнула завхоз.- Не понимаете, что ли? Дождались бы, когда все уйдут, у вас время до утра. Сама хотела пару книг взять. А теперь…
  Наступила пауза. Было слышно, как за окном кричат мальчишки.
- Меня уволят? – тихо спросил Сергачев, отведя взгляд в сторону.
- Ступайте на свое место. --Завхоз глубоко вздохнула – Что сейчас гадать?
- У меня к вам просьба. – Сергачев помолчал. – Завтра после разговора с директрисой позвоните мне домой.
- Да идите уже. – Завхоз безнадежно махнула рукой и ушла. 
    Оставшись один, Сергачев поднял пакет с книгами, вынул их и аккуратно сложил стопкой рядом с кучей. На душе было противно, в какой-то миг он пожалел о том, что сделал. «Все равно, так нельзя» – думал он, возвращаясь к себе.  Книгу Распутина спрятал в свою сумку. «Сем бед – один ответ. Кукишь вам – решил он. – Это книга, а не макулатура. Выполняйте план без нее».  Потом он сидел на стуле в будке, прислушивался, как шелестят по соседней дороге машины, думал о том, что его, скорее всего, уволят.
   Впервые в жизни Сергачева обвинили в воровстве и хотя своей вины он не чувствовал, досада и обида не покидали его  весь вечер, всю ночь.  Он пытался придумать для своих домашних  легенду своего увольнения. Кто поверит в историю с книгами и макулатурой?  Так повелось, что Сергачев никогда не врал ни жене, ни сыну, ни друзьям и дожив до старости так и не научился этому.   Его совесть была чиста, он жил открыто, без тайн, которые надо оберегать  от посторонних глаз и ушей, а значит всегда быть готовым на ложь.  Ворочаясь на диване в учительской раздевалке или прогуливаясь вокруг школы в ночной тишине, он так ничего и не придумал. Его легенды получались наивными и нелепыми. Передав смену и возвращаясь рано утром домой, Семен Антонович  решил рассказать все, как было. «Поверят или нет – их дело, - думал он. – Ничего доказывать не буду». Поглядел на часы. «Наверное, Юрка еще дома. Хорошо бы поговорить с ним одним. Кто как не он, родной человек, лучше поймет его».
    Когда он пришел домой, Нина  готовила завтрак. Сергачев зашел на кухню.
- Во вторую сегодня? – спросил он.
-  Юра с двенадцати, а я ухожу через час.
-Генка дома?
-  Убежал,  даже не позавтракал. Как дежурилось?
Сергачев не ответил. 
- Пусть Юрка зайдет, поговорить надо. Ты побудь в комнате.
- Что случилось? – испуганно спросила  Нина, почувствовав в голосе свекра тревогу.
- Зови. – Сел на табурет, сумку положил на пол.
Нина ушла и вернулась с мужем. Тот был одет по домашнему, в руках держал газету. Сергачев с укором глянул на женщину, а та и не думала уходить, будто предчувствовала, что разговор будет важный.
- Семен Антоныч, простите, но мы одна семья, - сказала Нина. – Рассказывайте.
Тесть нервничал, он не знал, как начать разговор.  Слова разбежались, мысли путались. Мешало и присутствие невестки.
- Батя, в чем дело? – спросил Юрий нетерпеливо.
-Наверное, меня уволит.- Тихо произнес Сергачев, глядя в пол. – Такая глупая история… Школьники макулатуру собирают, носят пачками, а в пачках книги. Библиотечные. Целые книги. Вот.- Достал книгу Распутина, положил на стол. – Я взял еще несколько книг из общей кучи, а меня директриса застукала. Ну,  меня обвинили … Всех собак на меня  навешали. – произнес Сергачев быстро, с волнением. Ему было томительно на душе от того, что  случилось в школе, что  подвел сына, что  надо  искать  новую работу и как быстро ему с этим повезет – неизвестно.
Юрий резко прошелся по кухне.
- Они что там, с ума  сошли! Увольнять за кусок бумаги! – Подожди…-Юрий пристально  глянул на отца. – Почему ты решил, что тебя уволят? Ведь приказа еще нет.    Что-то ты темнишь, батя.
- Юрка, выбирай слова - возразила Нина.
- Что тут выбирать! – Юрий взял книгу Распутина, раскрыл ее.- Точно, библиотечная.  Может, это штамп  библиотеки твоей школы, а ты придумал эту сказочку, чтобы уволиться. Я тебя не гнал на работу, сам вызвался помочь.
- Ничего я не придумал,- сказал отец обиженно. – Какая-то библиотека списала книги, а наши пацанята их в макулатуру…  Как есть, так и говорю. А если не веришь…  Пойми ты, наконец, это же книги, нельзя с ними  так по варварски…- Сергачев махнул рукой.
Юрий полистал книгу, помолчал.
-  Если книги  списали, значит, отжили свое – сказал он. - Значит, это уже не книги, а хлам, макулатура. Тебе больше других надо?  - Помолчал.- Вечно ты со своей правдой  вляпаешься…  Ну, по молодости, понятно, легко  глупость сотворить, но ты жизнь прожил, а ведешь себя…!   
- Юра! Перестань! – Нина встала и положила руку на плечо мужа. –  Спокойней, пожалуйста.
- Не успокаивай меня. – Юрий отстранился от жены. -  К нему в комнату невозможно зайти,  завалена  книгами под потолок, не пройти, не повернуться.   А теперь еще и неприятности из-за них.
   Сергачев отстраненно глядел на сына и мечтал только о том, чтобы  поскорей  остаться одному.  Разговора по душам не получилось.
- Пока это моя комната, - по отцовски, миролюбиво сказал отец, - и мне решать, что в ней держать. – Я на твою территорию не претендую.
 - Семен Антоныч, Юрка, что вы в самом деле!-  Возмутилась Нина – Ну, уволят, так уволят. Вы свое уже отработали. Ничего, выкрутимся. Первый раз, что ли?
- На этой школе свет клином не сошелся, - так же спокойно  продолжал Сергачев. – Пройдусь по району,  что-нибудь  найдется для пенсионера.
-Ты эту работу месяц искал. – Юрий махнул рукой и вышел из комнаты.
-Не обращайте внимания, Семен Антоныч. – Нина присела рядом, помолчала. – У Юрки на работе неприятности, вот он и завелся с пол оборота.
«Врет, наверное  – решил Сергачев. – Чтобы оправдать мужа. Да Бог с ним, я не в обиде. Прав я  хоть тысячу раз,  а выходит, что  виноват».
-Подвел я вас, вот что обидно – сказал Семен Антонович.-  Даже месяц не дотянул.
- Ничего, осилим кредит и без вашей помощи. – Нина улыбнулась. –Книга интересная? Такая реклама получилась, что захотелось почитать.
- Серьезно? – У Сергачева потеплело в душе. Он улыбнулся, все также глядя в пол.  – Так я оставлю тебе? Можешь не спешить, я уже читал. Там есть одна повесть…  Про дезертира. А после поговорим, хорошо?
-Хорошо. – Нина взяла книгу. - Когда-то я много читала. – Нина задумалась. – Любила сказки, приключения. Наверное,  потому, что родилась и выросла в деревне, а какая там жизнь, сами понимаете. Вот и улетала в своих фантазиях далеко, далеко.
    Сергачев с напряжением слушал невестку и чувствовал, как внутренний душевный  дискомфорт все сильней охватывает его. Сначала разговор оказался  душевным,  приятным,  но вдруг что-то сломалось внутри него, он  не знал, как поступить: то ли продолжить  беседу, то ли промолчать.   Еще никогда ему не приходилось так доверительно  общаться с Ниной,  и эта ее откровенность  тяжелым грузом  вкралась в его душу, он будто узнал то, чего не следовало знать. Пауза затягивалась.
 -Ладно, пойду к Юрке - сказала  Нина, вставая. - Надо успокоить мужика перед работой,  ему  больных принимать.
    Сергачев остался на кухне один. Глядел в окно, обдумывал разговор с сыном, с невесткой.  Зазвонил городской телефон.
-Семен Антоныч? – Услышал он голос завхоза. – Доброе утро.
-Доброе. – Сухо ответил Сергачев, чувствуя,  как к горлу подкатывает комок.
- Выходите на работу по графику, Елена Сергеевна о вас ничего не говорила.  Мы обсуждали другие вопросы. В школе ремонт начинается.
-Спасибо за звонок, Лидия Николаевна.
    «Ну, вот, все обошлось,- думал Сергачев, - направляясь к себе. Надо сообщить своим, чтобы успокоились». В коридоре он увидел, что дверь в комнате сына приоткрыта, оттуда отчетливо доносились голоса.
- Не надо было в январе летать в Египет.  - говорила Нина.. – Столько денег вбухали.  Сейчас без кредита обошлись бы.
- Я все продумал, - ответил Юрий. – Знал, что батя не останется в стороне, пойдет на работу. А теперь…
- Так ты все рассчитал! Молодец! – удивилась Нина.
-Что было делать? Я два года без отпуска. Имею я право отдохнуть?
- И обязательно в Египте.
- С тобой, между прочим.
_ Я бы обошлась деревней, раз такая  ситуация.  Поехали бы к моим.
- Как в прошлом году? Спасибо. Вот где твоя деревня, хватит. Твои не помощники, я понимаю. Что взять с деревенских.  А тут город, работа есть. Тем более, мой старик сам вызвался помочь. Ничего с ним не случится - говорил меж тем Юрий. – вот, присядь.-  Было слышно, как пододвинули стул, кто-то сел на него. – Может, еще не уволят. Проведут беседу, пожурят. За что увольнять? За макулатуру! Да если надо, я сам готов  все его книги  в школу отнести, помочь им с макулатурой.  Господи, если бы ты знала, сколько в его комнате старья! Еще с довоенной поры остались книги, представляешь и во многих  закладки.  Для чего?
- Зато у нас в комнате книги только по моей работе - заметила Нина. – По  медицине ни одной.  Тебе не интересно узнать что-то новое?
-Новое? – Юрий усмехнулся. – Ангину как лечили сто лет назад, так же и лечат.-   А если что-то понадобиться, в  интернете найду.   
    Семен Антонович не стал больше слушать. «Вот тебе и родная кровь». –изумлялся он, заходя в свою комнату. Тут тебе и понимание, и защита». Поставил книгу Распутина  на полку и долго глядел на  нее, будто  увидел что-то важное для себя. Усмехнулся, достал чистый лист бумаги и написал заявление  об увольнении по собственному желанию.