Разные разности... Инфузория туфелька

Несколько страниц из личного дневника из далёкого детства.


Резиновые сапожки.

Весна, лето, снова осень! Наконец-то, вместо старых, промокающих кирзовых сапог, что достались донашивать от сестры Дины, мне купили новенькие резиновые! Они очень красивые, блестящие, внутри байка розового цвета.
 
Сапожки приятно пахнут резиной, мы с братьями по очереди совали нос в сапожок и наслаждались этим запахом. Размер маленький - тридцать третий, они были мне впритык. В одних чулках, без носков, я бегаю в них с ранней весны до лета и осенью до самого снега. Сильно мёрзнут и болят ноги, но я не снимаю свои любимые сапожки даже в заморозки. 

Когда сапожки приходили в негодность, мне покупали новые, точно такие же, так как большего размера в продаже почему-то не было... Даже, будучи студенткой, носила только эти сапожки.

Мой тридцать третий размер так и остался на всю жизнь, доставляя мне много хлопот в выборе обуви. Модельную обувь маленького размера не сыщешь «днём с огнём», и если, что подберёшь более или менее приличное, то обязательно великовато, надо толкать в носок клочок ваты.   
   

«Клоп»

Кое-кто из одноклассников мне не нравится, например, Валька С.  Она нагло влезла в нашу дружбу с Любкой и постоянно о чём-то шепталась с ней. Может быть, у них появились общие интересы, так как обе стали крупными, рослыми, с обозначившимися девичьими округлостями...

Они начали заигрывать с Колькой Чекрыгиным, самым красивым, высоким, чернявым, кареглазым, не по годам взрослым парнем.  Каждый день в его сумку втихаря засовывали: то чернильницы-непроливашки, то мокрую тряпку, которой вытирают классную доску, кусочки мела, мятую бумагу, старые куски хлеба, найденные в своих сумках, писали записки, а он на их проказы никак не реагировал...

Валька, прилипнув к моей подруге, унижала меня, дала мне прозвище «клоп». Я была всё также худа и мала ростом, меньше всех в классе, что меня очень расстраивало. Она писала на снегу слово «клоп» десятки раз и даже в обратную сторону - «полк», полк»... Наверно, эти странные выпады доставляли ей какое-то удовлетворение или удовольствие, а мне было не очень-то приятно, но я не показывала виду...

В школу за Любой - моей подругой, заходила уже не я, а она, хотя жила немного не по пути, совершенно в другой деревне...
 
Как-то в сырой весенний день я, как обычно, шла домой с двумя буханками хлеба.
Далеко впереди маячили Валька С. со своей подругой с той же деревни. Увидев меня издали, они подождали, когда я поравняюсь с ними.

И тут началось: нависая сзади, они опрокидывали меня в набухший от воды снег.
Я не могла противостоять, силы были неравные. Но я опять же не показывала виду, что мне обидно, шутила с ними, притворно смеялась, хотя у меня внутри стояли горькие слёзы. От бессилия и беспомощности дрожали руки-ноги... 
   
Вся моя одежда, сумка с учебниками промокли насквозь. Хлеб в сетке имел жалкий вид, буханки размокли и верхняя корочка превратилась в тесто.
Мама допрашивала, почему пришла вся мокрая, и мне пришлось наврать ей, что поскользнулась и свалилась в глубокую лужу... Жаловаться мы не привыкли.

Несмотря ни на что, я по-прежнему общаюсь с Любой... Я не помню, чтобы она серьёзно обидела меня хоть раз, за исключением предательства, когда к ней «прилипла» Валька С.

У Любки характер пацана, она всегда что-либо придумывает и ничего не боится: лазит по деревьям и крышам, ныряет глубоко в омут с головой, отчаянно дерётся с мальчишками... 

Я не подражала ей, не хулиганила, так как боялась наказания. И не только это: по своей сути, я была немного труслива и старалась не ввязываться ни в какие   авантюры, не могла дать достойный ответ за нанесённую обиду, теряла дар речи, за что была всегда очень недовольна собой и потом долго «перемалывала», ругая себя.
 

Промолчала...

В классе у меня украли деньги. В учебнике лежало две купюры по пять рублей, и в течение дня я не раз заглядывала в книгу, проверяла: всё было на месте. Заглянув в очередной раз, я к ужасу своему не увидела второй пятёрки. Холодок колючим шариком прокатился по спине...

Я думаю, это дело рук этой девочки, что сидит на парте позади меня и, возможно, подсмотрела. За ней, говорили в школе, это водилось...

Дома я ничего не сказала, и это дело «сошло с рук». На этот раз не проконтролировали, не спросили, что купила, сколько принесла сдачи. Папа в тот день был выпивши, очень шумел, что-то доказывал...


Чуйко

В школе с учениками были свои проблемы. Вот, например, парнишка из моей деревни Володька (Чуйко его прозвище).

В пионеры его не приняли. Он часто стоял в классе в углу за непослушание. Володька рос один у матери (отец погиб на войне). Мальчик был отчаянным сорванцом, всегда грязный и сопливый, с цыпками на руках.
 
Дежурные ежедневно проверяли наши уши, шеи, руки. Как всегда он был неопрятен, на руках потрескавшаяся грязная кожа (это называется - «ворона сапоги дала»). Ребята тащили его к реке и драили его руки речным песком до красноты. Володька истошно орал...

Вдобавок ко всему, он ещё в школе подворовывал, за что били его смертным боем. Однажды Володька украл чужие новые лыжи, за что и получил опять...

С возрастом Владимир стал привлекательным статным мужчиной и много лет занимал должность начальника авторемонтных мастерских в райцентре.
   

Не ждите милостей

При нашей школе есть приусадебный участок - огород. В огороде всё благоухает, благодаря детям. За каждым учеником с пятого по седьмой класс закреплена грядочка, у кого что: цветы, клубника, капуста, помидоры, огурцы...

Здесь мы получаем дополнительные знания по биологии. Предмет ведёт всеми уважаемая учительница Кайдалова Ираида Ильинична, она же руководит школьным огородом.
   
Мы успешно прививаем к стволу деревьев черенок от другого дерева, получалась интересная композиция. И главное - всё прививалось и не погибало.

Мы получаем знания и добросовестно работаем на огороде, помня текст лозунга длиной в три метра, что висит под потолком над окнами в кабинете биологии: 
 
«Не ждите милостей от природы, взять их у неё – наша задача».  Мичурин.               
               

Здесь растёт всё!

На школьном огороде за всеми детьми закреплены грядки. Я с любовью ухаживала за красными и жёлтыми помидорами и за разными сортами капусты. Узнала, что капуста бывает не только белокочанная и краснокочанная, но и цветная, брюссельская, савойская, кольраби, брокколи...

Здесь растёт всё: наш сад-огород похож на рай. Мы возделываем, укрываем на случай непогоды, лелеем каждый росточек, каждый цветок... Подкармливаем удобрениями, поливаем фекалиями, разбавленными талой водой, что почти до верха попала по весне в школьную уборную, черпаем ведром на верёвке и таскаем в огород... 
 
Осенью снимаем богатый урожай, носим вёдрами в кабинет по биологии. Куда потом всё это девалось? Собирая в 3-х литровый алюминиевый бидон красную и белую малину, я тайком съедала две-три ягоды.

Капусты один вилок мне всё-таки достался и несколько зелёных помидор с моей грядки, которые я парила на печи в коробочке. Попробовав созревший помидор, я получила разочарование, уж очень не понравилось на вкус и на запах...
Вкус помидоров раскусила спустя много лет, когда уже стала жить в Казахстане.


"Инфузория туфелька"

После ухода Ираиды Ильиничны на пенсию, преподавать естествознание и биологию стала её дочь Лидия, только что окончившая институт. Рыжеволосая и конопатая Лидия на уроки приходила в красивом бордовом костюме с белой блузкой, застёгнутой до подбородка на все пуговицы, в модных туфлях-лодочках, на ноги надеты тонкие, телесного цвета, капроновые чулки... Даже зимой...

Выходить на улицу не надо, кабинет биологии находится в том же здании рядом с учительской. Напротив кабинета биологии - дверь в дверь была квартира, в которой живёт семья Кайдаловых. Везёт же людям!               

Лидия, в сравнении с матерью, была вредная, что не заставило долго ждать, ученики немедля дали ей прозвище: «Инфузория туфелька».


Дося

Новый учебный год. Наконец-то, у меня подросли волосы, и я вплетаю атласные ленты. Верхом мечтаний были капроновые банты, собранные на нитку в огромные розы, такие как у одноклассницы Гали Самыловой из деревни Клыково... Она гордилась своими белоснежными бантами, постоянно трогала их руками, проверяла, на месте ли.

Время идёт. Мы также играем спектакли. Театральный кружок увлечённо вёл наш классный руководитель Феодосий Александрович Платов. Но, он вдруг почему-то стал резковат с нами. А может, и мы выросли и характеры у нас изменились не в лучшую сторону, мы больше стали баловаться.   
 
Как-то на одной из репетиций, не помню за что, Феодосий резко накричал на одноклассницу - скромную и тихую девочку Любу Бределеву, дёрнул её за рукав. Ветхое платье на спине порвалось, она - в слёзы...

И тогда весь класс Досе, так стали его называть «за глаза», объявил бойкот. Ребята откровенно «ржали» над ним, стоит ему повернуться спиной, когда он начинал писать что-то на доске. Сзади на брюках красовался фашистский крест, который ребята упорно рисовали мелом на стуле перед каждым его уроком и мазали кромку стола...
 
В конце концов, состоялось серьёзное собрание в присутствии директора школы и учителей. Ребята высказали всё, что думали о Досе: его несдержанность на уроках, крики, не совсем законные двойки, порванное Любкино платье...

У Доси из глаз катились крупные слёзы. Он извинился перед классом... Лично мне было не очень приятно видеть это... Считаю, нельзя быть детям такими жестокими!

Феодосий Александрович совсем неплохой учитель и вдобавок - руководитель  шахматного и театрального кружков, я занималась в обоих и мне очень нравилось...

С той поры мы перестали потешаться над ним... После этого театральный кружок перестал функционировать.         
               

Заноза               
               
Нашей школе колхоз выделил землю, где мы посадили картошку, капусту, горох, лук, чеснок и даже кукурузу, хотя она у нас на севере не вызревает. 

Ходили слухи, что к зиме в школе откроется столовая, и нужно самим выращивать овощи. Выделенная земля находилась в стороне деревни Костино.

В летнюю практику каждый день мы всем классом собираемся на поле: полем,  рыхлим, окучиваем, подсыпаем перегной.
 
В тот день, как обычно, я шла босиком, неся кирзовые сапоги в руке. (Я уже упоминала, что дети, в основном лет до четырнадцати, ходили только босиком, обувались лишь в конце следования, если это была школа.)

Я торопилась, и сильно шаркнув голой подошвой о плаху на деревянном мосту, загнала себе в подошву огромную толстую занозу. Что делать? Возвращаться поздно, я уже на полпути, три километра пройдено, осталось два. Поковыляла дальше...
 
До сих пор не пойму, почему я постеснялась и не попросила помощи у встретившейся со мной медички Нины Вавиловой? Вот такое оно наше жестокое воспитание, считаю, - не совсем правильное! Ничего не у кого и никогда не просить!

Придя на поле, показала занозу учителю Вениамину Михайловичу Ершову, по прозвищу «Безмен». Он долго разглядывал мою пятку сквозь очки с толстыми стёклами, пытался вытащить найденным в кармане у себя гвоздём, но не смог...

И так весь день до вечера я прохромала, не наступая на подошву, перевязав пятку чулком и работая босиком, так как совершенно нельзя было одеть сапог... 



Почему мальчики бывают плохими?
 
В нашей школе некоторые ребятки иногда создавали проблемы, которые благополучно разрешались совместно с родителями: где хорошенько выпорют, где в угол поставят или оставят без ужина...   

Однажды в уборной на стене появилось матерное слово из трёх букв и рядом стишок, написанный простым карандашом:

"Один американец засунул в ж... палец и вытащил оттуда г.... четыре пуда".             

Учителя проводили расследование, но всё безрезультатно... Да кто же признается-то?               
Как у взрослых, так и у детей - отношение к американцам было неоднозначное, возможно причина в том. Журнал «Крокодил» был любимым чтивом в деревне и кое-кто выписывал, в нём было много очень смешных, даже злых карикатур на американцев. 
 

Сейчас, спустя почти пятьдесят лет, прочитав некоторые записи из дневника своему одиннадцатилетнему внуку – ученику пятого класса, я была удивлена его логикой:

-- Ну и чего? У нас и похуже пишут, да ещё и такое рисуют!

-- И не каким-то простым карандашом, а краской из баллончиков...

-- И что из этого... - подвёл итог нашему разговору мой внук Ромка.


Рецензии