de omnibus dubitandum 1. 15

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (1572-1574)

Глава 1.15. ПОЛЬША, ПОТОМУ И НЕ УСТОЯЛА...

    Разлившись бурно и широко, моголо-тартарская (правильнее ордынская - Л.С.) сила остановилась в Кракове. Потрясла она и Польшу, но Польша устояла на своем основании; и между тем как на Днепре погибли плоды дотартарской культуры, край Привислянский развивался без остановки, под влиянием западных наций. Близкое знакомство с этими нациями дало Польше великий перевес над присоединенною к ней двояким способом Русью.

    Обладатели Руской земли, сатрапы, неграмотного деспота, литвина, до того закоснели под его властью, что когда великий князь литовский сделался польским королем и свел их с новыми своими подданными, польские «дуки» показались им недостижимо бывалыми, в общежитии дивно искусными, в грамотности зело премудрыми. Окрещенные с литвинами русичи, в свою очередь, стали тогда смотреть на ляхов, как смотрят из родного захолустья меньшие братья на старших.

    Начали они уподобляться вельможным польским людям в их быту и поступках. Шлифуясь в обществе именитых ляхов, теряли свою шероховатость, и естественно чувствовали благодарность к соседям за ласковое руководительство во всем, что те перенимали у народов цивилизованных.

    Они с поляками дружились почтительно, а скрещиваясь родовою кровью, смотрели на свое родство и свойство с польскими домами, как на высокую честь, гордились иноземными взглядами на вещи, как отличием от людей отсталых, невежественных. Во времена оны представители польской общественности брали себе за образец, ошлифованного по-византийски русича с его сравнительно утонченным языком и обычаем.

    Теперь потомки этого русича подчинялись просвещенному по-римски ляху в своем единении с ним по государственным, общественным и домашним делам. Таким образом, наш гражданский и домашний быт, наши воззрения, вкусы и симпатии были уже издавна в высших кругах те самые, что и у поляков.

    Подобно тому, как, в отдаленную эпоху восточной проповеди христианства на берегах Вислы, ляхам, по всем видимостям предстояло идти тою же историческою дорогою, что и киевским полянам, с их рускими родичами, — потомкам киевских полян, а с ними и всем польско-литовским русичам, открылся теперь путь вечного единства их судеб с судьбами племени польского.

    Но вышло иначе, и именно по той причине, что паны ляхи чересчур уже близко привлекли к себе сановных представителей нашей Руси. Не помогло тут панам ляхам единство веры, обычаев и фамильной политики с панами русичами, — напротив, оно им повредило. Польша потому и не устояла на руской почве, что разлучила наших малоруских панов с малоруским простонародьем, — разлучила просвещенных представителей нации с темною массою.

    Главным двигателем несчастного для обеих сторон единения наших панов с панами ляхами была завоевательная политика римской церкви.

    Папские нунции, или духовные послы, резидуя один за другим в Польше при королевском дворе, постоянно заботились о том, как бы в польско-литовской Руси водворить латинство. Но в течение трех столетий, от Владислава Ягайла до Сигизмунда III "Вазы"=Дмитрия Ивановича, ревнители католичества обратили в свою веру одних наших магнатов с их служилою шляхтою, и то далеко не всех. Низшие классы в Малоросии были как-то недоступны для латинской проповеди, кроме тех виленских, львовских и люблинских мещан, которые перенимали от шляхты панские обычаи и поддавались внушениям вельможных людей ради своих торговых интересов.

Источник: Кулиш Пантелеймон Александрович. Отпадение Малороссии от Польши. Том 1.

    В 1553 году Анне Ягеллонке, сестре короля Сигизмунда II Августа, исполнилось тридцать лет. Все её сестры к этому времени удачно вышли замуж: Изабелла за венгерского короля Яноша Запойяи (хотя "король" он был весьма условный, скорее - турецкий ставленник), Зофья - за герцога Брауншвейга Генриха V, Катажина - без благословения шведского короля за его брата. Несчастной же Анне досталось лишь вышивать церковное облачение да молиться в Кафедре на Вавеле по три раза на дню - ровно до того дня, как на королевском балу она встретилась глазами с Дмитрием Сангушко. С этого момента Анна потеряла покой...

    Ответил ли Дмитрий Сангушко на чувство стареющей королевны? Нет, молодой староста каневский в это время был безоглядно увлечён юной Гальшкой Острожской - и на все призывы Анны Ягеллонки отвечал холодным молчанием. Как себя чувствовала отвергнутая женщина? Полагаю, весьма скверно...

    В сентябре 1553 года Дмитрий Сангушко обвенчался с Гальшкой - и наступил звёздный час Анны (как она на тот момент полагала).

    Она, извела своего брата требованием наказать "прелюбодея" (формально Гальшка на момент замужества не достигла совершеннолетия, которое тогда для девушек в Польше и Литве наступало в 15 лет - Гальшке же было всего 14) - и добилась того, чтобы слабохарактерный Сигизмунд II Август внял её мольбам, просьбам и угрозам - объявив Дмитрия Сангушко вне закона.

    Именно требования Анны Ягеллонки и привели к трагическому финалу всей этой истории - 3 февраля 1554 года Дмитрий Сангушко был убит в Яромире Мартыном Зборовским.

    В некоторых исторических источниках есть свидетельства, что племянница князя Константина-Василия Острожского знаменитая княжна Гальшка Острожская в 1554 году родила сына от князя Дмитрия Сангушко, убитого в чешском городе Яромире еще до рождения ребенка.

    Чтобы новорожденный мальчик не мешал при устройстве дальнейшей судьбы Гальшки Острожской, ее мать — Беата Костелецкая — отдает его на усыновление в верную князьям Острожским семью Наливайко в Гусятин (подальше от Острога). Этим мальчиком мог быть Северин Наливайко, ведь год рождения ребенка Гальшкой Острожской и приблизительный год рождения Северина Наливайко совпадают.

    Такое предположение позволяет объяснить много фактов в близких и доверительных отношениях между фактическим некоронованным королем тогдашней Украины — князем Василием-Константином Острожским и так называемым крестьянским сыном (по определению советской историографии) Северином Наливайко.
 
    Если Беата избавлялась от младенца по той причине, что ребенок мог быть определенным препятствием при устройстве судьбы Гальшки, а значит, и имущественным планам самой Беаты, то князь Василий-Константин Острожский, наверное, тайно опекал мальчика, в отношение которого у князя со временем вызрели свои соответствующие планы, в которые позднее он мог посвятить и Анну Ягеллонку.
 
    Объяснение советской историографии о том, что «крестьянский сын» Демьян Наливайко, учась в Острожской академии, попал в поле зрения князя, который приблизил его к себе, а потом уже Демьян содействовал сближению князя с Северином, по правде говоря, не выдерживает никакой критики. Во-первых, каким образом и, на какой образовательной базе «крестьянский сын» смог попасть на учебу в престижную уже в то время академию?

    Недаром Константин-Василий Острожский после подавления восстания всеми силами пытался спасти Северина Наливайко от казни, а Демьяну Наливайко приказал выехать в Вильно и там переждать тяжелые времена. Когда страсти после восстания поутихли, князь вернул Демьяна в Острог, где он продолжал быть его духовником.

    Люблинская уния 1569 года, объединившая Литву и Польшу в конфедеративное государство, ускорила процесс полонизации и латинизации руской знати. Это лишало православную церковь материальной поддержки, ведь именно князья и знатные роды строили храмы и открывали при них школы. Православным христианам, жившим в пределах Польско-Литовского государства, были обещаны свободное исповедание православной веры, использование руского языка в официальных документах и прочие права наравне с католиками.

    Но последующие события показали, что католическая власть не намеревалась соблюдать эти гарантии Люблинской унии, ограничив и стеснив православных в их правах.

    В то же время Польское королевство на волне Контрреформации испытывало религиозный подъём. После Тридентского собора (1545-1563) Римско-католическая церковь начала оправляться от удара, нанесённого ей Реформацией, и восстанавливать утраченные позиции.

    Прозелитическая деятельность католиков, пришедшая в упадок с началом Реформации, резко оживилась с 1570-х гг. В 1569 году иезуиты были призваны в Вильну виленским епископом Валерианом Протасевичем. Как в Польше, так и в Литве они имели целью борьбу с протестантизмом; но с ним они скоро покончили, обратили своё внимание на православных и в значительной степени подготовили унию.

    Хорошо подготовленные и высоко образованные богословы, как правило, побеждали в богословской полемике с православными. Опираясь на королевскую власть, иезуитские идеологи двинулись на Восток, где их наступлению с трудом противостояли православные полемисты и отдельные западноруские магнаты. Лишь мещанство, в большей степени остававшееся верным православию, давало иезуитам ощутимый политический отпор, объединяясь в церковные братства.