После стада

Огромное малиновое солнце медленно садится за дальний лес. В наступившей вечерней тишине отчётливо слышны звон подойников, мычание телят и ворчание кур, не поделивших насест. По широкой улице возвращается из лугов стадо. Из ворот поспешно выходит мама.
-Жданка, Жданка.
Рыжая первотёлка подходит к ней и тычется горячей мордой в руки. Мама обнимает её за шею, даёт круто посоленную горбушку и уводит во двор. Отец с размаха втыкает топор в отёсанное бревно, стягивает промокшую от пота рубаху и садится на откатившийся пень.
- Сергей, - зовёт он пастуха, замыкающего коровий парад. - Айда ко мне, покурим.
Дядя Серёжа бросает в траву плетёный длиннющий кнут, вешает на изгородь сумку и опускается на бревно.
- Жарко сегодня, уморился.
Огромный остроухий пёс ложится у ног. Я глажу его по голове. Мальчик , свесив красный язык, жмурится от удовольствия и улыбается, показывая ослепительно белые клыки.
- Борька, отойди, - тревожится отец. - Цапнет.
- Не укусит. Щенок ещё совсем, года нет.
- Каким же он будет через год?
- Чуть крупнее, да заматереет. Пастух из него никакой. Ему только на границе с Карацупой служить.
Отец протягивает пастуху смятую пачку "севера", но тот отказывается.
- Баловство. Ни крепости, ни запаха.
Он вытаскивает из кармана широченных галифе кисет, стопку резанной бумаги и спички. Ловко сворачивает цигарку и прикуривает. Всё делает одной рукой. Левый рукав потёртого пиджака заправлен в карман и заколот большой булавкой. На лацкане тускло поблёскивает медаль "за боевые заслуги".
Мама выносит отцу чистую рубашку.
- Набрось, опять спину прострелит.
Оборачивается ко мне.
- А ты что здесь уши развесил? Пошли в избу цыпки отпаривать, пока вода горячая.
- У меня нет цыпок, - прячу я голые ноги под себя.
- Да пусть посидит, - заступается отец. - Сейчас придём.
Он тушит папиросу о подошву , затирает окурок в землю и достаёт из пачки новую.
Дядя Серёжа усмехается.
- Вот и я так же: одну бросаю, другую прикуриваю. А у меня половину лёгкого отняли.
- На фронте?
- Да, - дядя Серёжа досадливо сплёвывает и лезет за кисетом.
- Я ведь, Сашк, и не воевал-то толком. Меня в конце июля призвали. В Сызрани погрузили в эшелон, поехали.
Торопим железнодорожников: давайте скорее, а то без нас фашистов разобьют. За Брянском попали под бомбёжку. Раскатали эшелон вчистую. Юнкерсы по головам ходили, в лётчиков хоть камнями кидайся. Собрали нас, уцелевших, добавили ещё таких же и пошли мы к Смоленску. Мы на Запад, а навстречу гражданские с детьми, с узлами, с тележками. Раненные на машинах да на подводах. На переправах столпотворение, давка.
Наконец команда: занять позицию, окопаться.  Сержанты забегали: не лениться, в полный профиль. Зарылись, как кроты в землю. День ждём, два - никого. Новый приказ: отходим - справа прорвались. Дороги по прежнему забиты. Топаем назад, к Брянску. Километров сорок отошли - окопаться, приготовиться к бою. Еще сутки сидим. Гремит со всех сторон, но перед нами немцев нет. Летит ротный.
- Снимаемся, слева обошли.
И так месяц. Октябрь наступил, дожди льют, холодно. Под Малоярославцем встали. Но тут повеселее. Рядом курсанты окапываются, сзади пушкари позиции готовят. Утром и немцы появились. За километр, на опушке  машины остановились, солдаты повыпрыгивали, но не сунулись. Два броневика ближе подъехали, постреляли из пулемётов. Им ответили из винтовок, но толку-то? Откуда-то танки выползли, штуки три. Тут уж пушкари ударили. Немцев, как корова языком слизала, все в лес попрятались. Минут пять никого не было, мы даже обрадовались - может ушли? И тут началось. По нам лупили из пушек, миномётов, из пулемётов. Земля волнами пошла. Может час, а может полчаса это длилось, наконец стихло. Все наши окопы в кашу размесили.
Раненные кричат, засыпанные стонут. Ко мне подбежал сержант, орёт что-то, показывает в поле. Я выглянул: метров двести от нас катят танки, а за ними валит пехота. Схватил винтовку и давай палить. Сержант как треснет меня по затылку.
 - Ты на хрена в танк стреляешь? По немцам бей.
В траншее зашевелились, захлопали винтовки, зачастил пулемёт. Даже пушка ожила. С одного танка сорвало башню, другой задымил и попятился к лесу. Немцы припали к земле. На бруствер выскочил ротный.
 - Примкнуть штыки. В атаку, мать...мать... мать...
Я только выпрямился в окопе, меня и хлестануло. Одна пуля в грудь на вылет, другая размозжила руку.
Вот и вся моя война.
В небе загорелись первые звёзды. С  озера потянуло прохладой и запах калины кружил голову.
Да...- нарушил молчание отец. - Кому что на роду написано. Я в сорок пятом стал бояться, что меня в последний день убьют. За всю войну ни одной царапины. В сорок первом лёгкая контузия и всё.
Дядя Серёжа нашарил в траве кнут, повесил через плечо сумку и свистнул Мальчика.
 - Ну, бывайте. Ночи стали короткие, заря с зарёю встречаются.
Мама ждала нас за столом. Есть не хотелось, хотелось спать. Отец тоже "купал" ложку в супе.
 - Примкнуть штыки? Они и так примкнутые. Винтовка пристреливается со штыком.