Станция метро Беляево

— Что, папуас, из носа выпала потерянная 12 лет назад серьга?
— Угу. И ее тут же вставили в пупок. А почему ты об этом спрашиваешь, кукла Лена?
— Ты явно взвинчен перед предстоящей встречей у метро Беляево, но в чем ее важность мне не говоришь. Ты, конечно, хозяин-барин, но твое поведение просто мешает работе. Когда ты четко объясняешь мне все нюансы, связанные с деловыми переговорами — мне просто легче правильно строить свое поведение.
— Кукла Лена, мне нечего от тебя скрывать. Эту встречу нужно провести, но она носит почти формальный характер. Процесс пошел, и его, как Ленина, на субботнике несущего на плече бревно, уже никому не повернуть вспять.
Так что веди себя по обстановке, в формате отдыха на яхте. Просто дай на себя полюбоваться. Форма одежды квази-полевая, с вырезом. И зал замрет.
— Вырез на мне «декольте» называется. Ничего не сечешь в высокой моде, христопродавец!  А колокольчики на обуви должны быть?
— Перестань. Ты надо мной смеешься, а это вызывающее беспокойство действие, кукла Лена. И они повлечет за собой безжалостный ответ.
— Произнес длинную и занудную речь, но на мой вопрос так не ответил. Ты можешь объясни мне — почему тогда так волнуешься?  Я же твое состояние насквозь вижу, нехристь, меня ведь не проведешь. Ты что-то от меня, своей верной и преданной содержанки, скрываешь?
— В этом никакой тайны нет. Когда я женился, то мы снимали квартиру возле метро Беляево.
— А почему именно там?
— Моя жена училась в Университете Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы. Тогда он в просторечии назывался «Лулумбарий». А этот Лулумбарий находился возле метро «Беляево», на улице 26-ти бакинских комиссаров.
— То есть тогда это был грязный негритянский район, наш советский Гарлем?
— Да, студенты там учились исключительно из длинного ряда малоразвитых государств, чуть что воюющих с соседями по поводу и без повода. Главным образом это были тогда еще не приемлющие джихад мусульмане. Советских граждан в Лусусбарии училось 25% от личного состава студентов. Но, подразумевалось, что именно они будут запевалами.
Но, при этом, это был самый престижный район Москвы, не считая центра. Там сверкали огнями магазин «Лейпциг», где продавали товары производства ГДР, и магазин «Ядран», где продавались товары, произведенные в Югославии. А также еще один, правда без названия, магазин, где продавалось кожаное белье и все, что нужно для украшения большой груди. И где, соответственно, любой желающий мог соприкоснуться с прекрасным.
В эти три магазина ездила отовариваться вся либерально настроенная интеллигенция столицы. А также интеллектуалы (см. картинку над текстом) и люди искусства из провинции. Это была своего рода политическая демонстрация...
— Вот же проклятые капиталисты, чего только не придумают ради наживы!
— Я с женой любил в этих магазинах гулять. Это став жителем Нового Уренгоя я привык, что за окном всегда писец, а тогда я любил прогулки на свежем воздухе, кукла Лена. Вспомнилось почему-то. Хотя моей жены уже давно нет. А ГДР и Югославии тем более...
— Не грусти, я постараюсь немного смягчить твою боль утраты. Как умею, а я умею. Но сначала ты мне должен сказать — ты тоскуешь по своей умершей жене Нине, или по ГДР и Югославии?
Ну вот, я так и знала — и опять евреи очень плохо поступили с маленькой девочкой с большим бантом. Он меня по попе шлепнул, христопродавец. И смотрит на меня ледяными черными глазами. Ну как в такой атмосфере можно работать, я Вас спрашиваю?
— Ты права кукла Лена. Евреи нуждаются в постоянном нежном общении и ласке, а я не создаю тебе для этого должных условий. Прости великодушно.
— То-то же! Всегда меня слушайся, мировая закулиса и...
Только я сама разденусь, ручища он распустил! А то опять что-нибудь порвешь на мне или сломаешь. Знаю я тебя, обормот.