Фехтовальщик

[Из черновиков романа]

   Дорогая Розочка!
Да, сестренка, помню, что не любишь ты, когда я называю тебя цветком... Но прости мои братские порывы и склонность к теплым воспоминаниям. Каждый день и каждый раз, когда вспоминаю о милой сестре, память рисует твою колыбель, украшенную розами. Хотя прошло уже столько лет...
Как спокойно было тогда; и какие беспокойные дни сейчас. Сон не идет даже при мирной качке корабля да теплых воспоминаниях о доме.
Последний год я, съедаемый грустью, не получал от тебя вестей. Грешу на мои скупые слова да эмоции в ответах на прежние весточки. Не гневайся, сестренка, из-за семи беглых строк, за лень бренного тела по европейской моде. О, нет! Не промотался, не ради увеселений уехал, тебя в батюшкином доме оставив. Не ради громкой славы, в ожидании коей многие в залог голову оставляют. Поверь, вскоре ты увидишь меня... Уверенным шагом приближающегося к родному крыльцу. Не успеет наступить следующий год!
Прошло некоторое время с тех пор, как я на торговом судне покинул земли Фенноскандии. Джентльменов удачи в этих водах не замечали, но и без них Амфитрита даровала испытание сильным штормом. Члены команды даже понесли потери... Но судно продолжает свой путь. La garde meurt mais ne se rend pas! Коварный Альбион обязательно дождется моего прибытия.
Да, дела чести плетью гонят, словно раба. Потому третий год к ряду не появляюсь в родных стенах. Но обязательно придет день, когда предстану перед тобой и смогу объяснить свой холодный тон в предыдущих посланиях. Увижу отца и матушку, спрошу благословения родительского. Audaces fortuna juvat! Да! Я намерен сделать предложение... И клятвой вечной любви связать свою бессмертную душу с неподражаемой Екатериной...
Свято верю, что все получится согласно моим представлениям. Но наша жизнь, если не океан, то большое, глубокое, беспокойное море. Придет ночь, за ней наступит день... Cras ingens iterabimus aequor, и, как истинные кузнецы своей грешной жизни, отправимся навстречу роковой судьбе.
Разве что ты и подобные тебе, мое чудо, находясь под защитой границ российских, вольны не страшиться злого рока, которого во славу России отгоняют храбрые сыны, упреждая уколы политических хитросплетений и отражая воинские бесчинства.
Звездочка моя ясная, тебе наверняка наскучило читать несвязные мысли старшего братца, и ты уже порядком теряешь терпение. Потому не держу тебя боле. Сохраню надежду, что мы дружны так, как были до моей поездки, что ты напишешь мне пару строк, пусть и не отправишь конверт вслед за мной на землю Мерлина и Артура, в славный город на Темзе, а вручишь свои мысли лично, когда я появлюсь на пороге нашего дома...

   Услышав возгласы, доносящиеся с палубы, русоволосый джентльмен оторвался от написания письма, отложил перо и прислушался. Но кроме «Ура!» и других ликований ничего не смог разобрать. Подписав письмо, взяв шляпу со стола и шпагу с кровати, молодой граф вышел из капитанской каюты.

   Команда торговой бригантины ликовала, граф даже не сразу нашел взглядом капитана. Но усатый и донельзя довольный капитан сам подошел к появившемуся на палубе графу.
   – Капитан?
   – Мы достигли берегов Англии, господин граф!
   Граф вздохнул, обреченно и одновременно тоскливо глядя на показавшиеся берега туманного Альбиона.
   – Хорошо. Капитан, у меня просьба. На столе в Вашей каюте лежит письмо. Запечатайте его в подготовленный конверт и передайте с почтовыми, когда вернетесь в Империю.
   – Конечно, граф. Почту за честь, – уважительно поклонившись, ответил капитан.
   – Благодарю Вас.
   Ликование матросов утихло, каждый вернулся к своим обязанностям. А молодой граф подошел к борту, опершись на массивное дерево корабля.
   – Что же... Здравствуй, страна диковинных обманов, – едва слышно произнес высокородный, устремив взгляд на приближающуюся землю. – И встречай мою шпагу.
В последние два слова были вложены угрожающие нотки.

***
(Месяц спустя...)

... В особняке стояла тишина. Слуги не спали – готовили багаж господина к дальней дороге, а охранники сонно стояли на своих местах.
С балкона в спальню задувал свежий воздух, а хозяин при свете свечи лихорадочно царапал письмо, почти подпрыгивая от любого шороха. В спешке уже было испорчено четыре листа бумаги. Вдобавок раздражало и сломанное перо, пришлось тратить время на заточку нового. Многие при дворе пытались выяснить и собрать хоть какие-то слухи, чтобы объяснить очень странное в последние дни поведение маркиза. Но даже слуги недоумевали.
   Спустя почти сгоревшую свечу, маркиз смог-таки закончить письмо, затем смял лист и упаковал его в конверт. И замер в следующий же момент, увидев на балконе темный силуэт с обнаженной шпагой. Маркиз не видел лица, но чувствовал, что незнакомец смотрел ему прямо в глаза.
   Стоило незваному гостю сделать шаг навстречу хозяину особняка, как маркиз откинулся назад, бросив заготовленный на подобный случай нож. Звякнуло, после чего метательный нож оказался в стене. От страха маркиз потерял дар речи. Он был испуган настолько, что даже забыл позвать на помощь. Но жажда жить заставила нырнуть к камину, на котором висели скрещенные шпаги. Сняв одну из них, маркиз вовремя обернулся и встретил своим клинком клинок врага.
   Несколько выпадов, нехитрых приемов, будто дружеское приветствие, и дуэлянтов снова разделял письменный стол, только на этот раз спиной к балкону стоял маркиз. К тому постепенно вернулось чувство реальности; поняв, что перед ним человек, никакой не призрак и не дух мщения, который уже умертвил двух баронов и одного глупого герцога (о чем только и говорили при дворе), маркиз окликнул стражу, после чего продолжил тренироваться в метании чего-нибудь в оппонента. На этот раз полетел кувшин с крепленым вином, который угодил в стену рядом со входом в спальню. Вино превратилось в забавный узор на стене, стекая на пол и медленно окрашивая дорогой ковер и богатый диван. Незнакомец ловко увернулся от снаряда, рассек шпагой воздух и снова уставился на маркиза, дерзко улыбаясь. Из-под маскарадной маски на англичанина глядели два кусочка льда. Весь облаченный в черное, спрятавший лицо под маской казался расслабленным. Ни разу за нападение так и не встал в боевую стойку.
   На шум и призыв о помощи сбежалась стража. Глупцы вламывались сразу толпой в небольшой проем. Один из незадачливых охранников в суматохе уронил горящий фонарь прямо в лужу вина. Разлетелись осколки стекла, вытекло масло.
Занялся огонь...

Примечание.
La garde meurt mais ne se rend pas (франц.) – гвардия умирает, но не сдается.
Audaces fortuna juvat (лат.) – счастье покровительствует смелым.
Cras ingens iterabimus aequor (лат.) – завтра мы снова выйдем в открытое море.

(Денис Ермолаев, 2018/19, Москва,
черновик к роману «Фехтовальщик»,
завуалированный вариант, отрывок)