XII

 Конечно, в разговоре с Жюли Маринетт была не совсем честна. На самом деле она не была теперь такой самоуверенной и горделивой, какой хотела казаться. И конечно, девушка чувствовала далеко не угасшим в ней инстинктом актрисы, что на минувшей репетиции даже не пыталась стараться. Просто Маринетт действительно уже не хотела играть в обычных пьесах после того, что открыла для нее Шанталь.
 Сейчас, на очередной полуночной репетиции юная актриса еще больше чувствовала, что лишь здесь рождается настоящее, неповторимое искусство, разительно отличающееся от того, что происходит днем на обычной сцене театра. Да, пьеса "маленькой Смерти" была на первый взгляд почти лишена всякого смысла и цели, представляя собой лишь набор случайных монологов героев. Но в действительности ее значение очень точно и спокойно объяснила сама Шанталь:
 - В прошлый раз кое-кто из вас недоумевал, может ли мое творение называться драматургией. Якобы в нем отсутствует напрочь внятный сюжет и мысль. Но я поясню: Суть моей пьесы в том, что за всеми людьми, старыми и молодыми, богатыми и бедными, счастливыми и не слишком, рано или поздно приходит одна смерть. Она не делает различий, для нее все одинаковы. И она никому не дает отсрочки.
 Последние слова девушка произнесла очень выразительно, пускай и мрачным тоном, после чего вновь затянулась лиловой сигаретой. Выждав некоторую паузу, она продолжила:
 - Поэтому вы, все вы, мои актеры, в этой пьесе лишь второстепенные персонажи. Вы подчиняетесь Ей, вечной и всесильной Смерти, надеясь, что к вам она хотя бы будет немного милостивее, нежели к другим. Вот и все.
 Закончив свои размышления вслух, Шанталь обратилась к смущенной Маринетт.
 - Что с тобой? Ты подавлена, Мари? Или на тебя мои слова произвели столь угнетающее впечатление?
 - Нет, что вы, - поспешила заверить ее в обратном юная дебютантка, - Я всего лишь думаю... Может, мне действительно не следовало вести себя с Дежердомом так резко и вызывающе?
 Шанталь рассмеялась Маринетт в лицо.
 - Ха-ха! Ха-ха-ха! Мари, о чем ты вообще? Этот безвольный пень получил то, чего заслуживал! Еще посмел обвинить тебя в плохой читке текста. Да Мадлен и этого делать не могла: просто наряжалась точно рождественская елка и ходила по сцене как павлин с видом: "Посмотрите на меня, жалкие обыватели, какая я нарядная и красивая!" Бррр, превращала пьесы в выставку модных нарядов, и только! Но зрителям это нравилось... и довольно долго.
 - Да, я хотела тоже сказать... - опомнилась Маринетт, - Иногда бывает ведь, что желания зрителей и режиссеров не совпадают.
 - Как и в случае моей пьесы, - ответила Шанталь, - Я пишу то, что считаю искусством, а не то, что в первую очередь должно нравиться и премьер-министру, и судомойке! Если ты еще не догадалась, я писала ту пьесу про себя и для себя, Мари. Но не ради себя. А ради памяти... моего отца.
 Внезапно голос Шанталь окончательно сделался тихим и глухим, а взгляд словно окаменел, будто у мертвой. В сочетании с ее и без того необычными глазами это смотрелось пугающе. Тревожась, Маринетт осторожно коснулась ее плеча, тихо спросив, можно ли чем-то помочь.
 Вздрогнув и точно очнувшись от сна наяву, Шанталь резко помотала головой и, сделав глубокий вдох объявила всем актерам, что на сегодня репетиция окончена.
 - Можешь идти, Мари, - добавила она напоследок девушке, - не беспокойся за меня, со мной ничего не случится.
 - А вы останетесь здесь? Вы живете в театре, так?
 Шанталь усмехнулась.
 - Нет, не всегда. Да, "Белая камелия" - мой второй дом, но так я по праву занимаю и тот, что принадлежал еще родителям. Его точно никто у меня не отнимет.
 И вновь ее голос на финале фразы сделался почти металлическим. На мгновение Маринетт даже поверила, что все страшные истории про его обладательницу были правы: такая могла не только напугать, явившись во мраке балкона над сценой.
 Но девушка быстро отогнала нелепые страхи, и когда услышала от Шанталь приглашение посетить ее дом вне театра, тут же согласилась. Взяв ее под руку уже без своих любимых черных перчаток, ночная хозяйка храма искусств, повела ее к выходу в город.
 
 * * *

 Дом Огюста Летурнье находился совсем недалеко от здания театра, впрочем, это было неудивительно. Не слишком большой, в старинном стиле конца прошлого века, разительно отличающийся от новомодных грузных "уродцев" в десяток этажей. Казалось, в нем наиболее сильно витал дом прошлого, он остался неизменным со времен раннего детства Шанталь.
 Войдя в холл, Маринетт невольно остановилась, оглядываясь по сторонам, тогда как Шанталь бесшумно прошла в одну из комнат и на какое-то время исчезла. Мари обнаружила ее уже стоящей возле конца лестницы на второй этаж.
 - О, прошу, не появляйтесь так внезапно, а то я и вправду сочту вас привидением! - со смехом попросила девушка.
 - Не бойся, я лишь люблю казаться потусторонним существом, верно, Фантом?
 Сперва Мари не поняла, к кому Шанталь обратилась, пока та не повернулась немного боком, после чего ахнула. На плече Летурнье сидел большой черный ворон.
 - Ну, что же ты молчишь? Не хочешь отвечать? Тогда на ушко, чтобы лишь я расслышала. - с этими словами Шанталь нежно потерлась щекой о клюв птицы.
 Маринетт насторожила странная неподвижность ворона, и лишь спустя еще минуту она поняла, что на самом деле это чучело. Но при этом сама Шанталь не шутила, общаясь с ним, будто он мог ее услышать. Теперь девушка поняла и то, почему многие считали Летурнье безумной.
 - Прости, Мари, Фантом в последнее время немногословен. Но он все слышит и понимает, я знаю, - ответила Шанталь, улыбаясь, после чего нежно погладила ворона по перьям. Говорящие вороны - редкость, таких в литературе было лишь два, у Диккенса и Эдгара По.
 Не желая больше смотреть на чучело птицы, которое считают живым, Маринет перевела взгляд на большой портрет, висящий внизу. Она узнала в нем человека с найденной прежде фотографии.
 - Это и есть мсье Летурнье, верно? Ваш отец? - спросила она Шанталь.
 Улыбка последней сделалась печальной.
 - Да, верно, это он. Он был необыкновенным человеком. Когда в детстве я тяжело болела и все махнули на меня рукой, он один меня выходил, один всегда верил в меня, что я не ослепну и снова смогу видеть и играть на сцене... Он знал, что я некрасива, но смелая и умная - так всегда и называл меня: "Моя смелая и умная дочка". И он также всецело был предан искусству, при нем "камелия" переживала лучший период своей жизни.
 Когда Шанталь замолчала, глядя в пустоту, Маринетт спросила:
 - А что с ним случилось?
 Летурнье ответила, осторожно вынув из ворона перо и медленно выпустив его из рук, чтобы то летело на первый этаж:
 - Он умер. От тифа. Ухаживающая за ним сиделка тоже. Меня до последнего не пускали к нему, даже проститься... В последние минуты его жизни я не смогла его увидеть, не смогла сказать, как сильно всегда его любила... И лишь потом я узнала, что его нет. Конечно, для меня мир с того мгновения перестал существовать. Я не помню точно, что делала, кажется кричала, плакала навзрыд и билась головой об пол, клочьями вырывая свои волосы. Я кричала "Папа! Я хочу к папе! Пустите меня к нему!" Но все было напрасно: родственники решили, что у меня нервный приступ, и просто закрыли в комнате. А спустя день я нашла Фантома... нашего с папой ворона на полу. Он лежал, раскинув крылья и запрокинув голову. Когда я подняла его, то уже знала, что больше никто его не услышит. Кроме меня. Фантом отныне общается лишь со мной, принося вести из Того мира, и говорит, что отцу там лучше, хотя он и скучает по мне... Да, скучает, но обещает однажды вернуться... хотя бы на миг... он еще вернется...
 Шанталь договаривала свой рассказ, уже не видя Мари, а ее голос ей отказывал, дрожал, язык заплетался. По щекам побежала струйки слез, а она все продолжала бормотать:
 - Я знаю, он вернется, ворон так сказал, и это правда. Он вернется, обязательно вернется.
 Понимая, что она уже здесь лишняя, Маринетт попрощалась с Шанталь и сказала, что уходит. Та даже не посмотрела в ее сторону, лишь слабо кивнув головой. Оказавшись на улице, девушка испытывала смешанные чувства. Ей было и невероятно жаль эту несчастную, почти помешавшуюся после смерти отца, но в то же время она знала и то, что Шанталь не сумасшедшая, она гениальный человек, и ее творчество непременно должно увидеть свет. Мари поклялась сделать для этого все от нее зависящее.