Ги де Мопассан

Ги де Мопассан
|проза и стихотворения|
 
 
Ярма условностей не знает мысль моя...
Её — со всей наивной простотою,
Со всей её наивной наготою —
В созвучья мерных строф и воплощаю я...
 
Наивна и проста, как без румян ланиты,
Не знавшие белил, — во всей красе своей,
С волною по ветру распущенных кудрей
Она идет в толпе, не ведая защиты...
 
«Моя мысль» Ги де Мопассан
(перевод Аполлона Коринфского)
 
 
   Сегодня не будет условностей. Не будет. Где Ги де Мопассан, там есть место только реальности бытия. А вот какой она станет — пессимистичной или наполненной оптимизмом, или же окрашенной равнодушием — зависит только от Вашего восприятия. Ведь, когда идёт речь о повседневности, кто, как не мы сами, и воплощаем её реалии.
   Анри Рене Альбер Ги де Мопассан (1850—1893) — французский писатель, ставший одним из самых великих представителей европейского критического реализма 19 века. По словам Анатоля Франса, Мопассану всегда были свойственны строгая внутренняя художественная логика, сжатость, точность и ясность «подлинно французского языка». Гениальный творец, проживший всего лишь 42 года, оставил после себя огромное литературное наследие, включающее несколько романов, множество повестей, новелл и рассказов. И ещё (или прежде всего) он был поэтом. Его стихотворения прекрасны. А путевые очерки? «Бродячая жизнь» Мопассана — это юмор, сарказм и море мыслей, лишённых того самого «ярма условностей». Да, что там говорить. Нужно читать.
 
Из статьи Юрия Ивановича Данилина
«Творчество Мопассана» (1958 г.):
 
   «... «Я вошел в литературу, как метеор», — шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования «Пышки». Но чудо остается чудом только до тех пор, пока неизвестен его механизм: мгновенной славе Мопассана предшествовала долгая и упорная учеба литературному искусству. Жизненные обстоятельства складывались необыкновенно благоприятно для того, чтобы он мог сделаться писателем. Семья его тяготела к искусству. Мать Мопассана горячо любила литературу и умела тонко ценить ее, сестра поэта-романтика Альфреда Ле Пуатвена, друга юности знаменитого французского писателя Гюстава Флобера, она тоже была знакома с Флобером и преклонялась перед его талантом. Когда Мопассан обучался в Руанском лицее, одним из его преподавателей был поэт-парнасец Луи Буйл. Почуяв в поэтических опытах Мопассана искру дарования, Буйле стал его первым литературным учителем и настойчиво старался внушить юноше, что работа в области искусства требует великого труда, терпения, усидчивости, овладения законами литературной техники.
   В 70-х годах литературным учителем Мопассана стал Гюстав Флобер. «Не знаю, есть ли у вас талант, — сказал он, познакомившись с первыми произведениями Мопассана, тогда еще продолжавшего писать стихи, — в том, что вы принесли мне, обнаруживаются некоторые способности, но никогда не забывайте, молодой человек, что талант, по выражению Бюффона, — только длительное терпение. Работайте». Следуя этому совету, Мопассан работал не покладая рук. Он писал стихи, поэмы, комедии, первые повести и рассказы, написал даже романтическую драму. Суровый учитель браковал почти все и запрещал ему печататься. Стремлением Флобера, все более привязывавшегося к своему ученику, было воспитать в нем глубокое уважение к литературе, понимание ее задач, высокую требовательность к своему творчеству. Суровой школы флоберовской требовательности уже одной было бы достаточно, чтобы его послушный и способный ученик стал видным писателем-реалистом. Но Мопассану выпало редкое счастье встретить и другого великого учителя — И. С. Тургенева. Подобно Флоберу, Тургенев отнесся с большой симпатией к Мопассану, помогал ему советами, просматривал его рукописи. Периодом их наибольшего сближения было время после смерти Флобера. В эту пору Мопассан уже много печатался, но материально был еще очень стеснен. Тургенев связал его с русским журналом «Вестник Европы», содействовал появлению в этом журнале его первых переводов, горячо приветствовал его роман «Жизнь». Свою первую книгу — сборник «Стихотворения» (1880) — Мопассан посвятил Флоберу, а первый сборник рассказов — «Заведение Телье» (1881) — И. С. Тургеневу. Этими посвящениями он засвидетельствовал равную долю благодарности своим любимым учителям...»
 
   О жанре критического реализма рассуждать не вижу смысла. Куда интересней постичь внутренний мир Ги де Мопассана, который завуалировано присутствует в каждом его произведении. Он очень тонкий психолог, не позволяющий себе судить, и открыто делать выводы о любом человеческом «явлении» — он для меня тот, кто читаем и постигаем исключительно «между строк». А примером открытости Вам могут послужить те же его путевые рассуждения в «Бродячей жизни». В них он не боится выглядеть уязвимым и мега чувствительным: «редкую и, пожалуй, опасную способность представляет эта нервная и болезненная возбудимость всех органов чувств — благодаря ей малейшее ощущение превращается в эмоцию, и в зависимости от температуры ветра, от запахов земли и от яркости дневного освещения вы испытываете страдание, грусть или радость, — что это, счастье или несчастье?». Что же касается реалистичности Мопассана и его приверженности к этому направлению в литературе, то кто о нём расскажет Вам лучше, как не сам автор.
 
Из предисловия Ги де Мопассана
к роману «Пьер и Жан» (1888 г.):
 
   «... Талант порождается оригинальностью, которая представляет собой особую манеру мыслить, видеть, понимать и оценивать. И вот вслед за литературными школами, стремившимися дать нам искаженное, сверхчеловеческое, поэтическое, трогательное, очаровательное или величественное представление о жизни, пришла школа реалистическая, или натуралистическая, которая взялась показать нам правду, только правду, всю правду до конца. Надо с одинаковым интересом относиться ко всем этим столь различным теориям искусства, а о создаваемых ими произведениях судить исключительно с точки зрения их художественной ценности, принимая a priori породившие их философские идеи.
   Романисту, который переиначивает неопровержимую, грубую и неприятную ему правду ради того, чтобы извлечь из нее необыкновенное и чарующее приключение, незачем заботиться о правдоподобии; он распоряжается событиями по своему усмотрению, подготавливая и располагая их так, чтобы понравиться читателю, чтобы взволновать или растрогать его. Но романист, имеющий в виду дать нам точное изображение жизни, должен, напротив, тщательно избегать всякого сцепления обстоятельств, которое могло бы показаться необычным. Цель его вовсе не в том, чтобы рассказать нам какую-нибудь историю, позабавить или растрогать нас, но в том, чтобы заставить нас мыслить, постигнуть глубокий и скрытый смысл событий. Он столько наблюдал и размышлял, что смотрит на вселенную, на вещи, на события и на людей особым образом, который свойствен только ему одному и исходит из совокупности его глубоко продуманных наблюдений. Это личное восприятие мира он и пытается нам сообщить и воссоздать в своей книге. Чтобы взволновать нас так, как его самого взволновало зрелище жизни, он «должен воспроизвести ее перед нашими глазами, стремясь к самому тщательному сходству. Следовательно, он должен построить свое произведение при помощи таких искусных и незаметных приемов и с такой внешней простотой, чтобы невозможно было увидеть и указать, в чем заключаются замысел и намерения автора.
   Итак, каждый из нас просто создает себе ту или иную иллюзию о мире, иллюзию поэтическую, сентиментальную, радостную, меланхолическую, грязную или зловещую, в зависимости от своей натуры. И у писателя нет другого назначения, кроме того, чтобы точно воспроизводить эту иллюзию всеми художественными приемами, которые он постиг и которыми располагает. Иллюзию прекрасного, которая является человеческой условностью! Иллюзию безобразного, которая является преходящим представлением! Иллюзию правды, никогда не остающуюся незыблемой! Иллюзию низости, привлекательную для столь многих! Великие художники — это те, которые внушают человечеству свою личную иллюзию. Не будем же возмущаться ни одной теорией, поскольку каждая из них — это лишь общее выражение анализирующего себя темперамента…»
 
   Друзья, читайте. Рассуждайте. Открывайте для себя новые имена! И помните, что постигая миры других — мы с Вами (чудесным образом) можем приблизиться к истине.
 
Кто созерцал уже бездушность красоты
Светил, которыми полна небес безбрежность;
Кто знает, сколько мук таят всех дней черты —
И первый жизни день и смерти неизбежность;
 
Кто бога не нашел и божьей доброты —
Их отрицает ум, хоть призывает нежность;
Кто гения постиг тщету и безнадежность,
Ничтожество любви — обманчивой мечты;
 
Кто жаждет одного: лишь в гроб сойти забвенный;
Чей взор уже знаком с изнанкою вселенной,
С приманками ее — раскрашенным холстом;
 
Кто знает ту тоску, что названа сомненьем, —
С дороги сходит тот, сражен изнеможеньем:
"Веселая толпа, иди своим путем!"
 
Ги де Мопассан, 1873 г.