Настоящий модерн

   Степан Степанович после разговора о русском модерне с Инессой Евгеньевной сделал столовую мебель, а с резчиками по дереву у него ничего не получилось. Комплект мебели был, а антикварного вида у него не было. И пошел он к Инессе Евгеньевне в жилетку поплакать. А она засмеялась! Он только рот открыл от удивления.
   — Милый ты Степан Степанович, есть мистическая отделка для твоего комплекта! Да еще какая! Но нужно найти столяра Селедкина, чтобы он все это вместе состыковал по старым рецептам.
   — Так умер столяр, и нет теперь мастера, который мог бы под старину мебель реставрировать.
   — Я не знала. Что предлагаешь?
   — Не знаю, а Родион знает? Он видел, вероятно, как его отец работал. Столяр реставрировал без зрителей, никого не впускал в мастерскую.
   — это я хорошо знаю. Младший Селедкин уволился, но его можно найти. Вези свой комплект в магазин, в реставрационную мастерскую, а я привезу для него украшения и Родиона.
   Родион откликнулся на звонок мобильного телефона и сам приехал в магазин. Он сказал, что знает, как отец делал мебель под старину, но сам никогда этого не делал, хотя помнит все материалы, которые отец при этом использовал.
   Степан Степанович привез столовый мебельный гарнитур, а увидев дощечки с качественно вырезанными животными, как ребенок, захлопал в ладоши.
   — Отлично, то, что надо! Какое мастерство, и все выдержанно в одном стиле, в одном размере!
   Родион при виде дощечек выдохнул:
   — Откуда такая прелесть? Все животные выпуклые, как живые, да так ровно сделаны!
   — Родион, твое дело — объединить дощечки с гарнитуром, надо создать новую антикварную коллекцию русского модерна конца девятнадцатого века.
   — Без проблем! Это настоящая натура!
   Откуда люди узнают о новинках? Неизвестно, но покупатель вскоре объявился на весь столовый гарнитур, хотя для начала ему показали стул с отделкой из двух дощечек с изображением животных на спинке стула. Стул смотрелся единым целым, трудно было догадаться о том, как он был сделан. Единственное, о чем просил покупатель — оставить в секрете свое имя.
   Виктор Сидорович, дядя погибшего любовника Анфисы, на правах хозяина с удовольствием обходил дачу. Ему нравилось жить без посторонних людей. Он с удовольствием открывал комнату с янтарной мебелью, долго смотрел на нее, представляя себя графом. В качестве помощницы по дому он вернул Полину и уволил повара с охранником.
   Инна, дочь Полины, переехала жить к отцу Степану Степановичу. С ним она не ссорилась, ощущая себя хозяйкой. Отец сильно ее не доставал воспитанием. Девочка научилась готовить, и все шло своим чередом.
   В антикварном магазине наступило затишье. Реализация залежалых товаров шла плохо, и без суеты рекламы дела не шли.
   Родион покинул свое место работы. Анфиса жила в полусне. У нее возникло ощущение вязкого болота. Иногда ей хотелось поехать в тайгу. Посмотрев на парк, она поймала себя на мысли, что это ей не под силу.
   Так прошел год...

   Уныло смотрела в окно Инесса Евгеньевна, мать Платона. Она думала о нем. Люди после его исчезновения ее обходили стороной. Такое наказание для нее было естественным. Она смотрела на кучевые облака в небе, на зеленую беспробудную листву и ощущала тревожную пустоту в душе. Состояние беспокойства постепенно нарастало. Она потянулась к коробке с шоколадными конфетами. И в этот момент прозвенел звонок в дверь. Она ее открыла и отпрянула.
   В квартиру стремительной, но знакомой походкой вошел незнакомый человек.
   Она всмотрелась в его лицо, узнавая и боясь ошибиться: перед ней стоял ее Платон! Но какой?! Его лицо покрывала кучерявая ровная бородка. Его волосы были подстрижены немногим длиннее бороды. Он выглядел красавцем!
   — Платон, это ты? — спросила дрогнувшим голосом Инесса Евгеньевна.
   — Я, мать! Я! — басовито ответил сын.
   — Что с твоим голосом? Ты стал басить?
   — От ветра, от морозов мой голос немного треснул. Много пришлось покричать...
   — А борода? — тихо проговорила мать, начинающая верить в счастье.
   — Что борода! Посмотри, что я принес! — и он нагнулся над сумкой, потом махнул рукой и поставил ее на стол перед матерью, медленно открывая молнию.
   Инесса Евгеньевна поднялась с кресла, заглянув в сумку, потянулась рукой за дощечкой.
   — Сын, что это? — ее голос дрожал, рука подергивалась от волнения, вынимая из сумки бесценный деревянный предмет.
   — Садись, мать, в свое кресло. Послушай меня внимательно, разглядывая лесное произведение искусства. Я жил в тайге. Один жил. Нашел я избушку без курьих ножек: крыша, окно, дверь, железная печурка. Три месяца я не видел ни одного человека. Я так исхудал, что стал молиться о спасении. Я съел все дары леса, что росли поблизости. Животных и птиц я не убивал. Я стал обросшим, страшным, немытым. Однажды мне стало невмоготу. Я готов был наложить на себя руки. Зрение стало исчезать. Я впал в полудрему. Очнулся я оттого, что на меня смотрела Баба Яга, чью избушку я занял.
   И говорит Баба Яга скрипучим голосом:
   — Здравствуй, касатик! Совсем издыхаешь, родимый? Порченый ты человек, а вылечить тебя можно. Зло прошло через твою жизнь. Сильно виноват ты, да не совсем. Вылечу я тебя. Знахарка я. А ты что подумал? Травы у меня в этом домике хранятся. Ты их и не трогал, и то молодец. Да я новых трав еще насобирала. А сейчас я сделаю для тебя отвар. Ты отвар выпьешь и человеком станешь. Тебя мои травы одурманили, ты и стал спать, и славно. Тебе надо было выспаться.
   Поставила бабуля меня на ноги, да и повела с собой по деревне. А в той деревне все дома стоят с заколоченными окнами, одна бабка эта там живет. Откормила она меня картошкой, луком и огурцами. Еда у нее еще та: что сама выращивала, то и ела. Я встал на ноги, стал по деревне ходить, дома смотреть. Жильцов давно в них нет.
   В одном доме я нашел эти дощечки и бабуле показал. Она всплакнула, вытерла слезы краем платка, который с головы никогда не снимала. Сказала, что жил у них один человек с золотыми руками, ходить много не мог, а все сидел да мастерил. А любил он на небольших дощечках животных вырезать, да так ловко, что все животные как живые! Дощечек этих я обнаружил штук пятьдесят, просто письмена какие-то!
   Прожил я у бабули еще девять месяцев. Она меня не отпускала, лечила и поила травами. А однажды подходит и говорит, что я здоров и могу уехать домой. Я ей ответил, что меня ищут, я зло большое совершил. А она сказала, что все будет нормально, если я ей свой нож оставлю и никогда в руки его больше не возьму. Дает она мне мой складной нож и просит, чтобы я его метнул. А нож выпал из моей руки! Понимаешь, мать, я не могу больше ножи метать! Не могу! Проводила Баба Яга меня до станции. Поезд там две минуты стоит. А перед этим на той станции она меня к парикмахеру сводила, потом травки свои сушеные сдала скупщику. Мне она билет купила, одежду и сумку. Я ей только нож и оставил. Да дров целую стену наколол. Да отремонтировал ее жилье.
   — Платон, а дальше что с тобой будет?
   — А ничего. Я буду жить в твоей новой квартире, а ты уйдешь в старую квартиру. Она ближе к Анфисе. К ней я пока не пойду, не могу. У меня есть идея: я нарисую комплект мебели, такой, чтобы дощечками этими его обклеить. Степан Степанович все сделает. Вот и модерн! Настоящий модерн!
   — Вот за это спасибо, а то я от скуки не знаю, что и делать. А как мне ту старушку отблагодарить за твое спасение?
   — Лучше о ней забыть, мы с ней в расчете. Я у нее отработал свое спасение. Теперь я хочу у Анфисы поработать! У нее, смотрю, все люди новые, а Степан Степанович меня не продаст. У меня иного выхода нет. Баба Яга сказала, что я должен с деревом работать, а она с травой работает. Так вот.
   — Платон, да тебя сейчас никто и не узнает. К Родиону пойдешь?
   — Нет, нам лучше не встречаться.
   — А Анфисе о тебе сказать?
   — Не надо, мне очень хочется увидеть сына, но не сейчас. Я буду работать в твоей новой квартире, нарисую эскизы новой древней мебели, отдашь их потом Анфисе или Степану Степановичу. Но обо мне не говори на всякий случай.
   — Так и будешь в квартире сидеть?
   — Сидел я в избушке, посижу в квартире. Мне еще надо немного времени, чтобы в себя прийти.
   — А бороду сбреешь?
   — Не сейчас.
   Платон отдыхал, отмывался. Он сбрил бороду, много смотрел телевизор и совсем забыл о прорисовках. Матери он до машины донес сумку с бесценными дощечками, спрятав лицо под кепкой, натянутой чуть не до носа.
 
   Сидор Сидорович поехал к своему брату Виктору Сидоровичу посмотреть на дачу, оставшуюся от Самсона, предположительно убитого Платоном. Дело в том, что он стал третьим его наследником после двух братьев.
   Дольше всего Сидор Болт рассматривал янтарную мебель, словно никогда ее не видел, а от янтарных часов он просто не мог оторвать глаз. Часы его притягивали, и их воздействие на него с каждой минутой усиливалось.
   Вдруг ему показалось, что если он задержится в этой комнате хоть на секунду, то исчезнет во времени, уйдет в эти часы, как в неизбежность.
   Он резко вскочил со стула, на котором сидел, и бросился к выходу.
   Ему показалось, что ножки стула разъехались. Но посмотреть на стул у него не хватило храбрости. Сильным движением он закрыл дверь в мистическую комнату.
   Медленно побрел Сидор Болт к Виктору Сидоровичу.
   — Степан, что за часы находятся в янтарной комнате?
   — Что, брат, они тебе сильно понравились? Да, еще те.
   — А это не они довели до самоубийства Самсона?
   — Чем черт не шутит, я сам редко захожу в эти янтарные комнаты.
   — А зачем они тебе нужны, давай продадим?
   — А кто купит? Стоит янтарная мебель дорого, так точно с восемнадцатого века сохранились, цены им нет, за границу увезти не дадут, в кармане не провезешь.
   — В кармане нельзя, но в контейнере можно.
   — Ты их еще в порошок преврати и провези в цилиндре размером в пятьдесят грамм.
   — Не шути, Степан, я серьезно говорю. Часы мистические, мне так страшно рядом с ними стало, что поджилки затряслись, еле ноги из комнаты унес.
   — Верю. Сам боюсь до чертиков этих часов.
   — Что делать будем с наследством Самсона? Надо ему было коллекционировать такую чертовщину мистическую!
   — Пусть стоит там, где стоит. Не мешает.
   — А ты в гостиницу поставь, три комнаты можешь украсить этой мебелью и цены заломить за страх!
   — Этого еще не хватало! Потом в гостиницу никто не пойдет жить.
   — Вот попали! Должен же быть выход из этой ситуации!
   К ним подошла Полина:
   — Обед готов, прошу к столу.
   — Полина, принеси нам еду в холл, лень в столовую идти, — отозвался Виктор Сидорович. — У нас с братом серьезный разговор.
   Полина посмотрела на Сидора, уловив его сходство со Степаном, пошла за едой.
   — Красивая у тебя кухарка! — воскликнул ей вслед дядя Сидор.
   — Да она мне чуть ребенка не родила, да не получилось. Сорвалось. Нет у меня наследников.
   — А я чем не наследник?
   — Ты, Сидор, — косвенный наследник.
   — Это еще посмотреть надо, чья эта дача теперь: моя или твоя?
   — Эх, прав ты, тысячу раз прав, но я к этой даче привязался, а тебе она чужая, у тебя своя есть дача.
   — Верно, я не изверг, чтобы прогонять родного брата, но я хочу всех нас избавить от янтарных часов.
   Полина привезла сервировочный столик и стала выставлять тарелки с едой на стол.
   — Простите меня, если что не так скажу. Я поняла, что вы говорите о янтарной мебели, — решила вставить свои слова Полина, — я убираю в этих комнатах, мне страшно среди этой мебели, особенно давит славянский шкаф.
   — Вот, и я о том же! Я заметил этот шкаф, он еще страшнее этих часов, — подхватил дядя Сидор. — Ладно, уговорили, тем более что Самсон, собиратель этой чудовищной коллекции, погиб. Я подумал, и у меня есть предложение: продать всю янтарную мебель на юг. Там, конечно, надо проезжать через границу, но эту границу еще можно проехать, есть у меня там старые знакомые, смогут купить эти дары истории.
   — А может, мебель в настоящий музей отдать? — робко спросила Полина.
   — Молчи, женщина, — промолвил дядя Сидор. — Здесь большие деньги пропадают, а я на них себе квартиру куплю, надоело жить на даче, а брату тогда эту дачу оставлю.
   — Понял, на юге у меня есть относительные друзья и их относительные враги, хочу продать мебель Тоне, это она меня чуть без гостиницы не оставила, а я, кроме гостиниц, ни в чем не разбираюсь. Тоня, забыл ее отчество, владеет гостиницами, купит она эту мебель!
   — Степан, а ты еще и женщинам можешь нравиться? Тогда продай янтарный гарнитур этой самой Тоне.
   — Вспомнил, ее мужа Сережа зовут.
   — Вот и память возвращается к тебе, а ты сам поедешь к ним или к себе вызовешь покупателей?
   — Надо вызвать их сюда. Вспомнил! Как я мог забыть!
   Виктор Сидорович позвонил Эмме — с ней он сохранял служебные отношения — и предложил ей сообщить Тоне о коллекции янтарной мебели. Эмма затребовала часть денег от продажи. Степан согласился.

   Дядя Сидор на вырученные деньги от продажи янтарной коллекции мебели купил квартиру в доме Анфисы, в соседнем подъезде, тянуло его в этот дом. Вскоре он уже перевозил мебель в новую квартиру после непродолжительного ремонта за выездом прежних хозяев.
   Анфиса везла коляску с сыном и увидела, как из газели выгружают антикварную мебель, что-то смутно знакомое она в ней улавливала. Платон не показывал ей дощечки, привезенные из тайги, но она хорошо знала, как выглядит мебель, изготовленная Степаном Степановичем и переделанная под антиквариат. Она заметила, что мебель без янтарных камней, зато в ней было много весьма качественной резьбы.
   Хозяин мебели, заметив ее внимание, подошел к молодой матери и решил пояснить, что эту мебель он купил в антикварном магазине за большие деньги, но комплект весьма интересный и стоит этих денег.
   Анфиса с ним полностью согласилась.
   Их разговор наблюдал из-за кустов Платон, его принесло сюда желание бросить прощальный взгляд на свои дощечки, превращенные в приличную мебель. Он смотрел на мебель, потом заметил Анфису и подошедшего к ней пожилого мужчину, он сразу угадал в нем родственника Самсона. Руки у Платона зачесались в поисках складного ножа, опять к его жене приставал очередной поклонник! Ножа не было! Он остался у бабушки в тайге.
   Недолго думая, он направился в магазин в поисках нового складного ножа. Он его купил! Положил нож в карман и успокоился, потом разволновался: может ли он еще владеть этим ножом, как раньше? Пошел в лесопарк, выбрал ствол дерева, стал метать в него нож. Руки вспомнили, у него все получалось! Он легко попадал в цель. В груди у него было пусто после возвращения из тайги, у него не было женщины, но вновь появился складной нож...
   Дядя Сидор спиной почувствовал взгляд Платона, он оглянулся, но никого не увидел. Тогда он поговорил с детективом Лисом. Детектив проговорился про след от ножа в спине Самсона, обнаруженный после его падения с крыши дома. Эти слова запали в голову дяди Сидора. Он верил в рок и в непонятные явления. Он решил примерить защитный бронежилет.
   Вес конструкции всегда приводил его в ужас, но он спиной ощущал, что кто-то ведет за ним охоту. Он не верил в случайную смерть Самсона! Он решил сам расплавить свинец из аккумулятора, сделать плоскую пластину. Свою задачу он выполнил, нож застревал в пластине весьма незначительной толщины. Из двух маек он сделал жилет со свинцовой прослойкой в области груди и спины. Надев защитную свинцовую майку, он пошел в гости к Анфисе.
   И надо же было Платону в этот день вернуться в свою квартиру! Он услышал разговор у дверей Анфисы, а посмотрев в глазок, заметил дядю Сидора. Когда Сидор сделал шаг в квартиру Анфисы, Платон мгновенно открыл свою дверь и метнул нож в спину Сидора! Нож отскочил от спины и со звоном упал на плиту лестничной площадки.
   Анфиса вскрикнула.
   Дядя Сидор посмотрел на нож и на Платона:
   — Это ты убил Самсона? — глядя в глаза Платона, спросил дядя Сидор.
   — Я, — машинально ответил Платон.
   — Ты муж Анфисы? От ревности тебя так ведет? Понятно. Что с тобой делать?
   — Почему нож отлетел от Вашей спины?
   — Не скажу. Я знал, что ты еще раз попробуешь повторить свой удар. Знаешь, я долгое время был военным, предлагаю теперь тебе уехать куда подальше и не возвращаться, либо я сдам тебя.
   — Мне некуда ехать, разве что в тайгу, где я год прожил.
   — Езжай в тайгу! Если я тебя здесь увижу — сдам, без слов сдам.
   Платон покинул город.
   Платон в ночном клубе приобретал популярность, он стал любимцем публики. Его внешность пользовалась успехом и приносила доход. Эльвира держала его на коротком поводке, никуда не отпускала, никого к нему не подпускала.
   У него появился автомобиль с личным шофером, но жил он все еще на даче. Зимой дорога становилась проклятьем, поэтому он снял номер в гостинице. Это стало известно Эмме, она повадилась его встречать у номера.
   Эльвире донесли об Эмме. Две женщины крупно поговорили, и Эльвира сняла Платону однокомнатную квартиру рядом с ночным клубом. У квартиры появились женщины-поклонницы, ожидающие его в любое время суток. Об этом ей тоже донесли. Эльвира взяла его к себе домой.
   Она заметила, что одна дорогая дверь превратилась в труху. Выяснила, оказывается, Платон в дверь кидал нож. Это Эльвиру насторожило, она боялась ножей и запретила ему кидать ножи в доме.

   Платон кидал нож в дверь от ненависти к своему лицу, он его не любил, он скучал по Анфисе, а Эльвира его одного никуда не выпускала. Чем больше у него становилось денег, тем злее он становился. Он хотел свободы! Ради свободы он изменил внешность, но был опять на привязи.
   Для него тайга становилась несбыточным раем, он готов был поехать хоть куда, лишь бы подальше от ночного клуба и женских глаз!
   Его всегда сопровождал крепкий мужик.
   Однажды Платон не выдержал и стал у охранника просить, чтобы тот отпустил его в магазин. Мужик-охранник сказал, что живым его не выпустит, и пошел к двери на свой пост. В спину охраннику полетел нож.
   Платон подошел к трупу, вынул нож, вытер его, взял документы, деньги и ушел без сумки. Как обычно уходят мужчины.
   Детектив Лис понял, кто был в городе. Опрос родственников ничего не дал, Платона давно никто не видел, о его сходстве с неким незнакомцем Анфиса и Родион благоразумно промолчали.
   Платон поехал на море, но не доехал, а пересел на другой поезд до знакомого полустанка в тайге. Он рассчитывал выйти на заброшенном полустанке, где нет перрона для пассажиров, но за время его отсутствия здесь все изменилось.
   Его нога из вагона ступила на новый перрон, вокруг разворачивалось строительство. От такого вида он захотел нырнуть назад в вагон, но поезд стоял минуту или две и сразу стал набирать скорость. Он растерялся и немного обрадовался: если строительство на начальной стадии, значит, люди здесь нужны.
   К своему удивлению, в отделе кадров строительства сидела дочь лесника. Она Платона не узнала. Здесь нужны были бульдозеристы — разравнивать площадку под новый промышленный поселок.
   Люди говорили, что рядом нашли залежи какой-то редкой руды. Платон сказал, что права на вождение машины у него имеются, но он ехал в лес, в отпуск, и с собой их не взял.
   Ему назначили испытательный срок, и на следующий день он вышел на работу. Девчата в косынках, завязанных на шее, приметили молодого человека, над ним посмеивались, ему строили глазки. А он пытался освоить рычаги бульдозера с помощью одной такой девушки, помня, что последнее его вождение на автомобиле было неудачным.
   С бульдозером у него получилось лучше, или ему очень хотелось его освоить. Убитого охранника он пытался не вспоминать, о себе никому и ничего не говорил. Однажды он взял свой складной нож и забросил его в одну из самых глубоких на стройке ям. Таких ножей в местном сельпо не продавали. Ножами он старался не пользоваться. Он был не женат, что сразу отметила дочь лесника, он ее притягивал, как магнит. Девчата заметили страсть начальника отдела кадров и дорогу ей не переходили.

   Платон работал старательно, насколько вообще мог это делать. Они стали встречаться. Дочь лесника звали Флора. Его утонченное лицо загрубело от ветра, солнца, дождя, приобрело бронзовый оттенок, теперь бы его в ночной клуб не взяли.
   Волосы отросли, он их завязывал резинкой в хвостик, их неухоженный вид его вполне устраивал. Он начинал свою вторую двойную жизнь. Ходил в простых куртках, телогрейках, в таких же ватных штанах, в кирзовых сапогах. На голове у него была старая кепка, потом шапка из затертого кролика. В одном из первых домиков он поселился с Флорой. Они расписались, он взял ее фамилию. Теперь он сам не помнил, кем раньше был.
   Холодный дождь и чистый воздух привычно окружают мир. Еще недавно пили воду, и часто бегали... Парил... Слово должно быть иным. Анфиса сжалась от негативных явлений, которые сквозь позитивную погоду обрушились на нее. Ей стало тоскливо.
   Страшно. Жутко. Да, только, что показывали по ТВ повтор дымовой завесы, которую она прошла вместе со всеми. Ее долго не было дома, в котором лет двадцать не было и примитивного вентилятора, не говоря о кондиционере.
   Прохладное и дождливое лето повторялось из года в год. Она давно не покупала платьев без рукавов и забыла, зачем нужны юбки. Из года в год она круглый год была спрятана от посторонних взглядов одеждой. Короче, лето в Клюквенном крае выдалось для коротких юбок.
   После рабочего дня она вышла в жаркий, сухой воздух с мыслью, что надо купить хотя бы вентилятор. Она второй день, как вернулась из отпуска и еще не привыкла к новой жизни. В руки ей попалось объявление, в котором обещали все виды вентиляторов. Она рискнула и поехала по адресу, который знала ориентировочно. Номера домов были хаотичны, а улиц в городе не было вообще. Она запуталась в новых домах. Воздуха не хватало, хотелось прохлады.
   Анфиса зашла в ближайшее кафе с белыми стульями, и перевернутыми фужерами. Здесь продавали холодные напитки и мини торты. Дорого, но прохладно. Она подкрепилась, охладилась, и поняла, что вентилятор среди незнакомых домов ей не найти. Она пошла туда, где мог быть вентилятор. И купила последний напольный вентилятор. Несколько ночей спала под спасательными струями воздуха. А теперь вентилятор стал не нужным. Из окна струился холодный воздух.
   Разговор двоюродных сестер по телефону о знаменитостях произошел весьма странный.
   — Женщина — космонавт. Знаменитость, — проговорила Анфиса.
   — А знаменитыми принято считать актеров первой величины, политических деятелей из депутатского кресла, с узнаваемыми по телеэкрану лицами, поэтов и писателей с актерскими данными. И самые знаменитые — это певцы, — высказалась Полина.
   — А это у них работа такая — быть на виду у зрителей и избирателей, —  проговорила Анфиса. — Тогда почему они знамениты? Может это надо назвать как-то иначе? Люди хорошо работают в своей специальности — и все. И никакие они не знаменитости. Они популярные люди.
   — Почему ты завела такую тему?
   — А я посещала недели три сайт праздников. И с каждым поздравлением в душе происходило опустошение чего-то непонятного. И сегодня наступил предел. Почему конструктор, который делает космические корабли, называется — нулем, а космонавт — знаменитостью? Ну почему конструктор гость праздников, плебей одним словом, а все певцы князья да графы? Больше никого не поздравлю.
   Приехала Анфиса домой, а у нее сломался табурет на кухне. Ножка отломилась и не вкручивается. Чего проще! Поехала она в магазин, там стоят эти табуреты и все по одному. Взяла тот, у которого ноги, такие, как у тех табуретов, что у нее дома есть. Сверху все равно сиденья закрывались чехлом. Продавщица щедро дала пакет, сунула в него табурет, и табурет благополучно упал на пол. В руке Анфисы остался порванный пакет. Пришлось отвернуть табурету ноги, и положить его в плотную сумку.
   Вышла она на проспект. Дом от дома далеко! Место сказочное. С одной стороны поселок городского типа, с другой город с гигантскими домами. Стоит, глядит на дома, ждет автобус. Рядом фрукты овощи продают, а у нее табурет в сумке, класть фрукты уже некуда. Ждала, ждала, подошел автобус с турникетом, сунула в него магнитную карточку, и прошла в салон автобуса. Плюхнулась Анфиса на сидение, и радуется жизни.
   Рядом девушка встала с парнем. Она — с русыми волосами. Он — с русыми волосами. Одним словом, оба они одной масти. У нее грудь прыгает под футболкой, ноги выпрыгивают из-под короткой юбки. У него глаза из орбит вылезают, так он на нее смотрел. Потом Анфиса заметила женщину с корзинкой, с такой фирменной корзиной, что глаз не оторвать, а корзина — полная опят. За окном дома большие, большие. Собрала Анфиса дома табурет, поставила на кухню.