Б. Глава седьмая. Главка 5

     – Зайдите ко мне, пожалуйста, на минутку, – гладко выбритое лицо Михаила Павловича было сугубо вежливым. – Есть один разговор.
     Полина заколебалась. Ей хотелось сослаться на срочные дела, но не хватило духу. Михаил Павлович не любил возражений. Он мог быть мягким, пока его слушались, однако никому бы не хотелось испытать на себе силу его гнева в случае неподчинения. Тем не менее, Полина набралась бы смелости отказаться, будь у неё чуть больше времени на раздумья. Однако руководитель оркестра застал её врасплох: репетиция только что закончилась, оркестранты выходили из зала, погружённые в собственные впечатления от сыгранного концерта, – и она просто не успела подобрать нужные выражения.
     – Конечно, Михаил Павлович, – только и промолвила Полина. По правда говоря, ничего хорошего от этого разговора она не ожидала.
     До этого в кабинете начальника ей бывать не приходилось. Оказалось, что то было просторное, неброско обставленное помещение с большим окном, выходившим на внутренний двор Филармонии. В глаза бросалось прежде всего отсутствие какого-либо стола. Вдоль одной из стен стоял массивный секретер тёмного дерева, за которым, судя по всему, Михаил Павлович и вёл делопроизводство. Напротив него располагался на высокой подставке круглый аквариум с гуппи. Рядом стояли, небрежно раскинув ножки, два кресла. Между ними изогнула свою лебединую шею напольная лампа, которую Михаил Павлович сразу же и зажёг.
     – Пожалуйста, Полина Борисовна, присаживайтесь, – с несколько преувеличенной вежливостью простёр он руку, указывая на дальнее от аквариума кресло. – Хотите чаю? Или воды?
     – Спасибо, воды, если можно. Горло немного пересохло.
     – Да, неудивительно, неудивительно, – он подошёл к сифону, приютившемуся в углу, и наполнил пластиковый стаканчик. – Держите.
     – Благодарю.
     – И чувствуйте себя как дома, – он ободряюще улыбнулся.
     – Постараюсь, – она выдавила из себя улыбку, но получилось не слишком убедительно.
     – Знаю, знаю, – благодушно промолвил Михаил Павлович, усаживаясь в кресло напротив, – это милейшее выражение используют, когда чувствовать себя как дома невозможно. Дань вежливости, что поделаешь. Все мы в некотором роде её слуги, вы не находите?
     – Да, наверное.
     – Как вам понравилась сегодняшняя репетиция?
     Этого Полина не ожидала. Хотя, казалось бы, то был самый естественный вопрос в разговоре скрипачки и руководителя оркестра. Вот только пригласил её Михаил Павлович, очевидно, вовсе не для того, чтобы поговорить о репетиции. Да и какой смысл говорить о музыке, тем более с человеком, никогда не державшим в руках инструмента? Музыку нужно играть и слушать.
     – По-моему… – она старательно не смотрела ему в глаза, – репетиция прошла хорошо. Все выполнили свою работу.
     Именно так – выполнили работу. После замешательства первых минут никаких эксцессов уже не было. “Леди и джентльмены” собрались и больше не допускали ошибок. Вот только, уходя сегодня домой, они будут думать не о музыке, а о том, что хорошо сделали своё дело.Так же, как думают тысячи других людей, уходя с заводов, из офисов, из поликлиник. Доницетти и правда был виртуозом – в техническом отношении. Но когда у тебя нет контакта с оркестром, это не прикроешь даже самой совершенной техникой. Вот как понравилась Полине сегодняшняя репетиция.
     Однако сказать это она не могла. Во-первых, потому что руководителю такое не говорят. Во-вторых, потому что Михаил Павлович и сам всё прекрасно понимал. А начальники, как недавно заметил Марк Сурцов, очень не любят, когда кто-нибудь высказывает их собственные мысли.
     – Да, – говорил в этот момент руководитель оркестра, – поработали мы все сегодня неплохо. Милейший человек наш итальянский маэстро, не правда ли? А какова энергетика, вы не находите? Такое ощущение, что от его рук… исходят сгустки плазмы! Думаю, наши зрители будут в восторге. Звезда, что тут ещё прибавить!
     Полина деликатно промолчала. Видно было, что Михаил Павлович никак не может приступить к истинной цели разговора. Однако она вовсе не собиралась ему в этом помогать. В конце концов, он здесь начальник.
     – Нда, – продолжал меж тем руководитель оркестра, сцепляя и расцепляя пальцы, – нам действительно чертовски повезло. Заполучить самого Джулио Доницетти! Это реклама, это шумиха в прессе, это… это средства, и немалые, должен заметить! Это шанс для всех. В том числе и для вас, Полина.
     Полина отметила про себя, что в этот раз он предпочёл обойтись без отчества. Она по-прежнему хранила молчание. Ей было даже любопытно, чем всё это закончится.
     Михаила Павловича, однако, эта её безответность не устраивала.
     – А скажите, – настойчиво обратился он прямо к ней, – каково ваше мнение о маэстро?
     – Моё? – тихо переспросила Полина.
     – Да, именно ваше. Мне интересно узнать о ваших впечатлениях.
     – Но, Михаил Павлович, кто я такая, чтобы оценивать великого дирижёра? – с ноткой удивления в голосе возразила она. – Всего лишь шестая скрипка в провинциальном оркестре… Не думаю, что моё мнение ценно.
     Михаил Павлович приосанился.
     – В одном из лучших провинциальных оркестров, – назидательно уточнил он. – И потом, что такого, что вы шестая скрипка? Все мы – винтики одной большой машины. Все мы работаем ради единой цели. Так что в нашем коллективе нет первых и шестых. Поэтому любое мнение ценно… для меня.
     Полина кивнула. Несколько дней назад то же самое ей говорил Сурцов. Но как же отличалась сумрачная серьёзность тона этого музыкального отшельника от деловитой и мелочной серьёзности Михаила Павловича! “Как бы было хорошо, если бы именно Марк стал нашим руководителем”, – промелькнула у неё шальная мысль. Но она тут же осадила себя. Люди, подобные Марку, не созданы для управления. Они предоставляют возможность командовать таким, как Михаил Павлович.
     – Итак? – спросил он, несколько фраппированный её молчанием. – Что вы думаете о Доницетти?
     – Что я думаю?.. – Полина сделала большой глоток воды. – Ну, он мастер своего дела. У него виртуозная техника. Однако я не могу судить в целом, ведь мы сыграли лишь одну репетицию.
     – Да, но и по этой одной репетиции многое было видно. И главное – милейший человек! Как вы думаете, сколько ему лет?
     Вопрос не понравился Полине.
     – Сколько лет? – осторожно переспросила она. – Честно говоря, я в замешательстве. Никогда не умела определять возраст. Может быть, шестьдесят?
     Михаил Павлович всплеснул руками.
     – Шестьдесят? – воскликнул он. – Шестьдесят! Да бросьте, милейшая, ну неужели вы серьёзно? Вы и правда думаете, что ему шестьдесят?
     – Ну… – неуверенно протянула Полина, – возможно, что и меньше. Пятьдесят семь?
     Михаил Павлович вскочил из кресла и в возбуждении заходил по комнате.
     – Полина, вы совершенно правы, – заговорил он, выбрасывая слова резко, как гранаты. – Вы действительно не умеете определять возраст. Пятьдесят семь! Подумать только!
     – И какой же ответ правильный, Михаил Павлович?
     – Правильный! Господи боже мой! Вы это действительно серьёзно? Сорок восемь! Ровно сорок восемь и ни годом больше! И для своих сорока восьми он прекрасно выглядит.
     – Вот как? – слегка удивилась Полина. – Возможно, меня ввёл в заблуждение его… представительный вид.
     – Да, вид у маэстро и правда представительный, тут вы совершенно правы, – закивал Михаил Павлович. – Мужчина в самом соку, как говорится.
     Полина никак не отреагировала на это заявление. Руководитель оркестра остановился рядом с аквариумом, взял с полки корм и, отставив руку, покрошил его в воду. Гуппи засуетились, пузырчато раскрывая жадные рты, стали хватать крошки, вырывать их друг у друга. Некоторое время Михали Павлович следил за ними, затем обернулся к Полине.
     – Видите ли… – снова приступил он, собравшись с мыслями, – маэстро Доницетти обратил на вас внимание. Ещё на второй репетиции. Он сказал мне, что вы очень… искренно играете.
     – Полагаю, это комплимент?
     – И ещё какой! Из уст мастера такой величины… В общем, сеньор Джулио заинтересовался вашим талантом. И попросил меня поговорить об этом с вами.
     – О чём же здесь можно говорить? Я, конечно, польщена, но…
     – Послушайте! – прервал её Михаил Павлович. – Должен вас заверить, что мне самому всё это не слишком приятно. Даже очень неприятно, – он упорно отводил взгляд. – Только… я здесь ничего не могу поделать. Это Доницетти, вы же понимаете. Его слово – это почти закон, в том числе и для меня.Я вынужден передать его просьбу, Полина Борисовна.
     – Какую просьбу? – слабым голосом спросила она.
     – Сеньор Джулио попросил, – решился-таки Михаил Павлович, – передать вам, что он будет очень рад… если вы согласитесь пообедать с ним сегодня вечером в ресторане “Гран Палас”.
     Кровь бросилась в лицо Полины. Она в упор посмотрела на руководителя оркестра, который, потупившись, выводил по полу носком ботинка какие-то фигуры.
     – Я… я, кажется, ослышалась? – заговорила Полина и сама удивилась, как хрипло прозвучал её голос. – Он… он приглашает меня…
     – На встречу, – хмуро закончил Михаил Павлович.
     – То есть на свидание, хотите вы сказать?
     – Ну… можно сказать и так. Тут дело не в определениях.
     – Конечно, – она выпрямилась и откинула голову. – Дело тут совсем не в определениях, Михаил Павлович! Вы хотя бы отдаёте себе отчёт, что вы мне только что предложили?
     – Послушайте, Полина Борисовна… Вы немного не так меня поняли. То есть не меня, а маэстро.
     – А мне кажется, я очень хорошо вас поняла! – она чувствовала, что вот-вот сорвётся на крик. “Держи себя в руках, держи себя в руках”, – убеждал её внутренний голос. Только это было ох как не просто сделать! – Даже слишком хорошо, Михаил Павлович! Лучше, чем мне хотелось бы.
     – Уверяю вас, речь вовсе не идёт…
     – О чём? О том, что сорокавосьмилетний любитель женщин запал на молодую скрипачку? И что с помощью руководителя оркестра, пользуясь своим положением, он хочет затащить её в постель? Об этом не идёт речь?
     – Полина Борисовна!
     – Что такое? Вам не нравятся мои определения? Вы хотите заменить их своими? Чего вы ждали от меня? Что я радостно соглашусь взамен на обещания карьерного роста? В таком случае вы очень во мне ошибаетесь, Михаил Павлович!
     Она встала и направилась к двери.   
     – Постойте, вы не можете просто так взять и уйти! – воскликнул руководитель оркестра.
     Полина развернулась и насмешливо посмотрела на него. О, сейчас он и правда был смешон. Раскрасневшийся, тяжело дышавший, Михаил Павлович стоял посреди комнаты, в немом отчаянии разведя руки в стороны.
     – Почему же не могу? – язвительно спросила она. – Или ваше слово – закон, который я не могу нарушить?
     – Нет, конечно нет, – в его голосе зазвучали извиняющиеся нотки. – Простите меня, Полина Борисовна, моё предложение было… э… не слишком тактичным.
     – Не слишком тактичным? Вы снова путаетесь в определениях! Это было… низко с вашей стороны. И не останавливайте меня, слышите? Я сейчас не хочу с вами говорить!
     И, распахнув дверь, она выбежала вон.