Единица измерения

               
     Мы заканчивали  10-й класс в 1978.   А тогда – в 76м – между восьмым и девятым  – нас отправили в первый нашей жизни колхоз.
Старшим над нами был наш будущий военрук – подполковник запаса Иван Дмитриевич Н..   

      Примерно, в середине  июня мы великолепно отъехали   со школьного двора в кузовах  двух открытых, плохо подрессоренных грузовиков, со смехом, комсомольским задором, советскими песнями  и какими-то солёными шутками. Июньский ветер, естественно, дул против движения, приятно обжигая наши нежные и бледные  городские личики, а мы пели или скорее - вопили, как в тридцатых:

- А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер… - и заливались беспричинным хохотом. Не знаю, как другим, а мне было по-настоящему весело.
    
   Иван Дмитрич начальником оказался сносным, и своим присутствием в
 нашей колхозной вольнице  не особенно досаждал. Даже зарядку по утрам он с нами проводил вполне сносную - с дальним прицелом, чтоб сил еще и на работу хватало. И пробежки были не очень дальние.
  Он так и командовал:
- От меня до следующего дуба бегом… арш!

        Отсюда и прозвище своё, говорят, получил.  Догадались какое?
 Правда, это еще до нас. Прозвище его мы унаследовали  вместе с ним – в  приданое от предыдущих старшеклассников. На прозвище своё Иван Дмитрич не обижался.
    «Дуб, - говорил он – дерево мощное, крепкое и долговечное…»
 
  И  еще в дополнение к этому наследству, мы получили анекдот в виде загадки:
«Чем отличается наш Иван Дмитрич от фонарного столба? -  ответа на неё:
 – Ну так фонарный столб – дубина-то отёсанная!»
   Но уж этого мы при нём тактично не рассказывали. 
    
  Его раздирающий  душу  предмет под названием НВП – начальная военная подготовка -  нам предстояло начать изучать в  следующем сентябре,  в девятом.
   Подростки - народ категоричный.  И вот мы, как и наши предшественники, наполовину  всерьёз попытались измерить степень глупости нашего подполковника. Причем, измерялся в данном случае не интеллект, а именно степень ГЛУПОСТИ строевика в запасе. Даже единицу измерения придумали - 1 ДИВАН.
\    И ему  была   присвоена  мера в полтора дивана.   
 
    К мягкой мебели, естественно эта наша размерность отношения не имела. Отсчет был другим. Но ведь и к нашей  теме это тоже отношения не имеет.
    
   На мой взгляд,  для подполковника запаса это было явной недооценкой.
  Его бы вполне хватило и на два, а то и на три дивана…  Впрочем, судите сами...

      Прямо в колхозе возник у него конфликт с нашим одноклассником Юриком Желенко, тоже потом вошедший в анналы.

    История эта началась  с утра, когда Олечка Долга из параллельного класса сразу после зарядки и пробежки   выполнила, наконец, после многократных предупреждений, свою угрозу пожаловаться на наших мальчиков.
   И   прямо  на линейке своим звонким комсомольским голоском она произнесла свою историчесуую фразу,  начало которой, впрочем, было вполне невинным:

- В комнатах и у ребят,  и у девочек   чисто. Кровати заправлены. Полы подметены... Но вот мальчики вообще никогда не убирают у себя в заднем проходе и там полно окурков...

    Олечка очень волновалась,  а потому, видимо, не совсем  сообразила сама, какую бомбу она произнесла. И  даже удивилась, когда вся линейка от её слов так покатом  и  покатилась…
     Я как всегда была занята потоком собственных мыслей, а потому получила эту хохму уже со вторых рук – в пересказе.
- Что вот так прямо и сказала – "в заднем проходе"?
- Да  так вот и сказала. Жаль, диктофона при нас не было!
    
      Объяснялась Олина оплошность просто: наши спальни находились в помещении бывших тёплых совхозных  конюшен. И выхода там было два: один – для людей – передний. А с противоположной - задний – для лошадей – с предбанничком, видимо, для запрягания или еще для чего…
 (Держать лошадей  в совхозах в то нелепое время зачем-то запретили, а конюшни, чтоб здания зазря не пропадали, переделали под отапливаемые общежития для подневольных горожан присылаемых из разных организаций на выручку издыхающему сельскому хозяйству).
   И вот  этот самый конный  предбанник наши мальчики облюбовали  для тайного перекуривания.
     Не знаю, правда, для кого это было секретом, потому что несло оттуда табачным дымом, как из преисподни.  За неимением пепельниц, они вдобавок ко всему,  тушили окурки  о красные  кирпичные стены, или ботинком размазывали их прямо на  цементном   полу. Там их и оставляли…
   И на все Олины гигиенические  замечания – ноль внимания.

   Ох, не забывали Оле этого  «прохода», будь он не ладен, аж до самого выпускного вечера…
 
     В тот же день девочек, как обычно, отправили в поле, на уборку клубники, а мальчиков – на склад – ящики для этой самой клубники сколачивать.
      Вначале мальчики нам завидовали, потому что кушать клубнику разрешалось на поле – сколько влезет. А была она очень аппетитная – алая с золотистыми зернышками, ароматная до безумия и пряталась на километровом  рядке почти под каждым листком … Вот только ели  мы её только первые два дня. А потом перестали – по двум причинам. Первая – оскомина, а про вторую и писать как-то неудобно… Ну, вы, надеюсь, поняли…

      Теперь  уж пришел черед девочек завидовать: склад находился под навесом в тени, и работать там можно было сидя, анекдоты травить между постукиванием молоточков или даже песни петь…
    
   А мы тут под желтым степным солнышком, по паре на рядок и в знаменитой позе буквы «зю»… Интересно было бы  хоть когда-нибудь глянуть на эту самую букву, или хоть узнать, к  какому    алфавиту она принадлежит …
       Нам там  было не до песен – и без них в горле пересыхало…

      Но в тот день не повезло нашему Юрику. То ли он отвлекся сам, то ли кто-то отвлек, но ударил он своим молотком не совсем по гвоздю, или, как сказал бы Винни Пух, совсем даже не по гвоздю… Неприятность!... Из-под ногтя кровь потекла! А наш  Иван Дмитриевич как раз у них  за старшего был.  Конечно, на складе  должна  быть аптечка, тем паче, что там несовершеннолетние работают!… Ну, так не всё, что, по идее,  быть должно, далеко не всегда в нужный момент под рукой оказывается.
    Кинулся наш подполковник  к Юрке с какой-то тряпкой, или, как он сам бы выразился – с ветошкой, скажем так, не первой свежести. И хотел ею ему палец забинтовать.

        А Юрик побрезговал:
- Вы,- говорит,- Иван Дмитрич, наверно, этой тряпкой уже "в заднем проходе вытирали"… - это он Олю так процитировал…
    
   Но Дуб его юмора не понял… По его требованию, раненного Юрку из колхоза сразу домой отослали.

     Мало того, когда  в сентябре занятия начались,  на свои уроки  наш Дуб его не  допустил …
   Мама Юрина стала названивать нашей классной руководительнице: шутки шутками, а аттестат  на носу - с НВП никому  не стоит шутить в нашей стране… Но Иван Дмитрич - ни за что… Уперся – и ни в какую!.
 
    Бедный Юрик! Сколько он  потерял! Начать с того, что встретила нас на доске в кабинете знакомая до боли надпись (а2+в2)2
 
   Что, неужели и здесь нас ждёт какая-то алгебра?  Но  Иван Дмитрич нас сразу разочаровал, он, объяснил, что, мол,  это – тьфу, ерунда - математика. Во время взрыва атомной бомбы она нам никак не поможет. А вот если мы будем изучать военное дело, то будем знать, как  можно взять, залезть в канавку, накрыться простынкой – и закопаться.

    Смеяться было запрещено. Мы уже знали, что наш военрук – товарищ обидчивый. Поэтому на случай, если кто-то не выдержит, мы даже договорились приносить на эти уроки  булавки… Один маленький укольчик – и смеха как ни бывало.
      Но до такого изуверства дело не дошло: мы научились гасить приступы хохота, впиваясь зубами в тыльную сторону собственной ладони или запястья. Это обычно срабатывало.
 
       Даже на втором уроке, через неделю, когда Иван Дмитриевич принялся нам рассказывать, про "социалистическое отецnво", которое «не есть "капиталистическое отецтво", потому ж что за океаном все эти так называемые фермЕры, они ж войны с нами  хотять».

   Юрка к уроку, на его счастье, еще не был допущен, а только Витка сквозь слёзы спросила, а зачем же этим  самым фермЕрам война…
      На что не растерявшийся боевой подполковник запаса ответил четко и резко: «Кончай свой резюме и не разводи со мной полемИки. Я тебе не фермЕр»…

      На третьем уроке мы начали читать армейские плакаты, расклеенные по стенам кабинета, видимо - с вырезками из устава и записывать их себе в тетради. Меня больше всего изумил плакат,  содержание которого было каким-то немного двусмысленным. Хотите верьте, хотите – нет но там было черным по белому  написано:
  «Девушка-военнослужащая обязана отдавать честь старшему по званию, не задумываясь».
 О том, что именно означает этот уставной пункт,  выяснять мы, естественно, не стали, но внизу у меня что-то как-то легонько опустилось…

    Наконец, на четвертой неделе, уже в самом конце сентября Юркина мама вымолила у Дуба разрешение, чтобы Юрка перед ним извинился, после чего смог бы как все участвовать в уроках военного дела.

- Он должен просить у меня  прощения вслух, перед всем строем. Потому что он меня оскорбил прилюдно.- отчеканил Дуб
- Хорошо, - со вздохом согласилась Юркина мама, - пусть будет перед строем.
   
   И вот наш девятый первый стоит навытяжку в школьном коридоре. Я как водится, стою предпоследняя. После меня только Витюля маленькая…  у нее и фамилия – Клейнер.  Бравый Иван Дмитрич прохаживается вдоль строя, с явным удовольствием разглядывая девичьи ножки. И вдруг на другой стороне ряда упирается в Люси. Одна из самых высоких и стройных  девушек класса пришла в школу в удлиненной юбке, которые на ту пору только начинали входить в моду…

- Это что еще за бе-бе? – возмутился подполковник в запасе. Чтоб я больше такого на своём уроке не видел!
- Ну, так где этот ваш хулиган?
 Строй молчал. Иван Дмитрич еще раз  прошелся вдоль, на этот раз вглядываясь в лица. И, конечно, обнаружил черноглазую лопоухую Юркину физиономию.

 - Ученик Желенко – выйти из строя.
Юрка  не смело сделал шажок вперед.
-   Еще два шага вперед…
Юрка чуть не уперся в стоящую перед ним мощную фигуру подполковника запаса.
- Ну?!
- Разрешите обратиться… - пролепетал несчастный Юрка
- Валяй! – обрадовался подполковник.
- Я прошу прощения, я был не прав…
- За что ты просишь прощения?
- За то,  что я сказал тогда не правду…
- Какую неправду ты сказал?
- Что Вы этой тряпочкой вытирали в заднем проходе…
Строй тихо начал крениться на бок.
- А что было на самом деле?
- А на самом деле, Вы не вытирали…
- Что не вытирал?
- На самом деле, Вы не вытирали в заднем проходе… Извините меня, пожалуйста…
-  Повторить то же самое, но по-военному!
   И вот тут у Юрки, скрутившего очень серьёзную физиономию неожиданно прорезался, сделавшийся  впоследствии знаменитым его басок:

- Иван Дмитрич, прошу меня простить. Вы никогда не вытирали в заднем проходе... этой тряпкой.
 - Так значит, это была клевета?
- Так точно, клевета, Иван Дмитриевич!
      Дуб удовлетворенно закивал  головой.
-  Ветошкой, а не тряпкой. Ладно. Чтоб это было последний раз. Ставай в строй…


     Он нам за два года учебы еще  массу удовольствия доставил     Однажды возле своего кабинета, стоя под потолком на высокой белёной стремянке, стал размещать портреты членов Политбюро ЦК КПСС на гвоздики, вмонтированные предварительно завхозом,, . Сам, потому что откуда ж завхозу знать, кому на каком месте быть… Наши мальчики, проходя мимо, спрашивают:
- Иван Дмитрич, а Вы что это там делаете?
А дуб им с лестницы отвечает:
- Да вот, правительство наше вешаю, нельзя же от жизни отставать…
 
    В 10-ом классе нас повели на стрельбы. Видимо, для закрепления выученного в классе материала. Разрешение было получено внезапно, потому что нас никто не предупредил и девочки даже спортивную форму с собой не захватили. Стрелять предполагалось из положения "лежа на животе". Первыми стали стрелять именно девочки, которых вызывали по четыёркам, строго по алфавиту. И когда они в своих миниформах укладывались на маты - ножки врозь - это было, видимо потрясающее зрелище. Но мы вместе с мальчиками сидели в раздевалке, и наблюдать происходящее нам было категорически запрещено.
 
 В этот день мне предстояло сделать потрясающее открытие: что девочек у нас в классе 17, и что я в списке - последняя по алфавиту... Ничего такого не подозревая, я вместе другими, травила анекдоты и тихо ожидала своей очереди. Отстрелявшиеся назад не возвращались, они могли спокойно уже ехать домой.
 
  Меня вызвали последней вместе с тремя пацанами, находившимися в начале алфавита. Но укладываться в рядок с мальчиками я категорически отказалась. Потому что стрелять было велено из положения лёжа, расскавив ноги на ширину плеч. А юбкочки  школьной формы тогда носили на две ладони выше колен...  Поэтому для меня было приказано откуда-то из темной побсобки принести одеяло. Одеяло было страшное, зеленое, с прожженными в нескольких местах дырами.
 
   Я обернулась в него - как в макси   и мы с ним как-то не слишком грациозно  улеглись на мат. И стала стрелять  из полученной от Дуба винтовки. И даже не слишком много  промазала... Но  хорошо, всё же,что это были первые и последние стрельбы в моей жизни.  Не женское это дело - убивать!
   
   И какое счастье, что после такой вот военной подготовки практически все мальчики из нашего класса так или иначе летом 1978 -го поступили в вузы, и не были призваны в 1979 в армию. Это ведь  был тот самый выпуск!

     Тогда мы не знали, что в 1980 начнется небезызвестная война в Афганистане, организованная  дубами- военно-начальниками, подобными  Ивану Дмитричу, прости, Господи, нашему военруку.

    Какое счастье, что моим соученикам в этом кошмаре участвовать не довелось! Все отправились в вузы за дипломами. А вот из выпускников моей первой школы на Новых домах туда многие загремели. И кое-кто из них   так не вернулся…