Prelude and Fugue No. 3 in C-sharp major, BWV. 872

27. Prelude and Fugue No.3 in C-sharp major, BWV.872 из романа "Перекрёстки детства"

«Полёты на воздушном шаре - анахронизм и вчерашний день! Грядёт эра высоких технологий!»
Сайрос Смит. «Популярная механика»

...Через дамбу, над ревущим водопадом, явственно видимом земному взору, пролегала избитая грунтовая дорога, поднимающаяся затем в горку. По её краю на протяжении спуска были установлены металлические ограждения и перила из труб. За год до описываемых событий, местный юморист, чудак и алкоголик Гена Краля, вёз в грузовике на фабрику несколько бочек краски. С горы, спускающейся к плотине, он решил промчаться лихо, с ветерком, сигналя, не притормаживая, но на беду, не справился с управлением, скатился с откоса, врезался в парапет, проломил его, и вместе с перевернувшимся автомобилем, рухнул в бездну. Говорят, пьяных Бог хранит. Гена подтвердит, ибо отделался тогда парой царапин на морде небритого лица. Чего нельзя сказать о машине, её, покалеченную, пришлось извлекать со дна подъёмным краном.
За утопленную технику и грубейшее нарушение ПДД Гену арестовали и судили, дав условно «двушку» и обязав возместить убыток. Не знаю, компенсировал ли он стоимость разбитого «ЗИЛа» и утраченных лакокрасочных материалов, но вскоре упомянутый прохиндей угрохал и свой мотоцикл «Урал», опять нисколько не пострадав при аварии. На нём он, шутя, рассекал перед гаишниками в самодельном шлеме, изготовленном из половины выеденного арбуза. Хохмач и сам служил в милиции, пока его не выгнали за пьяную драку с самогонщиком.
Потом Краля, не мысля опомниться, взяться за ум, ещё не раз демонстрировал везение и умение хорошо плавать. Однажды в апреле, едва сошёл прибрежный лёд, Гена на спор плюхнулся в ледяную Светловку, доплыл до льдины, покачивавшейся метрах в двухстах от суши, вылез на неё, попрыгал, крича и размахивая руками, и, будто ни в чём не бывало, вернулся обратно к корешам, выиграв бутылку водки, раскупоренную и распробованную с ужимками и хохотом тут же у сосен, «для сугреву».
Водозабор и река у моста являлись излюбленными местами паломничества заядлых рыбаков. Рыбачили на червя, мотыля, тесто с каплей анисовой настойки; внизу, ближе к шоссе, ночью, рискуя угодить в лапы рыбнадзора, некоторые орудовали сетью, бреднем, саком. Одно время массово кинулись удить с помощью тройников. К урезанному удилищу привязывалась толстая леска с тройным крючком и грузилом и забрасывалась в пену, прямо в бучило, где клокотал водоворот, и периодически резко вздёргивалась. Добыча подцеплялась за брюхо, за бок или жабры, и изуродованная, окровавленная вытаскивалась наверх. Ловить описанным образом, конечно, запрещалось, и практиковалось исключительно при сбросе излишков воды. Фантастически мощная волна, кладя пределы смертному хотенью, увлекала за собой брёвна, затопляла осоку, покачивала валуны, бурлила, бросалась на невозмутимые пятнадцатиметровые преграды, облепленные любителями лёгкой наживы, обдавала их брызгами. Это пугало немногих, – за вечер удавалось натаскать целое ведро достаточно крупных линей, поблёскивающих желтоватой чешуёй, огневой кожурой абажура. Сейчас они в речке не водятся.
Когда открывали шлюзы, от русла следовало держаться подальше. Светловка увеличивалась в полтора раза, превращаясь в злобного неистового дракона, планирующего вниз с пугающей силой и сметающего всё на пути.
В прочие часы Светловка ровна, спокойна и даже переходима вброд. Мы пересекали её не единожды без какой–либо определённой цели, просто из озорства. Закатывали штаны выше колен, балансировали на скользких камнях, а тягучие зелёные водоросли, напоминавшие волосы спившейся русалки, обвивались вокруг наших лодыжек, проникали, щекоча, в сандалии.