Случай с Анной Аркадьевной 2

 Вежливость и чистоплотность – вот приданое самое лучшее, – думала Вера, глядя на подрастающую дочь. Да и красотой Анна не обделена. Высокая, стройная, кареглазая - в папу. И добрая тоже в него. Всегда бегала то котят соседских накормить, то щенят. Взять животину в дом Вера долго не соглашалась, чтобы чистоту не нарушать, но Анна в 13 лет проявила характер – настояла, чтобы  серенький котишка, спасенный от утопления, остался в семье и звался Матроскиным.
 
                – Может быть, нам с котиком к папе уехать? – девчонка сверкнула глазами, голос же оставался спокоен.

        Вера после такого сверкания сдалась. Еще и кличка кота тронула ее,  потому что Олега Табакова она обожала с молодости. Да к тому же Аркадий рассказывал, что был с актерами «Табакерки» в одной компании. («Напились в дым, по клавишам долбили», – ябедничал с хихиканьем).  Аркадию пару раз довелось выходить на сцену в образе какого-то боярина, и, видно, с тех пор он и сохранил горделивую походку, что и передал Анечке, прежде чем укатить на север ассистентом режиссера.

   Да, гены Аркадий оставил дочери неплохие, а впридачу еще стопку пластинок  и журналов. Но главная часть «наследства» открылась, когда Аня через два месяца после выпускного бала, где лучше всех танцевала вальс  композитора Прокофьева, устроилась техничкой в районную библиотеку.
– Анна Аркадьевна? – улыбнулся директор, прочитав направление из отдела кадров, блеснул золотым зубом и с удовольствием раскатил «р».

                – Прриветствую, сударыня!

            –Здравствуйте, – ответила ошеломленная Аня, хотя уже здоровалась полминутой раньше.


          Иван Семенович Козлов  гордился своим  почти  тезоименитством с великим певцом Козловским и с улыбкой стал звать семнадцатилетнюю девушку исключительно по имени-отчеству. Аня, как твердая четверочница, естественно, догадалась, что  именно его пронзило. Да,  она тезка Анны Карениной. И в десятом классе Аня дрожала, что однокашники будут подсмеиваться. Но, к ее счастью, сей роман Толстого изучался факультативно, то есть в классе его  никто не читал.


  Обычай величать юную особу, как даму, прижился в коллективе и помог, представьте,  карьерному росту Анечки. Уважали ее вполне заслуженно – чистоту блюла, как дома – на два раза, сначала с мылом, потом просто водичкой. Таких уборщиц здесь не видывали!  И культурная речь производила хорошее впечатление. Пальто Анечка НАдевала, а не Одевала, покупала шкатулки из берёсты, а не бересты, за пирожками ходила в кулинАрию, а не кулинарИю, шоколадку делила ПОПОЛАМ, а не напополам.

          – Ты в какой институт провалилась? На филфак? Ну, конечно, там такой конкурс! А иди в библиотечный заочно, через год я тебя младшим библиотекарем переведу. Видишь, работницы мои только и сигают в декрет! – посетовал - посоветовал Иван Семенович и напел себе под нос: «Без женщин жить нельзя на свете, нет».
                Аня совета послушалась. В библиотечный поступила без труда. Это не университет с его заносчивыми преподами. В школе по английскому у Ани была твердая четверка. А на абитуре – той, первой, влепили троечку. В тексте попалось незнакомое слово. Какая часть речи? – спросил препод с баками, как у  Пушкина. А Аня не догадалась, что раз окончание ed, значит, глагол прошедшего времени. Но жизнь и без универа сияла!  Аня видела, что ею любуются. Особенно светлой косой ниже  пояса.

            В женском коллективе всегда правит невидимым жезлом царица Зависть.  Хотя какая же она царица? Она  – болезнь хуже оспы. И прививок нет. Медленно убивает человечество. Есть у этой великой грешницы партнер – тщеславие. Иногда его принимают за врачевателя. Но оно скорее провокатор, распылитель зависти. Если успешный человек не тщеславился бы, ему бы  и не завидовали.  Ах ты, зависть-бедолага! Отравляешь жизнь своим рабам, да еще и те страдают, кому стрелы невидимые посылаешь.

 Но Аня как раз не страдала. Она  потоками недоброй энергии не уязвлялась, потому что знала: ВСЕ ЛУЧШЕЕ В ЕЕ ЖИЗНИ ОБЯЗАТЕЛЬНО БУДЕТ. ОНА ПРЕДЧУВСТВОВАЛА ЭТО. Как бутон тюльпана, прекрасный сам по себе, уверен, что раскроется, так и юность уверена в завтрашнем дне, да и в послезавтрашнем тоже. Честно говоря, зависть  Ане тоже была свойственна, что уж греха таить.


    В седьмом классе рыжая Зойка перешла ей дорогу своими маленькими ножками. У Зойки, видите ли, размер обуви был 31, а у Ани – 35. Вот и досталась Ане роль мачехиной дочки, а Зойке Золушки! Мальчишки, конечно, Зойку стали звать именем сказочной героини  и  провожать домой,  Аня же гордо шла из школы одна.

                Женский коллектив – отличная школа жизни. Аня слушала разговоры, сплетни и пересуды и всё мотала на ус. Супружеские измены счастья не приносят никому.  Любить женатого – потеря нервов. К  свекрови надо ластиться, семью кормить вкусно, в гостях еду не хвалить,  про мужа говорить только хорошо. Бытовая школа жизни может стать и философским университетом, если относиться ко всему не приземленно, а чуть возвышенно. Можно, например, задуматься, правду ли говорят писатели в своих книгах. Точнее, способны ли поведать правду, знают ли её? Библиотекарши, как ни странно, не извлекали уроков из книг. В судьбе каждой полно было драм и скандалов. Так что же? Книги не учат? Аня могла бы разочароваться в литературе.

 Могла бы, но этого не случилось. Дело в том, что она и не была очарована ни одним автором. Если бы у нее спросили имя любимого писателя, она была бы в затруднении. А вот Лидия Андреевна, старший библиотекарь абонемента, женщина изящная, тактичная – словом, приятная во всех отношениях,  чья сдержанность украшалась редкими оригинальными фразами, хранила в душе целый пантеон бывших возлюбленных.


– Грин обманул меня, но я прощаю его. Он был в моей душе добрым гостем. Симонова еще не простила,  мне  стыдно и больно за него.

– Почему вам стыдно за Симонова?!–  тоном защитника всех оскорбленных откликнулся от самой двери столяр Тимофей, мужчина огромного роста, по основной профессии  киномеханик. В советские времена фильмы воспитывали в человеке борца, обличителя всякой неправды. Тимофей, десятки раз крутивший ленту «Коммунист»  и «Битва в пути», знал наизусть все реплики, он слыл в коллективе  опорным столбом нравственности. Или даже столпом. Цитировал «за державу обидно» часто, но всегда к месту.

– Так  что вам лично сделал Симонов? – настаивал на ответе  Тимофей.