Ожидаются осадки

Деревню Хмурино на востоке огибала речушка, чересчур мелкая и спокойная, чтобы давать ей имя. О чём тут говорить, если в ней даже никто ни разу не утонул по-человечески... Просто речка. Пошли на речку? Ну, пошли.
А вот у десятка гектаров заболоченной земли сразу за речным перекатом название было – Липучка. Даже в самую свирепую засуху в ней можно было увязнуть по грудь.
Как раз туда Роман и повёл стадо. Не в болото, конечно, а рядом, на клеверные луга.
Несмотря на ранний час, мелкая кровососущая сволочь уже поднялась в воздух. Коровы мерно шли через перекат, обмахиваясь заскорузлыми от навоза хвостами, а Роман всё ещё торчал на берегу, дожидаясь, когда мальчишка Куклачёвых пригонит глупого бычка. Наконец, бык шагнул в мутную воду, и Роман побрёл вслед за стадом, ощущая, как вода обжимает болотники. В такие моменты его всегда прошибало до мурашек.
День обещал стать по-испански жарким. Июль сидел на шее крупным слепнем. Роман пришлёпнул его, чуть не уронив сумку в воду, взглянул на ладонь – крови не было, – и двинулся было дальше, но почувствовал неладное. Вот чёрт: правый сапог дал течь!
Милка, сучье вымя, тут же почуяла, что контроль ослабел, и понеслась по реке влево, наперерез общему маршруту. Остальные коровы несмело потрусили за ней, искоса поглядывая на Романа: «Мы, конечно, уважаем тебя, пастушок, но всё равно пойдём за вожаком».
– Да куда ты прёшь, зараза?! – крикнул Роман и щёлкнул кнутом, заставляя Милку повернуть обратно. Строптивая корова и не думала сдаваться: поднимая тучи брызг, она понеслась уже вправо, и пришлось ещё пару раз стегануть кнутом чуть ли не перед самым её носом, чтобы вернулась в строй.
Сколько раз он говорил Абрамовым, чтобы спилили ей рога – она же, дура, не только своенравная, но и агрессивная. Да ещё и за главаря в стаде. Вечно то боднёт какую-нибудь тёлку до крови, то подобьёт всё стадо на побег. Давно подмечено: чем больше и острее у коровы рога, тем весомее её положение в стаде. У Милки были самые здоровые.
– Ещё раз выкинешь такое, загоню в болото! – крикнул Роман, чувствуя, как чавкает носок в сапоге. – Слово пастыря!
Как бы то ни было, вскоре он привёл стадо к болоту. Липучка располагалась в торфяной низине, что позволяло ей накапливать воду, а луга тянулись стороной где-то с километр или полтора, пока не упирались в лес. Роман любил приводить сюда стадо: море клевера, никаких рощ и кустарника – всё как на ладони, никто не убежит и не скроется. Сядет он, бывало, на старую «белазовскую» покрышку, что валяется у края Липучки с незапамятных времён, закурит и начнёт разгадывать кроссворд. И так до полудня, а то и дольше.
Дождей не было уже дня три, но перед этим лило с неделю, и сейчас Липучка покрыта тонким зеркальцем бликующей воды. Кое-где, конечно, торчат несколько умерших берёз да усики осоки, но в целом – ровнёхонькая гладь с размазанным по ней солнцем.
Роман уселся на покрышку и стащил сапог с ноги; на землю из болтающегося голенища побежал мутный ручеёк.
Пастух пригляделся. Оказалось, что резина прохудилась у щиколотки. Будто лопнула. Корягой, что ль, задел?
«Лучше бы в кирзачах пошёл», – горько подумал Роман.
Болотники он купил месяц назад, поскольку кирзачи промокали уже через десять минут по росе, и никак не ожидал, что они испортятся так скоро. Он ведь специально даже не подворачивал их, чтобы, не дай бог, не перетёрлись. И такая засада на ровном месте. Купить новые ещё умудриться надо: пастухам-то обычно платят натурпродуктом (чаще всего молоком), а его как-то реализовать нужно.
«Ладно, придумаю что-нибудь», – подумал Роман, стащил с себя носок, выжал… и тут начало темнеть. Солнце спряталось в невесть откуда набежавших облаках и робко выглянуло оттуда, посылая узкие, расширяющиеся к земле лучи света – в точности как на гравюрах Доре. В контрастном споре с солнцем, облака, и без того иссиня-чёрные, стали ещё темнее. И вся эта мрачная, грандиозная красота не предвещала ровным счётом ничего хорошего.
«Только бы не дождь», – подумал Роман. Потому что если польёт, коров придётся угонять подальше – от сырого клевера их пучит до смерти.
А куда? Если обратно через реку, то это ещё минут сорок до бывшего Балакинского покоса.
Роман напряжённо смотрел на Липучку. Не упадёт ли капля?
Кап... На водном глянце побежали круги.
«Блин, нет!»
Пастух надел носок, не отрывая взгляда от воды.
Кап… Новые круги смешались с прежними. Зеркало зарябило.
«Только не это».
Роман натянул сапог.
Кап…кап…кап… БАЦ! – и с ног до головы его обдало болотной жижей.
Ошарашенный пастух смахнул грязь с лица и уставился на красноватый лакированный гроб, что плашмя лежал прямо перед ним.
Роман поднял глаза.
На фоне подсвеченного грозового облака падал ещё один гроб. Он стремительно приближался к земле, вращаясь, словно брошенный нож, и, на мгновение перебив солнце, косо вошёл в болото.
Пастух не верил собственным глазам. Сердце зашлось. Мычали встревоженные коровы…
БЛЮМП! – свежий гроб упал в трясину и, как писал Пушкин, торчал в ней похабным кукишем.
Следующий снова рухнул поблизости, но уже в поле – ТР-Р-РАСК! – и покатился в клевер.
И сразу три, прямо в стадо. Удары были такой силы, что во все стороны полетели куски дёрна. Пастух дрогнул, а вся его паства бросилась врассыпную.
Побежал и Роман.
Как раз вовремя: очередной гроб свалился у него за спиной прямо на покрышку. Она подпрыгнула на два метра, упала, спружинила и покатилась в болото, а гроб завалился в траве на бок – целёхонький.
В мешанине хвостов, копыт и комьев земли Роман полностью утратил сознание. Есть ли на свете хоть что-нибудь, способное лишить человека мышления столь же эффективно, как падающие с неба гробы?
Фунт этого не знает.
Слева и справа раздавались глухие удары, позади всхлипывала избиваемая Липучка, а впереди прыгал берег реки.
Когда до неё оставалось всего ничего, здоровенный гроб с треском обрушился прямо перед Романом на собственную крышку и едва не зашиб вредную Милку. Обезумевшая корова даже не вздрогнула; она продолжала нестись вперёд, и когда впереди упал следующий гроб, Милка с разгону протаранила его рогами. Левый от удара сломался; из распахнувшегося гроба вылетел чёрный ворон и набросился на пастуха. Роман получил клювом в висок, закрыл руками голову, и бросился в ежесекундно взрывающуюся реку. Накал творящегося безумия был таким, что глаза у бедолаги-пастуха остекленели.
С неба падают гробы. С неба падают гробы! Гробы!
А синоптики даже не предупредили.

На середине переката Роман получил копытом по ноге и упал вниз лицом, едва не захлебнувшись в кипящей воде. И назвали бы потом эту реку Пастушьей, но вскрикнула бурёнка, получив гробом по спине, и Роман встрепенулся. Бомбёжка продолжалась, обдавая парня декалитрами воды, речной галькой и мёртвыми пескарями. Гробы поглушили всю рыбу.
Пастух в три прыжка выбрался на берег и бросился в деревню, где на фоне всеобщих воплей царил натуральный хаос.
Гробы успели разбомбить школу, магазин «У Ольги», снесли сеновал Тунеговых и сломали половину деревенских заборов, а теперь с разной степенью музыкальности громили недобитые крыши: БАХ! БРАМС! ТРИК-ТРАК!
Роман ворвался в собственный дом и поскорее закрылся в подвале, всем телом чувствуя, как под ударами судьбы дрожат стены и фундамент.

И вдруг всё закончилось. Гробы перестали падать и выглянуло солнце. Шокированные хмуринцы вышли оценивать ущерб. Роман тоже вышел. Первым делом он оглядел пробитую крышу, снял с печной трубы прицепившийся гроб и скинул его на грядку – всё равно раздавлена. Соседская курица как ни в чём не бывало рылась в куче сорняков возле только что прилетевшей с неба резной дубовой крышки.

Вечером деревенский староста, довольно умный мужик, призвал сильно не переживать по поводу происшествия.
– Апокалиптических настроений не допущу! – строго сказал он. И все кивнули, даже суеверные бабушки: старосту уважали, хотя самые большие рога в деревне были у дальнобойщика Петра Самсонова.
– Всё-таки в нашем положении есть и плюсы, – добавил староста. – Если кто-то из вас, как я, копит смерётные деньги, можете их прогулять или потратить на ремонт кровли или что там у вас сломалось. На гробы в будущем тратиться не придётся, их теперь на целый год хватит. Если не больше.
– Больше, – вставил Роман.
– Вот и продавайте.

И начался в деревне весьма интересный промысел: охота за гробами.
«По гробы да по ягоды», – шутили хмуринцы. И правильно, что шутили. Что бы ни происходило, нужно мыслить трезво и жить дальше. В одном только староста ошибся. Гробов хватило всего на пару месяцев – в стране началась очередная реформа.

– …смотри, этот какой-то крепкий. Наверное, из хорошего дерева: с такой высоты упал и хоть бы что… И красивый, зараза. Косарей за двадцать продам.
– Ты палочку-то не перегибай. Десятку требуй, не больше...