Чёрная лента героя

Тем жарким летом Василий Журавлев впервые летел с другом на море. Взяв билеты на самолёт, он позаботился о том, чтобы места располагались вблизи иллюминатора. Он не боялся высоты, ещё юношей давая себе установку стать пилотом. Но здоровье подвело, и теперь он обычный студент экономического института. Хотя надо полагать, его смирный характер, болезненное чувство ответственности и трудолюбие сделали бы из него достойного работника авиалиний.
Несмотря на двадцатидвухлетний возраст Василия, родители видели в нём послушного мальчишку, а не мужчину, способного начать суверенитетную жизнь. Соседи с улыбкой кивали, когда он учтиво здоровался, и на очередную новость о его благодетели отзывались так: «А, Васька? Васька-то да, он такой! За ним добро не заржавеет!». Студенты его потока охотно якшались с ним и тянули руку для пожатия; преподаватели различали в нём скромность и завидную обязательность, которой лишены многие нагловатые протеже института. И только лишь дамские сердца ему не всегда удавалось затронуть вопреки приятной наружности. У него были красивые карие глаза; смоляные волосы, остриженные по классике; тонкие черты и узкий благородный рот. Кожа с многочисленными родинками на щеках благоухала нежно-белым цветом, как парное молоко, а после загара придавала лицу живость: глаза становились глубокими, а взгляд острым. Благодаря среднему росту и складности фигуры он был юрким и быстрым, что гарантировало ему медали по теннису. Энергичный актив студентов, доброволец любого благотворительного движения. Казалось бы, что ещё нужно для статуса завидного жениха? Однако, не всё так просто. Он и сам понимал, что отталкивает девушек не внешностью и послужным списком, а своей непобедимой робостью. Она безвозвратно отпугивает тех, чьи души страстно мечутся в груди, желая пройтись по греховной дорожке; отвечать естественным желаниям, пить нектар плотского удовольствия, а не поглощать ушами дифирамбы пушкинской поэзии. Он не умел обходиться с девушками; ему не доставало смелости перескочить черту пристойности и этому нельзя научиться при наличии строгой, внутренней культуры.
Его друг, Илья Антонов, не страдал нехваткой женского внимания. Без вредных привычек, ростом чуть выше Василия, бойкий, стильный, он без труда заводил дружбу и мог заговорить с любой особой, тут же располагая её к себе. На его круглом лице с неброским румянцем романтично выделялись пышные губы и большие светло-карие глаза под темными бровями. Так и казалось, он всегда держит наготове благотворную улыбку уголками рта, как у Ивана Барятинского  на портретах.
Эту улыбку он и пустил в ход первым делом, когда, следуя от перронного автобуса к траппу самолёта в большой толпе пассажиров, заметил впереди себя двух девушек. Одна белокурая, стройная, не старше двадцати, в красном сарафане, с сумочкой через плечо поймала его улыбку и что-то шепнула темноволосой подруге, тоже стройной, в шифоновом ярком сарафане. Они весело посмеялись, и Илья толкнул Василия в плечо.
– Видел? Про нас шепчутся. Тебе какая больше нравится?
Василий замялся. Он знал, какую не выбери, она всё равно на друга глядеть будет.
– Да без разницы, – бесстрастно ответил Василий. – Хочешь – знакомься, а я не буду.
Обе девушки оглянулись с кокетливой улыбкой и спустили солнечные очки с темени на переносицу.
– Да ты чего, Вась? – удивился Илья, осмотрев друга. – Ты раскрой глаза пошире: они под очками прячутся. А это значит, что дело в шляпе!
– Не буду, не уговаривай.
– Ну выручи, дружище! Без женской компании нас ждёт два часа утомительного полёта. Посмотри, какие они весёлые! Знаю, в самолёте есть на кого поглазеть, – мягкий голос Ильи лукаво понизился, – ты понимаешь, да?.. Но здесь удача редкая! Обычно из двух: одна хорошенькая, другая крокодилу подобна. А тут обе – чудо!
Под действием последних слов, Василий посмотрел на Илью. Провожая взглядом двух героинь восхищения, Илья обронил томный, долгий вздох, как это зачастую делал несчастный Грушницкий .
– Ладно, – посмеялся Василий, – уговорил.
– Ещё бы не уговорил. Я Илья. А «Илья» в переводе означает «Божья сила».
Он похлопал Василия по плечу и, поправив дорожную сумку, нагнал девушек. Улыбаясь, Василий следил, как друг с ловкостью пускается в мастерство первого знакомства, размахивая руками и бросая улыбки. В белых шортах и футболке он выглядел, как спортсмен, и Василий подумал, что смотрится не хуже в такой же форме, только синего цвета. Василий быстро утратил интерес к часто видимой сцене знакомства друга с девушками и оглядел вечернее небо. Горизонт лихорадил золотом. Над головой прояснилось, а поблекшие вдали облака сдерживали пыл раскаленного солнца. Оно будто изнемогало в неволе тучных стражей неба, просилось на волю и свысока глядело на обширные взлетные полосы и белый самолет с синими полосками по нижней части корпуса. Дул тёплый июньский ветер, и асфальт, распалённый до предела, испускал сухой утомляющий жар.
У трапа Илья вернулся к другу. Он чуть ли не давился улыбкой, когда сказал.
– Представляешь, как нам повезло! Девушки сидят в тридцатом ряду, через проход от нас. Правдами неправдами нужно выбить место рядом с ними, это будет потрясающе! Надеюсь, ты не обидишься: я выбрал себе беленькую, Нику, а черноволосая твоя. Её зовут Леся.
– Спасибо, – холодно отозвался Василий, шутливо добавляя. – И чтоб я без тебя делал?
– Спекся бы от скуки. Не сомневайся!
Пассажиры гурьбой взбирались по чистенькому трапу вверх; теснились плечами, словно в страхе опоздать на законное место. Первой идёт тучная пенсионерка в соломенной шляпе и платье в цветочек без рукавов, на плече – чёрная сумочка, в согнутой руке – чихуахуа, в другой – ладонь пятилетнего мальчика в шортах и матроске с гюйсом. Следом поднимается молодая семья: загорелый, крепкий брюнет в рубашке с гавайскими пальмами, обнимая складную, кудрявую женщину в белом комбинезоне с шортиками; она с любовью баюкает грудного младенца. Рядом толпится седой, приземистый мужчина во всем палевом с прищуренными глазами, будто подозревает в немыслимом всех собравшихся; страдая гипертонией, он тяжело одолевает ступени, то и дело вытирая взмокший от усталости и жары лоб. Высокий офицер в военной форме шагает бойко, как и подобает шагать человеку твердых понятий и дисциплины; мысли его легки – он дождался увольнительной! О том он чинно рассказывал жене, статной, короткостриженой, красноволосой, прихрамывающей от непривычно долгого ношения каблуков. Тощий, бородатый москвич с наколкой на плече тяжело плетётся за ними, беседуя с лысым, молодым фанатом в спортивной форме. Шеренгу завершают Леся и Ника. Василию было интересно, куда они все летят. На отдых? Желая избавиться от забот. Домой? К родным; любимым; к тем, кто в нетерпении крадет минуты у судьбы, лишь бы скорей приблизить время долгожданной встречи. А может, в гости? К подруге, школьному приятелю, портрет которых притаился в стареньком альбоме. Василий обернулся и увидел ещё человек пятьдесят из ста двадцати, купивших билет на южный рейс. Оглядев их мельком, он испытал к этим людям сближающее чувство – на два часа полёта незнакомцы станут друг другу чуточку ближе, как члены одной большой семьи, где имена родных смешались в памяти.
Пока Василий осмотрелся, Илья поднаторел друга в умении общаться с дамами.
– Девушки предпочитают разговорчивых. Я знаю, разговор – твоя слабая сторона. Поэтому просто улыбайся, я и сам их разговорю.
Не желая вступать в дебаты с опытным серцеедом, Василий молча кивал, и за тем дружеским молчанием скрывалась неуверенность в собственном успехе.
У входа в салон они поравнялись с бортпроводницей в красной форме и с затейливым пучком на затылке. Василий молча прочёл на бейджике: Яна. Улыбаясь красными от помады губами, она смотрела в посадочные талоны двоих, а в голове у неё цвело счастье, предстоящее волнение и кадры скорой свадьбы. От внутреннего трепета любви у неё слегка дрожали руки. Шесть лет романтичных встреч с возлюбленным мужчиной в конечном итоге привели к созданию семьи. Как же ей не терпится надеть белое платье! Родить детишек с такими же чудесными, зелеными глазами, как у их будущего отца. Яна вернула талон Илье, затем Василию и снова улыбнулась, озвучив места.
Следуя впереди приятеля, Илья обернулся к другу со счастливой гримасой наслаждения.
– И что они во мне только находят? – томно важничал он, намекая, что дружелюбие стюардессы имеет прямое к нему отношение.
– Не обольщайся, – сказал Василий, просматривая нумерацию кресел на верхней панели, – они приветливы со всеми. Работа у них такая.
– Да ты мне просто завидуешь! – отмахнулся Илья. – Тебе она не улыбалась так, как улыбалась мне.
Василий промолчал. Вереница пассажиров пробиралась по ряду очень медленно, чтобы не пропустить своё место. Салон в бело-голубых тонах делился двумя неширокими проходами на три блока пассажирских кресел: в центре по четыре кресла, по краям по два. На удивление Василий заметил, что все, кого рассмотрел прежде на трапе, находились в ближайшем окружении впереди него. Леся и Ника устроились в креслах среднего блока, в тех, что были крайними к проходу, где сидел Василий; и, не теряя времени даром, Илья закинул сумку в багажный отсек и пересел к ним в одно из двух ещё незанятых кресел.
Василий тоже опустился в кресло и заглянул в иллюминатор с частым биением сердца: самолеты волновали его внутреннее существо какой-то нестерпимой таинственной силой. Прогуливаясь вечером или возвращаясь с института днем, он всегда находил минуту посмотреть в облачное небо и, если находил глазами летящий вдали полупрозрачный самолет, сердце его начинало колотиться от желания оказаться на его борту, на месте командира. Небо, высота, запредельная скорость гипнотизировали его молодой разум. Ему досаждала мысль, что нельзя увидеть небо из окна пилотной кабины. Со вздохом отвернувшись, он окинул взглядом салон, достаточно комфортный для эконом класса, заполненный наполовину людьми, что рассаживались на сиденьях или складывали ручную кладь на полки. В задумчивости повернув голову вправо, он поймал на себе любопытный взгляд Леси. Она тут же отвернулась, но спустя миг посмотрела вновь. Активная беседа Ильи и Ники её не увлекала. Она приглаживала рукой длинную челку, скрывающую брови, и прямые волосы, скрученные резинкой в хвост. Робея, Василий смотрел на неё лишь украдкой, и тех ультракоротких секунд хватило, чтобы разглядеть в ней некое своеобразие. В отличии от бледнолицей подруги она была загорелой, с неяркими веснушками и на год старше. Черты продолговатого лица были крупными для женщины; голубые глаза маленькие и подвижные; нос острый, а шея казалась слишком длинной и неповоротливой. Тем не менее, благодаря естественности, не испорченной косметикой, в её искреннем, строгом взгляде прослеживалось магическое воздействие. Василий отвернулся к окну и зарекся больше не смотреть на девушку. Он боялся покраснеть; переживал, что его мимоглядные взоры будут для нее обременительны.
Леся удивилась неприступности молодого человека – такой скромности она давно не встречала. Убедившись, что сонма пассажиров расселась по местам, она перескочила проход и села рядом с Василием. Он испытал гнетущее напряжение, когда она свободно заговорила:
– Ты первый раз в самолёте?
Василий повернулся к ней лицом. Преодолевая замешательство, он подчинил себе голос лишь вполовину.
– Нет, а ты?
– А я первый, – Василий заметил, как крепко сцепила Леся пальцы, – я никогда не летала и очень боюсь.
– Не переживай! Согласно статистике самолёт считается самым безопасным способом передвижения.
Она быстро взглянула на него.
– И ты веришь в эти бестолковые слухи? Какие у нас шансы в случае чего?
Василий помедлил с ответом. У него не было фобии, связанной с полётами, однако для того, чтобы убедить Лесю в обратном, у него не доставало аргументов. Да существуют ли в самом деле эти аргументы? Василий решил отшутиться.
– До полета лайнер проходит тщательную проверку – тебе не о чем беспокоиться. Поверь, приняты все необходимые меры безопасности.
– Тебе-то откуда знать? Думаешь кислородная маска или жилет спасут нас, когда самолет разобьется о землю?
Василий нахмурился. Её нагнетающая речь была основательна, но, вопреки привычке задумываться о последствиях, Василий не желал размышлять так обреченно, как Леся. Она с испугом глядела в иллюминатор, где автобусом прибыла заключительная партия пассажиров, а Василий не знал, что добавить.
К счастью, через пару мгновений молчания они отвлеклись на человека лет сорока, резкой арабской наружности: с чёрной бородой треугольником, сросшимися бровями, в темно-сером костюме. Он обнаружил, что его место занято Ильёй, и даже не подумал включить вежливость, так необходимую в сфере предпринимательской деятельности, которой он занимался больше трех лет.
– Вы сели на моё место! – с претензией сказал он.
Его грубый, низкий голос не предвещал ничего хорошего.
– Да… Я знаю, – Илья включил своё обоняние в форме улыбки Джоконды, не учитывая, что то обоняние действует только на слабый пол. – А вы бы не могли пересесть на моё место: крайний ряд, через одно от окна?
С глуповатым лицом предприниматель проследил глазами, где должно находиться названное место, и, словно очухавшись, разозлился ещё хлеще.
– Сейчас же освободи место!
Инстинкт самосохранения Ильи сработал безошибочно: предприниматель был крупным, отлично сложенным; видно, что его мышцы обладали несметной силой, да и на висках от напряжения выступали вены – нет никакого толку играть с ним в рыцаря. Не глядя на злобного пассажира, Илья встал и улыбнулся белокурой Нике.
– Ничего страшного, – сказал он, перешагивая её ноги. – Я что-нибудь придумаю.
Илья вернулся к двум собеседникам и просиял от своевременной идеи.
– Лесь, может, ты останешься на моем месте, а я займу твоё?
Подрумянившись от смущения, Леся уронила глаза в пол.
– Нет, прости, я от подруги никуда.
– Да ладно тебе. С Васькой не соскучишься! Оставайся!
Василий был не менее смущен, чем Леся. Он вбил себе в голову, что она будет только рада избавиться от его скромного общества.
– Видишь, девушка не хочет, – отозвался Василий. – Не настаивай!
Полностью покраснев, Леся поднялась и шагнула к своему креслу. Ей показалось обидным, что просьбу поменяться местами выказал Илья, а не Василий.
Илья мрачно подсел к другу, наблюдая, как крепыш-предприниматель убирает ручную кладь на багажную полку.
– И откуда он только взялся? – негодовал Илья, потирая гладкий подбородок. – Все карты мне попутал.
– Может и хорошо, что так вышло, – заметил Василий, смотря в экран монитора на спинке кресла. – Нельзя меняться местами в самолёте.
– Почему же? В случае катастрофы мой труп и так опознают.
Распаляясь смелым остроумием, Илья рассмеялся над собственной шуткой, а Василий глянул на него неодобрительно.
– Правила придумывают не для того, чтоб их нарушать. И такими вещами не шутят!
– Да, ещё прочитай мне мораль как жить. Теперь я понимаю, почему девушки от тебя шарахаются. Ты зануда, Вась! Нудишь, как мои предки.
Их внимание невольно переключилось на парня лет восемнадцати. Сощурившись, он искал место по номерам на верхней панели. Голову его прикрывала чёрная бандана, на шее болтались большие наушники, откуда доносился тяжёлый рок. Приверженец моды, он питал страсть к горящим черепам, что доказывали аппликации на его головном уборе и темной футболке. Штанины чёрных брюк были закатаны до нижней части голени, и Василий пришёл к заключению, что, ещё не оправившись от прошлых модных тенденций, парень гонится за нынешними отголосками моды. Длинноносый, с темными волосами до плеч и несуразно большим ртом вид он держал равнодушный и аскетичный; казалось, он вообще не подвержен эмоциям.
Илья решил ещё раз испытать удачу и окликнул парня, пока тот укладывал багаж на полку. Парень без охоты повернул к нему голову.
– Друг, я Илья.
– А я Рома, – сухо ответил парень, закрывая полку.
– Очень приятно. Слушай, выручи, мог бы ты пересесть к моему другу, а я на твоё место?
– Нет, мне и здесь нравится, – предприниматель пропустил Романа, и тот сел, натягивая большие наушники с музыкой убийственных мотивов.
Через минуту стюардессы побежали по рядам, отдавая распоряжения пристегнуться, убрать столики и перевести спинки в строго вертикальное положение.
– Вот невезуха, – недовольно причитал Илья, постукивая пальцами по подлокотнику.
– Да забудь ты, – сказал Василий, защелкивая ремень. – Ещё наговоритесь! Ты лучше пристегнись.
– И зачем я только согласился с тобой ехать? Ты нудный моралист!
Илья сделал жест Лесе; она наклонилась, и он спросил:
– Пустишь Нику на своё место? Через тебя нам неудобно болтать.
Леся перевела взгляд на подругу. Её молчаливые уста дрожали в радостной улыбке, а глаза изливались просьбой.
– Ну хорошо.
Девушки поменялись местами, и Илья был вне себя от радости: теперь он сможет спокойно общаться с Никой. Стюардесса Яна сделала Илье замечание, и он пристегнулся. Члены экипажа прошлись по второму кругу и удостоверились, что всё соответствует нормам безопасности. После этого Василий случайно обнаружил, что Роман ослабил ремень и снова одел наушники, только беспроводные.
Пассажиров поприветствовал командир воздушного судна, и бортпроводницы выстроились по рядам, приступая к предполетному инструктажу. Илья глядел на них с явным обожанием, пихая Василия в бок.
– Я ж говорил, здесь есть на что посмотреть!
– А я думал, они здесь для обеспечения безопасности, – улыбнулся Василий.
– Да ладно! Трагедии случаются редко. Для чего ж по-твоему они нужны остальное время, а? Зацени их костюмы! Почему юбки, а не брюки? Губы алые, как маки, и все как одна: стройняги смазливые? Хочешь сказать совпадение?... – Уста Ильи отобразили лукавство. – Вряд ли…
– Я по твоей милости большую часть информации прослушал.
– И что? Эта информация тебе не пригодится. Смотри, в кармашке кресла – трафарет, все правила в четкой и ясной форме.
Василия поразило всеобщее пренебрежение к этому важному моменту: кто переговаривался, кто листал журнал, кто слушал музыку, кто занимался телефоном – никого не интересовало, где спасательные жилеты и как пользоваться запасными выходами. Они словно боялись истратить на бесполезные сведения ресурс памяти, который могли бы потратить на запоминание статьи в журнале, правил компьютерной игры или куплетов новой песни.
Илья тоже достал телефон.
– Почему ты его не выключил? – с укоризной спросил Василий.
– Потому что не вижу смысла, а вдруг мне телефон потребуется, а он выключен?
– Они же сказали, телефоны могут создавать помехи!
– А я слышал, современное оборудование не чувствительно к телефонным помехам. А экипаж перестраховывается по старинке. Знаешь ли, недоверчивость у пилотов в крови!
Тяжело вздохнув, Василий отвернулся к иллюминатору. Сумерки спустились на землю. Асфальт быстро ускользал под самолётом, и корпус плавно поворачивал на взлетную полосу.
Бортпроводницы тоже заняли кресла, лицом к пассажирам и пристегнулись. В салоне стало тихо – все ожидали взлета, и даже маленькие дети не плакали. Самолёт разгонялся молниеносно, набирая скорость. По привычке Василий возложил руки на подлокотники. Он любил этот момент больше всего: от него ускорялся пульс, а в крови бушевал адреналин. Но на этот раз, вспомнив пробирающее до костей волнение Леси, внутри него тоже появилось тревожное чувство, связанное с перелётами. Оно казалось ему естественным и в то же время унижало в нем достоинство мужчины. Его врожденная осторожность, заставляющая думать о последствиях, включила всю свою мощь, и теперь ему в голову лезли всякие дурные мысли. Отгоняя прочь тревогу, он задумался о будущем, и эти размышления ворвались в его душу приятным теплом. Ещё год, и он сможет позволить себе недорогую квартирку с мебелью на окраине города, арендованную на первую зарплату; возможно, купит машину. Перспективы казались ему безграничными, и от этого сердце быстрее стучало в груди. Он вообразил, как сообщает родителям, что нашёл ту единственную, ради которой готов горы свернуть; представил их ошарашенные и тут же радостные лица. Несомненно, мама будет плакать; она всегда плачет по любой мелочи, трогательной по её мнению. А тут повод грандиозный: единственный сын женится! Отец по причине той же осторожности, что была присуща Василию, спросит, не натворил ли сын каких-то непристойных дел, обязующих его скрепить союз кольцом. Василий улыбнулся, представив, как отец скрестит руки и задумчиво потрет усы, а затем, поняв, что сын не шутит, обнимет его и душевно поздравит. Потом Василий прокрутил разговор с Лесей, и его разобрала некая гордость, что она заговорила с ним первой. Ранее такого не случалось! Желая поглядеть на неё, он повернул голову вправо.
Леся боязливо закрыла глаза; её пальцы с усилием сжимали ручки кресла. Ему внезапно захотелось её успокоить, взять за руку, и он мысленно сожалел, что она не согласилась на рокировку мест. Любопытство несостоявшегося пилота подтолкнуло его стремглав пробежаться по лицам тех, кто находился в поле зрения. Непристегнутый Роман раскрепощённо сидел в кресле, отбивая ногой такт музыки, играющей в наушниках. Справа от него предприниматель с завидным спокойствием глядел вверх, сложив руки на груди. Ника игриво переглядывалась с Ильей; им не терпелось снова вернуться к беседам.
Впереди Василия находилась молодая семья, которую разглядел на трапе: черноволосый мужчина в гавайской рубашке и кудрявая женщина с младенцем. Говорили они громко, и Василию без воли пришлось слушать, как они обсуждают семейный быт.
– Как там интересно наш Барсик? – спросила жена мужа, кормя ребёнка из бутылочки. – Зря мы его не отвезли к твоей маме.
– Ничего страшного, мы всего на неделю летим. Не успеет даже обои попортить. К тому же теща насыплет ему корма.
– Ты же знаешь: ему сколько не сыпь, все равно мало! Я уже успела по нему соскучиться. Он такой ласковый, спал рядом, пока ты был в командировке… Наверно, он грустит: время от времени с ним нужно в мячик играться.
– А я тебе говорил: мало нам шестимесячного ребёнка, ты себе ещё мороки добавила!
– Ну он же такой миленький… Разве ты не скучаешь по нему?
– Лик, за два года я наконец-то выбрался в люди с любимыми женой и ребёнком. Я так скучал по вам: по тебе, Гошке; на телефоне чуть дыру не проглядел, смотря ваши фото, и сейчас рад, как никогда, что вы рядом! А впереди ещё море, прогулки, вкусная еда… Да я счастливейший человек на свете! А ты меня о коте думать заставляешь.
Лика заразительно посмеялась.
– Ты прав, родной!
Муж улыбнулся и поцеловал жену в лоб.
– Думаю, как вернемся, давай запишем Гошку в бассейн? – предложила Лика. – В этом возрасте плавание даётся им очень легко благодаря особым рефлексам.
– А не рановато?
– Нет, многие отдают ещё раньше.
– Ладно. Только сначала переедем в новую квартиру. К нашему возвращению как раз должны выдать ключи.
– Эх… Вот заживем! – сладостно вздохнула Лика. – Она такая светлая, просторная, и садик недалеко. Не то что эта холодная комната в коммуналке на отшибе…
– Нам повезло, что удалось подкопить – в долги залезли самую малость. Посмотри, как большинство живут: всю жизнь в кредитах, а мы пять лет и расквитаемся. Как раз Гошка подрастет, и о прибавлении можно подумать.
– Ты правда этого хочешь? – просияла Лика.
– А почему бы и нет? Глянь, какой он у нас красавец растет. А планете нужны красивые лица.
Они рассмеялись, и даже Василий не сумел остаться равнодушным и улыбнулся.
А между тем самолёт набрал необходимую скорость, в легком сотрясании отрываясь от земли. Аплодисменты, как вздох облегчения, прокатились волной по салону.
– Дурацкая традиция – хлопать, – сказал Василий другу. – Пилоты нас всё равно не слышат.
– Ну и что? Зато людям спокойнее: они так благодарность изъявляют.
Уловив суть разговора, Леся дополнила их диалог замечанием:
– Уж если и хлопать, то после посадки. Взлёт не сулит удачного приземления.
А в ответ получила насмешливый взгляд храброго Ильи.
Всё больше набирая высоту, самолёт летел плавно и спокойно; в салоне появилось оживление. С превеликой радостью все избавились от ремней, словно от кандалов заключенного, и принялись развлекать себя кто чем мог: чтение, музыка, сон. Свет погасили, и за окном исподволь удалились городские силуэты. Потемневшее небо густо застилали серые тучи – вблизи они казались мягкими, взбитыми, как пуховые подушки – а вдалеке искрила молния. Чем дальше они поднимались, тем больше их затягивал облачный туман, сквозь который едва ли мерцали огни городского освещения. Стюардессы переместились по своим делам в хвостовое отделение, самолёт выровнил траекторию, и несколько человек двинулись к туалетным кабинам.
Василий тоже встал в очередь. За ширмой беседовали стюардессы. Сквозь оторочку было видно лицо Яны, осыпанное счастьем. Она вытянула вперёд левую руку, на безымянном пальце которой блестело золотое кольцо, а другая, не менее обаятельная бортпроводница Кристина с пышными искусственными ресницами тщательно его разглядывала.
– Господи! Да оно же целое состояние стоит! Подвезло тебе, подруга, такого жениха днем с огнём не сыщишь!
– Да, – важно поддакнула Яна с улыбкой. – Я даже сестре его не показывала. Боюсь, от зависти помрет!
– Ещё бы! У меня аж в сердце кольнуло. Тоже завидую тебе… А у меня ничего не клеится… Одни охламоны вокруг.
– А твой компьютерный гений?
– Ему б только в гонки резаться, какой ему жениться! Хотя мне его не хватает… Проку с него было ноль, но как никак грудь мужская рядом.
Они посмеялись, и Кристина вспомнила, что слышала утром от второго пилота.
– Коля сказал, у тебя сегодня последний рейс? – уточнила Кристина.
– Да, свадьба уже послезавтра. Сережа запрещает мне здесь работать. Так что после свадьбы, пожалуй, уволюсь.
– Счастливая ты, Янка! Кто б мне запретил ходить на эту надоедливую работу. Только и слышишь: «Девушка! Девушка! Девушка! Подайте, возьмите, не мешайте! Почему не улыбаетесь? Это ваша обязанность!». Эх… Никогда не хотела прислуживать людям. Они неблагодарные и бесчувственные; они заплатили деньги и плевать им, что я больше суток не спала и на ногах постоянно. А им улыбки подавай…
Внезапно самолёт затрясло, включился свет, и засветилась сервисная панель с кнопками над головой пассажиров. Кристина сняла трубку для внутренней связи и, выслушав командира, кивнула Яне. Сохраняя непоколебимость, стюардессы обратились к стоящим в очереди у кабины.
– Просим вас занять свои места и пристегнуть ремни до окончания зоны турболентности.
Придерживаясь за дрожащие подголовники кресел, Василий продвигался к своему месту. Люди находились в волнительном напряжении, а пожилая женщина, которую прежде видел на трапе с чихуахуа и внуком, перекрестила мальчика, потом себя, зачитывая «Отче наш». Василию стало жутко от того, с каким пылом она прикрыла глаза и шевелила губами. Ещё удивительнее ему показалось, что, в отличии от пенсионерки, Илья чувствовал себя как ни в чем не бывало. В нерушимом спокойствии он продолжал беседу с Никой, пока не перевел меткий взгляд на подошедшего приятеля.
– Что-то ты побелел, Вась, – заметил Илья. – Болтанка для пилота, как водные виражи в рафтинге – ничего удивительного.
Василий промолчал, сел и пристегнулся. И тут по внешней связи заговорил командир самолёта.
– Уважаемые пассажиры! Мы вынуждены совершить внеплановую посадку, просим вас сохранять спокойствие и пристегнуться. Сейчас начнём снижаться.
По рядам пронеслось волнение, гул недоуменных перешептываний.
– Что случилось?
– Почему садимся? – спрашивали бортпроводницу тут и там.
– Прошу вас, не волнуйтесь! – успокаивала их Яна своим приятным, нежным голосом. – Скоро мы приземлимся.
Её хлипкие убеждения только разжигали в пассажирах пугливое любопытство. А другие, чувствуя, что от них скрывают правду, реагировали импульсивно.
– Мы имеем право знать, каковы основания для посадки! – отстегиваясь, возмутился предприниматель, сидящий рядом с Романом, который крепко спал в наушниках. – Я, между прочим, опаздываю на другой самолёт.
– Прошу вас, успокойтесь, – говорила Яна, поторапливаясь к буйному мужчине.
– Успокоиться? – он выступил в проход. – Вы за меня отвечать будете перед боссом за срыв совета директоров?
Настаивая на своём, Яна не прекращала вежливо улыбаться.
– Прошу, молодой человек, вернитесь на своё место!
– Я должен знать! – не унимался тот, размахивая руками в жестах угрозы.
Люди оборачивались; кое-кто из молодежи, предчувствуя потасовку, переводили телефоны в режим видеосъёмки. Они знали, если повезёт, и состоится передряга, рейтинг их виртуальной страницы на видеохостинге взлетит к Олимпу славы.
– В самом деле, девушка, с самолётом что-то не так? – уточнила молодая особа в квадратных очках.
– Мама, мне страшно… – доносилось с задних рядов.
Тряска усиливалась. Салон дребезжал, как разбитая телега. Стюардессы старались утихомирить взволнованные массы, но едва ли трем слабым членам экипажа под силу предотвратить назревающий бунт. В исступленном смятении люди утратили способность рассуждать здраво. Они напирали с криками объяснить им, почему пилоты держат молчание, не давая себе отчёта, что вопросы без ответов только пугают остальных ещё сильнее. Беспокойство становилось неуправляемым. Неугомонный лай собак и плач детей, возмущения взрослых – всё перемешалось в непрерывный гул, сулящий скорое сошествие панической волны. Те, кто сидел у окна, испуганно наблюдали, как самолёт кружит над территорией аэропорта, заходит на второй круг, снижается и вновь поднимается. Угнувшись в креслах, другие пассажиры неистово глядели по сторонам и прижимали к себе маленьких детей, а те со страхом лицезрели суматоху в салоне. Некоторые задумались о скорой эвакуации.
Одна женщина в пляжном костюме и рыжим пучком на макушке, встав, потянулась к багажной полке. Увидев это, бортпроводница Кристина шаткой походкой поторопилась к ней, стараясь воззвать к здравомыслию женщины.
– Я настоятельно вас прошу, не открывайте полку!
Женщина и не думала подчиняться. Впитывая дурной пример, ещё пару человек вскочили, чтобы забрать ручную кладь на экстренный случай. Открыв полки в момент сильной встряски, все стоящие попадали, как кегли во время страйка: кто-то растянулся в проходе, кто-то упал на людей в соседних креслах, а следом им на головы посыпались сумки. К поведению пассажиров, пекущихся только о собственном благе, многие отнеслись негативно: они качали головой, и короткая нецензурная брань вырывалась у них из груди; другие же, не отказывая им в сердобольном милосердии, помогли им встать на ноги.
И пока бунт вспыхнул в одной части самолёта, в другой продолжалась словесная атака: предприниматель продолжал спорить с Яной.
– Всё, с меня хватит! Я иду к пилотам и лично выясню, что тут творится.
– Вам туда нельзя, молодой человек, – преграждая собой путь, говорила Яна, – умоляю, займите ваше кресло!
– Хватит уже нас за нос водить! Если в самолёте что-то сломалось, я хочу знать!
– Если мы умрём, эти знания тебе не помогут, – ответил какой-то остряк.
Собрав в единую линию сросшиеся брови, предприниматель попытался уследить чёрными злобными глазами, кто осмелился обронить некорректное замечание в его адрес. Но окружающие глядели на него молча, с интересом или осуждением. Осознав, что тратит минуты даром, он повернулся лицом к стюардессе и сдвинул её в сторону, легко и без усилий, будто маленькую вазу. Теряя устойчивость, Яна успела схватиться за подголовники кресел, предотвращая приземление на колени офицера в военной форме. Потеряв терпение, офицер поднялся с места. Красноволосая жена с короткой стрижкой пыталась уберечь его от благородного поступка рукой. Но он одернул плечо с недовольным, серьёзным лицом, вступаясь за бортпроводницу.
– Что вы себе позволяете, мужчина?
Оба были высокими, крепкого телосложения, и подростки с ближайших рядов жадно бегали глазами от предпринимателя к офицеру, желая узнать, кто из них одержит победу в кулачном поединке. Обладая глупой тягой к экстремальному, им не терпелось узреть драку, придать остроты пресным дням, гордиться и кичиться, рассказывая друзьям-сверстникам, что это произошло на их глазах.
Предприниматель отвернулся от офицера и продолжил идти вперед.
– Нет, вам туда нельзя! – отчаянно твердила Яна, аккуратно схватив его за плечо.
– Иди ты знаешь куда! – буркнул предприниматель, снова оттолкнув девушку.
– Тебе не понятно объяснили? – встрял офицер, протиснувшись в проход. – Сядь и пристегнись!
– А ты вообще кто такой, чтоб здесь командовать? – держал ответ предприниматель. От злости у него участилось дыхание.
– Господи! Мы точно умрем, – визгливо закричал чей-то женский голос с первых рядов.
Василий решительно отстегнул ремень.
– Куда ты? – поразился Илья, который уже не выглядел, как эталон храбрости: взгляд у него блуждал, лицо потеряло краски, а ладони вспотели.
– Я должен помочь девушке, – вставая, сказал Василий.
– Ты камикадзе? Ты видел его плечи? Да он тебя по стеночке размажет!
– Ну и что. Всё лучше, чем равнодушно наблюдать.
– Не дури, найдутся в самолете и покрупнее нас, чтобы заступиться. Вась!
Переступив ноги Ильи, Василий двинулся к конфликтующим из левого прохода в правый. Он полностью сознавал, что друг прав: в случае драки ему прилично достанется. Но сидеть и смотреть ему не позволяли воспитание и жалостливая натура. Помимо того он тоже нервничал, почему командир судна принял решение идти на посадку. Зная, что в непредвиденных ситуациях основное правило не терять голову, он усердно маскировал тревогу под спокойным лицом. Хватаясь за кресла, чтоб не упасть от вечной тряски, он встал на пути предпринимателя.
– Я пойду, ясно? – кричал предприниматель офицеру. – И ты мне не помеха!
– Вам же сказали, туда нельзя! – вставил Василий, и все трое поглядели вперёд, на парня. Пренебрежительно осмотрев Василия, предприниматель выдавил.
– Ты откуда вылез, щенок?
Голоса четверых слились в одну звуковую неразбериху. В их спор вовлеклись новые лица, осмелевшие от неравенства конфликтующих сторон, и было не понятно кто, что говорит. Публика окончательно потеряла самообладание, когда вылетели кислородные маски, и в хвосте раздался пронзительный крик:
– Горим! Дым в хвосте!
– Смотрите, крыло горит!
Все устремились глазами в иллюминаторы справа. Пламя разгоралось с невообразимой скоростью, и поднялся массовый крик: детский и женский. Младенцы заходились в плаче, собаки лаяли. Началась сущая паника. Самые предприимчивые, освободившись от ремня, бросились к запасным выходам, дергая ручку двери и наваливаясь телами. Предприниматель тоже присоединился к ним.  Заметив это, стюардессы бросились к дверям. Пассажиры в срединных рядах – те, что находились дальше от эвакуационных выходов чем остальные – судорожно расстегивали ремни, вскакивали и кидались в проход. Некоторые в хвостовом отделении, понимая, что паника не сулит ничего доброго, в том числе офицер с женой, оставались на местах, испуганно следя за происходящим: визги, крики, толкотня, дребезг пластика – ничего не разобрать. Самолёт снова затрясло, и первая масса бегущих повалилась в проходе один на другого; вторая масса перепрыгивала кучу тел, переплетённых рук и ног, с ужасом на лице бросаясь к спасательным выходам. Взлётная полоса уже просматривалась со всех сторон: самолёт вот-вот приземлится. Они были уверены, что следует разбить окно, выдавить дверь, и это послужит им спасением. Высота их не пугала – страх сгореть заживо или задохнуться подгоняло их тела в хаотичность толпы. Они были готовы на всё, лишь бы не встретиться лицом к лицу с огнем.
Однако, бортпроводницы, закрывая собой двери, не разделяли убеждений пассажиров.
– Не делайте этого, сохраняйте спокойствие! Нельзя открывать двери – пламя перебросится в салон!
– Дура, какое спокойствие! – кричал предприниматель. – Мы горим!
– Проваливай! – толкал её тучный мужчина с черными усами. – Это наш единственный шанс!
– Костя! Костя! Ты где?
– Мам-а-а-а!
– Тотошка!
– Помогите!
– Господи! Спасите!
Василий протискивался сквозь толпу у перегородки вестибюля, ища глазами Илью, Лесю и Нику. Неистово бегая по искаженным от ужаса лицам, рыдающим, умалишенным, он наконец заметил, как Илья вместе с лысым спортсменом и бородатым мужчиной старается открыть запасной выход слева. В беспамятстве теснясь плечами, Василий просочился к левому выходу и несколько раз позвал друга. Тот, не прерываясь, крикнул:
– Вась, толкай! Лучше разбиться, чем сгореть заживо!
– Где Ника и Леся?
– Не знаю. Ника побежала со мной, и я больше её не видел. У Леси ремень заклинило.
Раздался хлопок – правую дверь удалось открыть, и пламя мигом перебросилось в салон, обдавая огнём тех, кто стоял впереди, в том числе Яну и Нику, которую Василий не заметил. Одежды вспыхнули, как спички, перебрасываясь на других людей. В шуме криков кучка людей бросилась в рассыпную к левому проходу, толкая тех, кто бежал к правому выходу, увеличивая число жертв всеобщей давки. Окна иллюминаторов плавились; от черного дыма не хватало воздуха. Прикрываясь рукой, Василий ринулся в хвост, где стояло сильное задымление.
– Куда ты сумасшедший? – крикнул ему вслед Илья.
– Я должен ей помочь! – лихорадочно ответил Василий.
В его взоре была ясность, но руки тряслись как при судорогах.
– Ты спятил! Спасайся сам! Ей уже никто не поможет!
– Я не могу.
Самолёт приземлился, давая новую волну встряски. Густой дым затуманивал глаза – в них появилась колющая резь, а кругом пикающие сигналы оповещения сервисной панели, визги, стоны и давка. Василий искал глазами Лесю и во встречной кучке людей различил отчаянное лицо Лики, которая прежде сидела с мужем впереди Василия. Её скорбный взгляд устремился к нему, безмолвно выражая мольбу о помощи. На вытянутых вверх руках она держала кричащего младенца; он кричал так, что в беспорядочном гуле едва раздавался его тонкий голосок. Василий догадался, что в этом замесе муж Лики оказался в другой части самолёта, и она надеялась, что муж ближе к аварийному выходу и сумеет спасти сына. Василий принял ребёнка поверху, получая удары локтями и ногами от протискивающихся вперёд людей, и обернулся назад, в сторону вестибюля у передних рядов. Он кричал громко, как только мог, лишь бы кто-нибудь передал младенца дальше. Он уже отчаялся, что кто-то поможет, и тут грузный мужчина во всем палевом подхватил младенца и пустил его дальше по рукам. Под ногами Василий увидел лежащие мертвые тела Романа в наушниках и пенсионерки с окровавленной чихуахуа. В тот момент Василий плохо соображал, что делает. Дыхание спирало, в глазах появились чёрные круги. Проглотив ком, он крутил головой по сторонам и прижимался спиной к креслу, пропуская бегущих мимо людей и ползущих под ногами. Женщина в пляжном костюме тянула за собой вечно застревающую в груде тел дорожную сумку. Это паническое столпотворение выглядело как клубок червей в консервной банке.
Наконец Василию удалось достигнуть места, где он сидел до того, как началась суматоха. Леся исступленно боролась с ремнем. Кашляя от дыма, она пыталась его рвать, оглядываясь назад, где уже во всю полыхало пламя, охватившее последние ряды кресел, граничащие с туалетными кабинами. Стоял невыносимый жар. От удушающей помеси гари тело окутала слабость, и мучило головокружение, сбивающее с ног. Лика подняла вверх красное заплаканное лицо, когда Василий бросился к ней, падая на колени. В состоянии тяжёлого шока она не сразу заговорила. На внутренних её ладонях оставались кровавые полосы от борьбы с ремнем; с рассеченной брови капала кровь. Пытаясь её освободить, Василий дергал ремень изо всех сил, кусал зубами, но ремень не поддавался. Тяжело моргая, Лика смотрела на него безрассудными, усталыми глазами и уже не понимала, что происходит.
– Я так боюсь летать… – едва слышно пролепетала она, а глаза её быстро набрались слез.
Поддаваясь внушению её горькой интонации, Василий поднял голову. В её голосе звучала прощальная безысходность. У него зашлось сердце. Он вспомнил, как она сообщила, что на борту самолета впервые, и как дрожали ее руки во время признания, как сильно её пугает полет. Василий выпустил наружу тяжелый возглас рыдания, и слезы покатались по их щекам. Он сжал её ладонь в знак поддержки, переведя взгляд в сторону хвостового отделения, и встретил глазами приближающуюся взрывную волну.  Тех, кто успел выпрыгнуть наружу по надувному трапу с левого хода – в их числе Илья и муж Лики с младенцем – опрокинуло на землю силой взрыва. Треск яркого огня и клубы беспросветного дыма, словно черная фата смерти, тянулись к темному поднебесью под звуки пожарной сирены…


Мать Василия Журавлева, Тамара Борисовна, мыла посуду на кухне и слушала новости по телевизору.
– Ей-богу, пора бы ему уже позвонить, – рассуждала она с мужем, сидящим за столом. – Самолёт уже десять раз должен приземлиться.
– Тамар, не паникуй раньше времени! Ну забыл парень про нас, что такого? Он уже не подросток, не надо контролировать каждый его шаг. Он потому и уехал подальше, лишь бы избавиться от нашего контроля.
– Как бы чего дурного не случилось… Он же такой ответственный! На него это не похоже…
– Если ты будешь и дальше причитать, точно что-нибудь случится. Попомни меня: час-другой пройдёт, и он вспомнит, что родители волнуются.
– Может позвонить Антоновым? Вдруг Илья им уже звонил?
– Делай, что хочешь. Всё равно не отстанешь.
Тамара Борисовна сходила за телефоном в комнату и, одев очки, принялась искать в телефонном справочнике номер Антоновых. Валерий Иванович прибавил громкости на телевизоре, когда объявили внезапную весть. Тамара Борисовна подняла глаза на экран, висящий на стене, и обомлела.
«Самолет авиакомпании Б. рейса М.–А. совершил аварийную посадку в 22:45 в аэропорту города Н. и взорвался. По предварительным данным на борту самолета находились 120 человек и 5 членов экипажа, из них 15 выживших и 110 погибших, включая экипаж. Для пострадавших и родственников погибших работают круглосуточные горячие линии службы спасения и психологической помощи.»
Не помня себя, Тамара Борисовна присела на стул и некоторое время смотрела на мужа пустыми глазами непонимающего человека.
– Это же рейс Васьки… – медленно промямлила она.
Валерий Иванович выхватил у неё телефон и набрал номер, указанный в бегущей строке. Тамара Борисовна держалась за грудь, хватаясь за последнюю надежду. Вдруг сын выжил? Вдруг он один из пятнадцати?...
Но по телефону подтвердили, что Василий Журавлев числится в списке погибших…
Валерий Иванович разрыдался, как никогда того не делал на осознанном веку, обнимая супругу, безутешно рыдающую и кусающую руку, чтоб не кричать от боли утраты. А за окном без горечи сожаления равнодушно стелилась глухая, чёрная ночь…


В Петербурге тем временем двадцатипятилетний Егор Кретов лежал на диване в гостиной и щелкал каналы со скоростью, достаточной чтобы понять, насколько программа стоит внимания. Рядом с ним, в кресле сидела мать с вязанием в руках. Он собирался переключить канал, где по новостям передавали об авиакатастрофе.
– Подожди, – остановила его мать, устремляясь взором к телевизору.
– Опять самолёт сгорел, – подытожил Егор, желая скорее сменить программу и не слушать подробностей происшествия.
– Трагедия-то какая… Господи, а тебе ещё завтра лететь…
– Ну и что, – равнодушно сказал Егор. – За день сотни рейсов проходят, но не все же самолёты падают.
На следующий день Егор сидел в самолёте. Бортпроводницы готовились к предполетному инструктажу. Егор одел наушники и включил музыку на телефоне. Он вздрогнул, когда его коснулась тёплая женская рука.
– Молодой человек, уберите, пожалуйста, наушники. Во время полёта ими пользоваться запрещено. К тому же сейчас мы ознакомим пассажиров с техникой безопасности, просьба внимательно послушать и посмотреть.
Егор подчинился; а как только стюардесса отошла, он, озираясь вперед-назад, аккуратно вернул наушник в ухо. Авось не заметят….