Царство небесное. Свадьба

  Небо качает иссини-черным шатром, мерцают ослепительно белые искры созвездий, виден серп орбиты Царства Небесного.
  Лежу в траве, постелив расшитую, шерстяную попону со своего коня под спину, пока он тихо переступает по влажной кромке озера. Смотрю в небо, думаю о том, что сегодня мне преподнесли разломленный, сочный до черноты гранат. А это значит, что скоро застелено будет красным, занавешено белым, усыпано лепестками. Будут бить в колокола в высоких башнях, петь, лить голубые искрящиеся вина по узким рогам бокалов и честить молодых.
  Мне доводилось уже бывать на свадьбах. Самая первая, что я могу вспомнить - отрывки, которые я видел через накрытый стол, еще в детстве. Солнце, слезы, улыбки, невеста в кружеве. Это самое теплое воспоминание о свадьбе, короткое, стершееся, но светлое как профиль влюбленных, стоящих друг напротив друга в карамельном, сахарном свете рождения их будущей жизни. Свадьба как торжество, празднование жизни которая сильнее горькости умирания. На зло, на радость, на силу. Смотри, смерть, мы рождаем жизнь, в радости, вине, цветах которые украшают наше жилище и в окружении людей, что поют нам, сплетая узы и заговаривая воду на вечность что будет длится наш род.
  Потом. Потом это тоже можно назвать обручением, то было так: зима, колкая, ледяная до того что воздух как будто ядовит. Немо кричащие от ужаса, замерзающие деревья, мягкий теплый снег, рассекаемый быстрыми лошадьми с искрящимися гривами. Белое, все такое слепяще белое и холодное, что колит сердце, которое с тех пор никак не оттает. Вьюжная свадьба, смертная, дань вечности отданная мальчиком четырнадцати лет великой снежной деве. Вихри чудовищной, вечной красоты что губит своей любовью, даря взамен силу видеть больше, чем люди. Выжить в таком венчании, в ласковых объятиях ледяной шубы, в горячих поцелуях холодных губ наверное и нельзя. Кто знает, сколько тепла тогда она у меня забрала.
  После были свадьбы волчьи, звериные, лесные. Вокруг огней костров, с рваным мясом из ближайшей деревни, что передаются из пасти в пасть. С воем, рыком, вырванными клоками шерсти, на которой блестит кровь, которую слизывают шаманы, разбивая взамен на камне кремниевым камнем живую печень.
  Свадьбы деревенские. Где в ночь водят девки хоровод заунывный, не одевая исподнего, а старухи шепчут покрасневшей, зареванной девке всякие непристойности про твердое мужское, что вспашет ей нутро и засеет семенем. Квасится редька с капустой, достаются грибы, варится-жарится все что поймано силками из нервущихся нежитью женских волос, пенится брага. Даются обещания, теряются потом в сытом, пьяном гульбище, посреди которого жених выносит расшитую красными кровавыми цветами простыню с постели новобрачных.
Торжество. Выторговали у смерти еще жизнь. Молодая народит с десяток, пять помрут, а пять после переженятся. Род людской. Из грязи в шитую на праздник одежду.
  Был на такой, что празднуют в столицах, когда не торжество любви а сделка с жадностью. И девка стоит белая, думая скорей бы ее отравили душевные подруженьки, что тоже хотят быть супругой старика владеющего этими землями. Эти свадьбы напротив - дань смерти. Она на них сидит за столом, сальная, рыхлая, кормится мыслями, выжирает в животах у девок плод, любуется переливами яда в бокалах, гладит по шелку шарфов которым суждено передавить во сне шеи.
  Поднимаюсь, накидываю попону на задремавшего коня, растираю ему сильную шею, седлаю, направляя в сторону города, вспоминаю еще свадьбы. Их было много, но мало тех, от которых остается ощущение спокойствия, того, что содеянное правильно и союз родит новое время, а не проест до костей супругов.
Легко ударяю по крутым конским бокам, произношу вслух:
-А был я еще на такой: знаешь, есть такое изобретение: тоннели рыть в земле и на тележках по ним ездить. Спускаешься, со стен капает, факелы чадят, днем ездят серые люди в длинных паровозах, а ночью горные жители. Встаешь на край у выдолбленной колеи где две железные полосы тянуться и в сумрак сводов уходят, топаешь ногой и тот час за тобой тележка прикатывает. Садишься в нее, на лавочку мышиным мхом оббитую, закрываешь низкую чугунную дверцу и приказываешь ехать.
Так вот свадьбу ведьмовскую прямо так и справляли, ночью, под землей. Набились в тележки и с воплями понеслись по крутым подземным горкам. Гномы осыпали подземным рисом - драгоценными камнями, от которых кто не уворачивался и не закрывался шляпой - получал раны, которые радовали горных до визга. Ведьмы смеялись, лезли друг к другу под платья, тянули руки с острыми ногтями к коленям козлоногих панов, закусывали стебли цветов на бесплодие, кричали птицами и смеялись жабами. Прикатили в закопчённую медью да оловом пещеру, уселись за столы пировать, с рукава в рукав змей пускать. Меня закружила, заманила красавица вся в малахите, вытянула на поляну возле той горы, залюбила своим прохладным языком как у ящерицы, потом выпрямилась, по груди потекли распущенные косы. Ударила ногой о землю, улыбнулась, и гора провалилась, засыпав свадебное гульбище насмерть. Принесла дань себе каменная царица.
  Срываю с дерева полуночное яблоко, откусываю, чувствуя как неспешно ходят под седлом мышцы коня. Скоро и мне накроют свадебным платком руку в которой будет рука моей невесты. И сколько бы я не видел торжеств людей, нелюдей-не смогу ответить, что я потеряю в обмен на престол и прохладную любовь прекраснейшей принцессы Царства Небесного. Свободу? Остатки сердца? Или это будет только приобретение, законный трофей завоевателя, вписывающего свое не настоящее имя в хроники государства?
  Скармливаю половину яблока коню, поворачиваю к озеру назад, ступаю на нем в воду. Медленно, подтягивая ближе отражение луны, погружаясь на дорогу наверх, где меня уже наверное ждут: гранат разломлен напополам, одно из его зерен лежит под языком моей невесты, другое запрятано между ее грудей, третье лежит в ямке пупка, а четвертое мне надо отыскать во всей узости ее царства.