Почему Гитлер не изготовил атомную бомбу

 О.Скорцени. https://biography.wikireading.ru/112747.Я считаю нормальным, что сражающийся за родину (ПРИМЕЧАИЕ. Ловко передёрнул!) солдат, который понимает, что Европе (От кого она исходила - ловкач! Как нынешнее НАТО и США!) грозит опасность, желает победить. Когда весной 1943 года я оценивал ход войны на общей оперативной карте, было ясно, что Восточный фронт держится. Однако я знал по собственному опыту, какой грозной силой является русская армия — как по причине своей численности, так и по причине обеспеченности новейшей техникой, полученной из Соединенных Штатов, Великобритании и Канады.

В июле 1942 года наступление генерала Роммеля в Северной Африке было остановлено примерно в 100 километрах от Александрии. 8 ноября американцы высадились в Касабланке, Оране и Алжире. Силы «оси», вынужденные воевать на два фронта, терпели поражения из-за численного превосходства противника.

Немецкие города сделались целью для атак британской и американской авиации. С мая 1942 года во время налетов тысяч бомбардировщиков гибло множество людей. Были разрушены Кельн, Эссен, Дуйсбург, Гамбург, Мангейм, Дортмунд и другие открытые города. Атакам подвергались не только фабрики; в результате «ковровых бомбардировок» погибли десятки тысяч женщин и детей. В июле 1943 года Гамбург горел как факел, так как на город было сброшено 9 тысяч тонн зажигательных и разрушительных бомб. Союзники надеялись, что «немецкий народ взбунтуется против своих властей» и революция большевистского типа вынудит Германию капитулировать. Это было мнение Фридерика Линдеманна, научного советника Bomber Commander RAF,[142] выраженное 30 марта 1942 года в рапорте, поданном Черчиллю: 52 немецких города с населением более ста тысяч человек должны быть разрушены.

Маршал Третьего рейха Геринг совершил подобную ошибку в 1940 году, приказав бомбить Лондон. Нам известно количество жертв Люфтваффе и оружия V-І и V-2 за всю войну: 60 227 убитых и 87 900 раненых. Определить количество жертв англо-американских воздушных рейдов на Германию невозможно. Только в подвергшемся бомбардировке Гамбурге погибло 53 000 человек, и 160 000 было ранено. Официальное количество погибших во время бомбардировки Дрездена колеблется от 250 000 до 300 000 из числа 630 000 жителей. Горело восемнадцать километров города. Когда этот гигантский костер, пламя которого взвивалось вверх на десятки метров, наконец погас, смогли опознать — главным образом благодаря кольцам — лишь около 40 000 жертв… В конце февраля 1945 года в Дрездене находилось 420 000 беженцев с востока, преимущественно женщин и детей.

Думаю, что ответственность Геринга за ход войны в воздухе велика. Он уже в 1940 году поверил, что мы выиграли войну. Из-за его иллюзий мы не изготовили реактивные самолеты на год или два раньше, а ведь наши специалисты уже в 1939 году работали над турбореактивным двигателем. Если бы тогда появились наши реактивные самолеты, это был бы неприятный сюрприз для бомбардировщиков и истребителей неприятеля.

Я встречал маршала Третьего рейха Геринга как командующего Люфтваффе в своей ставке и как солдата на фронте в районе города Шведт-на-Одере. В Нюрнберге моя камера находилась напротив камеры Геринга, пока обвиняемых и свидетелей не разместили в разные крылья здания. Он тогда показал победителям пример мужества, благоразумия и логики, не лишенной остроумия. Не в моем обычае обвинять человека, который не может оправдаться. Однако необходимо сказать, что деятельность маршала Третьего рейха в 1941–1945 годы отягощает его большой виной в отношении немецкого народа и Европы.

Во Фридентале моя карта говорила сама за себя. Я не был дипломированным штабным офицером, но понимал ее язык. Вывод таков: чтобы победить в конфликте, необходимо использовать два дополнительных метода. Это война новых концепций, а также инженерной мысли. Большой технический потенциал народа необходимо было хорошо проработать, стимулировать военными, политическими и дипломатическими открытиями, чтобы поставить его на службу более смелой военной стратегии и тактике.

Будущему историку, наверное, покажется странным, что Германия не изготовила атомную бомбу, хотя теоретические и практические возможности существовали у нее уже с 1938 года. Именно в конце этого года профессора Отто Ган и Фриц Штрассман доказали химическим путем расщепление ядра атома, за что Ган получил в 1944 году Нобелевскую премию. Он работал в институте кайзера Вильгельма в Берлине и Далеме с профессором Вейнером Гейзенбергом, а также группой выдающихся ученых. Ассистентом Гейзенберга был Карл Фридрих фон Вайцзекер, сын дипломата Эрнста фон Вайцзекера, известного уже нам участника заговора против Гитлера.

Профессор Отто Фриш, который спрятался в Англии после многих лет работы в Германии, первый (в январе 1939 года) доказал расщепление атомного ядра. Его тетя, госпожа профессор Лиза Мейтнер, бывшая сотрудница профессора Отто Гана, находилась всю войну в изгнании в Стокгольме.

Был в Германии, кажется, в Гамбурге, еще один институт, который очень давно начал работать с атомом. Его директором был молодой и способный физик Манфред фон Арденне (после войны работал в СССР и ГДР). Йозеф Геббельс очень интересовался работой этого института.

После войны многие немецкие физики заявили, что они сделали все, что было в их силах, чтобы Германия не смогла создать атомную бомбу. По моему мнению, с моральной точки зрения это было бы похвально, если бы соответствовало действительности. Однако эти люди противоречат истине.

С 1939 года внимание Гитлера приковывали фантастические возможности, которые дает расщепление атома. Я знаю, что осенью 1940 года он долго беседовал на эту тему с министром вооружения и боеприпасов доктором Тодтом. Мнение фюрера не изменилось. Он всегда считал, что использование атомной энергии в военных целях означало бы конец человечества.

Сегодня нам известно, что Гитлер познакомился не только с рефератом Гейзенберга «Распад атома; конструкция атомного реактора и циклотрона», прочитанным в 1942 году в институте кайзера Вильгельма, но и со многими другими документами, касающимися научных исследований в этой области до 1940 года. Альберт Шпеер, мемуары которого были изданы в 1969 году, написал, что Гитлер «не был в восторге от возможности превращения земли под его властью в раскаленную звезду». Он написал так на основании нескольких бесед с Гитлером о «возможности создания атомной бомбы», а значит, что для Адольфа Гитлера этот вопрос не являлся актуальным. В качестве доказательства хочу привести личное свидетельство.[143] В октябре 1944 года меня вызвали в ставку. Как раз шла подготовка наступления в Арденнах, и Гитлер хотел мне передать первые директивы, касающиеся операции «Гриф».

В то время много говорилось о немецком «тайном оружии» — сказывалась активная пропаганда доктора Геббельса.

Ходили странные слухи о разработке и даже существовании фантастического оружия массового поражения. Как всегда, они распространялись людьми, получившими «информацию из достоверных источников», проверить которую не представлялось возможным. На тот момент я был занят другими делами, но, по крайней мере, знал, что речь не идет о химическом оружии, — к счастью, оно не использовалось противником в этом жестоком, безумном мировом конфликте.

Говорили якобы о противовоздушном снаряде, который, изрываясь среди эскадрильи вражеских бомбардировщиков, вызывал возникновение на большой площади так называемого абсолютного нуля температуры, равной -273 °C, который, конечно же, оказывал разрушительное воздействие на самолеты. Однако чаще всего говорилось о другом оружии, в действии которого используется радиоактивность.

Я не специалист по ядерной физике, но мне было известно, что возможно создание бомбы, использующей эффект освобождения атомной энергии урана. Мое внимание привлек авиационный рейд неприятеля, проведенный в начале 1943 года против фабрики, производящей тяжелую воду в Норвегии, — ее бомбардировали и следующей осенью. Кроме того, был потоплен один из наших кораблей, транспортировавший тяжелую воду.

Когда я прибыл в ставку, мне сказали, что Гитлер, несмотря на подкосившую его тяжелую болезнь, хочет немедленно со мной побеседовать. У меня сложилось впечатление, что он очень изменился и исхудал, но мысли его как всегда были точны. Вероятно, я являюсь одним из немногочисленных, если не единственным собеседником Гитлера, которого он принял, находясь в кровати. Он извинился за такой прием, после чего приказал мне сесть и быстро изложил основные стратегические и тактические цели наступления в Арденнах, а также свою концепцию.

Я видел перед собой человека, которому не нужно было создавать видимость и блеск, показывая свою личность. Он говорил немного охрипшим, но тихим и спокойным голосом, и от него исходила необыкновенная сила убеждения. Он был уверен, что, несмотря на предательство и ошибки, немецкие войска одержат победу. Наступление будет успешным, и к тому же «оружие, возникшее благодаря современной, действительно революционной технике, полностью захватит неприятеля врасплох».

Соединив слова Гитлера с тем, что я знал о Норвегии, и с выступлениями доктора Геббельса, спонтанно и, конечно же, без вопросов я высказался о слухах на тему искусственной радиоактивности и о ее возможном использовании. Гитлер вонзил в меня горящий, лихорадочный взгляд и ответил:

— Известно ли вам, Скорцени, что если использовать энергию, освобожденную при расщеплении атома и радиоактивности в военных целях, то это означало бы конец планеты?

— Результаты могли бы быть страшными…

— Несомненно были бы! Предположим, что радиоактивность можно контролировать и использовать в качестве оружия. Последствия также были бы катастрофическими. Когда у меня был доктор Тодт, я прочитал, что одна бомба, радиоактивность которой в принципе контролируема, может освободить энергию, сравнимую с энергией больших метеоритов, упавших в Аризоне и в Сибири у озера Байкал. Это значит, что жизнь во всех ее проявлениях, не только люди, но также звери и растения, будут уничтожены в радиусе сорока километров. Это был бы Апокалипсис. А, кроме того, возможно ли сохранить это в секрете? Невозможно! Нет! Ни один народ, ни одна группа цивилизованных людей сознательно не возьмет на себя такой ответственности. Ведь после атомных ударов и контрударов человечество может само себя уничтожить. Разве что племена, живущие в верховьях Амазонки и джунглях Суматры, имеют какой-то шанс выжить.

Эти замечания, сказанные мимоходом, Гитлер произнес в течение нескольких минут. Но эти слова я четко вспомнил в августе 1945 года, в начале моего тюремного заключения, когда стало известно об атомных бомбах, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Это акция не имела смысла, потому что император Японии уже спрашивал американцев об их условиях заключения мирного договора.

В плену американские офицеры всех чинов непрерывно допрашивали меня об одном и том же: «Как вы вывезли Гитлера в конце апреля и куда его доставили?»

До сих пор помню испуганное лицо американского офицера, которому я ответил, утомленный вопросами подобного рода: «Адольф Гитлер мертв, но он был прав, говоря, что вы и я будем спасшимися людьми с Амазонки».

Американец наверное подумал, что он напал на след или же что усталость помутила мое сознание, так как он приказал принести мне чашечку кофе.

Маргарет Гоуин сообщает в интересной работе «Britain and Atomic Energy»[144] (1964), являющейся официальной хроникой британской Организации атомных исследований с 1939–1945 годов, что среди создателей бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки, оказались беженцы из Германии: Пейерлс, Фриш, Ротблат и другие, а также Клаус Фухс, который позже был осужден за выдачу атомных секретов русским.

Госпожа Гоуин пишет, что с 1941 года английские специалисты, исследующие атом, благодаря сотрудничеству с Intelligence Service, «систематически следили за деятельностью великих немецких ученых». «Такие наблюдения, — доказывает автор, — могли принести пользу, так как среди ученых, работающих в Англии, было много беженцев из Германии».

Ведущие американские ученые Якоп Роберт Оппенгеймер и Лео Шилард получили образование в Германии (университет в Геттингене).

Полностью соглашаясь с Маргарет Гоуин, позволю себе заметить, что значительная часть атомной бомбы была создана по переписке. Нам известно, что «корреспондентов» было достаточно.[145]

В июле 1945 года в Потсдаме Уинстон Черчилль уведомил Сталина об использовании атомной бомбы в Хиросиме. В своих мемуарах британский премьер подчеркивает, что советский диктатор принял это известие безразлично, и дополняет: «Бесспорно, он не отдавал себе отчета в важности того, что ему было только что сообщено». А вот и неправда. Благодаря Фухсу, Сталин знал об атомной бомбе столько же, сколько Черчилль, если не больше.

Думаю, позиция Гитлера была продиктована, прежде всего, своего рода инстинктом самосохранения человеческой натуры, которая не хочет уничтожить сама себя. Он находился под влиянием лауреата Нобелевской премии, славного физика Филиппа фон Ленарда, с которым поддерживал дружеские отношения. Нам известно, что Ленард очень рано проявил симпатию к национал-социалистскому движению и по этой причине имел даже «неприятности» перед самой смертью в 1947 году.

Ленард считал радиоактивность, пробужденную на нашей планете с целью уничтожения, самым большим безумием человека и настоящим самоубийством человечества. Задолго до того, как подобное мнение высказал Оппенгеймер, он считал славу Альберта Эйнштейна, известного ему по институту кайзера Вильгельма, очень спорной.[146]

Фюрер действительно не считал исследования с целью создания ядерного оружия самыми важными, но ядерная физика в Германии не была «заброшена» в том смысле, что ученые могли продолжить свою работу. Сотни специалистов, первоначально призванных в армию, в 1942 году вернулись в родные лаборатории.

Гитлер, который во время первой мировой войны оказался жертвой отравляющего газа (иприта), запретил ведение химической войны. Однако он опасался, чтобы такую войну нам не навязали. Наши химики открыли новый газ — табун, — против которого, как известно, нет защиты. Шпеер утверждает, что хотел его использовать в феврале 1945 года, и то против Гитлера. Скажу, что в декларации Шпеера на тему этого убийственного намерения я не очень верю.[147]

Зато нельзя было не поверить в удивительное оружие, каким были «V-І» и «V-2».