Во имя жизни

Рассказ основан на реальных событиях.


    25-ого апреля 1945-ого года 6-ой гвардейский механизированный корпус 4-ой гвардейской танковой армии 1-ого Украинского фронта форсировал реку Хафель и, соединившись с частями 328-ой дивизии 47-ой армии 1-ого Белорусского фронта, замкнул кольцо окружения вокруг Берлина. Началась заключительная операция Великой Отечественной войны. Берлинская группировка противника насчитывала не менее двухсот тысяч солдат и офицеров, трёх тысяч орудий, 250 танков, плюс Красной армии сопротивлялись подразделения фольксштурма — немецкого народного ополчения. Фашисты тщательно продумали и подготовили оборону города: в её основе лежали укреплённые опорные пункты и узлы сопротивления. 26 апреля 4 ударных, при содействии 2-ух танковых армий 1-ого Белорусского фронта и при помощи 28-ой армии и 2-ух гвардейских танковых армий 1-ого Украинского фронта начали штурм логова зверя.
               
    Ещё до первой атаки противник перекрыл улицы заграждениями и баррикадами, толщина которых доходила до четырёх метров. Прорываясь к центру города, советским солдатам приходилось обходить их и выбивать гитлеровцев из соседних зданий, проламываясь сквозь них на танках. Но обороняющиеся имели выгодные для городского боя позиции и большое количество фаустпатронов, которые в ближнем бою оказались грозным противотанковым оружием (Фаустпатрон — лёгкий немецкий ручной гранатомёт — Прим. автора). Тяжёлые боестолкновения шли днём и ночью. Боясь возмездия за злодеяния на территории СССР, враг отчаянно сопротивлялся, и наши части несли тяжёлые потери. Однако к исходу 27 апреля линия обороны противника занимала лишь узкую полосу: шестнадцать километров в длину и пять, а в некоторых местах — два-три километра в ширину.

                ***               
    Перед военкором газеты «Правда» Борисом Николаевичем Полевым, который благодаря опубликованной в 1939 году повести «Горячий цех» стал уже известным писателем, поставили задачу — написать заметку о действиях советских штурмовых групп на улицах столицы третьего рейха. 29 апреля журналист оказался в штабе 301-ой стрелковой дивизии, которая, как и другие части, старалась не терять темп наступления и несла в городских боях ощутимые потери. На командном пункте репортёр рассказал о задании, и его в сопровождении двух автоматчиков провели на передовую.

    На узкой улочке Эльзенштрассе, что пролегала в районе Трептов на юго-востоке Берлина, в одном из домов Полевого встретили бойцы сильно поредевшей штурмовой роты — от её штатного состава осталось лишь пятнадцать человек. Вражеские пулемётчики вели по советским позициям огонь с такой интенсивностью, что наши бойцы, не желая зря рисковать, не открывали ответного огня и ожидали подкрепления.
               
    Борис нашёл командира роты — старшего лейтенанта, им оказался молодой человек лет двадцати-двадцати двух, протянул удостоверение и представился:
    - Здравия желаю, военкор «Правды» Борис Полевой. У меня задание написать о вас.
    - О нас? - удивлённо спросил офицер, изучая документы журналиста.
    - Да, о тех, кто забивает последний гвоздь в гроб фашизма, - уверенно ответил Полевой.
    Комрот внимательно посмотрел на журналиста, отошёл в сторону, затем вернулся и протянул репортёру ППШ, на прикладе которого виднелись следы крови (Комрот — командир роты; ППШ — 7,62-мм советский пистолет-пулемёт системы Шпагина — Прим. автора):
    - Возьми автомат Сергеева, ему он уже не понадобится. Если немцы, не дай Бог, контратакуют, - офицер кивнул на кобуру на поясе Бориса, - с ТТ ты долго не протянешь (ТТ — штатный армейский пистолет, разработанный в СССР в 1930 году советским конструктором Фёдором Васильевичем Токаревым —  Прим. автора).
    Полевой, стараясь не испачкаться ещё не высохшей кровью, взял оружие. Офицер заметил удивление журналиста и кивнул в сторону немецких позиций:
    - С той стороны снайпер работает. Это он Сергеева подстрелил, так что не высовывайся и пригибайся возле окон. Если сможешь, напиши о том, как ему не хотелось умирать. Да и кому хочется, когда победа у нас в руках!
    - Напишу, обязательно напишу! - пообещал Борис.
    Внезапно командир штурмовой роты опёрся спиною о стену и задумался. На глазах капитана заблестели слёзы, и бывалому военкору стало не по себе. Борис понимал чувства офицера: тому было тяжело — война почти закончена, и в последние дни его подразделение понесло такие большие потери. Лейтенанта позвали к линии связи с командным пунктом дивизии, а один из бойцов подошёл к Полевому и поздоровался:
    - Здравствуйте, товарищ военкор!

    Борис взглянул на подошедшего. Перед ним в форме старшего сержанта стоял Трифон Лукьянович, заметно постаревший с момента их последний встречи. Репортёр познакомился с Лукьяновичем, когда тот после освобождения Молдавии лежал в госпитале с тяжёлым ранением. От удивления у репортёра перехватило дыхание — он не ожидал встретить Трифона. Полевой помнил, что в прошлый раз бойца ожидала врачебная комиссия и демобилизация.   
    - Здравствуй, Трифон! - поздоровался военкор и осторожно спросил: - Почему ты здесь? Тебе же сказали, что больше не годен к службе!
    - Узнали! Ну тогда оба будем живы! - не отвечая на вопрос, сержант налил из фляжки в крышку немного спирта. - Выпьем за встречу, не ожидал вас ещё раз увидеть.
    Оба отпили по чуть-чуть, и у Полевого вновь перехватило дыхание, но не от глотка, а от волнения. Переведя дух, журналист повторил вопрос:   
    - Почему тебя не комиссовали?!

    Трифон внимательно посмотрел на Бориса и начал рассказывать:               
    - Да нет, как и положено, по ранению демобилизовали. Я вернулся в Минск, где до войны работал на радиозаводе, а вместо дома — голый пустырь... Соседи рассказали, что в конце июня 1941 года, через пару дней, как я  ушёл на фронт, в него попала бомба. Жена, две дочурки и тёща — разом погибли, а на следующий день немцы уже взяли город. Я метнулся в деревню к родителям, там тоже никого! Каратели повесили отца, мать и сестру за связь с партизанами. Что мне оставалось делать? - сержант посмотрел в сторону немецких позиций и злобно сплюнул на пол. - Я бросился догонять свою дивизию. Нагнал только в Польше, поговорил с командованием и объяснил ситуацию. Комдив понял меня, в нарушение устава поставил на довольствие и разрешил остаться в части. Потом бои на Висле, на Сандомирском плацдарме, после которых стал старшим сержантом, - Трифон хлопнул себя ладонью по погонам, - ну а дальше... А дальше бил немцев до тех пор, пока не оказался здесь, в Берлине!
    Бориса потрясла встреча с человеком, с которым его свела судьба. Военкор задумался и предложил:
    - У меня задание написать о штурмовых группа. Не против, если я и о тебе тоже напишу?
    - Как хотите, - согласился Лукьянович и, замерев на месте, спросил: - Слышите?

    Неподалеку, метрах в ста от них, шёл ожесточённый уличный бой. Гулкими выстрелами по целям работала СУ-152 (СУ-152  - тяжёлая советская самоходно-артиллерийская установка времён Великой Отечественной войны со 152-мм гаубицей-пушкой — Прим. автора).
    - Слышу, рядом работает самоходка.
    - Да нет! «Пилы Гитлера» на той стороне замолчали! Видать, либо стволы пулемётов перегрелись и их меняют, либо смертники перезаряжаются. Эх, сейчас бы атаковать, да жаль, не выйдет — силёнок у нас маловато! («Пила Гитлера» — немецкий скорострельный пулемёт MG-42 калибром 7.92 мм. с темпом огня 1200 выстрелов в минуту, из-за чего пулемётчикам приходилось во время боя заменять раскалённый ствол пулемёта на запасной. Назван «пилой Гитлера» из-за характерного звука, издаваемого при ведении огня — Прим. автора).

    - Смертники? - переспросил Полевой.
    - Ну да, - ответил Трифон, - на таких огневых точках сидят либо «власовцы», либо остатки украинской дивизии СС «Галичина». Этим терять нечего, они не успели покинуть Берлин и сдаться союзничкам — у нас их так и так расстреляют, - ответил Трифон. - Или, бывает, немцы приковывают к пулемётам штрафников, которые, пока есть патроны, ведут огонь, а потом стреляются («Власовцы» - нарицательное название советскими солдатами соотечественников-предателей. Пошло от названия членов Русской освободительной армии, воевавших на стороне противника под руководством Власова Андрея Андреевича — бывшего командующего 2-ой ударной армией, попавшей в апреле 1942 года на Волховском фронте в окружение. Власов был задержан силами самообороны (полицией) и согласился на сотрудничество с Третьим рейхом. По приговору трибунала расстрелян в августе 1946 года — Прим. автора).
    - Где же остальные части СС?
    - А как думаете? Эти так и эдак смертники. Пока мы сквозь них пробиваемся, «настоящие арийцы» успеют для нас подготовить новые «сюрпризы».

    Лейтенант вернулся на позицию и, повторив слова Лукьяновича насчёт атаки, добавил:
    - Через десять минут подойдут два взвода подкрепления, пара снайперов и самоходка, тогда и начнём.
    - Смотрите! - внезапно крикнул боец, следящий за противником.
    Стараясь не подставляться под вражеские выстрелы, солдаты выглянули на улицу. Из подъезда дома, что стоял напротив, воспользовавшись затишьем, вышла молодая женщина с ребёнком на руках. Немка испуганно осмотрелась и стала переходить улицу. Как только она дошла до середины мостовой, с вражеской стороны раздалась короткая автоматная очередь, и женщина, не выпуская дитя из рук, упала на брусчатку. Трифон посмотрел на Полевого и зло спросил:
    - Разве это люди?
    - Люди есть везде, так же, как и нелюди, - ответил Борис, задумавшись о своём.
    Размышления прервал ещё один окрик бойца-наблюдателя:
    - Братцы, смотрите, ребёнок-то живой!
    Полевой, старший сержант и солдаты снова осторожно выглянули и увидели то, от чего у людей, которые не раз целовались со смертью, кровь застыла в жилах!

    Посреди улицы, рядом с убитой матерью, ползал ребёнок трёх-четырёх лет. Он тормошил мать и, не понимая, почему та молчит, плакал и громко кричал:
    - Мama?! Мutter?! Mutti?! (“Мама?! Мама?! Мамочка?!» (нем.) - Прим. автора).
    Судя по одежде, это была дочь убитой немки, которая пыталась перейти на советскую сторону. Первым отреагировал лейтенант:
    - Сашкин, Пырца!
    Как только названные бойцы подбежали к офицеру, тот указал, где следует занять позиции с ручными пулемётами Дягтерёва. Затем старлей обернулся к остальным и приказал:
    - Перепроверить и зарядить оружие! Приготовиться к бою! Журналист!
    Борис подошёл к офицеру, и тот, протягивая военкору каску, предупредил:
    - Не забывай, с той стороны снайпер работает — сильно не высовывайся!
    Полевой надел каску и вопросительно взглянул на командира роты. Тот на секунду замолчал, а затем прокричал так, чтобы все слышали:
    - Прикрыть огнём ребёнка! Пулемётчики работают по первому и второму этажу, остальные —  по окнам сверху и ниже! Не дайте снайперу голову поднять! Огонь по команде!
    - Эх, не успеем! - с надрывом прохрипел Лукьянович.
    Он перекинул автомат за спину, выбежал из укрытия и, прижавшись к мостовой, быстро пополз в сторону убитой женщины.
    - Сержант, назад! - крикнул офицер, но тот в ответ махнул рукой и продолжал ползти к своей цели.
    Лейтенант крикнул:
    - Рота, огонь!

    Бойцы прикрыли Лукьяновича. Благодаря их поддержке, сержант дополз до немки, взял плачущую девочку и повернул назад. С трудом преодолев несколько метров — было видно, как ему было неудобно ползти, Трифон поднялся и, прижимая ребёнка к груди, побежал. Как только он передал свою ношу товарищам, с вражеской стороны прозвучал один единственный выстрел — немецкий снайпер решил не упускать лёгкую цель. Пуля попала Лукьяновичу в спину, его ноги подкосились, и он упал на брусчатку мостовой. Солдатам удалось затащить Трифона в дом и осмотреть — тот был тяжело ранен. Бойцы сумели перевязать рану и остановить кровь, но, чтобы сохранить сержанту жизнь, его нужно было срочно доставить в медсанчасть.

                ***
    Пока солдаты думали, как это сделать, за окнами раздался лязг гусениц и рёв двигателя подошедшей самоходки, и с чёрного входа в подъезд стали вбегать бойцы долгожданного подкрепления. Со стороны внутреннего двора остановился «Виллис», на котором подвезли боеприпасы («Виллис» - американский армейский внедорожник времён Второй мировой войны, поступавший в СССР с 1942 года по ленд-лизу — Прим. автора). Старлей приказал двум бойцам перенести немецкую девочку и старшего сержанта на плащ-платке в автомобиль и как можно быстрее доставить их в медсанчасть. Посмотрев на военкора, офицер сказал:
    - Думаю, материала на заметку у тебя уже хватает! Через пару минут мы начнём атаку. У меня просьба — доставь сержанта в медсанбат! Приказывать не могу, но ты известный журналист, с тобой это будет проще.
    - Помогу, товарищ лейтенант, конечно, помогу!

    Как только Полевой с потерявшим сознание Трифоном, ребёнком и парой автоматчиков отъехали от передовой, то позади послышались оглушительные выстрелы самоходки и звуки начавшегося боя. Через десять минут раненого с ребёнком передали санитарам. В тот же день по линии спецсвязи Полевой отправил в редакцию «Правды» заметку о действиях советских штурмовых групп в Берлине. Через пять дней, с набросками очерка о подвиге Лукьяновича на руках, военкор решил проведать старшего сержанта. Отыскав госпиталь, в который доставили Трифона, Борис поинтересовался самочувствием героя, но ответом было молчание, и репортёра перенаправили к начальству.

    - Добрый день, могу я проведать старшего сержанта 301-ой стрелковой дивизии Лукьяновича Трифона Андреевича? - спросил Полевой командира военного госпиталя. - Пять дней назад на улице Эльзенштрассе он получил тяжелое ранение, и его переправили к вам.
    Пожилой главврач, на военной форме которого сквозь распахнутый халат виднелись ордена, внимательно посмотрел на репортёра и спросил:
    - Простите, с какой целью интересуетесь?
    - Я военкор «Правды» Борис Полевой, - представился журналист и протянул  удостоверение. - Принёс наброски статьи о подвиге, который он совершил. Хотелось бы, чтобы Трифон Андреевич посмотрел: не ошибся ли я, описывая его биографию.
    - К сожалению, это невозможно. Сегодня ночью он скончался, ранение оказалось слишком тяжёлым. Ещё раз простите.
    От такой новости Борис едва удержался на ногах.
    - А ребёнок? Мы доставили его в медсанбат с маленькой немецкой девочкой, которую он спас, - с волнением спросил репортёр.
    - Не знаю, - ответил главврач, - скорее всего её переправили туда, где помогают жителям Берлина. Почему она вас так интересует?
    - Хотелось узнать судьбу той, ради кого погиб этот человек… - тихо произнёс Борис.
    - Извините, ничем не могу помочь, - также тихо ответил начальник военного госпиталя. - Простите, но мне надо работать, очень много раненых... - он вежливо попрощался с Полевым.

    Борис вышел на улицу, достал портсигар с трофейными папиросами, прикурил и, присев на скамейку, задумался. «Не успел… Не успел!» - на его глазах выступили слёзы. «Всё равно напишу о нём...» - решил журналист и, как только поднялся, к нему подошла молодая медицинская сестра.
    - Извините, это вы Борис Полевой?
    - Да.
    - Хорошо, что успела вас догнать. Семён Сергеевич, наш главврач, попросил передать это, - девушка протянула папку.
    - Что здесь? - спросил репортёр.
    - Не знаю, - ответила медсестра, - он сказал, что это вам пригодится…

                ***
    Борис открыл папку и увидел десятки листов с множеством фамилий раненых, напечатанных через «копирку» на пишущей машинке («Копирка» - бумажная прослойка, пропитанная чернилами, которая вставлялась в пишущую машинку между листами бумаги для изготовления копии документа — Прим. автора). Возле каждой записи стояла дата, начиная с 28-ого апреля и заканчивая сегодняшним днём. На листах с текстом, которые, как он понял, должны быть приобщены к личным делам военнослужащих Красной армии, побывавших в госпитале, были сотни имён и фамилий с указанием званий, воинских частей, дат рождения и ранения, начиная с 28-ого апреля 1945-ого года, а также диагнозы и результаты лечения на момент печати документа.

    Как только Борис снова присел на скамейку и стал изучать бумаги, ему опять стало не по себе. На первом листе было напечатано: 

    «1. Исаков Андрей Николаевич, 1912 - 1945 гг., старший лейтенант, командир 8-ого ударного танкового взвода 3-ей гвардейской танковой армии 1-ого Украинского фронта. 28 апреля во время поддержки атакующих пехотинцев остался без боеприпасов. При возвращении в тыл для его пополнения боезапаса бронёй машины прикрыл более сорока мирных жителей, включая стариков и детей, пытавшихся выйти в безопасное место. При возвращении в боевые порядки столкнулся с подразделением СС и был подбит фаустпатроном. Экипаж выбрался из горящего танка и принял с неравный бой. Обороняясь, танкисты не дали группе противника выйти в тыл советским штурмовым частям. Во время боя Исаков получил тяжелое ранение в лёгкое. Доставлен в госпиталь в ночь с 28-ого на 29-ое апреля 1945-ого года. Скончался на операционном столе.

    2. Стахеев Александр Фёдорович, 1920 -1945 гг., рядовой 3-го стрелкового батальона 184-ой дивизии 47-ой армии 1-ого Белорусского фронта. 28-ого апреля во время штурма моста через канал выводил гражданских из домов, прилегающих к району боевых действий. Получил смертельное ранение в спину из пистолета от десятилетнего мальчика, семью которого перевёл в безопасное место.

    3. Шаров Алексей Михайлович, 1922 -1945 гг., рядовой…»

    Далее шли списки умерших в госпитале, и каждая запись сопровождалась пометкой: получил тяжёлое ранение при спасении мирных жителей в городских боях с указанием места и времени. Военкор насчитал 138 фамилий военнослужащих, погибших с 28-ого апреля при штурме Берлина, которые спасали и выводили его жителей из-под огня.


    Чем дальше читал Полевой, тем сложнее было сохранять спокойствие. От душевной боли хотелось завыть так, чтобы все здания Берлина рассыпались в пыль. Борис вспомнил о своём НЗ, достал фляжку и сделал пару глотков трофейного шнапса. Спиртное немного успокоило нервы. Отложив папку в сторону, журналист снова закурил — его всё ещё трясло от прочитанного. К скамейке, на которой сидел Полевой, подошла молодая немка и знаками попросила не выкидывать окурки — видно, она собирала их либо для себя, либо на продажу. «И эти люди считали себя «высшей нацией»? - подумал Полевой и отдал женщине все оставшиеся папиросы.

    Перед возвращением в Москву военкор подробнее изучил сводки уличных боёв в столице Германии и нашёл описания более сотни подобных случаев, когда наши бойцы, рискуя жизнью, спасали мирных жителей Берлина. Особенно журналисту запомнился подвиг старшего сержанта 79-ой гвардейской стрелковой дивизии 8-ой гвардейской армии 1-ого Украинского фронта Николая Ивановича Масалова. 30-ого апреля тот вытащил из-под моста ползавшую по телу убитой матери трёхлетнюю девочку. Несмотря на огонь противника, он с ребёнком на руках добрался до своих и передал спасённую девочку в штаб полка.

    Борис написал обо всех этих случаях отдельную статью для «Правды», а чуть позднее в «Комсомольской правде» вышел очерк «Помни имя твое» о Трифоне Лукьяновиче и его подвиге. Советские граждане, которые выживали на оккупированных территориях, прочитав написанное, поразились силе духа и благородству своих солдат по отношению к немцам. На здании Минского приборостроительного завода, где до войны работал Трифон Лукьянович, в его честь была установлена памятная доска. В микрорайоне Зелёный Луг города Минска, где в довоенное время жил герой, появилась улица, названная его именем.   

                ***
    В августе 1946-ого года после Потсдамской конференции стран антигитлеровской коалиции у маршала Климента Ефремовича Ворошилова возникла идея создать мемориал в честь советских солдат в берлинском Трептов-парке, где захоронено более семи тысяч воинов Красной армии. Ворошилов рассказал о задумке скульптору, бывшему фронтовику Евгению Викторовичу Вучетичу. В результате у Вучетича возникло несколько вариантов будущего памятника. Один из них представлял собой фигуру Сталина, держащего в руках земное полушарие с изображением Европы. Но потом Евгений Викторович вспомнил описанные Полевым многочисленные случаи, когда советские солдаты, рискуя жизнью, спасали детей и близких тех, кто принёс на нашу Родину столько горя. Подвиг бойцов настолько вдохновил Вучетича, что он создал и другой образ: фигуру солдата с ребенком на руках. Сначала это был боец, который в одной руке держал маленькую девочку, а второй сжимал ППШ. Оба варианта увидел Сталин. Он выбрал второй вариант, настояв на том, чтобы автомат заменили более символичным оружием — мечом, разрубающим фашистскую свастику.

    В 1949-ом году в Ленинграде на заводе «Монументальная архитектура» изготовили памятник Воину-освободителю. Скульптура высотой 12 метров весила более 70-ти тонн, и её доставили на место установки в разобранном виде. 8-ого мая 1949-ого года советский комендант Берлина генерал-майор Александр Георгиевич Котиков торжественно открыл в берлинском Трептов-парке монумент советскому бойцу. Памятник напоминает об истинном характере, гуманизме и силе духа советского солдата. Напоминает европейцам о том, что наш боец пришел не мстить, а защищать, в том числе и детей, отцы, которых принесли его родной стране столько горя и слёз.

10.05.2019