Званый вечер. Мопассан

Сержант Варажу получил неделю отпуска, чтобы навестить свою сестру, мадам Пардуа. Варажу, чей гарнизон располагался в Ренне, вёл там вполне весёлую жизнь, не слишком ладя со своей семьёй, и написал сестре, что может посвятить ей неделю свободного времени. Это было вызвано не тем, что он очень любил сестру, маленькую женщину с нравоучительными манерами, которая была постоянно раздражена, а тем, что его средства начали подходить к концу, и он вспомнил, что из всех своих родственников он ещё не обращался по этому вопросу только к чете Пардуа.
Папаша Варажу, бывший земледелец из Анжера, удалившийся от дел, закрыл свой кошелёк от повесы-сына и почти не видел его за последние 10 лет. Его дочь вышла замуж за Падуа, бывшего служащего финансового ведомства, которого только что назначили сборщиком налогов в Ванне.
И вот Варажу, сшедший с поезда, направился в дом своего зятя. Он нашёл его в кабинете, обсудающего какие-то вопросы с бретонскими крестьянами. Пардуа привстал со стула, подал руку шурину и пробормотал: “Присаживайтесь, я сейчас освобожусь”. Затем вновь сел и продолжил разговор.
Крестьяне не понимали его объясений, а сборщик налогов не понимал их доводов; он говорил по-французски, они – по-бретонски, а переводчик, казалось, не понимал ни одну из сторон.
Это продолжалось очень долго. Варажу смотрел на зятя и думал: “Какой кретин!” Пардуа было около 50 лет; он был высоким, костлявым, худым, волосатым, его брови были похожи на веера. У него на голове была велюровая шапочка, отделанная золотым фестоном, и он смотрел на крестьян очень мягко, по своему обыкновению. Его слова, жесты, мысли – всё было мягким, не резким. Варажу подумал вновь: “Какой кретин!”
Он сам представлял из себя тот тип гуляк и кутил, чьим самым большим удовольствием в жизни были кафе и публичные девки. Кроме двух этих полюсов человеческого существования он не понимал ничего. Краснобай и шутник, полный презрения ко всему миру, он смотрел на всё с высоты своего невежества. Когда он говорил: “Чёрт возьми, вот это пирушка!”, он, без сомнения, выражал высшую степень восхищения, на которую был способен.
Пардуа, наконец, выпроводил крестьян и спросил:
- Как ваши дела?
- Неплохо, как видите. А ваши?
- Тоже ничего, спасибо. Очень мило с вашей стороны вспомнить о нас и приехать.
- О, я давно подумывал об этом, но вы же понимаете, у военных не так много свободы.
- Знаю, знаю, и всё равно: это очень мило.
- Как поживает Жозефина?
- Прекрасно, вы скоро её увидите.
- Где же она?
- Делает визиты. У нас много знакомых. Это очень приличный город, знаете ли.
- Сомневаюсь.
Но отворилась дверь, и появилась мадам Пардуа. Она без особенного воодушевления подошла к брату, подставила ему щёку и сказала:
- Давно прибыл?
- Нет, каких-то полчаса назад.
- А, я думала, поезд опоздал. Не перейти ли нам в гостиную?
Они прошли в соседнюю комнату, оставив Пардуа с его цифрами и бумагами.
Когда они остались одни, она сказала:
- Я столько новостей узнала о тебе.
- Каких же?
- Говорят, ты любишь пошалить, пьёшь, влезаешь в долги.
Он сделал удивлённое лицо:
- Я? Никогда в жизни.
- О, не отрицай, мне всё известно.
Он попытался отпираться, но она заткнула ему рот такой суровой отповедью, что он вынужден был замолчать.
Затем она сказала:
- Мы ужинаем в 6 часов, до того времени ты свободен. Я не могу составить тебе компанию, так как я очень занята.
Оставшись один, он начал выбирать между сном и прогулкой. Посмотрев на дверь в спальню и на дверь на улицу, он выбрал прогулку.
Он вышел и начал медленно бродить по улицам сонного городка, такого спокойного и замершего на берегу внутреннего моря, что его называют “Морбианом”. Он смотрел на маленькие серые домики, на редких прохожих, на пустые магазины, пока его сабля билась о бёдра, и думал: “Да уж, невесело тут. Жаль, что пришлось приехать сюда”.
Он дошёл до мрачного порта, вернулся по пустынному бульвару и вошёл в дом около 5 часов вечера. Бросившись на кровать, он взремнул до ужина.
Служанка разбудила его стуком в дверь.
- Кушать подано, сударь.
Он спустился.
В сырой столовой, где обои на стене отклеились до самого пола, на круглом столе без скатерти стояла супница и 3 сиротливых тарелки.
Супруги Пардуа вошли одновременно с Варажу.
Они сели, затем муж с женой осенили свои желудки крестами, и Пардуа начал разливать жирный суп.
После супа последовала пережаренная говядина, которая падала в желудок, как камни. Сержант жевал её медленно, устало, с яростью.
Мадам Пардуа спросила мужа:
- Ты пойдёшь вечером к председателю?
- Да, дорогая.
- Не засиживайся там. Ты очень устаёшь, когда ходишь в гости. Ты не создан для светской жизни с твоим здоровьем.
Они начали беседовать о ваннском обществе – прекрасном обществе, где их принимали с уважением, благодаря их религиозным взглядам.
Затем подали толчёную картошку с копчёной колбасой в честь гостя.
Затем - сыр, и на этом ужин закончился. Никакого кофе.
Когда Варажу понял, что ему предстоит провести вечер наедине с сестрой, терпеть её упрёки, выслушивать проповеди и не иметь возможности даже пропустить стаканчик, чтобы смягчить это, он понял, что не сможет выдержать подобую пытку, и сказал, что ему нужно отлучиться в жандармерию, чтобы уладить кое-какие дела касательно увольнительной.
В 7 часов он улизнул.
Оказавшись на улице, он принялся отряхиваться, как пёс, выбравшийся из воды, и поворял: “Чёрт возьми, ну и влип!”
Затем он начал искать кафе – лучшее кафе в городе. Он отыскал его на площади, за двумя газовыми фонарями. Внутри 5-6 мужчин не слишком импозантного вида тихо беседовали, опираясь локтями на маленькие столики, а два игрока в бильярд катали шары на зелёном сукне и обменивались восклицаниями.
Было слышно, как они считают: “18. 19. Не везёт. - О, хороший удар! 11. - Надо было бить по красному. 20. - 12. Что, я был прав?”
Варажу приказал: “Кофе и графин лучшей водки”. Затем сел и начал ждать.
Он привык проводить свободые вечера с приятелями, в шуме и дыме. Эта тишина вокруг угнетала его. Он начал пить: вначале кофе, затем водку, затем заказал второй графин. Теперь ему хотелось смеяться, кричать, петь и драться.
Он подумал: “Клянусь, я воскрес. Надо устроить праздник”. И ему пришла в голову мысль подыскать себе спутниц на вечер.
Он позвал официанта:
- Эй, малый!
- К вашим услугам, сударь.
- Скажи-ка, где здесь можно повеселиться?
Официант растерянно смотрел на него, не понимая.
- Не знаю, сударь. Здесь, например.
- Здесь? По-твоему, здесь весело?
- Не знаю, сударь. Можно выпить хорошего пива или вина.
- Да я о девицах тебя спрашиваю!
- Ах, о девицах?
- Да, где их можно найти в этом городе?
- Девиц?
- Да, девиц!
Официант наклонился и прошептал:
- Вам нужен адрес?
- Да, чёрт возьми!
- Поверните сначала на вторую улицу налево, затем – на первую направо. Дом №15.
- Спасибо, старина. Это тебе на чай.
- Благодарю, сударь.
Варажу вышел и начал бормотать: “Вторая улица налево, понятно. Но куда я должен был повернуть, когда выходил из кафе? Налево или направо? Ба, тем хуже, поищем”.
Он пошёл вперёд, повернул на вторую улицу налево, затем на первую улицу направо и нашёл дом №15. Это было довольно красивое здание, где через щели в ставнях второго этажа был виден свет. Входная дверь была полуоткрыта, и в коридоре горела лампа. Сержант подумал:
- Это точно здесь.
Он вошёл и, никого не увидев, позвал:
- Эй! Эй!
Появилась маленькая служанка и замерла от удивления при виде солдата. Он сказал: “Добрый вечер, дитя моё. Дамы наверху?”
- Да, сударь.
- В гостиной?
- Да, сударь.
- Прямо по лестнице?
- Да, сударь.
- Первая дверь?
- Да, сударь.
Он поднялся, открыл дверь и увидел при свете двух ламп четырёх женщин в открытых платьях, которые, казалось, кого-то ждали.
Три самых молодых из них сидели с чопорным видом на бархатных стульях, а четвёртая, лет 45, расставляла цветы в вазе; она была очень толстой, одетая в платье из зелёного шёлка, которое оставляло открытыми жирные руки и напудренную шею.
Сержант поздоровался:
- Добрый вечер, сударыни.
Пожилая обернулась и удивлённо поклонилась:
- Добрый вечер, сударь.
Он сел.
Но, видя, что его не принимают с радушием, он подумал, что в этом месте с уважением относятся только к офицерам, и эта мысль смутила его. Но он сказал себе: “Ба, раз уж я пришёл, останусь”. Он спросил:
- Как поживаете?
Старуха, которая, без сомнения, была хозяйкой дома, ответила:
- Очень хорошо, спасибо.
Он больше не нашёл слов, и воцарилось молчание.
Наконец, ему стало стыдно за свою скованность, и он рассмеялся:
- Что-то тут не весело. Плачу за бутылку вина…
Он не успел закончить фразу, как открылась дверь, и вошёл Пардуа в чёрном фраке.
Варажу издал радостный крик и подскочил к зятю, танцуя по комнате: “Это ты, Пардуа? Это ты?”
Затем, отпустив растерянного сборщика налогов, он расхохотался ему в лицо:
- Ах ты, шутник!… Так значит, ты решил повеселиться… Ах, шутник!… А моя сестра… Ты её бросил!…
И, думая над всей сложившейся ситуацией, над внезапными выгодами, которые она сулила, над неизбежным шантажом, над насильственным заёмом, он бросился на диван и так расхохотался, что мебель начала потрескивать.
Три девушки, одновременно встав, выбежали из комнаты, а пожилая дама подошла к двери, чуть не падая в обморок.
Вошли два господина в парадной одежде, в орденах. Пардуа бросился к ним навстречу:
- Господин председатель! Он сумасшедший! Сумасшедший! Его прислали к нам на поправку… вы видите, он сумасшедший…
Варажу сел, ничего не понимая, но вскоре до него дошло, что он сделал какую-то огромную глупость. Он встал и повернулся к зятю:
- Где мы находимся? - спросил он.
Но Пардуа, охваченный внезапной яростью, лепетал:
- Где… где… мы находимся… негодяй… несчастный… срамник… Где мы находимся… У господина председателя!… У господина председателя Мортемена… у Мортемена… у… у… у… у Мортемена… Ах, каналья!… каналья!… каналья!…

29 марта 1887
(Переведено 13 мая 2019)