Сказка о любовном треугольнике и большом секрете

                Сказка – ложь, да в ней намёк.
                Добрым молодцам урок!
                Ну, а злым-то невдомёк.
                Их удел - жестокий рок!

     Много слышал я сказок, а дело, думаю, всё же было так…
 
                Глава 1. СКОРО СЛОВА СКАЗЫВАЮТСЯ.
     В темноте послышался тихий скрип открываемой двери. И тут же комнату подземной пещеры осветил робкий луч от горящей свечи в фонаре. Вошёл седой как лунь человек с небольшой бородкой, но без единой морщинки на лице. И хотя он молодо выглядел, цвет волос ясно давал понять, что ему намного больше лет, чем кажется. Одет он был в новый красивый сюртук и брюки, но какого-то очень стародавнего покроя. На голове его удерживал прямые волосы начельник с загадочными письменами. Закрыв за собой дверь, старик прошёл привычным шагом к столу. Открыв дверку фонаря, извлёк из него свечку и от её пламени зажёг свечи в золотых подсвечниках, стоящих на столе. В ярком свете восковых свечей хорошо была видна комната, представлявшая собой овальный по форме кабинет, уставленный прекрасной работы старинной мебелью из морёного дуба. Вдоль стен стояли шкафы с толстыми книгами в кожаных переплётах, на стенах висели портреты великих мудрецов. Идеально ровный пол – будто вода на дне пещеры вдруг превратилась в камень. Гладкие стены из хорошо отёсанного разноцветного гранита имели матовый оттенок. Потолок же был отполирован до блеска. Никто и ничто не могло помешать или отвлечь внимание хозяина пещеры здесь. Мерило времени – сгоревшая свеча.
     Старик сел на стул и по привычке бросил взгляд справа от себя под стол, где в столешницу был воткнут строго вертикально нож с простой деревянной ручкой. Затем он раскрыл книгу. Обмакнув гусиное перо в серебряной чернильнице, стал произносить слова и одновременно записывать их на листе книги красивым и чётким  почерком. Да как ловко у него получалось! И удивительно быстро писала рука его, так что перо едва успевало изливать чернила на бумагу, причём без единой помарки, ничуть не отставая от неторопливой речи старика, словно он говорил кому-то. Это была сказка…

                ***
     Давным-давно это было. В тридевятом царстве, в тридевятом государстве правил славный царь Берсень. Подданных своих не обижал, заботился о них в меру сил, налоги установил справедливые - десятину. Куда ни поедет, не давал слугам притеснять жителей тех мест. Напротив, где сделает остановку, выслушивал жалобы, разбирал тяжбы, производил суд праведный, а также поил и кормил просящих, сирот да убогих жалел. И было это государство не сказать, чтобы большое, но и не маленькое, в общем, среднее по сравнению с соседними. И жили бы люди в стране благополучно и даже зажиточно, если бы не случавшиеся порою набеги врагов. Потому радовались жители каждому мирному дню, а если война – значит война. Что же поделаешь - такова их жизнь. Они её не выбирали; такая уж досталась в наследство от отцов и дедов их.
     Стоило только врагам нарушить границу, как отправлялась немедленно дружина витязей на защиту рубежей и неизменно побеждала. Так и в прошлом году нагрянули злые вороги, когда созрел урожай, и собрали мирные жители его в закрома, а скот к тому времени подрос и набрал вес на летних пастбищах. Специально выбрано было такое время, чтобы награбить богатую добычу, да и увести с собой, в том числе и пленных, пригодных для тяжёлой работы. И в тоже время подгадали так, что была ещё трава зелёная на лугах, и можно было питать довольно коней захватчиков. Но разгромила дружина с ополчением осенью вражеское нашествие, изгнала за пределы страны иноземцев. Остались уцелевшие супостаты ни с чем, потому как едва ноги унесли, побросав обозы с награбленным добром. И  наступил мир на земле. Пострадавшим от врагов: погорельцам, а также обобранным до нитки прожорливыми и скорыми на грабёж захватчиками, помогал царь, как отец родной, из казны своей щедрой рукой. И зато любил его народ.
     Царь уже много лет был вдов. Случилось так, что родила царица сына, да с тех родов и ушла в мир иной. И хотя Берсень и не считал вроде себя однолюбом - не отказывался категорично жениться, но всё откладывал женитьбу до лучших времён. Круговерть дел захватили его, а он и рад стараться, найдя в том убежище для себя. А тем временем рос у Берсеня и вошёл в возраст, то есть достиг уже совершеннолетия, сын Иван-царевич, добрый молодец приятной внешности с безупречными манерами. Статный, рослый. На лице румянец, как говорится, кровь с молоком. Глаза синие, как цветок василёк, волосы тёмно-русые. В младенчестве были светлые, с годами зимой темнели, а летом выгорали на солнышке.
     В детстве он любил всё, что дозволялось ему, и был разнообразен в предпочтениях своих. Вот только разрешённого было не густо, потому как не пристало царевичу заниматься тем, чем иным детям можно, ведь не всякое занятие достойно царского звания. Но как-то сочеталось в нём продолжительные подвижные игры с друзьями на улице, и чтение книг в своей комнате часами и даже запоями. И при всём этом умудрялся учиться на пятёрки. Наверное, потому, что учителя были не просто хорошие, а замечательные и даже талантливые. Делились с ним всем, что сами хорошо знали и любили, а некоторые даже души в царевиче не чаяли. И ел он с удовольствием всё, что повара готовили. У него не было нелюбимых блюд. Потому, что наличие таких проблем говорит о слабостях человека. А наследник не был слабаком! И ненавидел он только врагов отечества, а больше никого и ничего, и смотрел всегда на людей приветливо да по-доброму, потому что это было очень важно для народа, и тот отзывался ему ответной любовью.
     Вот приходит в тронный зал в начале лета Иван-царевич, облачённый в богатый парадный костюм - пуговицы золочёные, и при бедре его меч. Идёт он к отцу на официальный приём, устроенный по случаю прибытия посла дружественного государства. Из высоких окон мимо веток деревьев пробиваются лучи солнца. Через открытые форточки слышно беззаботное пение птиц. Царевич проходит в зелёных сафьяновых сапожках по мягкой красной ковровой дорожке. И временами оказывается ярко освещённым, тогда кажется, что он светится от счастья, а попадая в тень, вроде как печалится о чём-то. То жмурится, то будто бы хмурится.
     А Берсень в полном царском облачении сидит. Осанка, как и положено, величавая. У него окладистая русая, всё ещё без проседи, борода, добрые, тоже синие, проницательные глаза. Справа от него стоит министр Важин. Такой важный, считает себя главным после царя человеком. Ну и знает он, конечно, обо всём, что происходит в государстве и отвечает за всё перед царём. Бодрый, уверенный в себе, в самом цвете лет. Слева от царя Берсеня – его советник Своята. Это очень умный человек неопределённого возраста. И счастлив он, что не надо ему так напрягаться, как министру. Да и не любил суету, а почёт и слава обременительны были для него. И старался он быть незаметным, не привлекал специально никогда к себе внимания. Ну и не отвечал, в сущности, ни за что. И не известен был потому за пределами государства, как иные мудрецы, чьё имя всегда на слуху.
     Иван-царевич кланяется отцу, элегантно сняв с головы летнюю шапку рукой, как это положено по придворному этикету, и говорит:
     - Здравствуй батюшка!
     А Берсень ему радостно:
     - Здравствуй Ванюша!
     И, любуясь сыном, сказал:
     - А! Каков молодец?
     Царь повернулся сначала к министру, затем к советнику. Те, каждый в свой черёд, одобрительно кивнули головой. И довольный отец продолжил:
     - Сегодня у нас торжественный приём. Решил поучаствовать на встрече посла?
     Сын ответил почтительно:
     - Спасибо, как-нибудь в следующий раз…, - он глубоко вздохнул и продолжил, волнуясь, - скучно мне одному батюшка, дозволь жениться!
     Слова сына растрогали царя. Для кого как, а для него это было так неожиданно! И он отвечает царевичу:
     - Ну, что же! Это дело хорошее… Ты у меня уже взрослый… И если захотел жениться, значит пришло твоё время! Хотя я старше тебя на семь лет был, когда под венец пошёл. Есть ли кто у тебя на примете?
     - Есть. Василиса Премудрая! – Выпалил сын.
     Почесал царь затылок под короной и, вздохнув, немного растерянно отвечает ему:
     - А почему не Василиса Прекрасная? Она красивее. А на Василисе Премудрой жениться будет нелегко. Многие пытались, да ни у кого не получилось. Мудрёные больно задания придумала. – И пытливо смотрит на него, не скрывая своего удивления.
     А сын, не смущаясь нисколько, горячо отвечает:
     - От того она мне ещё больше нравится. Да и для государства более полезна такая царица. Будет мне мудрые советы давать, а я счастливо царствовать с ней. И страна станет могущественной и процветающей.
     По-нраву пришлись отцу такие слова, и он согласился:
     - Ну, что же, коли так, попытай счастья! Только непременно возвращайся домой целым и невредимым.
     Иван-царевич пообещал, а куда денешься? Да счёл за благо Берсень предупредить его:
     - Сын мой любезный! Ты ещё молод, а может статься, что в дальний и трудный путь придётся отправиться. Возможно, надолго от меня отлучаешься.
     Иван-царевич кивнул согласно головой, мол, что же, может и такое быть, и сказал упрямо:
     - Я, не маменькин сынок. Ты же знаешь, как меня дядька  воспитывал.
     Повернулся царь к министру и распорядился:
     - Важин, заготовь-ка письмо отцу Василисе Премудрой. Да пусть казначей выдаст мешочек золотых царевичу.
     Министр подошёл к столу писаря и тихо продиктовал текст указа, а затем распоряжения царя. Тощий писарь - человек в больших очках с курносым носом и длинными тонкими пальцами - быстро написал красивым почерком, всё что надо. Дали царю прочитать. Тот подписал и, достав из кармана печать, поставил её на горячий сургуч в обоих свитках. Передали их Ивану-царевичу. Важин послал гонца за казначеем. Царь, молча, повернулся к советнику Свояте, и тот, не дожидаясь вопроса, говорит:
     - Надо бы царевичу охрану из десяти всадников!
     А Иван-царевич, не дав отцу и рот открыть, горячо запротестовал:
     - Отец! В какой русской сказке царевич под охраной путешествовал? Да и странствующие рыцари всегда в одиночку подвиги совершают!
     Повернулся озадаченный царь к министру, затем к советнику. Те неодобрительно покачали головой. А Берсень, тем не менее, неожиданно в знак согласия хлопнул ладонью по подлокотнику трона, и с решимостью на лице сказал:
     - А и пусть! Дитя выросло, хочет своим умом пожить. Думает, ему любое дело по-плечу. Весь мир у его ног... Посмотрим!
     И подумав немного, торопливо добавил:
     - Извини меня Ваня, сам понимаешь, сейчас посол должен прийти. А потом, как ты знаешь, начинаются игрища и воинские турниры, на которых молодёжь и мужчины будут соревноваться во владении разного рода оружием, - это он надеялся, что, может быть, сын отложит на потом поездку, ради восхитительного зрелища.
     Но тот не проявил никакого желания, и нисколько не загорелся взор его, как ранее, потому что другим голова была занята.
     - Ну да это и понятно, - подумал Берсень и добавил. - Тебя дядька проводит!
     Иван-царевич поклонился отцу в пояс. Они троекратно поцеловались на прощание. Запыхавшись, подбежал казначей, чем-то похожий на кошелёк своими отвисшими щеками и большим животом, и вручил царевичу мешочек золотых монет. Получив от него один из свитков, быстро развернул и, надев пенсне, внимательно прочитал. Убедившись, что всё написано правильно, улыбнулся, раскланялся и довольный собой отошёл в сторону. А царевич, словно продолжая спор, сказал громко:
     - Деньги – самые верные слуги, коль голова на плечах! А если нет денег, то, значит, и разума нет.
     И он, обрадованный, что всё так быстро и безо всяких заминок получилось у него, в прекрасном настроении направился к выходу. Все, молча, проводили его взглядом. Отец, и придворные любили наследника, каждый по-своему. Да иначе и быть не должно! Ведь он надежда государства, и их будущее в его руках.
     Царь Берсень тем временем уже мысленно потирал руками от предвкушения предстоявшего удовольствия: обыграть в шахматы нового посла. Правда, не без помощи царского советника, конечно. А делалось это не заметно для соперника. Время от времени министр просил якобы подписать или посмотреть какие-нибудь бумаги. Советник также отходил с царём и, вроде обсуждая документы, тихо подсказывал ему на ухо очередной сильный ход. Причём Берсень, а он, как правило, выигрывал, радовался при этом как ребёнок, объявляя мат: придётся послу лезть под стол. Такая вот у него была единственная слабость и страсть, составляющая важную государственную тайну, о которой никогда так и не узнали игравшие с ним в шахматы посланники. А потому проникались к нему большим уважением, и не пытались хитрить с ним в политических делах, заранее предполагая, что сей умный царь видит их всех насквозь.
     Вышел царевич из дворца. Смотрит, держит любимый конюх под уздцы его вороного коня, снаряжённого в дальний путь. К седлу приторочены ремнями дорожные мешки и укрыты плащом. К луке седла подвешен спереди красный продолговатый щит с барельефом головы льва. С другой стороны, прикреплено к седлу копьё с красным флажком. И, конечно, сзади седла колчан со стрелами да боевой лук в налучнике – как без них в дороге! Рядом дожидается дядя Воян. Это младший брат царя и воевода, весь поседевший в жестоких сечах крепыш с небольшой бородкой, сильно состарившийся, проливая кровь за отечество. Но силу свою, тем не менее, ни капли не растерял. Он то и научил племянника всяким премудростям воинской науки и, в том числе, отменно владеть мечом, метко стрелять из лука. Воян не был лишён внимания у женщин, и в любви к тому же - пылок, страстен. Но обременять себя семьёй не стал, потому что часто бывал на волосок от смерти, без страха налетая на врага. И мимолётные увлечения, так же быстро проходили, под давлением холодного рассудка. Поговаривали меж тем, что где-то в дальних странах, в которые дружина отправлялась, чтобы отмстить за неразумные набеги, возможно, есть у него дети, но доподлинно это не известно. Так как колец никому не дарил, потому что их не носил: мешаются они, когда крепко рукоять меча сжимал. Бывает, что трескаются и ломаются они, как известно из рассказов бывалых воинов.
     А с именами вышла такая история. Старшему брату дала имя матушка его. Муж обещал как-то выполнить любое её желание, вот она и попросила, чтобы позволили ей назвать первенца Берсенем, иначе, в переносном смысле значит – «сладкий, ягодка». Любила она крыжовник, так в тех краях, из которых она родом, его называли. Ну а второго мальчика, родившегося через год, счастливый отец решил назвать более мужественным именем. И тот оправдал своё имя – вырос человеком сильным и воинственным. И поделили сыновья по-братски обязанности ещё в детстве: старший – царь, а младший – воевода.
     По виду царевича понял Воян, что всё удачно разрешилось, и говорит он ему заботливо:
     - Я положил в мешок лёгкую кольчугу тонкой работы, незаметна будет под одеждой, пригодится в случае чего. Наши мастера специально для тебя постарались. – И добавил ещё таким голосом, от которого у любого аппетит разыграется. – А повар напёк в дорогу пирогов белых, нажарил-наварил курятины да гусятины. А во фляжке чай с вареньем смородиновым: чего пустую воду из дому-то возить?
     Воян всегда любил хорошо поесть: иначе разве будешь сильным воином? Потому о провианте для витязей заботился в первую очередь.
     Подошёл Иван-царевич к коню и стал проверять снаряжение. А дядя, оказавшись у него за спиной, неожиданно рассердился и недовольно гаркнул:
     - Не подставляй никому свою спину!
     И для пущей убедительности хотел ударить воспитанника кулаком по спине, что было для него в порядке вещей. Но Иван-царевич наработанным движением вовремя закинул, играючи, себе за спину щит, и удар пришёлся в выступы на поле щита. Дядя поморщился от боли. Посмотрел на разбитые в кровь костяшки пальцев. Схватил левой рукой правое запястье, несколько раз разжал и сжал пострадавший кулак, чтобы унять боль.
     Иван-царевич повернулся вполоборота и с иронией произнёс:
     - Ты не ушибся случайно, дядя?
     А тот с улыбкой отвечает:
     - Спасибо за заботу! Вот что мне нравится в тебе, Ваня, больше всего, так это вежливость. – Сказал так, потому что ему самому давалась она с большим трудом.
     И если в вопросах военной тактики и стратегии изощрённый ум его был разнообразен, то в общении с подчинёнными людьми Воян был прост и позволял себе часто говорить то, что думал, и не ограничивал порой себя в выборе выражений. Да, наверное, в его должности без крепких словечек иногда - ну никак не обойтись! 
     Иван-царевич повесил щит на луку седла и только обнялся с дядей крепко по-мужски, потому что тот целоваться не любил. Такой уж он был человек. Вскочил царевич в седло, шапку заломил, махнул рукой на прощание и тронул коня.
     Застоявшийся конь сорвался с места рысью, хотел перейти в намёт, но всадник решительно придержал его, потянув на себя узду. Путь дальний, силы надо беречь.
     Воян стоял и долго смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из вида. Любовался безупречной посадкой в седле своего племянника, прекрасной выездкой, поразительно лёгким и изящным бегом красивого коня, несмотря на полную выкладку, снаряжённого в дальнюю дорогу всадника. Подумалось тогда старику, что видимо сама судьба, постаралась свести этих двоих вместе, для чего-то необыкновенного и удивительного. Заслушался воевода соловьиных песен, раздававшихся из дворцового сада. То невольно вспоминал себя, сравнивая с племянником, то размышлял о будущем царевича, о котором так хочется знать заранее. Но не всем это дано! Да порой и не очень точно предсказывают. Видимо поэтому, как-то всё туманно изъясняются, чтобы не попасть впросак потом в случае чего. У воеводы было одно из любимых его выражений:
     - Тут всё ясно, как говорится, и к гадалке не ходи!
     И не ходил раньше никогда. Но вот, поди ж ты, не удержался и решил-таки обратиться к старой ведьме. Больно уж племянника любил – как сына родного. Объяснил денщику, где в случае чего его искать. Вскочил на коня своего серого в яблоках, да и поехал в сторону маленькой деревни, что была относительно неподалёку от стольного города.
     А рядом с деревенькой живёт в лесу вдова - баба Янга. Некоторые же её Бабой-ягой зовут, в общем как кому нравится, а она не обижается ничуть на то. Пожимала плечами беззаботно:
     - Да пусть так называют, лишь бы не сажали на лопате в горящую печь, как хлебы, – говаривала она.
     У каждого свои любимые присказки, что тут прикажешь делать. А люди переиначили всё, и пустили слух, вроде бы она непослушных детей на лопату сажает да в печь отправляет. Ну, надо же было родителям, да и бабушкам в особенности, детишек попугивать кем-то для острастки, когда те расшалятся не в меру.
     Об этой ведьме не раз доводилось слышать Вояну от витязей в их дружественном кругу по окончании трапезы на привале. На то и память дана человеку, чтобы в своё время вспомнилось что-нибудь. Хорошо, если это полезное в жизни, а не ерунда какая-то или ещё хуже – бессмыслица вперемешку с глупостью. 
     Так вот, привёз Янгу когда-то один витязь из дальнего похода. Удивлялись соратники: и чего он в ней нашёл? Да, знать, очаровала она своего суженного чем-то, сама, пленившись добротой да статью молодца. Как-то собрался он в поход, оставляет жену одну с детьми. И прощаясь с нею, говорит:
     – Смотри, жена, живи хорошенько, добрых людей не смеши, дом не разори, хозяйничай да меня жди; авось назад приду.
     Как предчувствовал что. Плохая ему досталась доля. Так и живёт Янга теперь одна потому, как не стала выходить замуж, когда овдовела, хотя и сватались к ней люди хорошие. Дело в том, что дети против нового её замужества были, заявили ей категорично:
     - Не нужен нам никто кроме папы, тем более чужой дядька! – Вот и всё тут.
     Развела Янга руками от такого их ответа, но перечить не стала, а решила согласиться с ними. Одна поднимала детей, а они, вот ведь как, повзрослев, разлетелись кто куда из родимого дома. И редко навещают её, как говорится, раз в сто лет. Но говорят, она их наведывает, потому что летает на метле или на ступе. Или выдумывают опять же люди всё это? Тяжело одной вдове прожить, вот и подрабатывает, как может: лечит больных, гадает досужим людям, ну и, конечно же, занимается приворотами и отворотами заодно. Как без этого, когда некоторые люди очень настойчиво просят, просто умоляют порой? Прознали про неё, что мягкосердечная старушка и не сможет отказать, да прямо-таки на колени встают. Но попробуй только откажи некоторым: наживёшь врага, и по ложному наговору, что порчу на кого-нибудь напустила или ещё чего похуже, растерзает разъярённая толпа. Или привяжут несчастную к конскому хвосту, ударят плёткой коня, и помчит он да размыкает косточки истошно вопящей ведьмы по полю…
     А погибший витязь тот был сыном лесника и сильный как медведь, потому-то и взяли его в своё время в дружину. А людям удивительно: как это так, у лесника и вдруг сын такой богатырь, мол, с чего бы это. Что-то тут не чисто! Нет, чтобы порадоваться тому, что на земле нашей родился могучий человек. Надо объяснение найти… и нашли, как смогли. Пустили злые языки слух, но такой - ну просто сказка, да и только…
     Вроде началось всё с того, что ранил де как-то лесник медведя. А тот решил ему отомстить: когда лесника не было дома, заявился к его жене. Та с испугу не смогла, лишившись чувств, воспрепятствовать медведю, когда он стал её домогаться. Подхватил тогда легко медведь ослабевшую жену лесника на лапищи свои да положил, любуясь красотой женской, на кровать. И вошёл он к ней на ложе, и саму её облюбил. Бедняжка не посмела признаться мужу о позоре своём. Забеременела она с того дня и родила через девять месяцев сына.
     Так в эту выдумку разумные люди конечно не поверили. Но, ведь бывает же дым без огня, и выходит, ошибаются те, кто утверждает обратное. А, значит, не стоит всегда верить людям – своё представление иметь нужно о жизни.
     Но что интересно, через много лет задрал-таки медведь лесника, а вот семью его не трогал. Говорят люди, даже наоборот, всячески защищал. И жила баба Янга в лесу с детишками безбоязненно. Ну, вот как это объяснить?
     Да, говорят люди, всё потому, что медведь тот не простой зверь был, а воплотившийся дух лесной. Громовержец с неба своими стрелами хотел поразить его, а тот, чтобы избежать гибели, превратился в самого сильного лесного зверя. И может он, если сильно захочет, обратиться в человека, чтобы жениться на девице. Так это, похоже, сочинил кто-то из Медведевых! Которых, кстати, довольно много в наших краях проживает. Но, конечно, только в некоторых деревнях, что в лесной местности находятся, люди этой фамилии имеются. И неплохо, надо сказать, они живут там! 
     Направился Воян от деревни в лес по дороге, что указали крестьяне. Хорошо в лесу, свежо. Птички так красиво поют - в душе радостью отзывается. Но вот реже лес становится, открывается впереди просвет. На выезде из леса проехал через ворота, сделанные из двух столбов, да сверху на них поперечная жёрдочка положена. Посмотрел седок на это нехитрое сооружение, да и вспомнил:
     - Так ведь люди считают, что через такие ворота злой дух не может пройти! И чего только не учудят! - И покачал головой, усмехнувшись себе в бороду, по привычке прикрывая рот рукой, вроде позёвывает.
     Оказался воевода на большой поляне, в излучине небольшой речки. И вскоре остановил он резвого своего скакуна у справной избушки, крыша которой крыта тёсом и увенчана коньком с выступающей вперёд конской головой. А вокруг сад и всё огорожено высоким добротным тыном из жердей. На них кое-где надеты горшки да чугунки. А на длинном шесте скворечник висит.
     Только с пьяных глаз, да при воспалённой фантазии, может примерещиться некоторым, что это черепа насаждены.
     Через тын всаднику хорошо видно, что в огороде овощи и ягоды растут ровными грядками, да рядами, и чисто прополоты они, так что не видно сорняков. На деревьях плоды созревают, через тын перевешивают, обещая богатый урожай. А на ограде чёрный кот сидит, наблюдает настороженно. На лужайке коза-егоза, привязанная верёвочкой к колу, перестала травку щипать, да и смотрит на посетителя с нетерпеливым любопытством: вертится да переступает с места на место, головой крутит, наверное, рогами своими устрашает. Напротив дома колодец – журавель. На конце жерди у него привязанная опять же верёвкой деревянная бадья. Бурьяна нет, кругом лужайка. В общем, всё как положено в добром хозяйстве, да так что, как говорится, любо и дорого посмотреть.
     От этой красоты окружавшей природы так приятно стало на душе. И подумал Воян:
     - Эх, бросить бы всё и подать в отставку! Уехать от суеты городской и поселиться в таком вот домике с садом. А у дома непременно колодец также чтобы был. И внизу недалече – речка бы протекала.
     Тут расплываться всё слало в глазах его от проступившей слезы.
     - Что за наваждение такое? – Встряхнул головой он. – Пока силы есть, послужу ещё отечеству. А потом, когда состарюсь, обязательно сделаю так, прежде чем закопают меня в родной земле.
     И счастливо улыбнулся этой своей мечте, как самой лучшей награде в жизни.     Воевода постучал ручкой кнута по воротам – раздался собачий лай на дворе. Открылось окно, из него выглянула добрая старушка и приветливо улыбнулась, как родному. Удивился, её увидев, старый вояка. Подумал про себя:
     - Ну, что за народ! Навыдумывают, что нос - в потолок врос. Ну, слегка длинноват, да с горбинкой, а так бабка как бабка, такая же, как и многие другие в округе.
     А вслух произнёс громогласным голосом, каким в бою командовал, вдруг плохо слышит старая:
     - Баба Янга, если не ошибаюсь?
     - Нет, всё верно. Я не глухая и очень даже хорошо слышу для моего возраста, – негромко ответила та и полюбопытствовала. – Что угодно Вам, уважаемый воевода? Чем могу помочь?
     - Погадать можете на моего племянника, что в пути сейчас? – Уже потише спросил Воян, поразившись тому, как та догадалась, кто пред ней. Да видать была наслышана хорошо о нём и, похоже, сообразительна очень от природы.
     - Что же не погадать доброму человеку. Заходите в избу! - Был ему радушный ответ.
     Отозвала большого лохматого пса старушка и посадила на цепь, на всякий случай. Так-то он смирный был и добрый, но не с волками, конечно. Те уважали его и ближе чем за три версты к жилью не приближались, после того, как он устроил хорошую трёпку их вожаку. И откуда у этого кобеля такая силища? С тех пор у них неукоснительный нейтралитет - даже звери умеют договариваться. За отмеченную мочою пса границу волки не заходят.
     Открыла баба Янга ворота, непрестанно кланяется важному гостю. Спешился Воян. Впустила хозяйка во двор всадника с конём на поводу, да и закрыла ворота на засов за ними. Привязал воевода коня за поводок уздечки простым узлом к кольцу, прибитому к столбу ворот.
     Конь его могучий давно, при желании, мог бы порвать кожаный ремешок уздечки наборной, серебряными бляхами украшенной, словно гнилую бечевку. Но никогда добрый конь не сделает этого, потому что выразил бы тогда тем самым неповиновение хозяину. Верный конь никогда не покидал своего хозяина, даже если не на привязи был, но дожидался терпеливо и пасся всегда поблизости, готовый по первому зову прибежать. И мчался со всех ног, словно за ним волки гнались.
     Прошёл воевода по тропинке. Посмотрел - во дворе петушок да несколько курочек деловито копошатся, чуть поодаль курица-наседка клохчет над жёлтыми цыплятками. Зашёл Воян, молча, в сени. А там трав пучки, кореньев и грибов связки на стенах висят, да инвентарь крестьянский, как и в любой другой деревенской семье. А также ларь у стены стоит. В нём, похоже, отсеки для хранения муки, крупы и зерна. И ещё новым овечьим полушубком пахнет. В избе стены и пол выскобленные. Поверх пола от порога цветной половичок разложен до самого стола. Везде чисто, прибрано и уютно. Полотенца, красиво вышитые, на стенах висят, на окошках - занавески узорчатые. Воян обратил внимание: на вышивке - изображение птицы с всадником на спине. Выглядело очень трогательно. Снова удивился и подумал про себя:
     - И чего людям неймётся! Небось, самим-то не понравится, когда про них напраслину навыдумают.
     И не смог объяснить то одной лишь только буйной фантазией рассказчиков из соседней деревеньки. Решил, что дело тут в неосознанной зависти. Казалось бы, нечему завидовать - да разве только несгибаемой воле к жизни.
     Посмотрел пристально на дряхлую старушку, заглянул в глаза, выцветшие от слёз. Перевёл взгляд на натруженные руки с заскорузлыми пальцами, что прижимала та к переднику своему. Подумал: сколько она бедная этими, некогда красивыми и нежными, руками земли перекопала лопатой да мотыгой, травы и жнивья перекосила косой и серпом сжала, снопов навязала. Да перетаскала много чего на своей, теперь согбенной спине. А бельё стирала и полоскала зимой в проруби – несчётное количество раз. Да мало ли, сколько всего пришлось переделать этой женщине в жизни своей, всем услужить готовой, что в её силах. Поддерживать дом в исправном состоянии без мужика много сил, времени и средств надо.
     Заплатил Воян бабе Янге цену, что та запросила: равной труду за день батрачки наёмной. И называет имя племянника:
     - Иваном-царевичем его зовут. Слыхала о таком, небось?
     А та и не удивилась нисколько, словно ожидала гостя дорогого:
     - Как же, как же не знать-то нашего дорогого царевича! Наслышана я о многом, и ведаю о том, что в мире происходит, иначе бы люди ко мне не приходили. Мне положено знать обо всех, кто и чем дышит, как говорится. А об Иване-царевиче сказки сказывают, он красным девушкам во сне снится.
     Да, конечно, каждое услышанное ею слово зря не пропадает, а находит своё местечко в цепкой памяти её, и ожидает своего часа.
     Усадила баба Янга воеводу на лавку за столом с большим почётом. На столе хлеб да соль. Отломил кусочек хлеба, макнул в расписанной деревянной чашечке соль, как принято, хоть и не был голодным. Кружку кваса хозяйка поставила, утолить жажду с дороги. Да вкуснющий он оказывается какой! Похоже, травы, одной ей ведомые, добавляет она в него, но это, конечно, секрет хозяйки. А сама принесла из сеней тулупчик овчинный, вывернула его мехом наружу. Сняла с головы платок, растрепала свои седые космы. Распущенные волосы и шерсть полушубка помогали проникнуться в высшие миры и слиться с окружающим миром духов. Те тоже все из себя мохнатые, хотя и невидимые для простых людей. Выпила ведьма отвару какого-то, пробормотала заклинания и вошла в транс, да стала выкрикивать отрывисто слова всякие странные:
     - Волк ему товарищ… Он поможет, он же помешает… Предстоит царевичу… волком рыскать по земной юдоли … Не вознёс перед дорогой дар Богу… принёс в жертву себя самого.
     От её слов, что произносила она с завыванием, у Вояна  пробежали мурашки по телу. И почувствовал вдруг: словно приступило к нему что-то неведомое. Стало внутри как-то даже  немного не по себе. Сколько раз смерти в глаза смотреть приходилось в боях, но такого чувства испытать не доводилось.
     - Скорее всего, не всякий ощутить может это, - подумал он, – как и редко кому дано предчувствовать опасность, чтобы вовремя избежать её.
     А в конце баба Янга добавила:
     - Ой, как всё в его судьбе закручено да переплетено. Пусть сам придёт, тогда точнее сказать смогу.
     Воян пробурчал недовольно:
     - Да, где же его взять-то! Теперь уж не вернёшь, как и вчерашний день!
Но та ещё раз сказала настойчиво вслед уходящему воеводе:
     - И пусть непременно зайдёт ко мне, как возвратится! – Спохватилась и побежала гостя провожать.
     Вышел из избушки озадаченный Воян, вскочил на коня, выехал, пригнувшись со двора, через услужливо открытые ворота, едет и думает про себя:
     - Какой ещё волк? Что за белиберда такая! Похоже, ведьма рехнулась на старости лет. Мало ли что старухе могло на ум прийти! Да, определённо, из ума выжила. Так и показалось ей, как во сне, пока под действием трав и самовнушения неизвестно в каких мирах витала, а она за правду приняла!
     Решил никому ничего не говорить, а что будет, того не миновать. И уверенно, произнёс:
     - Сам племянник как-нибудь разберётся!
     Плюнул через левое плечо три раза и разразился словами:
     - А вот и думай теперь, голову ломай, да ночей не спи. Устроил сам себе теперь терзание. Не пошёл бы - да и не знал, но вот чёрт, видимо, надоумил, – сам себя ругал воевода, когда ехал.
     Конь же его недоумённо прядал ушами, прислушиваясь. И не поймёт никак он, толи его ругает за что-то хозяин, или же спятил тот слегка. Да, будет о чём подумать сегодня в стойле, хрумкая овёс. А, может быть, и обсудит это с другими лошадьми в конюшне. Ноги его, меж тем, привычно отмахивали версту за верстой по дороге. И не правил всадник своим конём, потому что тот запомнил отлично весь путь и, как всегда, поспешая, стремится, чтобы скорее к дому вернуться. Такая вот у всех хороших лошадей привычка есть. Сколько раненых спаслось таким образом. Да и чего греха таить, благополучно привозили лошади часто во двор пьяных вдрызг своих хозяев, спасая их от, казалось бы, неминуемой беды. Так что соседи порой просто диву давались, говоря:
     - Везёт же людям!
     И это ещё мягко сказано, иногда же покачивая головой, поражались:
     - Везёт дуракам и пьяницам!
     А если разбивались насмерть изрядно подвыпившие где-нибудь по дороге в каком-то овраге, то значит, не повезло им.
     Некоторые дотошные иностранцы, удивляются порой, откуда у наших людей эта поговорка такая странная: кто везёт и как, непонятно? Да вот отсюда и пошла она, родимая.

                Глава 2. НАКОНЕЦ-ТО ПУТЕШЕСТВИЕ!
     И поехал Иван-царевич искать свою долю в богатое тривосьмое царство, тривосьмое государство. Называются же государства иногда так потому, что на карте пронумерованы они в определённом порядке, а список их под этими номерами приводится слева и справа на белых полях этой карты.
     Погода стояла великолепная, на небе красивые облака парят куда-то. Дорога ровная и добрый конь сердце веселят. Улетает с дороги птица, зверь с дороги убегает, как услышав топот, всадника едва увидят. По всему пути птички поют, особенно соловьи стараются. И кукушка гулко распевала в лесу, обещая долгие лета. Настроение преотличное. А после дождя и пыль из-под копыт не летит, не пылит в лицо дорога от ветерка. И  воздух свежий - дышится легко. Чего ещё путнику надо? Приятно размышлять в ритме бегущего коня… Да и вообще, человек на коне, это совсем другой человек! Соединяется он с сильным, здоровым, красивым животным мистическим образом, ощущая всем телом движения его. Всадника на прекрасном коне провожают добрые люди восхищённым взглядом, радуясь за него. Цокают языком одобрительно и обсуждают потом между собой увиденное ещё не раз.
Говорят же в народе: «Тише едешь - дальше будешь!». Так Иван-царевич и не собирался шуметь: не кричал, не свистел и не пел. А стук копыт от скорости как-то не сильно зависит, больше от состояния поверхности дороги. Приглушённо звенели подковы, тихо звякала сбруя и оружие.
     Это только маленькие дети ведут себя в путешествии шумно. Царевич держался степенно и достойно, в отличие от некоторых, глупость которых в пути далеко и многим видна, и привлекает внимание жуликов, воров и всяких проходимцев, как магнитом притягивает.
     А в поездке всадник и наедине вроде сам с собой, и в тоже время не одинок. Рядом душа живая да молчаливая – его конь. Ах, сколько людей проехало, да прошло по дороге той, раздумывая или беседуя, а кто-то песни, распевая, быть может, красотами любуясь. Все оставили навечно незримый свой след.
     И под топот копыт, ветер в ушах навевает мысли о былом, да о приятном. Едет Иван-царевич и вспоминает своё белобрысое детство: как дядя брал его на охоту. И если с девяти лет крестьянский сын брал в руки косу да помогал отцу на сенокосе, то царевич в этом возрасте стал выезжать на охоту вместе с витязями, радостно восседая на своём коне, тогда ещё Бурке. Правда, поначалу он только наблюдал, да учился. И было чему!
     Лошади, словно ими овладевал дух охотника, мчались за лосем, оленем, кабаном или зайцем, что есть сил, будто состязаясь в беге. И не стегали почём зря коней охочие люди, жалели, берегли, больше криками подбадривали их, да и себя тоже. И даже не направляли чаще всего скакунов, те сами выбирали путь-дорожку. И не попадали ноги их ни под камень, ни в ямку, каким-то необъяснимым образом, миновали благополучно норы да муравейники. Потому и остерегался всадник сильно хлестать коня, вдруг случится с ним чего, шарахнется, да и оступится, тогда падут оба на землю и не ровён час поранятся. Не говоря уж о том, что друзья-товарищи поднимут на смех, и будут поминать тот случай и в дело, и не в дело.
     Ржание и фырканье коней, звон сбруи, топот копыт, призывное гудение рожка, стрел свист - испокон веков волновали сердца у людей на охоте. Отец изредка принимал участие, потому как вроде полагается ему: ведь охота – это царская утеха. Но не увлекался очень, не горел в глазах его азарт охотничий. Ревновал потому сына своего к брату, но чувству этому воли не давал и дружбе их не препятствовал. Даже уверен был, что будет она только на пользу его отпрыску. Ведь у каждого свой характер и наклонности, да и судьба, как говорится.
     Почитай все охотники метко стреляли. А бывали и такие, которые никогда промаху не давали, и за то уважал их пуще всех воевода. На привале, приступали кони к поеданию травы с чувством исполненного долга, словно отлично понимали своё предназначение. Охотники не только государев стол дичью снабжали. Воинам тоже без мяса нельзя, им сила нужна. И насыщались у костра они и предавались воспоминаниям об удачных случаях на охоте. Преданья старины, былины да сказки о богатырях, конечно же, кто-то затем обязательно рассказывал или пел. И услышал царевич от них также россказни о ведьмах и колдунах, русалках, леших, кикиморах, и прочей нечистой силе.
     Припомнилась ему в пути и странная встреча на первой в своей жизни охоте…
     Вдруг выскочил из-за кустов волк матёрый, да и посмотрел Ивану-царевичу прямо в глаза, словно сказать что-то хотел, точно поведать тайну какую-то. Но как будто передумал, повернулся и убежал прочь. И не видели охотники его, словно отвёл кто им глаза, и смотрели они пристально тогда каждый в свою сторону. Какой другой мальчик, конечно, закричал бы им: «Волк! Волк!». Да и показал в его сторону пальцем. А царевич промолчал, да и задумался крепко-накрепко, потому как показалось ему, вроде он видел уже всё это раньше когда-то. Но тут же поймал себя на мысли, что никак не могло этого быть в действительности. Потому что память у него хорошая, и он чётко осознавал: увидел волка на воле только сейчас.
     А детских сил почему-то на весь день не хватало и, подъезжая к дому, уставал он, переполненный впечатлениями. Воздух уютного вечера с запахами человеческого жилья навевал покой. Чувствовался приятный дымок из печей, в которых что-то очень вкусное готовят заботливые хозяйки. То витает русский дух, так Русью пахнет. Тогда нападал и начинал одолевать мальца сон-дремота. В полусонном состоянии как-то умудрялся держаться он в седле. И только когда сильные руки слуг снимали его с коня, засыпал беспробудным сном. И не чувствовал, как несли, раздевали, да спать укладывали в кровать… И воспоминания приятные те нисколько не мешали в пути.
     Вскоре впереди что-то показалось на обочине. Это на перекрёстке дорог стоит столб, к нему прибита доска, на ней надписаны слова: «Направо ехать - богатому быть, прямо поедешь – женатому быть, налево свернёшь – убитому быть».
     И хотя доверия к подобным надписям у царевича, как и к гороскопам, не было, не стал рушить столб, раз уж совпадало так его намерение ехать прямо, с обещаниями указателя.
     Но вот проезжает Иван-царевич мимо придорожной деревеньки. А там молодёжь гуляет. Девушки венки плетут, надевают на голову себе да парням, поют и водят хороводы, чтобы всё хорошо произрастало в природе кругом. И в этом году, по всем приметам ожидается богатый урожай. До сенокоса дел у людей в деревне относительно немного, если только можно так сказать. А затем ожидает их тяжкий труд. Подъём с раннего утра, как запоёт петух, и пока солнышко не сядет. Конечно, с обязательным перерывом на обед и коротким отдыхом. Это за тем, чтобы Полудница не рассердилась, а то может наказать солнечным ударом.
     Увидели девицы подъезжающего всадника на вороном коне и запели песню удалую:
       Как пойду я в новую конюшню,
       Заберу там друга дорогого.
       За собой его я поманю,
   Оседлаю коня вороного.
       Присоединились вскоре к ним и парни:
       Как поеду я в чистое поле.
       И приятна жизнь, и хороша
       Мне с конём на воле.
       Радуюсь я, и поёт душа!
     А конь сам остановился напротив поющих и, глянь-ка,  пританцовывает, а молодёжь и рада стараться, ещё лучше поёт и пляшет:
       Как взлечу я соколом на гору.
       Осмотрюсь, и душу веселя,
       Предо мной открыта взору
       Милая сердцу русская земля.
     Взыграло сердце в груди царевича, внимая песне молодецкой. Ему впору самому петь и плясать, да слов не знает. А песня всё продолжается:
       Как поеду в дальнюю сторонку,
       Там свою милую найду.   
       И войду я к девице в светёлку,
       Что цветёт, будто роза в саду.
     И сбегается хоровод, потом разбегается вширь на вытянутых руках, да приплясывая, вращается по часовой стрелке. Перекликается с мыслями царевича песня задорная:
       Я ответом тихим счастлив,
       Ей кольцо златое подарю.
       И с родней тогда поладив,
       Поведу её я к алтарю.
     Спели и поклонились всаднику девушки и парни. Угодили они Ивану-царевичу, понравилась их песня. Да в самый кон, как говорится, попали. Махнул он рукой приветливо, достал из кармана и кинул им в благодарность за песню золотую монетку, сверкнувшую переворачиваясь на солнце. Крикнул громко на всю улицу:
     - Гуляй душа!
     Кто от денег нынче отказывается! Не упала монетка на землю, поймал её какой-то добрый молодец и показывает всем желающим. Как те обрадовались. Ну, теперь точно вся деревня гулять будет! Ведь золотая монета – это большие деньги для скромных тружеников, кормящихся от земли-матушки. Поклонились дети крестьянские до самой земли щедрому путнику и пожелали всего доброго, кто чего наперебой кричали. А девушки ещё и платочками ему вслед махали.
     Иван-царевич едет дальше и через некоторое время поднимается на высокую гору. Не ударял ничем скакуна по крутым бедрам, тот сам рьяно на гору взбирается, с храпом дыша от усердия. И въехал царевич на гору, словно сокол взлетел. Соскочил с коня, поклонился до земли родимой сторонке, что была от него на восход солнца. Смотрит, конь встал на одно колено, склонился, да и предлагает вроде, как удобнее сесть на него.
     Удивился царевич:
     - Чудеса… начинаются! Не учил я этому коня своего, какой он умный у меня оказывается…
     А конь кивает головой, вроде как соглашается со словами хозяина.
     - Вот всегда так делай, Воронок, пожалуйста! – Произнёс с удовольствием Иван-царевич.
     Потрепал приветливо гриву коню, погладил ласково по шее, да и вскочил в седло. Развернул коня. Посмотрел из-под руки в долину, в манящую даль: что там ждёт впереди. И, натянув поводья, тем сдерживая коня, потихоньку стал спускаться, а мысли его уже устремлены в будущее.
     Нет-нет сделает царевич привал, не столько самому отдохнуть, сколько коня накормить. Да не травки пощипать, развязав мешок, даст Воронку сытного овса поесть. Ну и сам, конечно, подкрепится заодно. Долго ли, коротко ли ехал Иван-царевич вслед за солнышком в ту сторону, куда оно катится, посолонь, иначе говоря, наконец, приехал. А его уже дожидаются. Молва о царевиче вперёд него прилетела. Царь Видбор с дочкой каждый уже на своём троне сидят. Заодно письма какие-то читают, дела чьи-то разбирают. И ещё при всём при этом в шахматы они меж собой играют. Иногда несколько дней партия их продолжается, а они её умудряются помнить преотлично. Глянут, время от времени на доску и понимают, чья очередь ходить. Пойдёт фигурой кто-нибудь из них, молча, и переключается на другие какие-то дела до следующего раза, когда другой соизволит ответный ход сделать. С ними никто в шахматы играть не садился, потому что бесполезно, так как ни за что не выиграешь. Чего зря время тратить и нервы? Проигрывать же всегда, мало кому нравится!
     У царя Видбора много слуг и крестьян. Породниться с ним многие цари и королевичи хотели бы, потому часто женихи приезжают, но пока безрезультатно. Вот и сегодня огромный тронный зал во дворце забит знатными вельможами и торговыми гостями - яблоку негде упасть, как говорится. Простой люд пёстрой тысячеглавой толпой вдоль дороги стоит, во все глаза смотрит на доброго молодца привлекательной внешности, лихо восседающего на красивом коне. Люди приветливо машут руками, что-то говорят и кричат ему в след. Народ хочет знать, что за жених такой, какое задание ему дадут и чем всё это кончится. И будет ли, на конец, свадьба с пирами, всенародным угощением и весельем. Ведь всем погулять хочется!
Подъехал Иван-царевич к большому и богато украшенному дворцу, спешился. Приустал с дороги, но вида не показывает, бодрится, что есть сил. Загудели трубы, извещая о прибытии знатного гостя. Конюший, высокий и худой, словно жердь, принял у него коня, взяв его под уздцы, и повёл в белокаменные царские конюшни. Велел ему в след царевич поить коня ключевою водою, кормить отборным овсом. Тот пообещал, что всё будет в точности исполнено. И добавил, мол, не извольте беспокоиться, будут коня держать в холе: как своего искупают и расчешут к тому же обязательно, поставят в отдельное стойло. Такой здесь строжайший порядок заведён уже много лет назад, дабы избежать болезни лошадей.
     Быстро подошёл первый министр этого государства – сама приятность, холёный, благородной внешности человек с высоким лбом. Поклонился почтительно, да и ведёт его услужливо во дворец. Двери перед царевичем открываются одна за другой. Первый министр объявил во всеуслышание о прибытии Ивана-царевича.
    Вот подходит он к трону. А на нём восседает царь Видбор – седой старичок с лысиной до затылка, хорошо заметной под короной, борода коротко подстрижена - самый умный после дочери в государстве. И хотя она умней своего отца уродилась, он за то не серчал на неё, потому что не встревала в разговоры его с другими людьми и давала ему вежливо советы, только когда тот её попросит об этом. Рядом с царём на троне размером поменьше скромно сидит Василиса Премудрая – симпатичная шатенка с зелёными, словно изумрудными, глазами.
     Иван-царевич кланяется царю Видбору, на особицу царевне, как принято на приёмах, и говорит:
     - Здравствуйте Ваше Величество! Отец мой, царь тридевятого царства, тридевятого государства Берсень, шлёт через меня грамоту. А в ней пожелания здравствовать Вам, дочери Вашей и процветания государству.
     Посмотрел приветливо на царевну, заглянул в её загадочные, как у русалки, глаза и чуть не утонул в них.
     - Возможно, мама у неё была русалкой, или бабушка, - почему-то подумалось ему, - только в этом никто, конечно, не признается. Сказывают, что пропала мать её при загадочных обстоятельствах. А может водяной вернул свою дочку себе? Говорят, в каждой семье есть какая-то тайна.
     Понравилась царевна ему, и он решил для себя:
     - Ну, ничего. Вот стану мужем, непременно разузнаю тайну эту!
     Получилась красноречивая пауза, которую благоприятно восприняли окружающие, решив, что царевич очарован. Придворные дамы томно вздохнули и невольно перевели взгляд на своих кавалеров и подарили им нежную улыбку. А Иван-царевич радостно продолжил:
     - Просит выдать за меня Василису Премудрую. Ради неё я готов хоть на край света ехать.
     Царь Видбор любезно выслушал его, принял послание и сказал:
     - Здравствуй Иван-царевич!
     Пробежал глазами по развёрнутому свитку, взглянул внимательно на печать, так как привык аккуратно выполнять все государственные обязанности, и продолжил ласково:
     - Я-то согласен. Вот что скажет дочь моя, Василиса?
     А та и говорит:
     - Пожалуй, я соглашусь, если только выполнишь три задачи. Исполнишь мои желания - я твоя жена, а нет – то и ответ мой такой же будет!
     Склонил голову царевич и согласился выполнить любое её пожелание, как своё собственное. Тогда Василиса Премудрая продолжила:
     - Как бы мне не хотелось говорить тебе об этом, Иван-царевич, но батюшка мой зубы не всегда чистил, к зубному врачу ходил редко.
     Василиса Премудрая окинула взглядом всех присутствующих, хорошо знающих её отца только с положительной стороны, и говорит, сокрушаясь:
     - Вроде умный - спору нет, а к своему здоровью, что удивительно, относился несерьёзно, как какой-нибудь простой человек. Не зря говорят в народе: «На всякого мудреца довольно простоты!» Теперь у него несколько зубов больны кариесом, а некоторые пришлось выдернуть.
     Василиса Премудрая покачала головой, вздохнула. Видно по всему, что не раз беседовала она с отцом по этому поводу, но бесполезно. И говорит далее:
     - Слышала я, где-то на краю земли у самого моря-океана живёт Змей Горыныч, или дракон, как его в некоторых иных странах называют. Так вот, если зуб его размельчить и проглотить, то больные зубы выздоровеют, а вместо выпавших вырастут новые. Батюшке моему подлечиться не помешало бы! А я тебе буду за то очень признательна!
     Посмотрела с нежностью на отца, тот на неё - с благодарностью.  Затем она добавила:
     - Сегодня сходи в баньку, отужинай с нами, выспись, как следует. А рано утром я провожу тебя в дальнюю дорожку.
     Иван-царевич кивнул головой, учтиво поклонился, согласился на все её условия и не преминул, поблагодарить за заботу.
     После бани надел свежее бельё, просохнув, смазал слегка свои волосы благовонным маслом, также предложенным услужливой прислугой. И тут он вспомнил, что не взял с собой в путешествие ароматного масла в пузырьке. А ему-то всё нет-нет, да и подумается: что-то он забыл сделать перед отправлением? Но не беда! Да и разве всё возьмёшь с собой в дорогу? Деньги есть – можно всё купить.
     Чудный вечер, пока ужинал, провёл Иван-царевич в обществе Василисы Премудрой. Нет, нет, да поглядывала она на него изучающее, пытаясь уяснить себе, что он за человек такой. Но ненадолго, конечно, тут же глаза скромно опускала. А тот почти не сводил глаз с неё, так она ему нравилась. Потому как есть великая притягательная сила у девицы. Во взоре её лучистом, в чистом состоянии души, которое чувствуется открытым сердцем. Ищет и замечает глаз царевича в девушке извечное и непонятое доныне. И слова, и манеры её наполнены нарушающего покой очарования. И приятно было на сердце его молодом, и волновалась душа от предвкушения чего-то особенного в неизвестном, но, конечно же, прекрасном будущем.
     Но вот увидел Иван-царевич, что Василиса Премудрая взяла вдруг в руки книжку, да и записала, что-то туда гусиным пером. Тут как раз служанка принесла тарелку со сладостями и положила перед царевичем. А он и спросил тихо у неё, любопытствуя:
     - А что это Василиса Премудрая стихи, что ли пишет?
     А та так же тихо ему отвечает, как бы по секрету:
     - Это волшебная книга, с которой она никогда не расстаётся, и всегда у неё под рукой. Туда она записывает свои пожелания, и они всегда исполняются.
     - Вон оно, что! – Восхищённо прошептал Иван-царевич. – Очень полезная вещь в хозяйстве, да и вообще…
     И он задумался:
     - А чтобы я туда записал? Конечно – добыть зуб Змея. Ну, а царевна, что в свою книжку могла записать – наверняка, то же самое, – и он вздохнул облегчённо, уверившись в успешном завершении задуманного предприятия.
     А когда лёг спать царевич, произнёс, позёвывая и прикрывая рот ладонью:
     - На новом месте приснись жених невесте, а невеста - жениху!
     Но ничего ему не приснилось, наверное, потому, что устал с дороги сильно и спал в ту ночь глубоким сном. Выспался он хорошо. Встал ранёхонько. Сделал с удовольствием зарядку. Умылся с мылом душистым, нагнувшись над тазиком и подставляя руки под струю из принесённого служанкой серебряного кувшина. Утёрся расшитым полотенцем. И был свеж, бодр и весел, как и подобает хорошему жениху. Любо дорого посмотреть! А одежду его слуги, оказывается, за ночь выстирали, высушили, да и погладили. Как тут не поблагодарить их за хорошее к нему отношение, да и долю свою заодно, почувствовав такое к себе доброе расположение судьбы. Словно крылья за спиной выросли у него. И представил он себя ясным соколом, что, взмахнув крылами, устремится на простор, в вольную даль: мир посмотреть хочется, да и себя показать. Силушку свою молодецкую потешить, сноровку, ум и смекалку проявить, да счастье попытать, чтобы доброе дело для людей сделать и подвиг непременно совершить! А как же без этого? Для чего же тогда он родился? Именно так, а не иначе. Кто как, а на меньшее он свою жизнь не намерен разменивать. И дома сиднем сидеть не по нутру ему.

               Глава 3. ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ И РЕШАЮЩАЯ ВСТРЕЧА.
     Ранним утром Василиса Премудрая, а она всегда рано встаёт, провожает Ивана-царевича, даёт ему волшебный платочек и говорит:
     - Никому из тех, кто искал моей руки, я не помогала. Тебе же дарю этот скромный на вид платочек. Если поранит тебя Змей Горыныч, перевяжи рану. И раны как не было, всё быстро заживёт.
     На платочке были вышиты красивые узоры, местного орнамента. Но знающий человек сразу бы заметил магические письмена, проступающие на вышивке, если взгляд правильно натренирован.
     Раньше так бывало, если девушка дарит парню платок, то это многое говорило об её отношении к нему.
     Поклонился Василисе царевич, положил платочек в карман, принял повод от конюха, сел на коня и поехал в свой опасный путь. А Василиса Премудрая стоит и задумчиво смотрит вслед, косу свою теребя. Проехав по главной улице города, Иван-царевич скрывается из вида за раскрытыми настежь городскими воротами, словно растаяв в дымке.
     Долго едет царевич по дороге на юго-восток. Мчится конь, красиво играя мышцами, отточенными в течение веков бегом своих предков. Радостно и с наслаждением вдыхает раздутыми ноздрями воздух простора, настоянный на цветущих травах. И всадник на спине не помеха для желанной свободы его движений. Скачет всё больше по холмистой местности через зелёные луга, чистые да просторные  поля. Дорогой прямоезжею, торною леса минует или краем проезжает. Порой встречаются курганы, где вечным сном спят древние цари, герои и богатыри, погребённые со своим оружием и доспехами. Возле каждого кургана останавливается почтительно Иван-царевич, сняв шапку и склонив голову, желает покоиться с миром. И далее едет. Его сопровождает то весёлая песня жаворонка, то крик канюка, похожий на плач. От жары, некуда спрятаться. Небо иногда нахмурится, и дождик пойдёт. Облачко до капельки выльется, окропив цветочки, да травки, и всадника с лошадью заодно, чтобы не жарко им было, а также смывая пыль дорог с разморённого лица: пусть его ветер обвевает.
     Затем брызнут вдруг лучи солнца, и на небе появляется радуга. Иногда кажется даже, что вскоре проедешь под ней, но никому этого ещё не удавалось. Вот проезжает Иван-царевич мимо клёна, что стоит у реки, и подумал тогда ещё:
     - Надо же, ведь и ветер не дует, а клён шумит листвою, – отметил он про себя, увидев, что флажок на конце копья не трепетал от ветра, даже когда остановил коня.
     Уж что-что, а это он хорошо замечает, так как силу и направление ветра всегда надо учитывать при стрельбе из лука, если не хочешь впустую стрелы пускать.
     Затем подъезжает царевич к дубовому мосточку через реку. Мосточек был украшен замысловатой резьбой, приятной для глаза путешественника, и милой сердцу местного жителя, так что щемит душу. Резьба же выполнена была, словно напоминающее послание предков в виде топора, серпа и солнца, как пожелание мирного труда. Плотники же считали, что мост без искусной резьбы считается не законченным и долго не простоит.
     Переезжает речку Иван-царевич по мосточку, смотрит, а вода в ней красным цветом переливается. Потер глаза, остановился на мосточке, задумался:
     - Чтобы это значило? На самом деле красная как кровь была вода в реке или показалось мне?
     Решил, что померещилось от жары да от усталости. Тронул коня, выехал на берег. Тут послышалось ему, будто кричит ему кто-то в след человеческим голосом, словно красная девица доброго молодца зовёт. Оглянулся назад – никого нет. Посмотрел по сторонам и поехал далее.
     И вот подъезжает настороженно к густому, дремучему лесу. Тревожно трещит сорока, перелетая с ветки на ветку, предупреждая лесных жителей о появлении постороннего. Видимо должность у неё такая. Не от нечего же делать она так поступает!
     Заехал не спеша всадник в таинственный лес, а он с каждым шагом всё чаще и чаще, деревья всё выше да выше, вокруг становится всё темней и тем-ней. Конь нет-нет да спотыкается о корни, а они словно змеи расползлись - путь загораживают. Над дорогой деревья сплетаются ветвями. Впереди страшно светятся чьи-то глаза, и доносится рычание и вой зверей. Жутко стало в лесу. Остановился конь, зафыркал, грива дыбом встала, сам же глазами вращает и косит пугливо. Переминается ногами, копытами стучит, заржал да головой трясёт. Иван-царевич конечно спросил:
     - Что ты ржёшь мой конь ретивый?
     А тот замолк, замер и стоит как вкопанный. Как ни погонял его наездник, стуча ногами по бокам и дёргая за уздечку, тот не стронулся с места ни на шаг. Закусив удила мёртвой хваткой, он туго напряг шею свою. Шпор у стремян не было, потому что Иван-царевич считал это изуверством над конём, в отличие от некоторых всадников. И говорит в сердцах тогда Иван-царевич:
     - Воронок – волчья ты еда, травяной мешок! Кнута отведать хочешь?
     А конь упрямо помотал мордой из стороны в сторону и фыркнул, мол, боится идти дальше в этот жуткий лес. Хоть ты тресни!
     - Редко поднимал я на тебя кнут, относился к тебе бережно, не обижал сильными ударами. - Продолжил всадник. – Чаще щёлкал кнутом, отгоняя собак. Но видно придётся угостить им сегодня, как следует, коня своего! – Закончил он сердито, поднимая в руке кнут.
     - Здравствуй Иван-царевич! – Послышался сзади голос.
     Оглянулся царевич, перед ним большой волк стоит. На первый взгляд волк, как волк, только держится уверенно, стоя на задних лапах. Да глаза вот серого цвета, и как у человека белки на них видны. У животных их ни у кого нет. И кожа вокруг глаз голая. Вместо передних лап кисти рук. К тому же ещё улыбается приветливо. А конь не чует в нём волка и недоумённо косит на него глаза. И говорит этот загадочный незнакомец доброжелательно:
     - Меня зовут Серый Волк. Если хочешь проехать через заколдованный лес живым и невредимым, то купи три дойных козы. Одну за тебя, другую за коня и третью за меня. А я договорюсь с местными волками, чтобы звери нас пропустили.
     Иван-царевич недоверчиво спрашивает:
     - А чем страшен этот, как ты выразился, заколдованный лес мне доброму молодцу? – И он горделиво подбоченился в седле.
     - Ну, если не боишься вознестись на дерево и быть заживо замурованным в нём, или же оказаться, вдруг, неведомо где, в какой-нибудь непроходимой глуши, что и дикому зверю не пролезть,  тогда, пожалуйста, следуй вперёд, – предупредил его Серый Волк. – Местные жители сюда вообще зареклись ходить, настрадались от слуг чудовища, трепещут от страха.
     Удивился Иван-царевич и спросил:
     - И чего это вдруг такие страсти-мордасти творятся здесь?
     - А сегодня, к тому же, день рождения у здешнего чудища лесного! Без подарочка никак нельзя! Лучше и не суйся! – Объяснил всё знающий собеседник.
Не стал Иван-царевич искушать судьбу. Ему сегодня бой с Горынычем предстоит, зачем отвлекаться на разборки с чудищем каким-то. За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь -  это он чётко усвоил на охоте. А потому купил в ближайшей деревне три дойных козы. Запросили с него три гроша за козу, а сдачу с золотой монеты не могли найти. Бедно жили в глухой деревне: часто зверь лесной скотинку резал да поля вытаптывал.
     - Должны будете, - успокоил их царевич, - в следующий раз отдадите.
     Серому Волку не желательно было заявляться в деревню, во избежание недоразумений. Зато ему легко было договорился с местными волками, чтобы те посодействовали путникам и передали подарок, кому следует. Ведь, как известно, у волков леший хозяин. А у здешнего лешего есть повелитель – чудовище.
       Сделал своё дело Серый Волк как надо, так что недолго пришлось им в тенёчке прохлаждаться, ожидая. И в результате почувствовали они вскоре, как что-то переменилось в лесу. А изменился лес в лучшую сторону: перестали светиться впереди глаза, прекратилось рычание и вой зверей. Запели птички, стало в лесу как-то светлее, и даже словно ароматом разлилось в воздухе доброе расположение леса к гостям. Деревья расплетаются ветвями, поднимают их над дорогой повыше. Корни в землю погружаются. Конь сам, без понукания, пошёл по дороге. Серый Волк, предусмотрительно миновал на почтительном расстоянии задние ноги коня. Так на всякий случай: кто его знает, вдруг, тот испугается почём зря? И, не отставая, пустился рядом спортивной походкой.
     - А зачем понадобились дойные козы? - Спросил царевич.
     - Даже звери, не говоря уже о чудище и его свите, знают, что полезно пить молоко, а также сделанные из него продукты всякие кушать, - ответил Серый Волк.
     Вдруг увидели они ягоды земляники недалеко от дороги, да большие такие, с куриное яйцо будут, пожалуй. Своим видом просто соблазняют путников. Как тут мимо пройти? Серый Волк подозрительно посмотрел на них, съел одну, другую, да и ограничился этим. А Иван-царевич, кушает ягоды, одну за другой уминает да, знай себе, нахваливает, уж больно вкусные. Остановиться не может, никогда таких есть не доводилось. И тут навалилась на него усталость. Решил присесть на пенёчек. Сел, смотрит, как прекрасна природа вокруг. Думает про себя:
     - Хорошо здесь, словно в раю. Вот бы остаться здесь навсегда…
     Смежились веки его. И вдруг конь как фыркнет ему прямо в лицо. Очнулся царевич, вытер брызги с лица, да как закричит сгоряча:
     - Ты что, Воронок, сдурел что ли?
     Серый Волк ему укоризненно:
     - Спасибо скажи коню своему, а то пустил бы тут корни, выросли б из тебя веточки. Стал бы ты сперва по пояс деревянным и превратился вскоре в дерево.
     А Иван-царевич удивленно спрашивает:
     - И откуда ты Серый знаешь всё это?
     А он в ответ пошутил:
     - Знать не знаю, а, скажем, предполагаю так. Убедиться на жизненном опыте, на тебе, то есть, вот не удосужилось едва.
     Взобрался царевич, кряхтя да позёвывая на коня, и путники далее тронулись. А поодаль яблонька стоит с красными яблочками, просто загляденье. Да словно просит она:
     - Съешь моего яблочка добрый молодец!
     Не удержался Иван-царевич, протянул руку, словно загипнотизированный, сорвал с ветки яблочко, да надкусил сразу. А яблоко то вкусное да сладкое. Съел его, только одна серёдка осталась, и предлагает попутчику:
     - Отведай тоже. Сонливость и усталость с меня как рукой сняло.
     Серый Волк последовал его примеру и подтвердил:
     - А и, правда! Вроде как сил даже прибавилось.
     Нарвал царевич с собой мешок яблок – доброму коню не в тягость, и отправились они далее. Пока дорога шла по лесу, попутчики временами испытующе приглядывались друг к другу, размышляя о чём-то про себя. Наконец, спросил Иван-царевич:
     - А откуда ты знаешь меня Серый Волк? Расскажи-ка о себе, если хочешь быть мне сотоварищем.
     А тот согласно отвечает:
     - Как говорится, друга приобрёл – клад нашёл! Я буду рад подружиться с добрым молодцем.
     Серый Волк огляделся по сторонам – не видно вокруг ни души, даже птичек не слышно, и заметил тогда:
     - Наверняка, все отправились к чудищу на день рождения. Расскажу я о себе, так и быть, но по секрету, конечно.
     Да не заметил он невидимого лешего, что следил за ними из-за деревьев и перебегал неслышно, да быстро так, от одного дерева к другому. Лешего редко, кто видит в лесу. Для этого надо вдруг резко повернуться назад, когда почувствуешь взгляд спиной. Тогда увидишь на время его всего волосатого... А потом он быстро пропадает из вида, словно растает его изображение.
     Серый Волк передохнул, перевёл дыхание, всё-таки трудно, разговаривая, не отставать от коня, даже если тот идёт и не торопится. У коня ноги длинные, он делает шаг; а волчьих два выходит, а то и три. И говорит Серый Волк небольшими фразами, чтобы не запыхаться:
     - Я раньше имел человеческий облик. Учусь же в Высшей Школе Волшебства. А попал туда, потому что потерял родителей в детстве.
     Серый Волк и за ним конь временами останавливаются. Видимо коню тоже хочется послушать и ничего не упустить при этом, чтобы потом не хлопать ушами в случае чего, как осёл. Серый Волк смыкает и разводит ладони, и между ними, словно на мыльной плёнке в незаметной рамке, возникает изображение, которое он и поясняет:
     - Пожалел меня, сироту, один волшебник, тайно живущий в скрытой от постороннего взгляда пещере. Кстати, добрейшей души человек. И взял себе, как он выражался, ходячее приключение на свою голову. Потому, что я был слишком любопытный, а это очень опасно, когда живёшь среди волшебных вещей. Теперь он мой учитель, весь седой, большей частью по моей вине.
     Тут возникает рисованное изображение симпатичного мужчины, тёмные волосы которого быстро седеют.
     Кто-то, может быть, и сказал бы о Сером Волке: несчастный – у него не было детства, памятуя о проведённых годах в пещере. Но он так не считал, другой жизни не знал и не жалел о том, и к чему-то иному не стремился. 
     Серый Волк смущённо продолжил, удивляясь самому себе:
     - Потом занялся я бизнесом в ущерб учёбе – охота пуще неволи. Появился у меня так называемый «хвост», то есть задолженность по теории превращений. Попался я под горячую руку главного волшебника. И со словами: “Был ты Вовкой - станешь волком”, надел маг на меня волчью шкуру. И носить её придётся, пока не пересдам экзамен. А это целый год сегодняшней осенью будет, что дали мне на подготовку.
     Мыльная плёнка, видимо задев листочек на веточке, лопнула, и изображение исчезло. А Серый Волк показывает руками на себя, мол, полюбуйся теперь. И ему захотелось поделиться своими ощущениями с Иваном-царевичем:
     - Кстати, зимой-то тепло, а летом жарковато!
     Царевич для приличия кивнул сочувственно. А собеседнику и этого достаточно, и он произнёс:
     - Но зато под любым кустом запросто можно заночевать, зарывшись в листья. Да и с голоду не помрёшь, на крайний случай зайчатины или ещё какой живности перехватить всегда удаётся, да сырком съесть с потрохами.
     Но поняв, что увлёкся и не туда зашёл разговор, сказал:
     - А направляюсь в ту же сторону, что и ты, царевич, опять же по делам коммерции.
     Вот развёл Серый Волк ещё раз ладони, и появилось изображение старинной книги. Она открывается, переворачиваются страницы. А Серый Волк продолжает:
     - В волшебной книге прочитал всё, что есть полезного для бизнеса в твоём царстве. Ну и портреты царя и царевича там конечно имеются. А память у меня отличная, можно сказать феноменальная. Кстати, результат специальной подготовки. В нашем ремесле без этого нельзя. Ты и представить не можешь себе, сколько мне нужно запомнить всяких заклинаний, заговоров и рецептов. А ошибёшься чуть-чуть, и такое может получиться, что и представить невозможно. Это огромная ответственность! Но, кому-то же надо этим заниматься. Иначе колдуны возьмут верх, и что тогда?
     Спохватился вдруг, да и спрашивает:
     - Зубы у тебя случаем не болят?
     Собеседник, сплюнув трижды через левое плечо, ответил:
     - Нет.
     - Жаль! Я недавно выучил заговор от зубной боли. Хотелось бы попрактиковаться, чтобы лучше запомнилось, лет хотя бы эдак на сто.
     В книге появился портрет Ивана-царевича. Серый Волк перевёл взгляд с портрета на оригинал и удивился даже:
     - А ты, кстати, очень похож там!
     Так ясное дело, ведь книга-то волшебная, и обновляется часто она, так уж запрограммирована она, в смысле заклинание такое у неё. А заклятие – как судьба, что записана магическими словами!
     Тут дунул сквознячок со стороны просвета впереди дороги, и изображение снова лопнуло. Только договорили путешественники, как лес окончился, и вышли они во чистое поле.

                Глава 4. ЗИГЗАГ СУДЬБЫ.
     А всё поле то пожелтевшими черепами, костями человеческими и лошадиными, ржавеющими щитами, мечами да прочим оружием усеяно, и великое побоище из себя представляло. И гнетущая тишина стояла в долине смерти той. Хотел было крикнуть Иван-царевич:
     – Есть ли кто живой?
     Но тут же передумал. Что-то подсказывало ему, что нет живых. Чувствовалось веяние смерти; кому не выпало это испытать в жизни – не поймёт. Казалось, что витает в воздухе нечто, не оставляющее никакой надежды. Не по себе стало Ивану-царевичу, пробежали мурашки по телу, передёрнул он невольно плечами. Да и было от чего. Очень тягостное впечатление производило это неприглядное зрелище, и наводило на ужасные мысли. По всему было понятно, что это дело когтей и зубов Змея Горыныча за несколько лет его буйных пиршеств. Долетал он до этих мест ежедневно и часто находил себе добычу тут. Серый Волк увидел, что царевич сник, и подумал про себя:
     - Конь твой не из храбрых, а ты не храбрее своего коня.
     И вслух говорит:
     - Извини меня, Иван-царевич. Хороший ты парень, но не богатырь! Как другу тебе скажу: нет у тебя никаких шансов! Мало ты в детстве манной каши ел!
     Иван-царевич удивился таким словам. Неприятны они ему, понятное дело, но возразить ничего не может. И вообще, после таких слов внешность Серого Волка показалась очень несимпатичной, и царевич даже непроизвольно отвёл глаза в сторону. Но взял себя тут же в руки, перевёл взгляд на товарища и постарался как можно дружелюбнее посмотреть ему в глаза, призвав на помощь всегдашнюю свою улыбку. Это ему удалось, и он упрямо и решительно ответил:
     - Эх, где наша ни пропадала? Авось да повезёт!
     Серый Волк заметил, как после этих слов, серая, еле заметная смертная тень из-под волос царевича медленно надвинулась сверху вниз ему на лицо. Померла искорка в синих его глазах. Конь жалобно заржал, почуяв свой последний час в этом поединке. Страх и ужас отразились на его морде, и он захрапел тоскливо раз, потом ещё. Из глаза потекла большая слеза. Серый Волк сказал на прощание:
     - Ну, тогда молись Иван-царевич! - И направился к дороге. Опустился на ходу на четвереньки - руки тут же превратились в волчьи лапы. Обогнул по дуге, стоящую сзади коня, невесть откуда появившуюся, едва заметную даже для посвящённых, прозрачную смерть с косой, и побежал рысцой по дороге.
     А смерть та уже вела неслышный разговор с душой царевича заранее, чтобы та её не боялась, а предалась бы в руки ей во время своё. Иван-царевич, снял шапку, надел кольчугу и шлем. Вдохнул полной грудью воздух, пропахший полевыми травами. Лёгкий тёплый ветер неутомимо качал серебристый ковыль-траву, то была извечная любимая его забава. Одна за другой стали тесниться мысли в голове всадника:
     - И тогда, когда приходили сюда люди, погибшие здесь, было, наверное, удивительно прекрасно это поле. Также стояли они здесь, что-то чувствовали и думали о чём-то, надеялись, как и я, конечно же. Но не дождались их матери, жёны и детки малые. Пролили немало слёз, причитая о своей беде: кто им в старости кормильцем будет - плакали одни; кто обнимет да приветит, как концы с концами сводить теперь придётся - горевали другие.
     Иван-царевич поднял голову вверх и отыскал взглядом жаворонка, вдруг запевшего свою песню, и увидел острым зрением своим его, трепещущегося высоко вверху. Тот как обычно наполнял окрестность незамысловатыми своими трелями, радуясь жизни. На небе – лишь редкие небольшие облака. Видимость отличная на много вёрст вокруг.
     - И это очень хорошо, - прикинул в уме Иван-царевич. – Теперь-то уж нам легче будет повстречаться, и навряд ли уж разминемся.
     Он стал, не торопясь, окидывать своим взором горизонт, переводил взгляд с облака на облако, чтобы ещё издали заметить своего грозного врага. Тогда царевич крикнет зычным голосом, свистнет молодецким посвистом, вызывая на смертный бой.
И тут послышалось карканье ворона. Старый чёрный ворон сделал круг над головой царевича и опустился на большой, размером с сенную копну, гранитный камень, что находился в поле неподалёку. Рассматривает внимательно коня и всадника, переступив с лапы на лапу, пёрышки в крылышках поправляет, терпеливо ожидает своей добычи. Он много лет кормится на этом поле, останками мёртвых тел питается, что достаются ему после Змея. И не понятно только, на самом деле был бурым тот камень, или он стал таким от крови да сукровицы, что вытекала из кусков чей-то плоти, терзаемой вороном.
     - Наверное, приносил он на этом камне жертвы своему вороньему богу, как иные дикие народы делают доныне, – мелькнула крамольная мысль в мозгу всадника.
     Не сказать, чтобы приятно было это соседство царевичу, но он отметил с облегчением про себя:
     - Хорошо, что над головой не кружит, и на том спасибо! Умная птица: не мельтешит перед глазами.
     И стал обдумывать, как ему действовать в поединке, да старался предугадать, а что же предпримет и как-то будет вести себя враг его?
     А в это время Серый Волк бежал, бежал, остановился вдруг, да и говорит самому себе:
     - Нет! Я так не могу!
     Затем он быстро вернулся. Встал во весь рост перед царевичем. Тот, в свою очередь, удивлённо уставился на него. Серый Волк, отдышавшись, объясняет ему своё возвращение:
     - Как говорится, назвался груздем – полезай в кузов! Назвался другом – сам погибай, а товарища выручай. Езжай, Иван-царевич, назад, мне одному сподручнее будет всё устроить.
     Серый Волк хочет быть как можно более убедительным и говорит спокойно, но твёрдо, как о деле, решённом и не терпящем возражения:
     - Когда выедешь из леса, настреляй дичи да приготовь ужин на двоих. Жди меня к вечеру. Учти, у меня будет зверский аппетит. А я твоё и моё дело сделаю и вернусь.
     Краем глаза увидел, как стоявшая сзади коня смерть резко исчезла при этих его словах, метнувшись куда-то. Видимо, очень срочные дела в другом месте у неё появились.
     Иван-царевич слушает и как бы ни слышит. Он напряжённо размышляет. Голос внутри говорит:
     - Повернуть назад? С какой такой стати?
     И не может принять решение, не говорит ни да, ни нет. Тогда Серый Волк обломил ветку от кустика, росшего рядом, очистил от веточек и как хлестнёт прутиком коня по груди, того словно ветром сдуло. Так что Иван-царевич еле удержался в седле, и вынужден был поехать назад через лес.
     А Серый Волк, закатив глаза под переносицу, приготовился постепенно превращаться в кудрявую беленькую овечку. Да, магия – это страшная сила! Если бы царевич видел это превращение, то ему стало бы немного не по себе от этого довольно-таки жутковатого зрелища. Толи первый раз Серый Волк оборачивался в овечку, или превращение из волка в овцу само по себе дело непростое. Коснулся ученик волшебника пальцем носа, и тот стал видоизменяться, затем одно ухо стало овечьим, потом другое. А за ними и всё остальное тело, ставшее на время неприятно уродливым и судорожно дёргаясь, уже быстрее и быстрее превращалось. Но, наконец, получилась всё же очень симпатичная овечка, и дожидается она смертельного врага своего, делая вид, что травку щиплет.
     Змей Горыныч не заставил долго себя ждать, как говорится, явился, не запылился, потому что обдувал его ветерок в полёте. На вид ужасный и, хотя голова одна всего лишь, но зато будто у змеи и очень страшная. Как посмотрит на кого, у того аж всё внутри похолодеет. Змей же этот выше лошади раза в три примерно, а в длину того больше. Да ещё хвост с шипом на конце, когти устрашающие на изгибе крыльев, и одет в бронежилет. Его батюшка вообще с гору величиной был, не зря его Змеем Горыней звали. И когда тот состарился, превратился в гору, где и проживает его сынок, залетая внутрь через окаменевшую пасть.
     Как говорится, не к ночи будь помянут! Если переесть сильно вечером, то может присниться змей, и тогда это будет самый страшный из кошмарных снов. И весь день заикаться будешь, если вспомнится с утра.
     Опустился рядом с овечкой Горыныч, хотел схватить её, да и проглотить тут же. А та как-то удивительно быстро отскочила в сторону и забежала ему с тыла. Пока он разворачивался, пуская слюнки, овечка превратилась на бегу в гнедого горячего коня. Удивился Змей Горыныч так, что челюсть у него отвисла. Обнажились его большие острые зубы. А конь, не будь дурак, как лягнёт обоими задними копытами Змея по зубам. Сбил два верхних клыка точно сосульки. Голова Горыныча от удара даже развернулась назад, от болевого шока потерял он сознание, рухнул на землю и не шевелится. А конь сразу же превратился в волка.
     - Чистый нокаут! На первых секундах боя! – В восторге воскликнул Серый Волк.
     Но тут же он вздохнул, несколько виновато развёл руками и добавил, глядя на Змея:
     - Извини, дорогой, коли, что не так. Пришлось прибегнуть к хитрости и волшебству, чтобы застать тебя врасплох. Но с тобой иначе нельзя, уж больно опасная зверюга ты! Это пусть какой-нибудь богатырь победит тебя в открытом бою, да добудет себе честь и славу, как и положено ему.
     Нашёл на затоптанной траве-мураве два зуба, схватил их, сунул себе за пазуху, каким-то хитрым способом раскрыв на груди волчью шкуру на время, и побежал по своим делам. Вскоре скрылся за горизонтом.
     Вдруг открылся страшный жёлтый глаз, потом резко раскрылась ужасная окровавленная пасть. Подлетевший было, ворон в страхе улетел прочь. Это стал приходить в себя Змей Горыныч. В его мозгу мелькает то овечка, то конь, бьющий копытом. Покачивая головой из стороны в сторону, он простонал:
     - Что это со мной произошло сегодня, не пойму. Просто бред сивой кобылы! Какой тяжёлый был удар.
     И он запел:
     - О-ё-ёй! Какой тяжёлый день!
     Но тут же Змей Горыныч огляделся вокруг подозрительно, ощупал раздвоенным как у змеи языком дёсна, где недавно ещё были верхние клыки.
Да, за язык его этот поганый и прозвали, видимо, дракона Змеем.
     Горыныч пробормотал задумчиво себе под нос:
     - Что-то расхотелось мне теперь охотиться. Манной кашки хочу!
     Достал из бронежилета чистый платочек, вытер разбитые в кровь губы, завязал узелок на память. Подумал о чём-то и решительно пробурчал:
     - Завтра непременно к зубной фее слетать нужно, на манной каше долго не протянешь.
     И словно возражая кому-то, произнёс уверенно:
     - А куда она денется, раз клятву о лечебной помощи давала!
     Задумался на мгновение и прорычал, скривив в гримасе морду:
     - Как всё же неприятно!
     И вдруг от великой досады ударил гнев ему в голову. Налились кровью и стали свирепыми глаза его. Из груди вырвался, расторгнув пасть, ужасный рёв, сотрясший воздух далеко окрест. Звери и птицы, устрашённые, бросились в рассыпную, сломя голову. А из пасти Змея излилось в тот миг на землю мощной струёй лилово-синее пламя, от жара которого вспыхнула зелёная трава, словно сено сухое.
     Эх, несдобровать бы сейчас обидчику, попадись он под горячую ярость Горыныча, но не судьба! Змей бывал порой грозен и жесток, но не был шкодлив и не вымещал злобу почём зря и на ком придётся. Он затоптал огонь мощными своими лапами, бил крылом и хлестал хвостом, не позволив разгореться пожару. Дав выход своему гневу, он успокоился потому, как ему полегчало немного на душе. И он даже улыбнулся довольно, хотя и зловеще. Есть ещё силушка в могучих мышцах его, и горючая желчь всегда наготове! Кто устоит против него?!
     Змей Горыныч грузно разбежался, покачиваясь. Земля под ним дрожит, из-под когтей искры сыплются, когда они чиркают о камни. Взмахнул Змей крыльями и, тяжело оторвавшись от земли, медленно полетел к себе домой в направлении на юго-восток, благо ветер попутный. Только его и видели звери да птицы, настороженно наблюдая из своих укрытий, замерев и затаив дыхание. И не слышно ни гугу из их гнёзд и норок.
     Обрадовались потом все разом, словно расколдовал их кто, и вернулись к насущным делам своим. Стало им легко и весело, точно после дождя, или будто гроза миновала: сегодня обошлось без ужасных происшествий в их замечательном мире. Теперь до следующего раза. А когда это случится, да и будет ли вообще, придёт ли какая беда или лихо одноглазое, ещё вопрос?  И, как по команде, запели радостно птицы свои любимые песенки! Не скоро зарастёт травой, обгоревшая земля, но помятая трава быстро выпрямится, это, конечно же, для неё не впервой: скрывать следы происшедшего.

                Глава 5. ПОСЛЕ БОЯ.
     Серый Волк, сделал быстренько свои личные дела: сбор, покупка и обмен волшебных трав. Потому как заранее было обговорено всё с местными знахарями, с помощью голубиной почты. А голуби те, конечно, не простые. И пока им не дадут волшебники задание, махнув чудесной палочкой, они неподвижны и украшают своим видом пещеру, как изделие из лепнины на стене, либо вытканные на гобелене.
     Возвращается Серый Волк с котомкой через плечо тем же лесом обратно в прекрасном настроении, беззаботно любуясь природой. И знать не знает, и ведать не ведает, что о нём говорит тихо сиплым голосом в укромном месте леший на ушко чудищу лесному:
     - Ваше Величество, один из путников, так называемый Серый Волк - ученик волшебника, возвращается сейчас назад по Вашим владениям. Прикажете перехватить его?
     Удивилось чудище, да и вопрошает, перемежая слова рычанием:
     - Это ещё зачем?
     Леший охотно пояснил:
     - Да взять в заложники, пусть его учитель снимет с нас заклятие. Впредь ученику к тому же наука, не будет таким беспечным!
     Рассердилось чудище да как рявкнет:
     - Как тебе, Лешек, на ум такое взбрело! Они же мне подарок поднесли, да и вкусили к тому же угощение в моём лесу.
     Тот, услышал своё имя, произнесённое с укоризной, огорчился, и защемило в груди у него, увлажнились и покраснели его совиные глаза. Не выдержав, он закрыл их одной лапой, а другой - покорно рот.
     Сильно опечалились голубые глаза чудища, и оно, вздохнув, прорычало:
     - Ты же знаешь, есть, кому снять заклятие!
     - Да, но что-то он совсем не торопится, отменять своё колдовство, не просыпается жалость в нём! – Возразил хриплым голосом леший. – А Вы, Ваше Высочество, просто привыкли к этой своей жизни и палец о палец не хотите ударить, чтобы изменить её. Как иной заключённый, проведший много лет в тюрьме, не хочет и боится порой выхода на волю. И Вы ждёте неизвестно чего.
     Чудовище обиделось не на шутку:
     - Поговори у меня ещё! Распустил я вас, видимо совсем, – но пояснило, тем не менее, - не пойдёт волшебник против колдуна, не будет вмешиваться в его дела, иначе война всех против всех начнётся, и никому уж несдобровать. Когда-то давным-давно была уже такая ужасная война, неимоверное количество жителей на земле тогда погибло. Тебе невежде, конечно, то не ведомо.
     И добавило чудище лесное твёрдо:
     - Будь уверен – кому надо, те знают о нас! Мир не без добрых людей. Запасёмся же терпением, мой друг! – Под конец более спокойно пророкотало басом чудовище, давая понять, что разговор окончен.
     А Иван-царевич давно уже выехал из леса. Он очень переживал своё неожиданное отступление, чувствовал себя, словно не в своей тарелке, и ощущал сильную горечь на душе. Поэтому, чтобы отвлечься от нехороших мыслей, рьяно принялся за дело: настрелял из лука уток и зайцев – отвёл на охоте, что называется, душеньку. Не потерял при этом ни одной стрелы, словно были они заговорёнными. Выбрал местечко получше у самой речки, чтобы не устроить, неровён час, пожар. Слабенький, едва заметный ветерок дул как раз в сторону речки, разлившейся немного перед перекатом. Так же посмотрел внимательно - нет ли змей, а то заползёт на спящего ночью: не обрадуешься! Щёлкнул громко кнутом три раза по траве да кустам вокруг, чтобы распугать их. Привёз из леса волоком по земле огромную охапку ветвей деревьев, высохших на корню, прицепив их верёвками к седлу коня. Разломал ветки своими сильными руками и разжёг костёр. Мечом окопал его кругом небольшой канавкой, пролив её речной водой из котелка. И припомнив, как это делали охотники на привале, приготовил славный ужин, да такой, что десятерым бы хватило. Успел между делом сам искупаться, вещички кое-какие простирнул, да и на куст повесил. Искупал, а также почистил, использовав вместо щётки пучок травы, дорогого своего коня: любил тот это дело и, стоя в воде, блаженствовал!
     Купать лошадь обязательно надо, иначе вещи пропахнут лошадиным потом. Да и перед дамами неудобно опять же будет, когда от тебя разит лошадкой за версту. Из всех животных больше всего любил царевич кошку-ласкушку и коровку-кормилицу, а уж в коне своём души не чаял.
     Почуяв вкусный запах, да заметив лёгкий дымок впереди, прибежал Серый Волк, он же ученик волшебника Володька, и как раз вовремя. Отдал один зуб Змея царевичу. А тот осознал за это время, в какой был опасности, и с признательностью посмотрев на Серого Волка, сказал:
     - Я знаю, ты спас меня сегодня: от злой, неминуемой смерти освободил. Век тебе буду за это благодарен! Если бы не ты, выклевал бы мне ворон глаза да обчищал бы сейчас мои косточки усердно на гранитном камне.
     А Серый Волк ответил ему уверенно:
     - Я сделал так, как и должно было. Ты бы поступил на моём месте также, не правда ли?
     Иван-царевич задумался ненадолго, только на несколько секунд, довольно улыбнулся, а затем пошутил:
     - Трудно мне представить себя на твоём месте Серый, особенно в волчьей шкуре. Но ради тебя торжественно клянусь не участвовать отныне в охоте на волка!
     Сказал и тут же сразу пожалел об этом, даже неприятно стало от того, что сорвалось легкомысленно с губ его.
     Впрочем, иногда человек бессилен бывает в таких случаях, перед неведомой силой, подталкивающей порой говорить или совершать его что-то.
     Серый Волк картинно прижал руку к сердцу и склонил голову, показывая также шутливо свою признательность, ответил ему:
     - Благодарю, в свою очередь, от имени всех волков за столь великодушное обещание!
     Серый Волк направился к речке и с удовольствием искупнулся. Выскочил на берег и начал ловко да быстро так вращаться, что вода из его шерсти брызгами во все стороны полетела. Иван-царевич просто обалдел от неожиданности. Видел он, как собаки то делают, а от человека, пусть даже в волчьей шкуре не ожидал такого. А тот и говорит невозмутимо:
     - Хочешь жить – умей вертеться! – И добавил, - ты думаешь, я долго тренировался, прежде чем такое стало получаться у меня - отнюдь! Это умение передалось мне от шкуры, так как она жизненно заинтересована в своей сохранности.
Затем достал правой рукой расчёску с длинной ручкой откуда-то из-под шкуры, оттянув краешек пальцами левой руки. И быстро, и тщательно расчесал везде, ставшую теперь такой близкой его телу, волчью шкуру. Потому что пользоваться языком, как вылизывают себя волки, считал не эстетичным. Дома использовал ещё ароматические масла, смазывая ими при расчёсывании шёрстку.
     Хорошо, что в мешках были припасены хлеба каравай, завёрнутый в полотенце, соль в кожаном мешочке, котелок, миска, кружка, ложка и даже вилка. Да за голенищем у царевича ножной меч, по-простому нож значит. Нарезал он тем ножом ловко половинку хлеба кусками во всю ковригу и сложил горочкой, к верху хрустящей корочкой. А у Серого Волка только серебряная ложка, завёрнутая в чистый платочек. Когда-то, в самом начале жизни в пещере волшебника, по его недосмотру съел маленький Володька с грязных рук своих немытые ещё фрукты. Ну и, конечно, заболел. Тогда-то и подарил Велемудр ему серебряную ложку. Помешал у него на глазах той ложкой чай в кружке, и дал малышу выпить. Он и выздоровел затем быстренько. И вообще, стоит поставить на минутку дивную ложку ту в кружку с водой, хоть бы из болота зачерпнутую, как станет она чистая и вкусная, словно нарзан. Завернул Володька ложку в небольшой беленький платочек и с собой всегда носит в путешествии. А платочек перенял от ложки волшебство, как говорится, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Заметил Володька, стоит только слегка потереть платочком тем руки, как становятся они совершенно чистые. А сам платочек не пачкается никогда, ни стирать, ни гладить его не нужно.
     Вытер Серый Волк тщательно свои руки тем платочком, подвязал его себе на груди, взял ложку в руку и говорит:
     - Эту ложку, как талисман, ношу с собой. А у тебя есть какая-нибудь вещь, вроде талисмана?
     Иван-царевич задумался немного и ответил:
     - Как такового нет. Разве, что меч. Он всегда со мной. И ещё у меня заветная мечта – добыть себе необыкновенный меч, который в моих руках станет знаменитым.
     Шутка ли - весь день не ели. Тем не менее, поужинали они, сидя на расстеленном плаще, молча и не торопясь, думая каждый о своём. Расположились у костра поудобнее на охапках душистого сена из копны, стоявшей неподалёку. Где-то ещё рано косить, а южнее уже можно. Хотя может быть кто-то всё же поторопился и, предвидя хорошие деньки, решил урвать для своей скотинки и заготовить несколько копён душистого сена, памятуя прошлогоднее ненастное лето.Как подул тогда во время сенокоса ветер с запада, принёс тучи и затяжные дожди с собой, так и сгнило сено. С тех пор западную сторону гнилым углом в народе называют.
     Насытившись, Серый Волк довольно сказал:
     - Спасибо дружище! Стоило отправиться в это путешествие, чтобы отведать на привале такой прекрасный ужин у костра! Особенно, когда природа благоволит. Как хорошо у меня на душе! Я всю жизнь, наверное, буду вспоминать этот чудный вечер!
     И костёр радостно вторил его словам, дружелюбно и уютно потрескивая углями, и пуская искры к ярким звёздам и лёгкий дымок в сторону речки, журчащей на перекате. И даже лягушки в речке своей монотонной песнью были приятны для слуха путешественников.
     Рассмеявшись вдруг, Серый Волк тут же пояснил:
     - Жаль, нельзя рассказать будет детям своим, что когда-то не крестьянский сын накормил царевича, а тот его. Скажут: «Ну и врать ты горазд, папаша!»
     Иван-царевич тоже посмеялся за компанию и сказал:
     - В путешествии я не чинюсь – сам себе и повар, и денщик. У меня всё по-простому. И если нищий попросится к костру, накормлю и его.
     Посмотрел Серый Волк некоторое время на огонь, с удовольствием прищурив глаза, и начал неспешно свой краткий рассказ:
     - Так вот… Стоило тебе уехать, превратился я из серого волка в невинную белую овечку, мирно и беспечно пасущуюся себе на тучных лугах… Вскоре прилетел, наш Змей Горыныч. Спасибо ему надо сказать, что не заставил себя долго ждать. Привык я к шкуре волка, и овечкой быть мне как-то не очень хотелось: не с руки вроде было, и неловко чувствовал себя в её образе.
     Серый Волк сделал паузу, предлагая слушателю представить себе, происшедшее тогда с ним, и продолжил:
     - Хотел Змей схватить её, то есть меня…
А воображение Ивана-царевича рисует услужливо сцену предстоящего поединка, и он - весь внимание, слушает рассказ. Серый Волк, вспоминая с удовольствием удачно закончившееся предприятие, говорит:
     - Овечка, конечно, была бы лёгкой добычей для змея: она ему, что для курочки зёрнышко склевать. А я мгновенно отскочил в сторону и забежал Горынычу с тыла. Пока он разворачивался, мне удалось в этой жуткой спешке превратиться в гнедого дикого коня. Подстегнул меня ужасный вид Змея. Помогло мне то, что ввёл я себя в особое состояние, так что вскипало во мне всё внутри от возбуждения, и время вокруг как бы замедлило свой ход. Жаль, что ты не видел удивлённую морду Горыныча. Что из силы ударил я задними копытами его по зубам, и он мешком свалился на землю.
     Иван-царевич никак не ожидал, что так всё произойдёт, и удивлённо вытаращился на Серого Волка. А тот его спросил вдруг:
     - И знаешь, о чём подумалось мне тогда?
     Обескураженный Иван-царевич только головой помотал из стороны в сторону. А рассказчик и говорит с усмешкой:
     - Наверняка он клялся кому-нибудь: «Зуб даю!». А надо сказать, мне не нравилось, бывало, когда так говорили. И оказывается не зря. Теперь видишь, к чему это может привести порой!
     Друзья рассмеялись до слёз, и нервное напряжение этого дня окончательно исчезло, словно улетучилось, как дым от костра. Погладил Серый Волк под шкурой своей место, где припрятал зуб и сказал:
     - Так что и я не остался внакладе, точнее сказать, без прибыли. Поделился с тобой по-братски, оставив себе второй клык Горыныча.
     Заметив, что товарищ, вдруг задумался о чём-то, напряжённо наморщив лоб, спросил:
     - Ты, наверное, очень удивлён избранной мной тактикой в схватке со Змеем, когда я ударил его копытом? Это никак не укладывается в твоём представлении о поединке.
     Иван-царевич честно кивнул в ответ. Серый Волк с готовностью продолжил:
     - Может быть, тебе приходилось слышать выражение: «Хищник не нападает на сильную особь». Это выражение не всегда точное. Поясню. Вот, скажем, могучий лев преследует косулю, которую сильным животным язык не поворачивается назвать. И, кажется, он сейчас схватит свою добычу, как вдруг происходит невероятное. Косуля взбрыкивает и ударяет копытами наугад. И не важно, попадёт она льву по челюсти или промахнётся, этого её движения достаточно, чтобы лев зажмурил от страха глаза и резко отвернул в сторону. Ни о каком преследовании этого животного, которое может бить копытом, у хищника уже и в мыслях нет. Он боится умереть от голода из-за выбитой челюсти.
     Иван-царевич о таком не слышал и от восхищения закачал головой. А рассказчик довольный произведённым эффектом говорит ему:
     - «Бить копытом» - жизненно важное умение в минуты опасности!
     Иван-царевич охотно согласился и высказался, не удержавшись:
     - Например, девушка, если не опустит от страха безвольно руки, а ударит что есть силы насильника в уязвимое место, то запросто может дать стрекача, воплем взывая о помощи. Злодей же в страхе шарахнется, что есть сил прочь.
     - Да, да, - поддержал радостно его друг, - Даже самый простой мирянин с помощью молитвы, может так сильно ударить могущественного колдуна, что навсегда отобьёт у него желание связываться с этим человеком.
     Наступила на время тишина у костра…
     Иван-царевич вдруг спросил недоумённо:
     - А сколько голов было у Змея?
     - Одна, конечно же! – Удивлённо в свою очередь ответил ему полусонный товарищ. – А, что?
     - Так у него, рассказывали мне знающие люди, три должно быть?
     - А ты видел, чтоб летала птичка с тремя головами? Я, лично нет, только одноголовые мне попадались. Передай этим своим знатокам при случае от меня привет, - заявил Серый Волк, видимо опьянев от еды.
     Иван-царевич молчал, не только из чувства благодарности к своему спасителю, он вообще не имел дурной привычки - перебивать людей. Давал им всегда возможность полностью выговориться, даже если не во всём был согласен. Потому что так поступали восточные мудрецы, которых он уважал.
     - Скорее всего, эти всёзнающие видели зелёного змея, и потому у них троилось в глазах. Ха-ха! Или же во сне многоголовый дракон приснился, там всякое можно увидеть. – Из последних сил пошутил Серый Волк и добавил напоследок. - Короче, моё твёрдое убеждение, что три головы — это выдумка. Иносказание – ещё, куда ни шло, но в природе такого не бывает. Ползать кое-как это уродство ещё будет, но летать – точно нет.
     После этих слов разложил сено рядом с собой вместо постели, брякнулся на него, да немного себе под голову сгрудил, вроде как подушка. Вытянул блаженно свои задние лапы и вымолвил, зевая:
     - Волка ноги кормят, - и тут же заснул.
     - Намаялся сердечный, - вздохнул Иван-царевич.
     Да и сам он сегодня очень устал, благо яблоко, которое съел ещё днём, его сильно выручило. Решил, что будут они вкушать их по одному в день, чтобы сохранить силы. В путешествии это очень пригодится. Подбросил царевич сырого хвороста в костёр для дыма. Тоже не смог отказать себе в удовольствии: постелил сено вместо постели да плащом прикрылся. Положил под голову седло. Ещё раз, посмотрев в свете костра на зуб дракона, сунул за пазуху его - теперь самую ценную вещь в своей жизни, и тоже уснул. Даже конь перестал жевать траву, повернулся носом по ветру и стоя спит. Только уши у него не спят, время от времени сторожко поворачиваются. Прислушиваются, не идёт ли кто. Да ноздри принюхиваются, не крадётся ли кто. И хвост хлещет изредка по бокам, отгоняя настырных комаров.
     Умный конь далеко от хозяина не отойдёт, потому что хищные звери только того и ждут. Рассказывали люди, в некотором государстве волк задрал коня у одного царевича-растяпы. И вынужден тот бедняга был, вот позорище-то, пеший ходить. Да и люди всякие бывают, запросто украсть могут. Впрочем, этого – нет, не такой это конь: не то, что увести – и подойти к нему нельзя! Хозяина ржанием разбудит и от воров копытами отбиваться пока жив будет. 
     Хорошо кузнечикам, никто не мешает: стрекочи хоть всю ночь. А они и рады стараться! Закатывают от души свой бесплатный концерт. Какое благостное умиротворение разливается в душе от их песни.

                ***
    
     Конец ознакомительного фрагмента.    
     Остальные девятнадцать глав вы прочтёте в книге, которая Бог даст, скоро выйдет в свет.
     Жду предложений от издательств.