Корюшатники

 В середине и конце зимы эти двое приезжают на базу рыболовства и отдыха ловить корюшку. Выходные дни почти всю зиму проводят здесь. Приезжают и летом, на лещей и щук, но реже. Говорят плохо переносят жару.
 - Вы сколько времени приезжаете ко мне на рыбалку, а я никак не соберусь спросить:
 - Вы, должно быть, братья?
 - Нет, мы даже не родственники...
 - Вы чем-то похожи друг на друга, хотя один светлее. Манера говорить, как и манера рассуждать, у вас тоже одинаковые...
 - Ну, мы с детства росли вместе. Родились в один год и даже в один месяц. Учились вместе. Даже женились в один день и свадьба у нас была общая. Лёшка в детстве был светлее, а теперь потемнел немного. Не настолько как я, но почти. Мы заканчивали школу, когда гадалка нагадала нам чуть ли не общую судьбу. Что мы проживём долгую и счастливую жизнь - будем кататься как сыр в масле...
- В городке воинской части, где мы росли и учились в школе, раньше была дисциплина, все занимались каким-нибудь делом. В конце 80-х годов начался развал страны. Это чувствовалось во всём. В той же выправке военных, расхлябанности. Офицеры стеснялись своей формы. Люди пили до скотского состояния.
 С одной стороны военного городка, за бетонным забором, возникла барахолка. Что там только не продавали! А с другой стороны, тоже за забором, вдоль асфальтированной дороги, появилась неширокая улочка с двумя десятками разноцветных домиков с каждой стороны. Улочка возникла внезапно, может быть скорее, чем за неделю. Домиками эти строения можно было назвать с очень большой натяжкой. Крошечные, чуть больше пёсьей конуры, хибарки размерами три метра на четыре, сколоченные из фанеры, ДСП и ржавой жести, при дневном свете их можно было принять за пластмассовые игрушки.
 Иногда останавливалась машина или трактор. Оттуда торопливо выходил водитель в телогрейке или комбинезоне, а через полчаса, так же торопливо, выскакивал из одной из хибарок, потный и красный, садился в машину и уезжал.
 Пространство окрест было пропитано откровенной похотью, за короткое время она успела проникнуть во все поры и щели, кажется ей дышала опушка леса.
 Выспавшиеся за день обитательницы хибарок с наступлением сумерек выходили и теперь стояли у дверей, подпирая косяк. Кого только среди них не было... Была даже эскимоска из Гренландии. И уж совсем непонятно как попавшие сюда темнокожие африканки, с удивительно тонкими чертами лица. Говорили, что они из Абиссинии.
 Некоторые женщины рявкают басом, будто палубные боцманы, а есть с нежными и мелодичными голосами. Аккуратные и неряшливые с вызывающе накрашенными губами. Густой слой тонального крема не в состоянии был скрыть следов оставленных временем и пороком.
 Основные клиенты - солдаты сверхсрочники и молодые офицеры. Та бабища, что с голосом палубного боцмана и матерщинница, сделала из нас с Лёшкой мужчин. Ничего более омерзительного чем в тот вечер я не испытывал.
 В темноте грязь и убожество не так явны. Нормы этики и условности цивилизации смыты здесь омерзительным развратом. Люди. ещё недавно внимавшие речам о коммунизме и светлом будущем, оказались лицом к лицу с сумерками действительности. Трагическая и безысходная атмосфера...

  - Если к утру не стихнет пурга, уедем домой. - Говорит Лёшка, отодвигая приготовленную банку с наживкой.
 - Вообще-то в пургу корюшка клюёт даже лучше. - Возражает Серёга. Для убедительности он вынимает платок и оглушительно сморкается.
 - Корюшка клюёт в хорошую погоду. - Обглодав рыбью голову и отерев руки о штаны, будто нехотя, роняет Лёшка.
 - Вы оба правы. - Говорит сторож. - Рыба и, в частности, корюшка, не признаёт законов и правил. Сегодня она ведёт себя так, а завтра - иначе.
  За те несколько лет, что они приезжают сюда, сторож не помнит, чтобы кто-то из них согласился со вторым хоть в чём-нибудь. До драк или ссор конечно не доходило, однако каждый стоял на своём до упора. Однажды за ужином ребята рассказали, что они ещё ходили в школу, когда их отцы погибли из-за пожара и взрывов снарядов на военных складах. До сих пор они помнят, как в течении нескольких суток бушевал пожар и рвались снаряды, как вывозили из военного городка женщин и детей, как их матери поклялись до конца своих дней помогать друг другу растить детей.
 Так вышло, что после школы они вместе отслужили в армии, потом поступили в институт Точной Механики и Оптики. Теперь они работают на одном заводе и даже живут в одном подъезде, только на разных этажах. Недавно перевезли к себе матерей.
 Ребята проснулись в пять утра. Сторож ещё сидел за столом и печатал что-то на старой немецкой печатной машинке.
 - Ветра нет! Звёзды с блюдца на весь небосклон! - В восторге вопит Серёга. - Быстрее завтракать и на лёд!
 - Куда торопиться? Темно ещё. - Отвечает Лёшка. - Можно ещё час-два покемарить...
 - На том свете покемарим! Быстрее!
 - Что ж ты всё не уймёшься... - Бухтит почёсываясь Лёшка.
 Сторож уже затопил плиту и поставил чайник.
 - Возьмите резиновую лодку. - Говорит он.
 - Зачем?
 - Возьмите. Вчера вечером видели закат? Сегодня может подняться ветер. А если южный, то точно начнёт ломать лёд. Предупреждаю. По трещинам бегать потом не буду. Отбегал.
 - Да ни к чему, дядя Вася, мороки много, да и тяжесть.
 Рыбаки быстро собрались и мигом добежали до гряды.
 - Ты дуй к форватеру, а я направо - к "Монаху", надёргаю окуней и подойду. - Говорит Серёга. - Лунок насверли побольше. Давай, ни хвоста тебе, ни чешуи!
 "Монах" - это огромный валун в полутора километрах от берега, с дом величиной, торчащий из воды и обсиженный чайками.
 Летом, издали, он действительно похож на голову монаха в белоснежном клобуке, а вокруг него почти всегда водятся окуни. И часто попадаются экземпляры более килограмма.
 От берега до гряды примерно полчаса ходьбы. От гряды до места рыбалки ещё километров шесть-семь. Дальше, примерно в двух километрах - фарватер. Но там опасно, могут пойти корабли. Народ обычно устраивается в некотором отдалении, там, где глубина 25-30 метров. Обычно здесь держатся стаи крупной корюшки-черноспинки.
 Перед обедом погода начала портиться. Вначале ветер крутился: то с севера, то запада или востока, а потом стала подниматься позёмка и задул устойчивый южный ветер. Его ещё называют отрывным. Перед этим, около одиннадцати часов, сторож пришёл на соседнюю базу, поднялся на вышку и осмотрел залив в бинокль. Там, где должны быть ребята, тьма народу. Потом люди зашевелились, потом забегали. Всё пространство залива погрузилось в белую пелену. Видимость упала до нуля...
 Рассказывали, что перед непогодой по фарватеру прошёл ледокол, ведя за собой несколько сухогрузов и оставил за собой полосу ледового крошева шириной с километр. Там, где сидели рыбаки, поползла паутина трещин, которые становились всё шире, пока волна не отделила куски льда друг от друга. Кое-кто, у кого оказались резиновые лодки или большие камеры, сумели выбраться. В утлую резиновую лодчонку стремились вцепиться все, кто был поблизости. Их били по рукам, по голове, чтобы поскорее отойти подальше от этого места.